Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным 32 страница

Стоит также заметить, что обе позиции — представление, что чело­вечество распадается на иерархии различных и неполноценных более или менее людей, точно так же как противоположное представление — что все люди по природе равны, — суть примеры метафизического реа­лизма. Ведь оба образа человека ложно подаются как существующие вне времени для прошлого и будущего.

Космополитизм означает в своей сердцевине (и на этом настаи­вает автор) признание инаковости иного. Это уточняет приведенный выше пример. Имеется в виду то, что исключается в обеих позициях — признание иных как отличающихся и равных. Тем самым обе позиции отрицаются и как расизм, и как универсализм (в их различных формах проявления). Космополитизм лишает будущего расизм, якобы вневре­менной и тем самым имеющий шансы на будущее. Но это также оз­начает, что космополитизм представляет этноцентрический универ­сализм Запада как преодолимый анахронизм, не попадая при этом в ловушку релятивизма 6. Космополитизм — противоядие от этноцен­тризма и национализма как справа, так и слева. Тщательно прорабо­танное понимание уродливой мировой спайки этноцентризма и ксе-

Здесь полезно различение между универсалистским универсализмом и контексту­альным универсализмом [Beck 19 9 7, 135–149].

ГЛАВА viii. МАЛЕНЬКАЯ НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ…

нофобии уже может стать первым реалистическим шагом к обрете­нию космополитического common sense.

Мультикультурализм и космополитизм

Почему нельзя с таким же успехом выразить все это с помощью уже давно введенного понятия «мультикультурализм»? Кто-то сказал, что мультикультурализм — это литературное изложение ситуации, когда кошка, мышь и собака едят из одной миски. В самом деле, мультикуль­турализм утверждает (хотя и в сильно смягченном виде), сущностную идентичность и соперничество культур. Именно в университетах США политика мультикультурализма часто приводит к пустым репрезента­циям меньшинств ради самих репрезентаций, к универсалистскому партикуляризму ради партикулярного.

Космополитизм, напротив, предполагает индивидуализацию и усили­вает, утверждает ее. Индивид в своей личности, браке, родной семье, в своей трудовой жизни, своих политических концепциях и амбициях есть одновременно член различных, часто территориально разделен­ных сообществ. Человек в рамках одной жизни проживает разные, разделенные в национальном и территориальном отношениях жизни, истории, воспоминания. В предельном случае мировое общество осу­ществляется в микрокосме пространства собственного опыта.

Понятие «мультикультурализм» предполагает коллективные кате­гории. Оно ориентируется на более или менее однородные группы, которые мыслятся как разнородные или однородные, во всяком слу­чае отделенные друг от друга и объединяющие отдельных личностей. В этом смысле мультикультурализм — противник индивидуализации. Если верить мультикультурализму, то индивида вообще не существует. Это просто эпифеномен своей культуры и общества.

Поэтому от дуализма Европы ведет линия versus ее варварских иных через империализм, колониализм, этноцентрический универ­сализм, различие традиции и современности вплоть до мультикуль­турализма и «глобального диалога». Отдельный человек может мыс­литься только в территориально-иерархических, этнополитических единицах, которые уже «поверх своих границ» вступают в диалог друг с другом.

Эта социальная предопределенность индивида, которой отмечены также большие части классической социологии, выявляется и снима­ется в рамках космополитического подхода. Различные самоиденти­фикации в разнородности своих притязаний не детерминируют ин­дивида, но несут ему освобождение, полное конфликтов, поскольку

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

он вынужден осваивать (в качестве искусства выживания) наведение мостов и переход по ним. Для этого имеются радикально неравные ре­сурсы. Это ни в коем случае не предполагает веру в космополитиче­ский прогресс, ведь космополитизм вполне может привести к власти урода и политически поощрять все направления.

Космополитизм, таким образом, подразумевает не вневременное уравнивание или снятие всех различий (как это происходит в глоба­лизме), а наоборот, радикальное восстановление и признание инако-вости культурно иных (других цивилизаций и модернов), будущего, при­роды, объекта и других рациональностей.

В данной книге раскрытое таким путем многообразие тем живи­тельной самокритики западного модерна (критической теории в кос­мополитических целях) рассматривается и разворачивается весьма селективно, т. е. преимущественно в первом измерении — в призна­нии инаковости культурно иных.

Перехожу ко второму вопросу этой главы. На чем основано пред­положение, что именно эта вялая и смутная идея космополитизма могла бы выступить в качестве преемницы великих идей хх века? В своей надгробной речи у колыбели космополитизма мне хоте­лось бы изложить четыре парадокса:

1. Сопротивление, оказываемое глобализации, ускоряет и легитими­рует ее.

2. Глобализация продвигается вперед благодаря парадоксальному бра­танию ее противников.

3. Подвергание риску самих себя заменяет демократию.

4. Самообоснование заменяет демократию.

СОПРОТИВЛЕНИЕ, ОКАЗЫВАЕМОЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ, УСКОРЯЕТ И ЛЕГИТИМИРУЕТ ЕЕ

30 января 1996 г. запатистская армия национального освобождения в штате Чьяпас (Мексика) выступила с призывом провести всемирное собрание против неолиберализма и за гуманизм 7. Было предложено организовать серию встреч, на которых оппоненты обсудят стратегию борьбы против глобализации. В призыве подчеркивалось, что власть денег попирает достоинство людей, затрагивает их честь и разрушает надежды. «Неолиберализм есть новейшее имя в истории преступле­ний, в ходе которых громоздятся привилегии и богатства и демокра­тизируются нищета и безнадежность. Имя глобализации — это имя со-

См. в этой связи: David Harvey (2000, 73).

ГЛАВА viii. МАЛЕНЬКАЯ НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ…

временной войны капитала, сеющей разрушения и забвение. На ме­сто гуманности этот неолиберализм ставит индексы фондового рынка, на место достоинства человека — глобализацию нищеты, на место на­дежды — пустоту и на место жизни — интернационал террора». Против интернационала террора необходимо мобилизовать интернационал надежды — таков вывод этого призыва.

В этом смысле глобализация действительно порождает пеструю толпу абсолютно разных противников — анархистов, профсоюзных деятелей, неонационалистов, защитников окружающей среды, под­жигателей лагерей для иностранцев, мелких предпринимателей, учи­телей, священников, католических епископов, папу, коммунистов, фа­шистов, феминистов, ультраправославных, мусульманских фундамен­талистов, любителей птиц и секса. Все они — охотно или неохотно, сознательно или неосознанно — действуют согласно девизу запатист-ского движения: «С глобализацией надо бороться с помощью… гло­бализации!», т. е. на глобализацию террора надо отвечать глобализа­цией надежды.

Сопротивление глобализации завершает глобализацию средст­вами сопротивления. «Глобализация» есть название странного кру­гового процесса, продвигающегося вперед двумя радикально про­тивоположными путями — поддержки и протеста. Краткая формула: «сопротивление ускоряет!» или, по словам Рихарда Фалька, «сопро­тивление глобализации сверху через глобализацию снизу!»

Это своеобразное принуждение практиковать и оправдывать со­противление глобализации только при целеполагании другой, т. е. хорошей, подлинной, глобализации проявляется во многих формах. Тот, кто протестует против глобализации на улицах, не есть «против­ник глобализации» — какое словесное жульничество! Просто против­ники поддержки глобализации в противовес другим противникам поддержки глобализации в глобальном властном пространстве хо­тят утвердить другие нормы. Противники поддержки наперегонки выдвигают глобальные целеполагания и, таким образом, все дальше и быстрее гонят процесс глобализации кнутом сопротивления и про­тиворечия.

Все противники глобализации не только делят со своими против­никами глобальные средства массовой коммуникации (тем самым рас­ширяя возможности применения последних для целей транснацио­нальных протестных движений и их организации). Они также опе­рируют на основе глобальных рынков, глобального разделения труда и глобальных прав. Только так и становится потенциально и актуально осуществимой их переходящая все границы вездесущность. Они также

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

мыслят и действуют в глобальных масштабах и категориях, привле­кая к ним внимание общественности своими поступками. Их борьба имеет целью укрощение финансовых рынков. Таким образом, они вы­ступают за всемирно действующие соглашения и за организации, ко­торые контролировали бы эти соглашения. Глобализированной эко­номикой можно управлять только глобально в урегулированных ко­леях; лишь тот, кто глобально за это борется, имеет шанс на успех. И глобализация протеста, в свою очередь, снова обретает динамику самоосуществляющегося пророчества успеха.

Пример из области профсоюзных прав. Право в рамках профсоюза реализовать права рабочих, зачастую существующие только на бу­маге, сегодня ни в коей мере не глобализировано. В отличие от тор­говых правил вто, нарушения существующих конвенций ООН о сво­боде профсоюзной деятельности или о запрете детского труда санк­циями не наказываются. Поэтому в США многие тысячи активистов приняли участие в кампаниях против неограниченной эксплуатации на текстильных фабриках в Мексике, Никарагуа и Индонезии, где швеи за несколько центов в час шьют дорогие фирменные джинсы. Любая попытка самоорганизации подавляется силами полиции.

Эта прямая связь протестной культуры в метрополиях с профсо­юзниками в развивающихся странах придает движению противников поддержки глобализации глобальную мощь. В этой странной законо­мерности следует разобраться: сопротивление ускорению глобализа­ции ускоряет само ускорение.

Даже если согласиться с тем, что глобализация утверждает себя си­лой своих врагов, то уже давно нельзя признавать, что все приводит к одному и тому же: не глобальная свобода капитала, но глобальная несвобода жертв глобализации является мотором протеста. Сопро­тивление неолиберальной программе глобализации форсирует кос­мополитическую программу глобализации. Все кризисы, конфликты и катастрофы, порожденные глобализацией, имеют один и тот же эффект: они усиливают призыв к космополитическому режиму, от­крывают (вольно или невольно) пространство для глобального вла­стного и правового порядка. Конфликты вокруг глобализации глоба­лизируют космополитический мыслительный горизонт и горизонт ожиданий, понимание необходимости цивилизовать национальные кусательные рефлексы. Существование круга, в котором конфликты и кризисы глобализации ускоряют глобализацию, можно подтвер­дить многообразно. Поскольку противники глобализации свои про­тесты на саммитах организуют транснационально, контрмеры поли­ции в свою очередь транснационализируются.

ГЛАВА viii. МАЛЕНЬКАЯ НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ…

Итак, наднациональный протест требует наднациональной поли­ции, соответствующей наднациональной информационной системы, наднационального правопорядка и т. д.

Глобальное властное пространство действует как самоподтвер­ждающееся пророчество о космополитизации мира. Ведь еще Ницше доказывал: «Тысяча целей были до сих пор, ибо были тысячи наро­дов… недостает единой цели. Еще нет у человечества цели. Но ска­жите же мне, братья мои: если человечеству недостает еще цели, так не недостает ли, пожалуй, и… самого человечества?» 8 [Nietzsche, 1966, 2. Bd., 323 f]. Все происходит ровно наоборот: космополитический под­ход к фактическому единству человечества становится предпосылкой постепенной ликвидации расхождения между притязанием на гло­бализацию и ее осуществлением. Конструируется фиктивная реаль­ность глобализации с целью осуществления ее фикции. Постулиро­ванная, достигнутая цель «человечество» становится средством для ее осуществления.

Если таким способом сторонники и противники сливаются во­едино, образуя разновидность противников глобализации, то не­ясно, кто и на чьей стороне стоит. Правда, противники, выступающие на улицах, противоречат противникам, заседающим в правительстве. Обе стороны, однако, постоянно стремятся перещеголять друг друга формальными заверениями в верности глобальным нормам и прави­лам, так что в конце концов уже возникает сомнение, не являются ли протестующие на улице противники глобализации в конечном счете лучшими главами правительств, а правящие противники — лучшими протестующими? Или почему все противники не могут образовать всемирную коалицию со всеми другими противниками глобализации, чтобы перестроить и переоформить космополитический режим в еди­ный, охватывающий все фронты протестный фронт?

Пример — «бегство от налогов». Налоговые оазисы, такие как бри­танские Каймановы острова, нидерландские Антильские острова или Лихтенштейн, все больше превращаются в черную дыру мировой эко­номики, в которой, по оценкам МВФ, зарегистрированы частные со­стояния в объеме свыше 5 трлн долл., что дает возможность получать доходы без уплаты налогов. По мнению немецкой налоговой службы, из Германии уплывают мимо казны по меньшей мере 10 млрд евро ежегодно. Но все инициативы, направленные на прикрытие так на­зываемых оффшоров, терпели крах, поскольку правительства не при­меняют силу, чтобы затронуть эту привилегию богатых. Противники

Ницше Ф. Так говорил Заратустра / пер. Я. Голосовкера М., 1994. С. 85. — Прим. перев.

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

поддержки на улице подхлестывают, таким образом, противников поддержки в правительствах, чтобы, в конце концов, провести необ­ходимые действия.

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ ПРОДВИГАЕТСЯ ВПЕРЕД БЛАГОДАРЯ ПАРАДОКСАЛЬНОМУ БРАТАНИЮ ЕЕ ПРОТИВНИКОВ

В отношении развития групп игроков и стратегий игроков во власт­ной метаигре действует постулат: ни один из акторов — ни капитал, ни адвокатские движения, ни государства — не может осуществить цели во властной метаигре в одиночку. В достижении тех или иных целей все зависят от коалиций. Возникает динамика переплетения, в результате чего размываются и сливаются границы между «за» и «против» и завер­шается образование круга противников поддержки.

Цели нпо — реализация миропорядка гражданского общества — ну­ждаются в авторитете государств, чтобы отлить этот порядок в формы, обязательные в правовой и политической сферах. Без дееспособных государств плюралистический миропорядок немыслим. И стратегии капитала, преследующего только свои интересы, остаются, в конеч­ном счете, зависящими от государств, с одной стороны, и моральных установок гражданского общества — с другой; только так могут быть обеспечены культурные и политические предпосылки необходимой для капитала свободы инвестиций. В самом деле, противники под­держки, принадлежащие к разным лагерям, все больше сближаются в этой всесторонней инструментализации всех за или против всех.

Концерны берут на себя роль нпо, обязуются бороться за соблю­дение прав человека во всем мире и повышают свой голос, когда аме­риканский президент Джордж Буш, выступающий якобы от их имени, отказывается подписать Киотский протокол о глобальной защите кли­мата. В 1998 г. кампания, которую вели глобальные группы защитни­ков окружающей среды против многостороннего соглашения за сво­боду инвестиций, завершилась тем, что государства ОЭСР отвергли это настоятельное желание глобально оперирующего капитала. По­чему? Разве правительства теперь перешли в лагерь неправительст­венных организаций? Нет и да одновременно. Неправительственные организации в своем протесте представляли, так сказать, государст­венные интересы «идеального всеобщего правительства» против ин­тересов пресыщенных национальных правительств. В той мере, в ка­кой правящие круги (прислушиваясь к протестам гражданского об­щества) понимали, что необходимое мировой экономике соглашение

ГЛАВА viii. МАЛЕНЬКАЯ НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ…

по обеспечению глобальной свободы инвестиций в самом деле проти­воречит элементарным государственным интересам, они брали сто­рону неправительственных организаций.

Эту игру в смену фронтов можно иллюстрировать бесконечным множеством примеров. Именно это парадоксальное братание противни­ков продвигает космополитический режим. Экологические протест-ные группы «Urgewald» и «Greenpeace», а также «Attac» и Всемирная организации помощи голодающим требуют списания долгов бедней­шим странам и радикального изменения курса в политике относи­тельно климата. На этом же настаивает Федеральный канцлер Гер­мании в согласии с другими главами правительств. Слова часто ради­кально расходятся с реальной политикой. Делается меньше того, что было во всеуслышание обещано и обнародовано в коммюнике после встреч на высшем уровне, или вовсе ничего не делается. Но это про­сто означает, что неправительственные организации являются лучшей совестью правительства, возможно, они были бы даже лучшим прави­тельством. Их протест нацелен на то, чтобы заставить правительства реально делать то, что они якобы делают, т. е. управлять. Так, все бо­лее популярным в среде непарламентских противников поддержки в сша и Европе становится предложение, разработанное и пропаган­дировавшееся еще в начале 1970-х гг. экономистом Джеймсом Тоби-ном. Всеобщий налог на совокупные валютные сделки должен, с од­ной стороны, всыпать песку в коробку передач спекуляций, а с дру­гой — в то же время пополнить налоговую казну государств. Расчеты показывают, что эта выплата принесла бы (даже при минимальной налоговой ставке 0, 2 %) более 100 млрд евро — деньги, которые по­том можно было бы инвестировать в развитие наднациональных ор­ганизаций помощи или в базовое социальное обеспечение. И в этом предложении, которое все больше привлекает политический истеб­лишмент в Европе, неправительственные организации представляют подлинные интересы государств и правительств, хотя и выступают против последних, точнее, интересы будущего транснационального космополитического государства вопреки его сохраняющейся нацио­нальной ограниченности. Может быть, освобождение правящих кру­гов от иллюзии своих национальных и неолиберальных оков и осу­ществление ими плечом к плечу с неправительственными организа­циями насущных интересов есть только вопрос времени.

Но закон, который здесь намечается, крайне необычен и нужда­ется в более тщательном рассмотрении, ведь власть и контрвласть оказываются элементами (можно даже сказать: сообщниками) при осуществлении космополитического режима.

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

Эта абсолютистская имманентность космополитизма, вырастаю­щего несмотря на всякое сопротивление, может быть истолкована в двух смыслах: космополитический режим — это режим врагов без вра­гов, т. е. режим, интегрирующий оппонентов посредством инклюзив­ного умножения их числа. Космополитический режим оказывается вполне способным порождать и обновлять консенсус-диссенсус, кото­рый гарантирует его собственное пространство власти. Осуществление космополитического режима и критика космополитического режима суть две стороны одного и того же. Попытка отвергнуть или преодо­леть его становится мотором его осуществления.

Но это не значит, что космополитизм везде встречает одобрение, что против него нигде не борются. Абсолютистская власть дефини­ции космополитического режима не в последнюю очередь выража­ется в том, что он снимает, утверждает, смешивает и по-новому комби­нирует центральные различения. Все являются «противниками под­держки», все суть «как…, так и». Этот принцип воплощен в фигуре профессионального биржевого спекулянта Джорджа Сороса, персо­нифицирующего как одичавший капитал, так и радикальное контрдви­жение. С одной стороны, он своими инвестициями в игорный бизнес заставляет целые страны отбиваться от него, с другой — громогласно проповедует, что финансовые рынки несут опасность саморазрушаю­щего развития. Нечто тоталитарное заложено в этом господствую­щем принципе «как…, так и», он переваривает в своем колоссальном желудке и деятелей, и их противников, отъедается и за счет сопро­тивления; он выбивает почву из-под ног сопротивления, упраздняя принцип противодействия. Что было бы «мыслимым другим», «по­сле», «кроме» космополитического принципа? Этот вопрос обращен в пустоту. Снятие противоположностей, которое космополитизм воз­водит в принцип, абсолютизирует имманентность.

Это видно хотя бы из того, что все попытки продолжить игру в ста­рое национальное государство и игру в государство «всеобщего бла­годенствия» последовательно лишаются основ. Несомненно, всегда будут существовать чрезвычайно мощные реакционные контрдвиже­ния, которые постараются направить в свои паруса штормовой ветер антиглобализационных протестов, чтобы набрать скорость и влияние на политических аренах. Будут оплакивать гибель старого порядка и призывать к реставрации ценностей прошлого — религии, культуры, народа, национальной солидарности, рабочего класса и т. д. В этом смысле многое в современном мышлении на обоих флангах безна­дежно инфицировано вирусом ностальгии. Это относится и к обра­щенным в прошлое видениям различных коммунитаризмов, которые

ГЛАВА viii. МАЛЕНЬКАЯ НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ…

гальванизируют для будущего политическую мифологию всегда пря­молинейно протекавшего золотого века. В самом деле, ведь уже се­годня вырисовываются извращенные комбинации политики рынков, открытых миру, и пропагандируемой государством ксенофобии; во­вне, в отношении мировых рынков ведут себя адаптивно, приспособ­ленчески, внутри — авторитарно. С точки зрения выигравших от гло­бализации, все произошло благодаря неолиберализму; с точки зрения проигравших, из-за нее разжигаются фобии к чужакам и дозированно вливается яд реэтнизации.

Но даже в этом случае становится ясно, что модернизированный фашизм, если бы он и был возможен, не смог бы противиться прину­ждению к оппозиционной имманентности. И ему пришлось бы плыть в потоке глобализации, осмысляя это так, что он стремится не пре­пятствовать глобализации, а по возможности ускорять ее. Классиче­ский фашизм поступил точно так же, ибо и он был модернизацион-ным движением, которое, с одной стороны, вещало о крови и почве, а с другой — продвигало модернизацию тоталитарными методами.

Это, разумеется, не означает, что ландшафт политических партий радикально не изменяется под воздействием цугцванга космополити­зации. Можно дать очевидный прогноз для правопопулистской Ев­ропы: правый центр будет перемолот, причем в радикальную правую, которая попытается примирить противоречия, связывая глобализа­цию с рецептурой, заимствованной из замкнутого национально одно­родного общества. С другой стороны, правый центр будет поглощен центром, который открыт навстречу миру, экономически и политиче­ски чует и использует свои шансы в бегстве вперед.

Противоречия, свойственные сопротивлению космополитиче­скому режиму, можно проиллюстрировать на примере возможного со­противления рабочих. Дело в том, что рабочим, если они захотели бы бороться с космополитическим режимом, пришлось бы обратиться против самих себя, против своей собственной традиции интернацио­нализма, т. е. анти-национализма. Интернационализм рабочего дви­жения был борьбой против национального государства и за создание транснациональной солидарности, справедливости, «связи народов» 9.

У космополитизма и интернационализма одни и те же духовные корни, они представители одной и той же всемирно-исторической традиции, виды одной и той же человеческой тоски и преследуют одинаковые цели: мир через единст­во человечества. Универсалистский и пацифистский мотивы определяют исто­рию теорий и деятельности всех интернационалов, «красных» (социалистиче­ских), так называемых (полемически) «черных» (церковных) и «серых» (либе-

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

Парадоксальная победа глобального капитала над советским марксиз­мом открыла пространство власти для нового интернационализма «ра­бочих — без рабочих». И если бы оторвавшиеся от традиций, проиг­равшие от глобализации рабочие собрались именно под знаменем на­ционального протекционизма, то это стало бы частью извращенного исторического поворота.

Тотальное правление по принципу «как…, так и», порождаемое космополитическим режимом, проявляется также в фикциях консер­ватизма, в котором расцветают странные цветы. Эта интеллектуаль­ная беспространственность оппозиции проявляется не в последнюю очередь в беспомощности пропагандируемых контррецептур. Того, кто, например, исповедует протекционизм в экономике, при котором каждый производит в своей родной стране и, в лучшем случае, экс­портирует малую часть товаров, можно заподозрить, согласно ходя­чим мнениям, в искаженном восприятии действительности, которое уже сегодня грозит ему госпитализацией в психиатрическую клинику. Тот, кто требует радикальных национальных стратегий отгоражива­ния, т. е. запрета на ввоз капитала и товаров, наталкивается на ре­шительное сопротивление бедных стран, выступать от имени кото­рых он сам себя назначил. Притчей во языцех стало то, что нацио­нальный протекционизм в длительной перспективе приносит больше вреда, чем пользы. Именно поэтому страны Африки, Центральной Азии и Латинской Америки настаивают на возобновлении так назы­ваемого миллениум-раунда вто 10, того раунда переговоров о либера­лизации, который был остановлен протестными группами в Сиэтле.

В безграничном кругe противников поддержки уже больше нет вы­хода из глобализации. Разумеется, остаются и обостряются внутренние противоречия. Ненависть, с которой эти противоречия разрешаются, растет, возможно, даже потому, что растет понимание непротивопо­ложности противоположностей. Неолиберальная и космополитиче­ская программы для гражданского общества противоречат друг другу в главных принципах и проектах. Кроме того, ясно, что ни одна про­тивоположность между мужчинами и женщинами, Севером и Югом,

ральных). Поначалу изменился лишь словарь. На место довольно утопического космополитического кредо «Все люди станут братьями» («Люди — братья меж собой!») выдвигается лозунг классовой борьбы «Пролетарии всех стран, соеди­няйтесь!» (Coulmas 19 90, 485f.).

Очередной раунд многосторонних переговоров, посвященный рубежу тысячеле­тий, в Сиэтле (США), на котором страны — члены ВТО обсуждали вопросы либе­рализации торговли сельскохозяйственными товарами. — Прим. перев.

ГЛАВА viii. МАЛЕНЬКАЯ НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ…

Западом и Востоком, старыми и молодыми, евреями и арабами, ника­кое выступление за или против неограниченного использования че­ловеческой генетики не устраняется космополитическим режимом. Напротив: при его установлении стираются границы восприятия со­циального неравенства, отгораживающие чужие страдания от нацио­нального поля зрения и поля деятельности. Угрожающую пропасть, разверзающуюся между благоденствующими странами и прочим ми­ром, уже нельзя больше игнорировать; она прорывается в полити­ческое. Итак, «вечный мир» (Кант), по мере того как он придвига­ется, оборачивается вечным отсутствием мира. Никто не отрицает масштаба различий в малом: будь то либеральный, тиранический или космополитический режим, в нем всегда сохраняется принципиаль­ное жизненное неравенство.

Но — и это «но» надо писать как можно крупнее — все эти противо­стояния, конфликты, неравенства остаются внутри горизонта космо­политического режима, проясняя, таким образом, следующую клю­чевую мысль: визави космополитическому режиму, который бы по­ставил его извне под сомнение, немыслим и не предвидится. Эта тоталитарная теневая сторона космополитизма выступает наружу при его осуществлении.

4. космополитический деспотизм: подвергание риску самих себя заменяет демократию

Тот, кто помнит всемирно-политические последствия террористиче­ских атак 11 сентября 2001 г., понимает, что нельзя легкомысленно до­верять государству идею космополитизма, ибо оно использует рас­тущие для него космополитические возможности действия в целях укрепления своей гегемонии и для транснационального развития го­сударств-надсмотрщиков. Аргумент об угрозе распахивает ворота все­мирно-политическому фундаментализму предотвращения опасности. Космополитический деспотизм означает следующее: всемирно-по­литическая инструментализация космополитических опасностей уг­рожает откатиться назад, за модерн, выплескивая вместе с водой ре­бенка, так как вместе с базовым институтом Первого модерна — на­ционально-государственной демократией — упраздняется базисный принцип модерна, в общем виде — центральное значение демократии. Образуются разные виды рефлексивного фундаментализма — глобаль­ный, антидемократический популизм защиты от опасности, но воз­никают и формы его самообоснования эффективностью и правами

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

человека, которые одновременно подрывают и превосходят демокра­тическую легитимацию по масштабу и методу. Фундаментальная амби­валентность космополитических рисков проявляется в том, что они во всем блеске демократии и ее средствами совершают и легитими­руют абсолютно тайное расторжение договора с ней. Чтобы понять, какие силы привлекаются для этого, необходимо проанализировать привлекательность риска.

Глобальные риски ставят под вопрос выживание человечества, сле­довательно, открывают глобальные возможности действия. Прогноз очевиден: столетие, в котором сама планета подвергает себя риску, бу­дет как никогда прежде столетием «единого мира». Знание того, что все трагедии нашего времени по происхождению и масштабу являются глобальными, способствует возникновению космополитического го­ризонта опыта и ожидания. Мы понимаем, что живем в глобальной взаимосвязи ответственности, из которой никто не может выскочить. В этом смысле трагедия 11 сентября зримо продемонстрировала (впер­вые за последние 50 лет), что мир и безопасность Запада уже не совмес­тимы с существованием очагов конфликтов в других регионах мира и их причин. Этот транснациональный аспект делает необходимой коо­перацию поверх границ для решения собственных проблем. Конечно, крах глобальных финансовых рынков или изменение климата приво­дят к разным последствиям в разных мировых регионах. Но это ничего не меняет в том, что под угрозой находятся все и что в будущем каждый потенциально может оказаться под еще большей угрозой. Вот почему глобальное восприятие глобальных рисков порождает в каждой стране общий национально-глобальный интерес. Нетрудно предсказать, что сражения из-за дефиниций вокруг этих титанических проблем поро­дят конфликты нового рода. Но важно понять и то, что именно эти кон­фликты раскрывают интеграционные функции, поскольку и пока они внушают всем, что глобальные решения должны и могут быть найдены не посредством войны, но только путем переговоров и договоров.