Отношение к власти в традиционном массовом сознании.

«Правильная» власть представляется как общественно необходимая, как отражение совокупных интересов всего общества, хотя и в соответствии с нормативной социальной иерархией. «Справедли-вая» власть обеспечивает привычную, т.е. сложившуюся меру нормативности и иерархизма, не допуская полного разрыва патерналистских связей. При соблюдении таких условий носитель власти наделяется особыми способностями и полномочиями. Но столкновение с реальной властью порождало в массовом сознании иной стереотип — государство как сила враждебная и угнетающая, а сфера власти как источник зла. Такое двойственное отношение к государству нередко проявляется в движениях протеста, руководствующихся идеей установления «хорошей власти». Предполагается, что такая власть регулирует взаимодействие локальных культур различных регионов, местностей и субкультур различных социальных слоев. Хотя высокая культура, получающая выражение в праве, политической идеологии, литературе, искусстве, науке, в значительной мере создается в интересах господствующего класса, она становится выразителем общего начала.

Однако, несмотря на культивируемые идеалы «благочестивых халифов», справедливого царя Ашоки в буддизме, идеального царя Викрамы в Индии и т.д., практическая деятельность благочести-вых монархов была беспощадной, диктуемой прагматическими интересами правящего класса, а подчас и прямым произволом. Это создавало устойчивую традицию недоверия к реально суще-ствующей власти как силе враждебной и угнетающей. Уже в Палийском каноне буддизма опасность от королей стоит на первом месте, предшествуя «опасности от разбойников, огня, воды и хищных зверей».

Ерасов Б.С. Социальная культурология: Учебник для студентов высших учебных заведений. — Издание третье, 180 доп. и перераб. - М.: Аспект Пресс, 2000. - 591 с. Янко Слава 181 (Библиотека Fort/Da) || https://yanko.lib.ru

Действительность неизменно демонстрировала отчужденную сущность власти. Усиление притеснений со стороны государства приводило к неустойчивости тех форм регуляции общества, ко-торые были с ним связаны, в том числе как с источником общих моральных норм и законов. Когда «антиобщественное» содержание этих предписаний и сущность самой власти становились оче-видными, происходило «отпадение» народных масс, ощущавших себя жертвами как несправедливых законов, так и прямого произвола со стороны власть имущих. Потрясения возникали не только в силу внутренних причин. Социальная организация, исходящая

из отождествления общества с государством, оказывалась неустойчивой и при столкновении с внешними силами. Стремление к усилению данного государственного организма было чревато из-нурительными войнами, результатом которых даже в случае успеха было тягостное напряжение сил народа ради целей, становящихся ему все более чуждыми.

В разрыве с культивируемым «благим» стереотипом государство представало в сознании как сила враждебная и угнетающая. Бесперспективность протеста против него питала тенденцию к от-странению от государства, уходу в частную жизнь, в особую сферу, куда не могла добраться рука власти.

Переходные состояния в периоды неустойчивости сопровождаются возникновением массовых народных движений, выступающих, как правило, за создание «справедливой» власти, отражающей общие интересы. Эти движения часто порождают харизматическую фигуру вождя, способного в силу своих личных качеств и своей одаренности «высшей силой» превзойти данное состояние общества и направить его на достижение новых целей. Протест против классового угнетения и против власти, отчужденной от народа, вызвал к жизни огромной силы движения, ломающие устоявшиеся порядки. Однако позитивная программа этих движений оказывалась неизменно утопичной, что приводило к их подавлению или перерождению даже в случае первоначального успеха.

В мировой науке длительное время ведутся дискуссии относительно так называемого «восточного деспотизма». Деспотизм определяется в политологии как ничем не ограниченная бесконтрольная власть, не стесняемая никакими формальными правилами или законами и опирающаяся непосредственно на силу. Соответственно антиподом деспотизма является гражданское общество, основанное на политических свободах и праве. Принципиально отличается от деспотизма монархия, основанная на соблюдении как законов, так и прав и прерогатив, принадлежащих различным сословиям и корпорациям.

Многие участники этой дискуссии исходят из положения, что именно через такое понятие следует определить принципиальное отличие неевропейских и европейских политических структур. Нередко сущность деспотизма при этом усматривается в личном произволе высшего носителя власти, какого-либо восточного (или африканского) тирана типа турецкого султана, персидского шаха, китайского императора или иного великого «царя царей». Несомненно, что роль произвола и своеволия в этих обществах была значительной, хотя вряд ли в этом плане существовало принци-

пиальное различие между Европой и не-Европой в те или иные периоды (напомним о деспотической жестокости французского короля Людовика XI, английского короля Генриха VIII или испанского короля Филиппа II). Восточные, а затем и африканские социально-политические структуры предстали как гораздо более сложные, сотканные из противоречий, подверженные напряженной внутренней динамике. Власть была необходимым средством регуляции общих дел всего общества. Поэтому она часто изображалась в патерналистских, семейных символах, предполагающих ее покровительство всему народу, а не только услужение привилегированной элите и господствующей верхушке. Последняя нередко представлялась помехой в отношениях между народом и верховным правителем, что отражалось в движениях протеста против плохих советников и чиновников, «обманывающих» правителя. В крайних случаях возникали массовые восстания против монархии — за «хорошего» монарха.

Впрочем, проблема деспотизма не может быть сведена лишь к проявлению личного своеволия. Важным аргументом в подтверждение концепции «восточного деспотизма» является бесконтроль-ность власти на Востоке, бюрократической (командно-административной) системы, распоряжающейся всем хозяйством и располагающей верховной собственностью на главные средства производства. Государство предстает как самодовлеющая сила, стоящая над человеком и обществом. Именно оно, как предполагается, регулирует все отношения — в семье, между первичными груп-пами, городом и деревней, этническими группами и т.д. Общество ничего не могло противопоставить государству, находилось от него в полной зависимости и поэтому принимало сервильный характер.

Аргументация в пользу концепции «восточного деспотизма» наталкивается на серьезные возражения. Прежде всего во всяком зрелом восточном обществе существуют устойчивые духовные «предохранители», препятствующие властному произволу. Пережив на определенном этапе тягостные последствия своеволия царей, каждое общество создавало стереотип неправедной и же-

Ерасов Б.С. Социальная культурология: Учебник для студентов высших учебных заведений. — Издание третье, 181 доп. и перераб. - М.: Аспект Пресс, 2000. - 591 с. Янко Слава 182 (Библиотека Fort/Da) || https://yanko.lib.ru

стокой власти, которая нарушает общественное благоденствие и которую нельзя допускать. В Ветхом Завете такую нагрузку несли образы царя Ирода, Навуходоносора, египетского фараона и других персонажей, подчас выступавших как воплощение Антихриста*. В исламе таким воплощением неправедности были Кесарь и Хосров. В Китае им стал первый китайский император Цинь

* См.: Аверинцев С.С. Антихрист // Мифы народов мира. — М., 1982. — Т. 1.

Шихуан. Около двух с половиной веков с необыкновенным ожесточением противостояли русские раскольники царской власти (и повязанной с ней «нечестивой никонианской церкви»), доходя в этом противостоянии до крайностей: уход от мира, бегство в глухие места, массовое самосожжение. В каждом регионе политическая культура включала в себя устойчивое представление о «праведной» и «неправедной» власти и о Законе, который выше и долговечнее всех земных властей и в котором подданные находят право на неповиновение и восстание.

Конечно, духовный идеализм большей частью пасовал перед политическим реализмом, и духовный институт, призванный выступать от имени общества в целом, оказывался бессильным перед реальными проявлениями своеволия. Однако история Китая знает успешные крестьянские восстания, во главе которых становились оппозиционные конфуцианцы, а в мусульманском регионе немало правителей погибло от рук экстремистов, направляемых религиозной оппозицией. В XVI-XVII вв. из 15 османских султанов 6 были низложены по обвинению в нарушении шариата, двое из них казнены. Религиозный закон постоянно оказывался достаточно влиятельной силой в ограничении деспотизма и авторитарности правителей.

Противоречивость и ненадежность таких форм регулирования общественных дел, которые представляла государственная власть, заставляла общественное сознание искать в религии более убедительную основу для выражения интересов и чаяний народных масс, которая была бы неподвержена превратностям «земной» политики.