Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Есть у нас легенды, сказки
Красные вагоны, обклеенные снежной бумагой, молчали. Ветер, присвистывая, белой метлой скреб полотно дороги, заметал, путал блестящиенитки рельсов. Черный паровоз нахватал полные глаза легкой, холодной пыли.Отфыркивался. Железная рука семафора загораживала путь. Красный, сзакопченной головой, курил из огромной трубки, пуская клубы дыма, зяб в двухверстах от станции. Генерального штаба генерал-майор Ватагин хорошо знал, что если чехи еговозьмут в свой эшелон, то он спасен. Генерал шел к длинному составу пешком, через снежное поле, вяз по пояс, задыхался, потел. Усталости не было. Смертьсильнее. Она пожаром полыхала за спиной. Ватагин не думал о месте в жаркойтеплушке. Огромное счастье попасть на тормоз. Руки в рваных перчаткахвцепились в холодное железо. Высокие ступеньки четко встали перед лицом.Сейчас. Нет. Белый, мохнатый загородил дорогу. -- Куда! Нельзя! -- Ради бога. -- Пшоль! -- Я генерального штаба. Я генерал. -- Генерал, зачем бежишь? Боишься драться, русск свинья. Тебе бы чехвсе делаль. Пшоль! -- Красные рядом! Спасите! Умоляю! Христа ради. Над головой изогнуласьчерная короткая змея. -- Нагайкой хочишь? -- А-а-а! А-а-а! -- Пшоль! Снег оказался очень жестким. Больно стукнул по затылку. Хотя этоневажно. Лежать можно было свободно. Генерал вытянулся вдоль рельсов вверхлицом. Белый, мохнатый чех на тормозе ничего не видел. Паровоз толькофыркал, отплевывался и курил. Острая бритва раскаленной железкой закраснелавдоль длинного бока поезда, колющими искрами брызнула в тонкие доски.Обожгла. Тараканами от света метнулись наружу. Свинцовый кипяток свистнулнад головами, ошпарил. Корчиться стали, кувыркаться. В плен взяли толькораненых. Много было женщин. Они хотели с мужьями уехать в Чехию. Разбиратьнекогда. Спирька Хлебников стал обшаривать карманы. Клочков полез в вагон.Красноармейцы раздевали убитых. Вольнобаев покачивал головой. -- Эх, бабья-то сколько наклали. Женщины лежали все вместе, кучей. Их было не меньше сотни. Чехизаторопились домой. С русскими не считались. Отбирали у них паровозы, выкидывали из поездов. Что русские? Красные ведь тоже русские и белыерусские. Русские с русскими разберутся. Скорее. Домой. Бежали на Восток, путались в стальной паутине дороги, вязли в снегу. Нет времени отойтиспокойно. Красные молнии мечутся по бокам. И впереди. Да, они уже далековпереди. Может быть, придется пойти на соглашение. Поклониться есть чем.Бросить красным подачку. Его, самого главного. Он со своим поездомзадыхается тут же. Вот хорошо. Его. Надо иметь в виду. Богдана Павлу сменил новый консул, доктор Гире. Дальновидный. Началзаигрывать с земцами. А его что? Его надо придерживать на всякий случай. Ипускать вперед и не пускать. Он волновался. Весь эшелон его нервничал. Вызывали чехов дляобъяснений. Они были любезны, но отвечали уклончиво. В столовой салон-вагона он говорил с майором Вейроста. -- Майор, я прошу вас не задерживать мой поезд. Говорят, что красныеблизко. Дамы нервничают. Надеюсь, не задержите. Чех предупредительно улыбался, кивал головой. -- Конечно, я сделаю все, что в моей власти. Колчак сердился, но был бессилен. -- Но, майор, это не ответ. Я прошу вас сказать мне определенно, когдабудет отправлен наш поезд? Дамы готовы были расплакаться. Они сидели за столом. Тут же. МайорВейроста повертывал холеное лицо к нему, к присутствующим. Немного странно, что ему не верили. Разве чешский офицер будет лгать. -- Не беспокойтесь, ваш поезд будет отправлен при первой возможности. У Колчака бритое лицо, распаханное летами, седеющая голова. Сухие, крепкие пальцы комкали салфетку. Взгляд тяжело упал на жирную белую щекумайора. -- А, наконец, я не понимаю вас. Тогда говорите прямо, что надежды нанаше немедленное отправление нет. Так? Вейроста верен себе. Точно исполняет предписание своего начальства. -- Мы сделаем все возможное. Больше терпеть невозможно. Чех просто издевается. Диктатор горд. Едва кивнул майору. Обед оставил. Вышел. Заперся в своемкуце. Тяжелые плюшевые диваны мешали. Душно. Неужели конец? Власть, конечно, ушла из рук. Но жизнь? И она разве? Адмирал видел смерть не раз. Та былабледная, белая. Встречал ее спокойно. Не тронула. Теперь другая. Красная.Страшна. Как раньше не замечал, что она неизбежна. Ее не прогонишь. С кем? Кто поможет? Порядка не было. Людей нет и не было. Никто не слушался. Всякийсвое. О России не думали. О себе. Только. Ну кто, кто они? На пружинахмягко. Глаза надо закрыть. Вот, можно вспомнить... Атаман Анненков не хотел даже дать сведений, сколько у него штыков.Грубый. Не вы мне дали их, не вам и считать. Партизанщина. И сейчас тоже.Чехи о себе. Железнодорожники требуют взяток. Давал много. Обещают. Потомобманывают. Не отправляют. Эшелон стоит. Никто не слушается... Рядом ктостоял? Иван Михайлович. Мальчик с виду, в душе черный. Сил много. Ноавантюрист... Пепеляев, Виктор Николаевич. Тоже еще у кадетов в цека.Недалек, ограничен, хотя и прямолинеен... Вологодский, старая шляпа...Старынкевич, хитрый иуда. Продал свою партию с Областной Думой и Уфимскоесовещание. За власть отдаст все. И себя. Россию, безусловно... ГеоргийГанс... Кто его знает, не то целует он, не то яду сыплет тебе в стакан...Тольберг... Проныра... Людей нет. Зачем было ввязываться в это дело? Хорошо, один откажется, другой откажется. Кому-нибудь надо же Россию спасать.Наконец, это нечестно. Ну, вот и пошел. Ввязался. За окном плясала метель. Мерзлыми космами жестких волос шлепала постеклу. Смеркалось. Ехидная рожа Гайды. Нет покоя. " Да, ваше высокопревосходительство, уметь управлять кораблем -- это ещене значит уметь управлять всей Россией". И вот хватило наглости у человека. Прямо в глаза так и вылепил. Хотянемного он прав. Сделать многого не сумели. Взять, например, Осведверх.Агитация. Кому она на руку только? Да. Лучше, безусловно, не думать об этом.На этот случай хорош профессор Болдырев. О философии хорошо толкует. Одномустрашно. Бархатные мягкие диваны давят. Как могильные плиты. Воздуха совсемнет. И теснота ужасная. Пришел профессор. Зажгли огонь. Метель все равно пялила в окно своюбелую рожу и косматую гриву. Ну ее. Профессор вздумал тоже говорить об этом.Какой несносный. Не просили же его об этом. Остановить неловко. Говорит. -- Положение нашей армии таково, что не только на победу -- надежды нетна простую остановку фронта. Мы в полосе заговоров и восстаний. Но эсеры невыступят, потому что они одни бессильны. Опасны они тем, что могут войти всоглашение с чехами, которым анархия мешает эвакуироваться. Эсеры именьшевики не страшны, только их участие в оппозиции плюс для красных иминус для правительства. Кадеты бессильны. Промышленники и биржевикиоткололись и раскололись. Одних отталкивает непримиримость по отношению кСеменову, других -- политика по отношению к японо-русским делам. А кольцовосстаний все суживается. Города и земства открыто говорят о борьбе.Настроение военных паническое. Настроение обывателя равнодушно-озлобленное. Довольно об этом. Есть мысли, которые живут вне времени и пространства.Чистые мысли. Жить надо ими. Этого касаться не надо. В столовой старуха Pop говорила с полной брюнеткой: -- Я не понимаю, почему они так ненавидят нас? Почему они гонят нас, почему отобрали у нас дома, все имущество? Ведь это же грабеж. Все, что мыимели, досталось нам с мужем от моего отца после его смерти. Отец приобрелвсе честным трудом. Я не понимаю, в чем моя вина перед ними. За всю жизнь яникому не сделала зла. Я со всеми была вежлива и даже прислуге никогда неговорила ты. Я всегда участвовала во всех благотворительных базарах в пользубедных. Старуха с негодованием пожимала плечами. Брюнетка соглашалась: -- Ах, это ужасно, ужасно. И вы знаете, эти звери не щадят никого. Онине считаются с тем, сделали ли вы им что плохое или нет. -- Ужасно! Ужасно! По бокам дороги, вдоль всей линии, ползли обозы. Больные, здоровые, раненые, живые и мертвые. Вшивые, голодные. -- Нет, лучше не будем говорить об этом. Мне хочется закрыть все шторы, чтобы не видеть этого кошмара, этих мук нашей бедной армии. Брюнетка закрыла лицо руками. Пальцы атласные, с кольцами. Сквозь нихне видно. -- Да, да, не будем говорить об этом. Может быть, даст бог, всеустроится. Ротмистр Беков всегда выручал. Веселый человек. Кавказский. Огонь.Кинжал в серебре. Пояс. Строен. Ловок. Патроны на груди. Глаза огромные, черные. Нос хорош. Усы. Зубы -- две пластинки. Белые-белые. Сапожки мягкие.Ноги быстрые, легкие. Эх, есть у нас легенды, сказки, сказки. Обычай наш кавказский, кавказский. Прыгает ротмистр по ковру. Машет кинжалом. Гнет тонкую талию. Есть у нас легенды, сказки, сказки. Он уже плывет. Едва ступает. Кинжал сверкает. Выхватил другой.Поменьше. Сталь звенит. Есть у нас легенды, сказки, сказки. Дамы улыбались. И старуха красавица Pop и брюнетка. И женщина в лисьемгоржете с двухлетней девочкой. Их много было там. Это было уж ночью. Обозыостановились, жгли костры. Мерзли у огня. Вши ужасно надоели. Назойливоезарево кровью мочило шторы. Нечего обращать внимание. Думать не надо. Укостров грызли черствый, мерзлый хлеб. Спали сидя. К чему все это? Когда" есть у нас легенды, сказки". Ротмистр устал. Девочка попросила апельсин. Офицер бросился к себе вкупе. У него много апельсинов Он умеет доставать. У чехов. -- Тебе очистить? -- Я сама. -- Ну, ну. -- Шоколаду, может быть, хочешь, крошка? -- Хоцю. -- На вот, кушай. Сам вышел проститься. Он был очень вежлив. Адмиральские погоны совсемеще новенькие. Орлы на них черные. И куртка черная. По-английски любил онговорить. Знал хорошо. -- Покойной ночи. Очень мило. Обязательно чего-нибудь добавит. Какое-нибудь пожелание. -- Бог поможет -- все будет хорошо. Говорил так. Думал иначе. О чехах, о чехах. Ненавидел их он. " Чехи на фронт не пойдут, хоть плати им платиной вместо золота, потомучто они, во-первых, сволочь и трусы, во-вторых, достаточно награбили идорожат своей шкурой, торопятся домой. Голове тяжело. Уснуть, пожалуй.Думать не стоит". -- Покойной ночи. Шторы в окнах плотно закрыты. Полусвет. Тепло. Уютно. Чисто. Почему-тотолько вот обитые бархатом диваны давят, как могильные плиты. Ничегоподобного в действительности нет, конечно. Это только так кажется. А кровь вокнах? Об этом не надо говорить. Не надо замечать. Ротмистр очень мил.Неутомим. Есть у нас легенды, сказки, сказки. Обычай наш кавказский, кавказский. Может быть, там, за линией, в стороне, на морозе, никого и нет. Никто, может быть, и не замерз, не умер. Ах, зачем об этом думать. Бог даст, всеустроится. Мы отступаем. Мы слабее красных. Не в силе он, а в правде. Да, мыправы. Да. Опять об этом же. Как бы избавиться, не думать. Очень просто.Вино есть великолепное. И ротмистр мил, мил бесконечно. Он уже откупорилбутылку. Пьем. Дам много и офицеров. Все штабные. Отчего не провести время.Пьем. Так жили. А красные уже далеко забежали вперед. Диктатору доложили, что вИркутске почти Совдеп. Узнали об этом днем. Он бросил беседу с Болдыревым. Офилософии. Вышел в салон. Приложил руку к козырьку. -- Господа офицеры, благодарю вас за службу. Вы свободны. Кто хочет, может идти к новому правительству, кто хочет, пусть остается и разделит сомной мою участь. Смерти он никогда не боялся. Теперь привык и к красной. Был оченьспокоен и тверд. Железная дорога не артерия. Она вена. Артерии сбоку, в стороне. В венечерная, отработанная, почти гнилая кровь. В артериях чистая, свежая, горячая, красная. Била потоками, кипела. Так было.
Данная страница нарушает авторские права?