Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Образная составляющая. Исследуя языковую картину мира у разных народов, неизбежно сталкиваешься с семантической организацией их языковой способности






 

Исследуя языковую картину мира у разных народов, неизбежно сталкиваешься с семантической организацией их языковой способности, в частности с механизмами хранения лексической информации. Есть основания полагать, что они как-то связаны с чувственными образами (Успенский 1979: 148). Образная составляющая отправляет нас к вещным коннотациям абстрактных имен существительных, тем самым, помогая составить и сопоставить специфичные «образные» картины языковых общностей.

Для того, чтобы глубже понять, что стоит за вербальной объективацией языковой личностью дружбы, несомненно, стоит исследовать этот мир чувственных образов, составляющих «образную», метафорическую компоненту концепта. Для этого были взяты поэтические тексты русских и английских авторов 16-20 веков, афоризмы известных мыслителей, носителей данных языков, а также статьи комбинаторных словарей активаторного типа.

Итак, попытаемся определить, как выглядит «дружба» в ее метафорических реализациях: уподоблениях абстрактного понятия «дружба» предметам чувственного мира. Прежде всего, следует отметить, что в силу того, что этот концепт в большинстве случаев, как в русском контексте, так и в английском представлен опосредовано, через субъекта-носителя таких отношений, то случаи метафорического переноса относительно низкочастотны. Вернее, во многих таких случаях именно лексемы «друг»/«friend» используются как универсальные понятия, помогающие постигать новые концепты. Однако, даже в условиях относительного «дефицита» материала исследования можно с уверенностью сказать, что набор вещных коннотаций – материальных предметов или образов абстрактных существительных, выводимых из лексических сочетаемостей этих существительных (Успенский 1979: 147) – имеет некоторые отличия в русском и английском сознаниях.

Анализ образной компоненты концепта дружбы проводился по нескольким параметрам: степени специфичности-универсальности конкретных способов метафоризации для исследуемых языков, их частотности, по типу образа – прямого значения лексемы, репрезентирующей вспомогательный субъект, которому уподобляется дружба; по основанию уподобления – признаку, определяющему сходство; по степени названности этого образа.

Дружба для субъекта-носителя русского языкового сознания представляется священным предметом, которого можно быть достойным и недостойным: «На камне, дружбой освященном, / Пишу я наши имена» (Пушкин); «Он слаб и зол, он дружбы недостоин» (Пушкин). Об этой святыне помнят, почитают ее, делают ч-л в ее честь и память/do smth for friendship’s sake. В английском поэтическом контексте таких примеров обнаружить почти не удалось, за исключением словарных словосочетаний «holly/sacred friendship», «to swear eternal friendship».

Однако, и в том и другом случае это некая ценность, которой дорожат/value, которую хранят, берегут, ценят, бояться потерять/value, cherish, afraid to lose it; и, когда теряют, горько расстраиваются и чаще винят другого. Этот ценный предмет повсюду ищут/look for, seek, который, кстати, вполне можно найти/find, получить/gain, когда его тебе предлагают/offer, extend. Иногда дружбу можно завоевать/win. Как и у любого ценного предмета, у дружбы есть цена, хотя и практически неопределимая: «Он верной дружбы славил цену, /Чтоб бытие ее пред миром отвергать» (Туманский) / to set a valuation on friendship. Обычно предполагается apriori, что этот ценный предмет настоящий, истинный/true, но он может оказаться и фальшивым/false. Несомненно, в обоих случаях субъект обладает чем-то ценным, но для английского языкового сознания довольно характерно подчеркнуть его рукотворное происхождение, причем со временем оно становится более явным: to make/form/knit/cement/strike up/cultivate friendship (Вежбицкая 2001: 88).

Довольно часто встречаются случаи персонификации дружбы. И тогда она приобретает те качества, которые присущи субъектам-носителям. Лексикографический анализ, а также разбор поэтических текстов показывает, что дружба может рождаться, расти, взрослеть, жить, и, наконец, умирать: «В этой комнатке счастье былое, / Дружба светлая выросла там» (Огарев); «Но дружба моя с тобою / Лишь вместе со мной умрет» (Ошанин) Она стремится, требует, не терпит; ее предают. Настоящая дружба характеризуется прилагательными, вербализующими добродетельные качества субъектов-носителей: достойная, искренняя, самоотверженная, верная, проверенная, преданная и т..д. Касательно ее физических параметров, у нее точно есть рука и, возможно, плечо, язык: « Жмем руку дружеской рукою» (Баратынский); «Может, дружба лишилась у нас языка? / Тридцать дней телефонного нету звонка! / Может, где-то нашла себе адрес иной? / Тридцать дней не курил ты, не спорил со мной» (Грибачев); протянуть руку дружбы, подставить плечо друга.

Набор антропоморфных метафор в английских языковых реализациях не менее богат: friendship рождается (be born), растет (grow), развивается (develop), умирает (die); к тому же она работает (work), страдает (suffer), она может быть обречена (be doomed) и ее можно продвинуть, повысить (promote). У английской дружбы, однако, нет каких-либо частей человеческого тела. Изредко встречаются намеки, что сама дружба является частью физической субстанции субъекта-носителя: When one by one our friends have gone, / And left our bosoms bleeding (Campbell). Это, кстати, относится и к русским текстам: «До свиданья, друг мой, до свиданья. / Милый мой, ты у меня в груди» (Есенин). Она может быть сильной (strong), сердечной (cordial), страстной (passionate), честной (honest), здоровой (healthy). Иногда можно встретить упоминания о ее заболеваниях: The most fatal disease of friendship is gradual decay (Johnson).

Помимо антропоморфных метафорических реализаций довольно частотны случаи ее отождествления с неодушевленными объектами, субстанциями, имеющими определенные качества физических тел. Так, например, нередко встречаются синестезические метафоры. Причем, здесь явно просматривается различие между вкусовыми ощущениями языковых носителей. Так, в русских поэтических текстах содержится больше референций к дружбе как к субстанции сладкой: «И в бурной мгле отрадой, дружбой нежной / Ты услаждал тоскующую грудь» (Вяземский); «…и в жизни много опытов тяжких / Боги на нас посылали, мы дружбою все усладили» (Дельвиг). Английская поэзия содержит несколько больше, как представляется, прямопротивоположных примеров, констатирующих ее горечь: There’s the silence of a great hatred, / And the silence of a great love, / And the silence of a deep peace of mind, / And the silence of an embittered friendship (Masters). Помимо этого, здесь также следует отметить ряд других единичных метафор, отправляющих дружбу к категории материальной субстанции с рядом физических параметров, как то плотность, жесткость, хрупкость, иногда температура…: Then if my friendships break and bend, / There’s no need to cry (Parker); Friendship is the only trustworthy fabric of the affections… Friendship is warmth in cold, firm ground in a bog (Franklin). Причем отождествления дружбы с твердой почвой, фундаментом не так уж редки: All love that has not friendship for its base, / Is like a mansion built upon the sand (Wilcox).

В английском сознании, в отличие от русского, представлены биоморфные метафоры, относящие дружбу к растительности: A sound and healthy friendship is the growth of time and circumstance, it will spring up and thrive like a wildflower when these favour, and when they do not, it is in vain to look for it (Wordsworth); True friendship is a plant of slow growth (Washington); Friendship like the holly-tree (Bronte).

Метафора – это такой способ мышления о мире, который использует прежде добытые знания, постигая новые: из некоторого еще не четко «додуманного» понятия формируется новый концепт за счет использования первичного значения слова и многочисленных сопровождающих его ассоциаций. Метафора интересна еще и тем, что, создавая новое знание, она соизмеряет разные сущности, пропуская их через человека, соизмеряя мир с человеческим масштабом знаний и представлений, с системой культурно-национальных ценностей; человек здесь – мера всех вещей (Маслова 2001: 91). Как уже отмечалось, лексемы «друг»/ «friend» становятся тем опорным концептом-призмой, через которую человек видит мир: «Надо мною часто пела вьюга: / «Я твоя давнишняя подруга …» (Марков); «И, никого ни капли не спросив, / Как пьяный друг, ты лезешь целоваться» (Есенин); «К твоим стопам с горячностию друга / Склонялся мир – твои оковы нес» (Туманский) // Season of mists and mellow fruitfulness, / Close bosom-friend of the maturing Sun (Keats); The Soul unto itself / Is an imperial friend – / Or the most agonizing Spy – / An Enemy could send (Dickinson); Good thoughts his only friends (Campion).

Таким образом, являясь универсальным лингвоментальным образованием высшей степени абстракции, в языковых реализациях обоих языков концепт «дружба» в своей ядерной области имеет аналогичные, в основном антропоморфные, очертания. Однако периферия представляет различия, касающиеся наличия/отсутствия того или иного признака, их качественной или количественной характеристики. Главным отличительным семантическим признаком, как представляется, является – святость, характерная для русскоязычного сознания.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.005 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал