Организаторский труд

Обосновывая тезис об общности производственных и управленческих процессов, А. Гастев и его коллеги уделяют некоторое внимание и собственно управленче­скому труду. Социальный инженер в их представлении и есть руководитель того или иного трудового коллектива, от которого прежде всего зависит успешность функционирования всей «социально-инженерной» машины как единого «техно-биосоциального» комплекса.

Умелым, по мнению А. Гастева, следует считать такого организатора, который «может развернуть дело в сжатых положениях в ограниченном куске времени, на очень ограниченном, небольшом пространстве, с небольшим количеством инстру­ментов и с ограниченным материалом, причем он часто должен будет время пере­водить в пространство, пространство переводить во время»⁵⁹.

Для обстановки, в которой пребывала Россия после Октябрьского переворота и гражданской войны, оказалось важным, по мнению А. Гастева, такое качество организатора, как хозяйственная изворотливость (терминология А. Гастева), под которой он разумел способность руководителя осуществлять значительные, часто неожиданные и быстрые хозяйственные маневры в условиях сжатых сро­ков, ограниченных капиталов и засилья декретов и приказов «сверху»⁶⁰.

Поскольку, говорил А. Гастев, руководитель той или иной структуры имеет дело не только с вещами, но и с людьми, он должен обладать целым рядом социальных установок, социальных качеств, овладение которыми обеспечит носителю этих качеств хозяйственный успех.

К числу таких установок директор ЦИТ относил прежде всего способность к воздействию, такт, приветливость - качества, которые автор противопоставляет «нарочито подчеркнутой грубости» и которые, по его мнению, должны составить «общий культурный режим», если угодно, общий культурный фон организацион­ных отношений.

Далее ученый формулирует ряд качеств, связанных с искусством коллективной работы, под которым он понимает отнюдь «не элементарныйжитейский комму­низм», с которым «далеко не пойдешь», а умение заражать людей делом. Это достигается такими качествами, как «непреклонная воля и. конечно, известный энтузиазм, без которого заражать других делом совершенно невозможно».

Наряду с искусством заражать А. Гастеп выделяет и искусство распоряжаться, которое предполагает умение находить общий язык с работниками, создавать так называемый социальный капитал⁶¹.

Весьма интересные соображения об организаторской работе высказал и А. Михай­лов, один из ведущих сотрудников ЦИТа. Отмечая полное незнание подавляющим большинством отечественных руководителей принципов научного менеджмента, А. Михайлов метко называет их «советскими мулами», «мучениками», поскольку для них характерно стремление делать все самим. В итоге — нервное истощение, неработоспособность и... замена новыми руководителями ⁶². Но такой преждевре­менный износ людей, «загнанных, как лошадь», естественно, противоречит интере­сам республики и настоятельно требует перехода к принципам и методам научной организации.

Особое внимание А. Михайлов рекомендовал обратить на три аспекта труда орга­низатора: 1) личный режим; 2) установку в работе; 3) планирование ⁶³.

Здесь, однако, следует обратить внимание на известную непоследовательность цитовцев в понимании ими же выдвинутого положения, согласно которому руко­водитель (менеджер) есть прежде всего «социальный инженер», «строитель люд­ских отношений». Так, А. Гастев, говоря о качествах, которыми должен обладать мастер цеха, делает резкое, прямо противоположное по смыслу заявление: «Мы должны вытравить всякого рода субъективную психологическую изворотливость мастери, которым думает, что его задача заключается в так называемой уладке отношений. Будет ли он иметь дело с верховной администрацией, директором... будет ли он иметь дело с низшим рабочим составом... единственный прием его доказательств должен быть график или другой документ расчетного характера... Если же он будет продолжать старые приемы демагогии и внешней услужливости, то должен быть беспощадно удален» ⁶⁴.

Мы видим, что здесь такие только что перечисленные «социальные установки», как такт, приветливость и т. п. А. Гастев вдруг квалифицирует как «демагогию», с чем, разумеется, невозможно согласиться. Но отмеченная непоследовательность не есть что-то случайное для цитовцев. Это. к сожалению, отнюдь не досадная оговорка А. Гастева, а вполне закономерное проявление абсолютизации цитовцами идеи общ­ности трудовых и управленческих процессов, растворяющей управление людьми в управлении вещами. Показав общность управленческих и производственных про­цессов, А. Гастев и его коллеги так всерьез и не поставили задачи показать суще­ственнейшие различия между ними, ограничившись лишь вышеприведенными суж­дениями о качествах руководителей (менеджеров). Разумеется, исследователь волен сужать или расширять зону своих изысканий, сосредоточиваясь на том или ином аспекте предмета исследования. Но в данном случае, как нам думается, гастевцы не ставили перед собой задачу изучения специфики управленческой деятельности не потому, что желали сконцентрироваться на рассмотрении черт и признаков, родня­щих ее с деятельностью трудовой, производственной, а потому, что были убеждены в отсутствии такой специфики. Вот эта убежденность, по нашему мнению, и должна была быть объектом критического запала многочисленных оппонентов ЦИТа, ко­торые, как уже отмечалось, предъявляли ЦИТу совсем иные, несправедливые об­винения в игнорировании управленческой проблематики вообще. Еще раз повто­рим: ЦИТ не игнорировал в своих исследованиях управленческую деятельность, он рассматривал ее, по лишь как простую разновидность трудовой деятельно­сти вообще, не видя принципиальных отличии между ними. «Мы не признаем разницы. — прямо заявлял Гастев, — между так называемым физическим трудом и так называемым умственным трудом» ⁶⁵, прежде всего управленческим.

Но, полностью отождествляя труд рабочих, управляющих станком, верстаком и труд руководителей, управляющих предприятием, объединением, отраслью, А. Гастев и его коллеги впадали в глубочайшее теоретическое заблуждение, неоправданно упро­щающее бесконечную сложность собственна управленческих процессов, сводя­щее глубоко интеллектуальный труд по управлению людьми к ряду простейших движений, операций, приемов. «Методы управления станком, — писал А. Гастев, -предрешают методы управления самым сложным сооружением... точно так же, как ты держишь напильник или молоток, — рассчитано, верно и точно, как ты подводишь резец к болванке, — точно так же ты должен отправлять организационные функции в государстве»⁶⁶. И тот, кто умеет тщательно отделать свое рабочее место, «разло­жив его на стойку, хватку, точность в распределении движения, аккуратность в расположении материала, тот, кто одержит экзамен в пределах этой рабочей зоны, -также блестяще выдержит экзамен и на управление цехом, и на управление заво­дом, и, смеем сказать, на управление государством»⁶⁷.

Но дело не только в теоретическом характере заблуждения. Оно, это заблужде­ние, имело и весьма роковые для страны практические последствия. Обнаружи­вая удивительное сходство со знаменитым ленинским тезисом о «каждой кухарке, управляющей государством», сформулированные А. Гастевым и его коллегами положения явились благодатной почвой для массового выдвижения в высокие управленческие сферы, требующие глубоких и разносторонних специальных зна­ний в области экономики, психологии, социологии, людей «от сохи» и «от станка». Тысячами и тысячами предприятий, организаций, объединений руководили люди, с трудом разбиравшиеся в «4-х действиях арифметики», люди, единственным «дос­тоинством» которых был партбилет. Более того, долгие десятилетия такие люди управляли не только предприятиями, они руководили огромной страной. И. Ста­лин, Л. Каганович, К. Ворошилов, Н. Хрущев, К. Черненко... Сколько их было, высших руководителей, не имевших порой не только высшего, но и общего сред­него образования. Разумеется, нет ничего вульгарнее, чем возложить вину за это на таких блестящих ученых и лично глубоко порядочных людей, как А. Гастев, А. Михайлов, А. Бружес и многих-многих других их коллег, гипертрофировавших важный и нужный подход с позиций общности производственного и управленче­ского труда. К сожалению, нельзя умолчать и о том, что им ловко воспользова­лись люди с иными нравственными и идейными установками.

Представляют несомненный интерес мысли А. Гастева и его коллег о науке уп­равления, о се месте в системе наук, о ее предмете и закономерностях. А. Гастев выражал уверенность в том, что «именно здесь, в нашей девственной стране, воз­можно действовать с наибольшей революционностью», имея в виду область «точ­ных организационных идей» ⁶⁸.