Глава 8. Прекрасное мое настроение мгновенно портится, когда я, аппарировав к дверям квартиры Гермионы, обнаруживаю прислонившегося к стене Уизли

Прекрасное мое настроение мгновенно портится, когда я, аппарировав к дверям квартиры Гермионы, обнаруживаю прислонившегося к стене Уизли, невозмутимо ожидающего меня.

Что Уизли ждет меня, видно сразу по его ехидной ухмылке и скрещенным на груди рукам. Он отбрасывает со лба рыжие лохмы и издевательски тянет:

— Какие люди в нашем захолустье…

— По сравнению с твоим захолустьем – это хоромы, Уизли, — привычно огрызаюсь я и делаю шаг к дверям. – Отойди с пути.

— Ничего не треснет? – интересуется Уизли. – Какого огнекраба ты таскаешься к Гермионе?

Глаза Уизли меня пугают – в них пляшут опасные бесенята. Весь его вид буквально кричит: «У меня поехала крыша!». Его кулаки нервно сжимаются, он изучает мое лицо так пристально, что я начинаю опасаться.

— Тебе какая разница, — я пытаюсь отодвинуть Уизли, но он стоит, как вкопанный. – Они моя семья.

— Что, после смерти папаши не осталось никого, кто принял бы? – усмехается рыжий. – Знаешь, я бы на твоем месте горевал – купить Визенгамот было так легко…

Что-то щелкает у меня в мозгу, глаза заволакивает туманом:

— Так это ты, ублюдок, подкупил заседателей, — я из последних сил пытаюсь не сорваться.

— Я обещал Гермионе, что не трону тебя, но как я мог не отомстить? – Уизли наступает, заставляя пятиться к стене. – Ты ее сделал шлюхой!

— Заткнись! – и я выбрасываю кулак наудачу.

Сжатый кулак попадает по челюсти Уизли, а в следующий момент я уже вижу потолок. Руки Уизли стискивают мое горло, мешая дышать – я из последних сил пытаюсь разжать его мертвую хватку, но мои руки слабеют, а голова наполняется дурнотой. Я царапаюсь, рву его лицо ногтями, но чувствую, как жизнь медленно покидает меня.

«Мы с Гермионой снова сидим у постельки дочки. Она обнимает мишку и посапывает. Я умиротворен – Гермиона позволила мне причесать Кэри на ночь, и я целых полчаса водил расческой по ее волосикам: мягким нежным белокурым пружинкам. Кэри больше не боится меня: она даже не прячет личико, когда я подхожу, и не отводит глаз. Если честно, я счастлив.

Мы уходим на цыпочках на кухню, и я плюхаюсь на диванчик, притягивая Гермиону на колени. Она сначала зажимается, но быстро расслабляется и даже обнимает меня за шею. Улыбаясь, вожу носом по ее носу.

— Эскимосский поцелуй? – Гермиона улыбается, не пытаясь отстраниться.

— Мисс, Вам повезло с ухажером, — я хмыкаю и наклоняюсь к ее шейке. – Лорд Драко Люциус Малфой – знаток в подобных делах. Хотите «поцелуй бабочки»?

— А это как? – Гермиона перебирает мои волосы и расслабленно жмурится, как кошка.

Наклоняюсь так, чтобы мои ресницы касались ее шеи и быстро-быстро моргаю. Гермиона хихикает:

— Щекотно же, Драко. Поцелуй меня.

— Как эскимос? – я провожу носом по ее шее. – Или как бабочка?

— По-настоящему…

Я внимательно смотрю в ее глаза – там мелькает страх, будто она боится, что я уже не остановлюсь. Гермиона находит мою ладонь и крепко сжимает: так крепко, что даже больно.

— Ты боишься? – от моего шепота ее волосы слегка шевелятся, я зарываюсь в них лицом. – Так сильно боишься?

— Боюсь, — честно признается Гермиона, ерзая у меня на коленках. – Но если мы сейчас не поцелуемся, я буду думать, что это ужасно.

— Разве ты никогда не целовалась? – хмурюсь я. – А Уизли? Крам?

-С Крамом я так и не поцеловалась – на глазах Рона не хотелось. А Рон ужасно целуется – только и думаешь, как бы не задохнуться.

— Ну, тогда не отпускай моей руки, бесстрашная леди, — я провожу губами по ее щеке, почти касаясь уголка губ. – Держишься? Можем взлетать?

— Да, капитан, — и она наклоняется к моим губам, накрывая их своими.

Боюсь шевельнуться – собственные губы кажутся мне грубыми и потрескавшимися. Она закрывает глаза и только сильнее сжимает мою ладонь, продолжая легко ласкать меня своим легким поцелуем. Чувствую, как самый кончик ее язычка высовывается, касается меня и прячется, будто заигрывает, будто Гермиона – ящерка, пробующая воздух на вкус. Еще раз и еще – это совсем не похоже на грубые, жадные поцелуи Паркинсон, когда она отрывалась только для того, чтобы продышаться – если я ее целовал, то обязательно был пьян. В трезвом виде мы не целовались.

— Высота тысяча метров над уровнем моря, полет нормальный, — я едва узнаю в сдавленном хрипе свой голос. – Как поступим, штурман Грейнджер?

— Продолжаем полет, капитан, — шутливо улыбается Гермиона, снова наклоняясь ко мне.

Я нежно раздвигаю ее губы языком и прошусь внутрь: она пускает, одной рукой привлекая меня за затылок к себе. Провожу языком внутри ее горячего рта и выхожу, прислушиваясь к ее ощущениям. Гермиона тяжело дышит, но это не страх – я просто-таки чувствую, как она заведена. Ощущение упругой, обтянутой платьем попы на коленках сводит мой организм с ума: чувствую, снова придется расслабляться в душе. Снова провожу по ее языку своим… И она вдруг перехватывает инициативу.

Мы отрываемся друг от друга, только когда целоваться становится больно: такими чувствительными становятся губы. Гермиона обнимает меня, судорожно вздыхая у самого уха.

— Герми, ты как? – понимаю, что вопрос звучит глупо, но ничего более умного придумать не могу.

— Посадка произведена успешно, сэр первый пилот, — отзывается она и смеется»

… Дочка плачет. Надо встать. Почему я сплю, пока дочка плачет?..

Открываю глаза: надо мной склоняется встревоженное, зареванное лицо Гермионы. Во рту я чувствую привкус соли и железа – кровь. Гермиона плачет, гладит меня по лицу и хаотично целует – то в нос, то в лоб, то в глаза…

— В глаза не целуй, — шепчу я, не в силах обрести контроль над связками. – К расставанию.

Гермиона разражается слезами:

— Ты живой! Живой! – она поднимает меня и обнимает, утыкаясь лицом мне в грудь. – Драко, ты живой!

— Мне снилось, как ты меня целовала, — улыбаюсь я. – Наверное, я создал бы сейчас патронуса даже без палочки, так мне хорошо. Что случилось? Что с Уизли? Почему Кэри плакала?

Гермиона шмыгает носом и показывает на кресло. Там, уронив голову на руки, весь в крови, сидит Уизли. И, похоже, не дышит.

— Я услышала шум и открыла дверь. А Кэри побежала за мной. Увидела, как Рон тебя душит и… У нее был выброс, Драко! Рон минут пять бился головой о стену, пока я не смогла увести ее! А тебя тоже приложило сначала, но потом только Рона, Мерлин, что же делать, она его убила…

Встаю, пошатываясь. Достаю палочку – как же я давно не ощущал в руке ее теплую, шероховатую поверхность! Привыкнув к состоянию дочки, поневоле научился все делать сам, руками. И, что интересно, не испытываю никаких неудобств без магии. Может, мы все крупно ошибаемся насчет ее непогрешимости?..

Но сейчас придется колдовать. Иначе тупой Уизли умрет. Провожу палочкой над его разбитым лицом, восстанавливая поврежденные мышцы и нос. Еле удерживаюсь от соблазна сделать ему шнобель, как у Снейпа – пусть узнает сам, над чем смеялся.

— Память сотри, пожалуйста, — шепчет Гермиона, и я с удовольствием выполняю ее просьбу.

Мы перетаскиваем Уизли на кровать и я вызываю Поттера с помощью Патронуса. Увы, за младшим братом приходит Джордж Уизли, один из близнецов – выслушав нашу историю, он матерится сквозь зубы, но взваливает непутевого родственника на плечи и аппарирует. Гермиона опускается на диванчик с тяжелым вздохом и прячет лицо в ладонях:

— Черти что творится, — ее голос звучит глухо и бесцветно. – Я боюсь за Кэри. Очень боюсь.

Глажу ее по голове, мысленно проклиная всех Уизли до седьмого колена. Гермиона склоняется ко мне и обнимает, жарко целуя – я сижу, не двигаясь, будто она не женщина, а пугливая белочка в парке.

— Герми… — ее губы находят мои, и я тону в ее жадном поцелуе, растворяясь. – Герми, ну, что ты делаешь? Я… мгхм…

Не могу сдерживаться – моя рука проникает ей под юбку и ложится на бедро. Этот жест ее будто отрезвляет – она в страхе отстраняется, но руку не сбрасывает, будто прислушиваясь к себе. Я не тороплюсь убирать руку, нежно поглаживая ее и ощущая под ладонью нежную кожу и тонкую ткань трусиков.

— Я не причиню тебе боли, — я снова целую ее. – Ты меня с ума сводишь, женщина!

Гермиона нежно, но властно берет мою кисть и убирает с бедра, одергивая юбку.

— Не сейчас, — она быстро целует меня. – Не сейчас, Драко. Позже. Сначала надо убедиться, что с Кэри все в порядке. Я смогла наложить на нее Сомнум – беспалочковое невербальное, но кто знает, когда дочка проснется.

Прикрываю глаза рукой: дочь превыше всего!.. Тут же отругав себя за такие мысли, встаю, едва сдерживая сердитый вздох, прохожу в спальню – Кэри спит, разметавшись на постели Гермионы: пальчик во рту, личико в слезах.

— Ты плакала, маленькая? – я глажу ее по нежной щечке, и Кэри просыпается и тянется ко мне.

Гермиона грустно улыбается, когда видит, что дочка больше не боится меня. Она обнимает меня за талию: я даже через рубашку чувствую ее жар. Мы аппарируем прямо в гостиную, где уже сидит моя мама в компании Поттера: тот поднимается навстречу и взволнованно шагает к нам:

— С девочкой все в порядке? Джордж мне уже все рассказал.

— Трепло, — шиплю я сквозь зубы. – Мама, проводи Гермиону в ее комнату и уложите Кэри спать.

Когда они поднимаются по лестнице, я не могу удержаться: беру Поттера за грудки и встряхиваю:

— Какого хера, Поттер? – не могу сдержать я мата. – Уизли совсем очешуел: на людей бросается!

— Уймись, — цедит он. – Давай выпьем.

Призываю из бара бутылку: на этот раз огневиски – мне надо успокоиться, а то всего трясет от впечатлений. Поттер лохматит свое воронье гнездо и залпом выпивает предложенную рюмку:

— К нам Паркинсон заявилась вчера, — без обиняков начинает Поттер. – Несла всякую херню насчет Амортенции и Империо. Я так и не понял, пьяная она была или нет: Рон ее сразу наверх уволок, они там долго сидели и что-то обсуждали, а потом он выбежал из комнаты, заорал, что идет тебя убивать, и аппарировал. Чудо, что в его состоянии не случился расщеп.

— Лучше бы ему башку дурную расщепило, — бью кулаком по столу. – Нет, ну какого черта он решил, что я держу Гермиону силой? У нас все прекрасно!

— На самом деле есть одна проблема, — Поттер подливает мне виски. – У Кэри случился всплеск, так ведь?

— Да, — облегченно вздыхаю я. – Она не сквиб. Но в чем ты видишь проблему?

— Сам подумай, Малфой, — Поттер снова запускает пятерню в волосы. – Первый же выброс и она чуть не убивает человека. Если вдруг она не захочет признавать себя, как волшебницу, это может очень плохо кончиться.

Поттер встает, поправляет мантию и тихим голосом предупреждает:

— У сестры Дамблдора в детстве была та же ситуация. Она не захотела колдовать, и магия обернулась внутрь. Не хочу тебя пугать, Малфой, но впоследствии ее выброс убил мать. Постарайся поговорить с Кэри.

Застываю, оглушенный такой новостью. Почти полная бутылка огневиски падает у меня из рук и разбивается, распространяя удушливый запах спиртного.