Глава 53. Жестокая реальность или Что пьют ангелы.

Никогда не бывает настолько плохо, чтобы нельзя было сделать еще хуже. Проснувшись, очередной раз рядом с потухшим костром, Панк почувствовал, что заболел, – заболел мерзко и сильно.

Жизнь в лесу была все-таки не сахар по сравнению с любой городской жизнью, и он не был к ней совершенно готов. Ощущение собственной неуязвимости и слияния с природой оказались не более чем мимолетным откровением из мира грез, – на деле же Швед являлся чужеродным организмом для леса, как и лес для него.
Для дикой природы, человек, с его тонкой кожей и извращенным умом, – не более чем болезнь, – хитрая и коварная, но уязвимая. Сами того не замечая, люди воюют с Землей, паразитируя на ней и, негодуя, когда Земля придумывает для них наказания.

Ощущения солгали бедному Панку, – он не был йогом, да и не выжить на севере никакому индийскому, или иному отшельнику, питаясь подножным кормом. Оставьте эти сказки для южных краев и людей, ни разу не испытывавших себя на прочность по-настоящему.

К тому же, ни один отшельник, мухоморный тибетский лама или шаман не позволял себе галлюцинировать так неистово-долго. Это губительно, как для организма, так и для процесса взаимодействия с окружающим миром. Все красивые слова проповедников и искателей истинной духовности в запретных краях с помощью древних практик рассыпаются хрупким стеклом, сталкиваясь с суровой действительностью материального мира.

Так, или иначе, но перед Панком встал выбор, – проверить на практике наличие жизни после смерти или же отдаться на милость людей, попросту сдавшись им и попросив приюта. Решив, что и без того довольно искушает судьбу, а может, и вовсе об этом не думая, Швед отправился к жителям Ассии.
Военные не стали с ним заморачиваться, а просто посадили на поезд, отправив домой. Впереди бедолагу ожидала больница и, конечно, милиция.

Получив несколько раз по печени, Панк быстро во всем признался, был осужден и направлен в колонию. На счастье, к тому времени ему уже исполнилось восемнадцать, и на «малолетку» он не попал.

Пройдя все предварительные страшные этапы, Швед оказался в еще более глухой суровой тайге, среди злобных и изъеденных чифирем мужиков, днем работающих практически за бесплатно, а ночью делающих, кто на что горазд.

Одним из самых приятных занятий было «прокатиться на ручной дрезине» уединившись в коптерке с «сеансами». Еще практиковалось питие «ханки» изготовляемой из какой-то краски, чифирь, а так же, (к большому счастью и удивлению Панка), нюхание слитых из вечно ломающихся пил «Урал» остатков бензина.

Тех, кто занимался токсикоманией, конечно же, никто не уважал, но и особо не трогал. На них просто не обращали внимания. Работай, делай свою норму, не крысятничай, – и живи себе спокойно, хоть и без права голоса.

Панк выбрал для себя путь отверженного, – все свое свободное время он проводил за вдыханием ядовитых паров. Поначалу бензин просто его опьянял, – заставлял смеяться, нести всякий бред, вызывал состояние своеобразной эйфории, быстро сменяющееся тяжелым похмельем, но постепенно Швед начал галлюцинировать.
Вначале глюки у Панка случились не слишком приятные. Первым, что он увидел, было «всеобщее взаимопоедание». Все вокруг принялось пожирать друг дружку, обретя мультипликационные формы. Убегая из коптерки от этого светопреставления, Панк схватился за щеколду двери и был немедленно ею укушен. Целый день он собирался с духом, чтобы вернуться назад. В конце концов, жажда уйти от реальности победила. Пройдя этот неприятный барьер, Швед очутился в мире бредовых бензиновых галлюцинаций, интенсивных, множественных, порой очень красивых, но, все же, туманных неярких и мимолетных.
Так продолжалось без малого месяц. Для окружающих Панк стал и вовсе потерянным человеком. Даже друзья по пакету тихо презирали его. Нельзя сказать, что его это не волновало, и он все чаще уединялся от всех, ища спасение в мире иллюзий.

И вот однажды, сидя в грязной, пахнущей потом, портянками и хвоей сушилке, Швед увидел Ее. Это был настоящий праздник, – гром среди ясного неба, проливной дождь в пустыне, луч света в царстве всепоглощающей тьмы. Панка охватил неописуемый вселенский восторг, сравнимый разве что с религиозным экстазом или настоящей любовью.
Бедняга увидел сидящую перед зеркалом дьяволицу. Она была недосягаемо прекрасна, но тепла и материальна, в отличие от мертвых ликов святых или холодных изваяний богов. Рядом с Лейлой хлопотала служанка, старательно укладывая ее длинные волосы. Позади, глядя на отражение в зеркало, стоял Люцифер.

— Оставь на висках пару прядей, – посоветовал он служанке. – Немного легкости и ветрености, это как раз то, что надо.
— Может быть, сам сделаешь мне прическу? – усмехнулась Лейла.
— Уже готово, – все замечательно, – сказал Нортон, любуясь на ее отражение в зеркало. – Скромная, любящая, нежная, но в меру своенравная; с богатым внутренним миром, не дурочка, но и не слишком распутна; готова стать женой лишь достойного человека; рассудительная, но в душе искренний и чистый ребенок, хоть и наделена безумной женственностью и немного завуалированной сексуальностью.
— Черт, да это ведь все про меня! – блеснув глазами, сказала Лейла.
Притягиваемый ее взглядом, Люцифер подался вперед и, не в силах удержаться, поцеловал в шею, наслаждаясь ароматом нежной бархатной кожи.
— Ты божественна, – прошептал он и улыбнулся.
— Чур меня, изыди, Лукавый! – кокетливо отшутилась Лейла. – Тебе разве не надо развлекать гостя?
— Я до сих пор с ним беседую, сидя в старом халате и со стаканом скотча в руке, – усмехнулся Нортон, одернув пиджак дорогого костюма. – Кстати, он тоже неплохо уже расслабился.
— Ангелы бухают? – улыбнулась Лейла.
— Ангелы делают все, что им позволено, но для того, чтоб вкусить плотских наслаждений, им надо, с некоторых пор, посещать Ад.
— Но почему они сами, только как привидения?
— Михаил, – грустно улыбнулся Нортон. – Он держит всех в черном теле, заставляя соблюдать заповеди. Если же кто-то из ангелов овладевает человеческим телом, то его, чаще всего, уничтожают, именовав демоном.
— И все верят, что Михаил общается с богом?
— Лейла, не забивай себе голову этой ерундой. Верят они, или боятся, – мне глубоко наплевать. У них еще осталась власть, и они держатся за нее всеми силами. Разведешь Габриеля для себя, – окажешь услугу мне. Только не слишком зарывайся, – тебя и так полдворца готовы порвать на части.
— Ты же защитишь меня? – почти серьезно спросила Лейла.
— Как обычно. Но ты уже взрослая девочка, – могу и отшлепать, если что.
— Все маме расскажу, – надула губы Лейла.
— Не расскажешь, – мы с тобой слишком дружны.
— Сказать кому, – не поверят.
— Ты о чем?
— О том, что у тебя есть друзья.
— Не поверит тот, кто не знает меня.
— Какой же ты нудный.
— Я тебя точно выпорю.
— Рука не поднимется.
— Посмотрим. Иди в сад. Не сомневаюсь, что Габриель захочет прогуляться там, поразмыслить о моих доводах.
— Интересно, о чем вы беседуете?
— Я же нудный, – спросишь об этом у ангела.
— Спрошу, лишь бы он не оказался конченым педиком.
— Против тебя никто не устоит. Иди уже. – Нортон еще раз оценивающе взглянул на Лейлу и, повернувшись на каблуках, вышел из комнаты.

***WD***