Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Везем пожарПокраснела зеленая шаль тайги. Покраснело толстое снежное одеяло наземле. Покраснели кудрявые, серо-белые овчины на небе. Красная стеназагородила дорогу. Красный ужас морозом сжал сердца бегущих. Ткнувшись вкрасное, несокрушимое, обозы сгрудились, сдались, покорные, жалкие в своембессилии. N-цы с длинной кишкой подвод приплелись в город, занятый партизанами, тупые, равнодушные ко всему, без сопротивления положили оружие. Барановскийс Фомой попали в лазарет. Красное победило. По белой России забили красные ручьи. Тонкими струйками бежали они попроселкам, в реки сливались на больших дорогах, шумели и хлестали половодьемна трактах, на железной линии. Заместитель Молова Давид Гаммершляг, командир роты Степан Вольнобаев икрасноармеец Андрей Клочков шли рядом, впереди полка. Сзади на головныхсанях играло с ветром красное знамя. Все были в желтых полушубках, шапках сушами и валенках. У Клочкова на шее мотался огромный алый шарф. Двое молчаулыбались. Было чему. Третью тысячу верст шли без отдыха, без поражений.Клочков оглядывался на пегого мерина в первых санях. Запах пота и навозанапоминал о тихом, родном. Красноармеец, невнятно бормоча, ткал канву стиха. Двигай, пеганый, скоро Пройдет метель, Остались далеко горы, Бредет апрель. Клочков был поэт. Очистится небо ясным, Не будет тьмы. Далеко покровом Красным Уедем мы. -- Ты чего, Андрей, бормочешь? Красный шарф трепался на ветру. -- Хорошо, Степа. Помнишь Челябинск? Так же шли. На Восток. Теперь оннаш. Жалко, Трубина убили. Хорошо. Сильней упирай шипами -- Несется пар, Вывертывай лед кусками, -- Везем пожар(* Стихи поэта-рабочего А. Шульгина). (*) -- Степа, сибиряки, наверно, и не чуют, какой грохот поднимем мы у нихтут со своим приходом. Немного тяжеловатый, полный, белокурый, с пушистыми светлыми усамиВольнобаев, высокий, сухой, рыжий, горбоносый Гаммершляг не отвечали. Словане нужны. Был мороз, снег хрустел под ногами полка, под полозьями саней. Парвалил от лошадей. Красный N-ский полк подходил к Медвежьему. Звоном колокольным ударило при входе в улицу. Золото икон и хоругвейблеснуло навстречу. Пирогами, шаньгами, свежим хлебом запахло. Широкорасступились дома. Огромная толпа на площади. В середине зачем-то черный скрестом Мефодий Автократов. И звон. Ведь тогда тоже был звон. Тогда он лгал.А теперь? Разве радовался? Опрокинуть все это. Залить своим. Теснее ряды.Лица тверды и суровы. Снег хрустит. Вставай, проклятьем заклейменный... Проснитесь, вставайте. Не надо его с крестом. Весь мир насилья мы разрушим До основанья... В ногу. Все как один. Лица зарумянились ветром. Знамена кричат. Красныйшарф Клочкова протестует. Мы наш, мы новый мир построим... Кто они? Что несут на штыках? Что написано у них на знаменах? С Интернационалом Воспрянет род людской. С Интернационалом Воспрянет род людской. А Он? Есть Он? Колокол лезет со своей болтовней, напоминает о Нем.Чепуха. Долой Его! Нет Его! Куда Ему против нас. Не верим мы! Никто не даст нам избавленья -- Ни бог, ни царь и ни герой... Но как же все-таки? Родные вы, близкие, ждали вас. Только понятьневозможно. Никогда не слыхали. Слушайте, слушайте нашу песнь: Добьемся мы освобожденья Своей лишь собственной рукой... Иных путей нет. Сомнений быть не должно. Так поют угнетенные рабы вовсем мире. Так поем мы, освободившиеся. И верим. Убеждены: С Интернационалом Воспрянет род людской. С Интернационалом Воспрянет род людской. Только. Да. Разве это не так? Не видите? Вот он, Интернационал. Мы. Мы.Смотрите. Гаммершляг -- бывший военнопленный немецкий еврей. Вольнобаев --русский столяр. Клочков -- кузнец наш. Он поэт. Вот у него какой красныйшарф. Рядом товарищ Ван Ю-ко, желтолицый, косоглазый. Косу остриг. Черный, упрямый, красногубый Сегеш -- мадьяр. Бледный, белый, высокий, широкийСмалькайс -- латыш. Курносоватый Петров. Интернационал. Мы. Мы. Наконец он замолчал. Язык его повис холодной сосулькой в широкойкруглой дыре. Ушел и он, черный, с крестом. Золото икон скрылось. Красныезнамена торжествовали. -- Ура! Да здравствует Красная Армия! -- Да здравствуют красные партизаны! Да здравствует Советская Сибирь! -- Ура! Ура! Ура! Наконец-то они пришли. Нет больше белых. Нет Таежной Республики. ВсяСибирь -- Социалистическая Федеративная Советская Республика. Толпа срадостным любопытством разглядывала красноармейцев. Штаб таежного фронта давно уже стоял в городе. В Медвежьем случайно былСуровцев. Ревком поручил ему выступить с первым словом приветствия. Партизанвышел на трибуну. -- Товарищи, мы, красные партизаны Сибири, с чистой совестьюприветствуем вас. В то время, когда вы шли от берегов Волги, мы здесь несидели сложа руки. Перед кровавым диктатором голов покорно не склонили. Мыушли в глушь тайги, как смогли, сорганизовались там и бросили гордый вызовшайке палачей трудящихся, душителей революции. И мы боролись с ними, уничтожали их без пощады. -- Правильно! Смерть белым гадам! Правильно. Партизаны и крестьяне были единодушны в своем негодующем приговоре надвчерашними хозяевами страны. -- Смерть гадам! Толпа закачалась, потемнела, взволнованная воспоминаниями. -- Теперь, когда вы здесь, когда мы соединились, раздавив общимиусилиями белую гадину, мы приветствуем вас, как своих старших товарищей исоратников. Мы знаем, что за годы борьбы вы окрепли, закалились, приобрелиогромный опыт и знания. Мы знаем, что теперь Красная Армия сильна, чтотеперь нам не страшны никакие враги. Но если кто осмелится вновь встатьпротив нас, если найдутся у нас новые враги, то на борьбу с ними, на борьбудо конца красные партизаны готовы выступить хоть сейчас. -- Правильно! Готовы! Нет пощады буржуям! Все пойдем! -- Да здравствует Красная Армия! -- Ура! Ура! Ура! Красноармейцы улыбались. -- Да здравствует единая Красная Армия рабочих и крестьян! С ответной речью выступил Гаммершляг. Говорил по-русски он совершенносвободно, с едва уловимым акцентом. -- Товарищи партизаны, рабочие и крестьяне Сибири, мы приветствуем вас, как стойких защитников власти трудящихся. Ваши заслуги перед революциейнеоценимы. Вы сумели понять истинный смысл событий. Вы не дали обмануть себяни сладкоречивым меньшевикам, ни эсерам. Вы не подчинились кровавомудиктатору. Вы правильно поняли характер Октябрьской революции как революциипролетарской. Глубоко верно вы решили, что начавшаяся война двух классов --буржуазии и пролетариата -- не может кончиться ранее того, как одна изсторон будет сломлена, побеждена. Вы не пошли на соглашение со своимиугнетателями. В глубоком тылу у врага, почти без оружия, без средств, выподняли знамя восстания, вступив в неравную борьбу с вооруженными до зубовкультурными зверями. В неравной схватке вы не уступили врагу ни пяди, вы счестью выполнили до конца свой долг революционера. История не забудет ваштруд и вашу кровь. Партизаны стояли довольные. -- Но знайте, товарищи, борьба еще не кончена. Наш враг -- буржуазия, многоголовая страшная гадина, когда ей размозжат одну хищную пасть, онащелкает зубами другой, ей другую -- она третьей. -- Сокрушим! Посшибам! -- Колчак уничтожен, Деникин разбит, но враги есть еще. Мы уверены, чтобуржуазия еще не раз попытается задушить нас вооруженной рукой. Еще неодного Колчака и не двух Деникиных придется нам разбить. -- Разобьем! -- До тех пор, пока рабочие и крестьяне других стран будутбездействовать, будут покорно гнуть спины под властью капиталистов, мыдолжны быть готовы каждую минуту отразить нападение мировых хищников. Покапожар коммунистической революции не охватит весь земной шар, пока власть неперейдет в руки пролетариата, трудящихся во всем мире, мы должны иметьсильную армию. Она есть у нас. Наша рабоче-крестьянская Красная Армия --угроза всему буржуазному миру. Вам, товарищи, остается только влиться в нее, пополнить ее ряды. Честь вам и место, герои-партизаны, в рядах славнойКрасной Армии. -- Мы готовы! Пусть только хоть один буржуй зашевелится! -- поднялсястарик Черняков, снял шапку, тряхнул серебром кудрей. -- Товарищи, да разимы, да рази я... (старик волновался, не вполне владел собой). Да никогда! Чтобы, значит, опять под этими гадами жить. Двух сыновей шомполами запороли. На глазах Чернякова заблестели слезы, голос задрожал: -- Двух сыновей до смерти. Почти у каждого, однако, ведь так. Сколькосирот понаделали белые гады, сколько народу погубили. Товарищи, мы все, всепойдем. Уж, значит, чтоб до конца. Мы знаем, что пока эти кровососы живы, так нам и жизнь не в жизнь. Черняков разволновался, не мог больше говорить, махнул рукой. Слушателиподдержали оратора дружными аплодисментами и криками: -- Верно, дедушка! Верно! Чернякова на трибуне сменил сутуловатый, черноусый шахтер Коптев. -- Нет угла такого! Всю Россию окровянили! Гады! -- Товарищи, нам, побывавшим под властью Колчака, нечего говорить онеобходимости борьбы с буржуазией. Убеждать нас не надо. Мы на своей шеевынесли весь гнет белогвардейщины и знаем теперь отлично, что может рабочемудать власть разных атаманов и генералов. Нельзя спокойно говорить об этихкровопийцах. Шахтер сжал кулаки, нахмурил брови, сделал паузу. -- Что они наделали, мерзавцы. Ведь всю страну залили кровью. Сколькопогибло народу. Сколько запорото, повешено, засечено. Нет той деревни, тогогорода, завода, фабрики, копей, где бы не было замученных ими. Я не знаю, есть ли хоть одна семья в Сибири, в которой не было бы жертв золотопогонныхнегодяев, сиятельных убийц. Моя жена, когда меня арестовали, пошла с двумяребятишками к палачу в золотых погонах просить о моем освобождении. А он, негодяй, зверь, он ее... Коптев согнулся. Усы тряслись и губы прыгали. -- Он ее при ребятишках, при ребятишках изнасиловал. Обезумевшая, онабросилась из комнаты, а в сенях ее сгреб денщик. И он тоже. Холуй, гадинапресмыкающаяся, он тоже, как и его барин, тут же в сенях, на полу, на глазаху детей. А ребятишки стояли и плакали. Мать-то с ума сошла потом, а дочкасемилетняя мне все рассказала, когда меня, выпоротого, отпустили из тюрьмы.Пожалуй, расскажи об этом в обществе благородных негодяев -- не поверят. Какже можно, они -- люди культурные. Ух, эту культуру ихнюю... Рабочий потряс кулаками, стиснул зубы. -- Эту культуру я бы всю истер в порошок. Эту культуру, которая даетправо вылощенному хлыщу насиловать наших жен, а нас самих пороть, вешать, стрелять без счета и конца. Нет уж, довольно, будет. Попили они нашейкровушки, эти звери культурные. -- Будет! Будет! Довольно с них! -- Шахтеры Светлоозерного не выпустят винтовок из своих рук, покагде-нибудь будет жив еще хоть один такой негодяй. По первому зову советскойвласти мы готовы вступить в ряды нашей Красной Армии. -- Хоть сейчас! Идем! На трибуну снова вошел Черняков, от имени ревкома объявил митингзакрытым, пригласил красноармейцев обедать. -- Вы, товарищи, наголодались там, в Росеи-то, а у нас хлеба хватит.Заходите, товарищи, в любой дом. Площадь стала пустеть. Хозяйки выходили из домов, наперебой приглашалик себе красноармейцев. Толпа, растекаясь по улицам, уводила с собой гостей.Широко распахивали избы двери, встречали теплым, ласковым запахом мягкогохлеба, мясных щей, жареных поросят и гусей. -- К нам, товарищи! -- К нам, к нам! Спирька Хлебников тяжело ввалился в светлую просторную горницу. Шапкуне снял. Сел в передний угол. Бросил на стол черный длинный револьвер икошелек, распухший от золота. У чехов взял. У генерала Ватагина. -- Хозяйка, я хулиган. Корми меня -- заплачу. -- Что ты, батюшка, зачем нам деньги. Мы рады вам и так. Старуха кланялась. -- Не спрашиваем мы, кто рад нам али нет. Мы идем. Я хулиган. Не дают-- беру. Дают -- плачу. Гони, хозяйка, все на стол. Клочков на своей квартире встретился с беженцами. Испуганные, онизабились в угол избы, со страхом смотрели на красноармейцев. У них было троеребят. Клочков принес из саней фунтов пять сахару, полведра масла, мешокрису. По дороге насобирали. У белых отняли. -- Берите, товарищи, это все народное. Беженцы отказывались. Клочков настаивал. Увидел, что дети плохо обуты, притащил им маленькие валеночки. В брошенном эшелоне подобрал. В других избах красноармейцы раздавали хозяевам мануфактуру, чай, спички, обувь. Всего было много. Некуда девать. Сани ломились. -- Берите, товарищи, это все народное. К чему все это. Мир весь завоевали. Мир наш. А тряпки -- чепуха. Их ненадо лишних. Они взяты белыми у этих же крестьян. -- Берите, товарищи, это все ваше, народное. Четверо -- Ван Ю-ко, Смалькайс, Сегеш, Петров - сидели вместе. Хозяевасуетились у стола. Накрывали скатертью. Чай подали со сметанными шаньгами, створогом, с маслом, с топленым молоком. Гуся жирного, огромного распласталив жаровне. Хлеба снежно-белого горку набросали. Блинчики, легкие, нежные, горячей стопкой поставили. -- Кушайте, товарищи. Данная страница нарушает авторские права? |