Награды, премии 6 страница

Зовёт, – и свечка меж ладоней

Горит, – и некому помочь,

Никто не может, ничего,

Что схоже с откликами, нету, –

И вот, в тоске по белу свету,

На ощупь ищешь ты его.

* * *

Слов не хватает мне? – молчаньем говорю,

Отшельничеством, чувствами иными,

Скитальчеством, надеждами немыми

На то, что сбудется, – а там я посмотрю,

Чей лучше ощущал хребет спинной

Биенье пульса чуткого Вселенной,

Чьи поры впитывали токи поколений

Верней и пристальней, – и ты не спорь со мной –

Не выдюжишь, не сладишь, не найдёшь

Того, что одному из всех даётся

Единожды, – так пусть же остаётся,

Покуда сам к нему когда-нибудь придёшь, –

Всех долговечнее в сумятице земной

Слиянье кровное наитья и прозренья,

Сиянье стойкое, высокое горенье,

Прошедшее эпоху стороной.

* * *

Тирсы Вакховых спутников помню и я,

Все в плюще и листве виноградной, –

Прозревал я их там, где встречались друзья

В толчее коктебельской отрадной.

Что житуха нескладная – ладно, потом,

На досуге авось разберёмся,

Вывих духа тугим перевяжем жгутом,

Помолчим или вдруг рассмеёмся.

Это позже – рассеемся по миру вдрызг,

Позабудем обиды и дружбы,

На солёном ветру, среди хлещущих брызг,

Отстоим свои долгие службы.

Это позже – то смерти пойдут косяком,

То увечья, а то и забвенье,

Это позже – эпоха сухим костяком

Потеснит и смутит вдохновенье.

А пока что – нам выпала радость одна,

Небывалое выдалось лето, –

Пьём до дна мы – и музыка наша хмельна

Там, где песенка общая спета.

И не чуем, что рядом – печали гуртом,

И не видим, хоть, вроде, пытливы,

Как отчётливо всё, что случится потом,

Отражает зерцало залива.

* * *

Для высокого строя слова не нужны –

Только музыка льётся сквозная,

И достаточно слуху ночной тишины,

Где листва затаилась резная.

На курортной закваске замешанный бред –

Сигаретная вспышка, ухмылка,

Где лица человечьего всё-таки нет,

Да пустая на пляже бутылка.

Да зелёное хрустнет стекло под ногой,

Что-то выпорхнет вдруг запоздало, –

И стоишь у причала какой-то другой,

Постаревший, и дышишь устало.

То ли фильма обрывки в пространство летят,

То ли это гитары аккорды, –

Но не всё ли равно тебе? – видно, хотят

Жить по-своему, складно и твёрдо.

Но не всё ли равно тебе? – может, слывут

Безупречными, властными, злыми,

Неприступными, гордыми, – значит, живут,

Будет время заслуживать имя.

Но куда оно вытекло, время твоё,

И когда оно, имя, явилось –

И судьбы расплескало хмельное питьё,

Хоть с тобой ничего не случилось,

Хоть, похоже, ты цел – и ещё поживёшь,

И ещё постоишь у причала? –

И лицо своё в чёрной воде узнаёшь –

Значит, всё начинаешь сначала?

Значит, снова шагнёшь в этот морок земной,

В этот сумрак, за речью вдогонку? –

И глядит на цветы впереди, под луной,

Опершись на копьё, амазонка.

* * *

Вот и вышло – ушла эпоха

Тополиного пуха ночью,

В час, когда на вершок от вздоха

Дышит лёгкое узорочье.

Над столицею сень сквозная

Виснет маревом шелестящим –

И, тревожась, я сам не знаю,

Где мы – в прошлом иль в настоящем?

Может, в будущем возвратятся

Эти шорохи и касанье

Ко всему, к чему обратятся,

Невесомое нависанье.

Сеть ажурная, кружевная,

Что ты выловишь в мире этом,

Если дружишь ты, неземная,

В давней темени с белым светом?

Вспышка редкая сигаретки,

Да прохожего шаг нетвёрдый,

Да усмешка окна сквозь ветки,

Да бездомицы выбор гордый.

Хмель повыветрит на рассвете

Век – железный ли, жестяной ли,

Где-то буквами на газете

Люди сгрудятся – не за мной ли?

Смотрит букою сад усталый,

Особняк промелькнёт ампирный, –

Пух сквозь время летит, пожалуй,

Повсеместный летит, всемирный.

Вот и кончились приключенья,

Ключик выпал, – теперь не к спеху

Вспоминать, – но влечёт мученье –

Тополиного пуха эхо.

* * *

Курево скверное – «Ватра»,

Ветер вокруг расплескал

Южного амфитеатра

Улиц, извилин и скал

В духе небрежного жарта

Отзвуки – и на потом

Бросил в сторонке без фарта

Всё, что завяжет жгутом.

Буквы аршинные, титры

Видео, ругань и ложь,

Мирта уступы и митры,

Всё, что живьём не возьмёшь,

Всё, что оставят на завтра,

На опохмелку, в запас,

Для перековки, для гарта,

Словом – подальше от глаз.

Пляжи скольжением гидры

Слепо мелькнут за бортом,

Слёзы случайные вытри,

Молча в кругу испитом

Стой – и гляди неотрывно,

Как остаётся вдали

Всё, что кричало надрывно

О приближенье земли.

Как бы мне выпало время

Там побродить, где бывал

В юности вместе со всеми,

Кто эту жизнь познавал, –

Только по нраву ли будет

Всё, что по праву влекло?

Кто меня там не осудит? –

И вспоминать тяжело.

* * *

И в рост устремлённые звенья ветвей,

И в шатких соцветьях дыханье кровей,

Венцы упоительной славы,

Живительных соков к высотам разбег,

Быть может – на годы, а может – на век,

Но всё-таки не для забавы.

Земного нутра изверженье в туман,

Крутое смешенье корней и семян,

Сплошное сплетенье, соседство,

Ауканье, аханье где-то во тьме,

Чтоб только успеть к неизменной зиме

Сберечь для потомства наследство.

Свой голос отдать за великую рать,

И что-то понять, и по крохам не брать

От них эту стойкость и силу –

Но, разом впитав эту цепкость и суть,

В пространство шагнуть, не смущаясь ничуть,

Чтоб солнце заполнило жилы.

И кто мне шепнёт ненароком с утра,

Что всем им теперь только шаг до костра,

Что, может, развеют с золою

Весь этот ступенчатый, звончатый труд

Растений, что к свету сквозь время идут? –

Но их защищаю хвалою.

* * *

Вот холодом повеяло ночным –

И Северу довольно только взгляда,

Чтоб всё насторожилось, став иным,

Уже шуршащим шлейфом листопада.

И долго ли продержится луна,

Скользящая сквозь облачные путы?

И песня, пробуждаясь ото сна,

Не рвётся из гортани почему-то.

Потом скажу – успеется, потом, –

Не торопись, не вздрагивай, не надо, –

И так звучит во мраке обжитом

Серебряная грусти серенада.

И так сквозит растерянная весть

По золоту смолёному залива –

И трепетнее чувствуешь, что есть

Над нами Бог — и смотришь молчаливо.

Повременим – ещё не началось,

Ещё не в тягость мне воспоминанья –

И что-то в душу вновь перелилось

Оттуда, где бывал уже за гранью.

И семенем к небесному крыльцу

Прибьётся и твоя причастность к веку, –

И правда: как в воде лицо к лицу –

Так сердце человека к человеку.

* * *

Разъединённые в сумятице мирской,

Утратили способность мы к сближенью,

А это значит – жизни продолженью,

И звенья сдерживаем россыпи людской

Уже с усилием – вот-вот и разорвётся

Цепь связей наших – и пойдёт разброд,

Где, хаос не приемля, небосвод

Над новой смутой горько усмехнётся.

Увидев то, что только нам дано

Увидеть было – долгую неволю,

И всё, что с веком выпало на долю,

И то, что в сердце было сожжено,

Познали мы немалую печаль,

Но знания такого, видно, мало

Нам было, – вот и терпим, как, бывало,

Терпели в дни, которых, впрочем, жаль.

И ждём чего-нибудь, да только вот – чего?

Не то, что радости – спокойствия хотя бы,

Шагаем через ямы да ухабы,

А рядом нету никого,

А рядом пусто, пусто и темно,

И ночь вселенскою нам кажется порою –

И то нас тянет вроде к Домострою,

А то затягивает скверное вино.

И нет возможности сдержать разлад и бред,

Скрепить мгновения хотя бы нитью тонкой, –

Уже и почва под кислотной плёнкой

Натужно дышит, и белёсый след

Солей несметных вытянулся вдоль

Земной оси, засыпал все широты –

И Млечный Путь настиг у поворота,

Где живы всё же – Дух, Любовь, Юдоль.

* * *

И смысл поступков строен стал и строг,

И голову я выше поднимаю,

И мир, как есть, душою принимаю,

Покуда жив я светом – видит Бог.

Единым домом станет нам Земля –

Вы, циники, и вы, приспособленцы,

Вы, чужестранцы, вы, переселенцы, –

Какие дали зрите с корабля?

Не зря на крыше хижины соей

Ржавеет якорь, кем-то позабытый, –

Надежды символ верной стал защитой

На острове меж древних двух морей.

С дельфиньей стаей журавлиный клин,

Сетей рыбацких клочья и грузила,

И всё, что прежде исподволь грозило –

Зрачок змеиный, жуть средь вязких глин,

И оползень, и ливень, и разбой,

Смешавшиеся с осыпью событий,

Лавиной слухов, порослью открытий,

Отчётливей я виду пред собой.

И жажды мне безмерной не унять –

Всё впитывая, чувствуя, вдыхая,

Приветствую, в прозрачный шар сгущая,

Чтоб суть постичь – и, может быть, обнять.

* * *

В неспешных действиях, поступках и словах

Есть свет особенный – и мы к нему стремимся,

И от бессмыслицы назойливой таимся,

Зане с державою былою дело швах.

И, не бахвалясь, мы с трудом своим дружны

В тоске, в рассеянье, в забвении, в скитанье,

Поскольку жертвенное жизни прорастанье

Мы чуем пристальней на грани тишины.

Покуда вижу я негаданный просвет

Во тьме безумия, в чаду кровопролитья,

Иду на ощупь я, но всё ж иду за нитью –

Тонка она – такой у вас и вовсе нет.

Покуда слышу я то гул на берегу

Прибоя позднего, то птичьи восклицанья,

Приемлю долю я, отринув отрицанья,

И перед родиной своею не в долгу.

Покуда призван я в ненастный этот мир

Для песни, славящей его преображенье,

Я, порождение его и отраженье,

Творю неслыханный свидетельства клавир –

О том, как рушилось эпоха, о таком,

Что было истинным, что век опередило

Во имя радости, – и вот земная сила

Дарует веру мне – и светлый строит дом.

* * *

Я ничего не видел, кроме

Крыльца впотьмах и света в доме,

Собак на сене и соломе,

Нагого пламени в кострах,

Ветвей, исхлёстанных ветрами,

Лица неведомого в раме, –

И потому гадайте сами,

Кого охватывает страх.

Казалось зрение усталым –

Пора довольствоваться старым,

И ни к чему кичиться даром,

Тянуться к чарам и углам,

Где ветер выглядит сутулым

В обнимку с книгою и стулом –

И целит умыслом, как дулом,

В простор с водою пополам.

Промокла времени громада,

Зола рассыпана по саду,

Пропета лета серенада

Кому-то, скрытому в глуши, –

Зато дарована свобода

Зеркальной двойственностью года

Тому, кто в гуще небосвода

Приют отыщет для души.

Листвы шуршащее свеченье,

Ненастных сфер коловращенье,

Молчанье и столоверченье,

Шарады, ребусы, часы

Уже не скуки, но желанья

Негодованья, пониманья

Томленья, самовозгоранья

Неувядаемой красы.

Кто правит бал и дружен с ленью,

Кому подвластны поколенья –

И кто на грани изумленья

Откроет невидаль вокруг?

В печи моленье и камланье,

Поленьев щёлканье, пыланье,

Как бы от памяти посланье, –

И некий жар почуешь вдруг.

Играя с истиною в жмурки,

Срезая вянущие шкурки,

Гася то спички, то окурки,

Перебирая всякий хлам,

Найдёшь нежданные подарки –

Свечные жёлтые огарки,

Проштемпелёванные марки,

Тетрадей брошенных бедлам.

Никто на свете не обяжет

Учесть твой опыт – весь, что нажит,

Никто, конечно, не подскажет,

Что в этом нечто всё же есть, –

Беспечность рожицу скукожит,

Октябрь уже почти что прожит,

И жизнь пока что не тревожит,

Готовя завтрашнюю весть.

Ну что же, выглядишь неплохо –

Уже на краешке эпоха,

Уже на донышке подвоха

Шестидесятников запал,

И всё, что было, не помеха, –

И между тем нам не до смеха,

И так далёко до успеха,

Что эха чудится оскал.

Но ты подпитывай сознанье

Всем тем, что будит осязанье,

Иголки ловит ускользанье,

Синицу или журавля,

Покуда прежнее везенье

Не надоест до оборзенья,

Другим оставив угрызенья,

На всех глазея с корабля.

Очнись и выйди на дорогу

К иному празднеству и к Богу,

Ищи защиту и подмогу,

В невзгодах имя сбереги, –

Мозги захлёстывает влага,

Прибой кобенится, как брага, –

И укрепляется отвага,

Чтоб слышать вечности шаги.

* * *

Век не гулянье и кровь не вода,

Верность и та запоздала,

Время пройдёт – и не сыщешь следа,

Где красота отрыдала.

Время вплеснётся – и вытянет нить,

Свяжет узлы и событья, –

В чём же ненастье ты хочешь винить

С нечистью, с волчьею сытью?

В том ли, что часто встречались они

В трудную пору, в дороге?

Время встряхнётся – и прежние дни

Кажутся чище в итоге.

Век ненасытен – и поздно вставать

На перепутье дозором, –

Время взгрустнёт – и нельзя горевать,

Глядя на пламя с укором.

Ходишь и смотришь – и дальше ходи

Там, за рекою рябою,

Слышишь и видишь – и дальше веди

Всех, кто пойдёт за тобою.

Хочешь и можешь – и должен пройти

Весь лабиринт становленья,

Чуешь и веришь – и должен в пути

Всех оставлять в изумленье.

Проще смотри на земные дела,

Реже советчиков слушай,

Чаще молись, чтобы вера вела

Кромкой меж морем и сушей.

Шире объятья для речи раскрой,

Душу свою сберегая,

Чтобы вон там, за Святою горой,

Эра встречала другая.

* * *

Широких крыл прикосновенье,

Высоких сил благословенье,

Проникновение туда,

Где есть участье и вниманье

К душе – и все переживанья

На берег выплеснет вода.

Невыразимое, земное,

Всегда идущее за мною,

Куда б меня ни завела

Стезя кремнистая, крутая,

Чтоб доля, некогда простая,

В движенье сложность обрела.

Полуотдушина и полу-

Печаль – и вновь, похоже, в школу

Брести, усваивая путь

К чему-то важному, где мало

Усердья, – помнится, бывало,

Позёмка скрадывала суть.

Итак – в начале было слово,

К чему-то новому готово,

Оно готовилось обресть

Ещё неслыханное право

На весть из космоса – и славу,

Где вздохов горестных не счесть.

* * *

Твоих ли, осень, здесь владений нет,

Правительница области безбрежной?

Зачем ты входишь тенью неизбежной

В сокровищницу таинств и примет?

Пускай зажёг над бездной Скорпион

Светильник свой, – давно ли ты внимала

Тому, кто в жизни значил слишком мало

И совершал деянья, как сквозь сон?

Знать, сам Господь велел тебе найти

Того, чей дух был высветлен тобою, –

И, властвуя упрямо над судьбою,

Вставала ты звездою на пути.

Явилась бы ты, может, на пиру

В безмерном блеске, в облике чудесном,

В земном уборе, в золоте небесном, –

Да веку ты пришлась не ко двору.

Тому, кто жизнь отстаивал плечом

И гибели отринул притязанья,

Твоё – сквозь явь – привычное дерзанье

Не притчей даровалось, а лучом.

Но мне всего дороже каждый раз

Твоё – сквозь грусть, отшельница, – смиренье,

В котором есть высокое горенье

Для душ людских, для ждущих наших глаз.

* * *

Если можешь, хоть это не тронь –

Не тревога ли в душу запала? –

И зажёгся в окошке огонь,

И вихры тишина растрепала.

Сколько хочешь, об этом молчи,

Не твоё ли молчание – злато?

В сердцевине горящей свечи

Всё увидишь, что издавна свято.

Всё найдёшь в этом сгустке тепла,

В этой капле томленья и жара –

Напряженье живого крыла

И предчувствие Божьего дара.

Всё присутствует в этом огне,

Что напутствует в хаосе смуты –

Потому-то и радостно мне,

Хоть и горестно мне почему-то.

Всё, что истинно, в нём проросло,

Всё, что подлинно, в нём укрепилось,

Опираясь на речь и число,

Полагаясь на Божию милость.

Потому он в себе и несёт

Всё, что в песнях продлится чудесных,

Всё, что сызнова душу спасёт

Во пределах земных и небесных.

* * *

Распознать знакомое струенье – –

Созиданье? – нет, сердцебиенье,

Прорицанье, рвение, забвенье,

Состраданье, – вот она, зима!

Серебренье, веянье, порханье,

Привыканье, тленье, придыханье,

Пониманье, жженье, полыханье,

Тайники, задворки, закрома.

Ну-ка вынем джинна из бутылки,

Поскребём растерянно в затылке,

Золотые времени ухмылки

Превратим в песчинки, – полетим

В никуда, – с волшебными часами

Заодно – и даже с небесами

Не в родстве ли? – может, с чудесами

Всё, что проще, видеть захотим.

Не затем я гибнул, воскресая,

Чтобы мгла куражилась косая

Над землёю, – столькое спасая,

Обрести пристанище в тиши

Помогло мне всё, что было близким,

Что высоким было или низким,

Было с ростом связано и риском –

Вот и стало памятью души.

* * *

Пространства укор и упрямства урок,

Азы злополучные яви,

Которой разруха, наверно, не впрок, –

И спорить мы, видимо, вправе.

И вновь на Восток потянулись мосты,

В степях зазвенели оковы –

Но древние реки давно не чисты,

Моря до сих пор нездоровы.

И негде, пожалуй, коней напоить

Безумцам, что жаждут упорно

Громаду страны на куски раскроить

И распрей раскаливать горны.

Отрава и травля, разъевшие кровь,

Солей отложенья густые,

Наветы и страхи, не вхожие в ночь,

При нас – да и мы не святые.

И мы в этой гуще всеобщей росли.

В клетях этих жили и норах,

И спали вполглаза мы – так, чтоб вдали

Малейший почувствовать шорох.

Мы ткани единой частицы, увы,

Мы груды песчаной крупицы –

И рыбу эпохи нам есть с головы

Непросто, – и где причаститься

К желанному свету? – и долго ли ждать

Спасительной сени покрова,

Небесной защиты? – и где благодать,

И с верою – Божие Слово?

И снова – на юг, в киммерийскую тишь,

Где дышится глубже, вольнее,

Где пристальней, может, сквозь годы глядишь

И чувствуешь время вернее.

* * *

К вечеру потеплело,

Снег отсырел, разбух,

В душу мою и в тело

Вешний пробрался дух.

Рано, конечно, рано –

Долго ещё зиме

Тешиться самозвано,

Холод держа в уме.

Вот и хрустит дорожка,

Под фонарём блестя, –

В то, что глядит в окошко,

Вслушайся не шутя.

То ли в пустынном взоре

Музыки искра есть,

То ли с востока, с моря,

Ждать мне благую весть.

Кто мне сегодня скажет,

Что меня завтра ждёт?

Всё, что с ушедшим свяжет,

Больше огнём не жжёт.

Кто меня завтра встретит

На берегу морском?

Тает свеча, но светит,

В доме таясь людском.

* * *

Своя интонация, знаю,

И голос, конечно же, свой,

И доля, понятно, земная –

Но что же ведёт за собой?

И кто-то шепнёт ненароком

О чём-то – наверно, о том,

Что время – вон там, за порогом,

И скручено вправду жгутом,

Что время – вот здесь, и повсюду

Присутствует, верует, ждёт

Причастности подлинной к чуду

От всех, чьё участье грядёт

В движении общем к открытью

Поистине нового дня,

Который прозреть по наитью

Поможет явленье огня

На кромке нелёгкого века,

На склоне, на грани эпох,

В разливах небесного млека,

На почве, чей пыл не иссох,

На бреге, что круче и выше

Заморских, – на самом краю

Сознанья, – и дальше, за крыши,

Звезду вопрошая свою.

* * *

Слова и чувства стольких лет,

Из недр ночных встающий свет,

Невыразимое, земное.

Чью суть не всем дано постичь,

И если речь – в ней ключ и клич,

А может, самое родное.

Давно седеет голова –

И если буйною сперва

Была, то нынче – наподобье

Полыни и плакун-травы, –

И очи, зеленью листвы

Не выцвев, смотрят исподлобья.

Обиды есть, но злобы нет,

Из бед былых протянут след

Неисправимого доверья

Сюда и далее, туда,

Где плещет понизу вода

И так живучи суеверья.

И здесь, и дальше, и везде,

Судьбой обязанный звезде,

Неугасимой, сокровенной,

Свой мир я создал в жизни сей –

Дождаться б с верою своей

Мне пониманья во вселенной.

* * *

Сомнамбулическая высь,

Меланхолическая глушь, –

Куда мы, право, поднялись?

Там – рознь и песнь, здесь – тишь и сушь.

Ещё свирепствует раздор

В моём разбуженном краю –

Но я со всеми до сих пор

Краюху страха не жую.

И возвращаюсь я туда,

Где гущина и быстрина,

Лишь потому, что никогда

Свои не горбил рамена

Ни перед тем, кто славил власть,

Ни перед тем, кто правил бал,

Ни перед тем, кто – вот напасть! –

На горло песне наступал.

Но жил я так, что – видит Бог –

Не сосчитать душевных ран, –

И если шёл высокий слог,

То был он, значит, свыше дан.

А если проще пелось мне,

Дышалось легче и полней –

Хватало в мире мне вполне

Любви, и терний, и корней.

* * *

От разбоя и бреда вдали,

Не участвуя в общем броженье,

На окраине певчей земли,

Чей покой, как могли, берегли,

Чую крови подспудное жженье.

Уж не с ней ли последнюю связь

Сохранили мы в годы распада,

Жарким гулом её распаляясь,

Как от дыма, рукой заслоняясь

От грядущего мора и глада?

Расплескаться готова она

По пространству, что познано ею –

Всею молвью сквозь все времена –

Чтобы вновь пропитать семена

Закипающей мощью своею.

Удержать бы зазубренный край

Переполненной чаши терпенья! –

Не собачий ли катится лай?

Не вороний ли пенится грай?

Но защитою – Ангелов пенье.

* * *

Что же мы видели, глядя сквозь пламя? –

Семя проросшее? новое знамя?

И в зеркалах отражались мы сами

Вроде бы вниз головой, –

Всё бы искать для себя оправданья,

С грустью бесслёзною слушать рыданья,

Строить в пустыне, как зданье, страданье –

Пусть приютится живой.

Новое знанье и зренье иное,

К сроку пришедшие, ныне со мною,

Время прошедшее – там, за стеною,

Имя – и здесь, и вдали, –

Выпал мне, видимо, жребий оброчный,

Вышел мне, стало быть, путь непорочный,

Выдан в грядущее пропуск бессрочный –

Не оторвать от земли.

* * *

Уходит какая-то сила,

И вроде бы пусто в груди, –

Так что это всё-таки было?

А впрочем – постой, погоди.

Не новую силу ли чую,

Пространства вдыхая размах?

И старые раны врачую,

Покою внимая впотьмах.

А воля – она многогранна,

Её не бывает полней –

И, видимо, вовсе не странно,

Что тянемся издавна к ней.

В поступках своих своевольны,

Мы сдержанней стали уже –

И, участью этой довольны,

На грозном живём рубеже.

Что было – уже миновало,

Грядут снегопад, ледостав –

И в рёве девятого вала

Нам кажется: каждый был прав.

Ещё не рванулись мы просто

Сквозь дрёмой очерченный круг,

Сквозь драму сомненья и роста

В трагедию времени, друг.

* * *

Привыкший делать всё наоборот,

Я вышел слишком рано за ворота –

И вот навстречу хлынули щедроты,

Обрушились и ринулись вперёд,

Потом сомкнули плотное кольцо,

Потом его мгновенно разомкнули –

И я стоял в сиянии и гуле,

Подняв к востоку мокрое лицо.

Там было всё – источник бил тепла,

Клубились воли рвенье и движенье,

Земли броженье, к небу притяженье,

Круженье смысла, слова и числа, –

И что-то там, пульсируя, дыша,

Сквозь твердь упрямо к миру пробивалось, –

И только чуять снова оставалось,

К чему теперь вела меня душа.

Бывало всё, что в жизни быть могло,

И, как ни странно, многое сбывалось,

Грубело пламя, ливнями смывалось

Всё то, что к солнцу прежде проросло, –

Изломанной судьбы я не искал –

И всё, как есть, приемлю молчаливо,

Привычно глядя в сторону залива,

Где свет свой дар в пространстве расплескал.

* * *

Как мученик, верящий в чудо,

На острове чувства стою –

И можно дышать мне, покуда

Всего, что могу, не спою.