Награды, премии 8 страница

* * *

О чём ты, скажи мне? – конечно, о тех,

Ушедших в дожди да туманы, –

Ни слёз, ни улыбки не хватит на всех –

Залечишь ли прежние раны?

Откуда же, вспомни, у нас повелось

Вот это: ушли – ну и ладно?

Им больше бы пелось и меньше пилось,

А жили как жили – нескладно.

Прощайте, друзья! – вы недаром гуртом

Шагали навстречу обидам –

И дней, что осознаны будут потом,

Заветного смысла не выдам.

Есть возраст особый – и слово за ним,

Отныне он впрямь безупречен,

Он верой оправдан и почвой храним –

И, стало быть, свыше отмечен.

Мне слушать осталось лишь ветер у скал,

Где даль, уходя, оглянулась,

Чтоб всё, что горстями в былом расплескал,

Напевом и светом вернулось.

* * *

Чего ты ждёшь сегодня от меня,

Пора моя, пустынница седая?

Кого зовёшь, ещё не увядая,

Воспрянув от присутствия огня,

С которым в доме, вроде, веселей –

Не всё ль равно – печного иль свечного –

То дикого, а то почти ручного, –

Смотри на пламя, плачь и не жалей

Ни о былом, с которым сутью всей

Ты связана так прочно и незримо,

Ни о таком, чем издавна ранима,

Ни о бессонной памяти своей,

С которою так трудно совладать,

Укрыв её под ветром леденящим,

Ни – вымолвить бы мне – о настоящем,

В котором всем придётся отстрадать,

Чтоб высветлилось всё, чем жили мы,

Дышали чем, всем телом понимая,

Что ночь идёт, холодная, немая, –

Чего ещё ты хочешь средь зимы? –

Добра души и музыки тепла,

Когда звезда Рождественская близко –

И нет любви без муки и без риска,

А нежность и светла, и тяжела.

* * *

Скифские хроники: степь да туман,

Пыль да полынь, чернозём да саман,

Шорох травы да соломы,

Западный ветер – похоже, с дождём,

Дверца, забитая ржавым гвоздём,

Тополь, – ну, значит, мы дома.

Ключ полустёртый рассеянно вынь,

Разом покинь беспросветную стынь,

Молча войди, – не надейся,

Что хоть однажды, но встретят тебя,

Лишь привечая, пускай не любя, –

Печь растопи, обогрейся.

Всё, что извне, за окошком оставь,

Чувства и помыслы в сердце расплавь, –

Долго ль пришлось добираться

В эти края, где души твоей часть

С детства осталась? – на всё твоя власть,

Господи! – как разобраться

В том, что не рвётся блаженная связь,

Как бы тропа твоя в даль ни вилась,

Как бы тебя ни томили

Земли чужие, где сам ты не свой? –

Всё, чем дышал ты, доселе живой,

Ливни ночные не смыли.

Что же иглою цыганской сшивать?

Как мне, пришедшему, жить-поживать

Здесь, где покоя и воли

Столько, что хватит с избытком на всех,

Где стариною тряхнуть бы не грех,

Вышедши в чистое поле?

* * *

И вот он, приют неизведанный мой

Меж морем и сушей, меж светом и тьмой,

На кромке прибрежного рая,

Где чайки кружат вперемешку с листвой,

Где волны у свай отдают синевой,

Следы на песке не стирая.

И здесь никуда не девалась тоска,

И грусть временами настолько близка,

Что кажется птицей ручною, –

И радость придётся ещё обрести,

Тропу проторить и мосты навести

Меж снами и явью дневною.

И что мне навёрстывать, если со мной

Сей строй небывалый всей жизни земной,

Вся невидаль мира – и тяга

Куда-то в пространство, где легче дышать,

Где что-нибудь важное можно решать,

И речи, и почве во благо!

Полынь киммерийская слаще ли, друг,

Чем скифская? – всё, что посеешь вокруг,

Пожнёшь, – и поэтому свято

Всё то, что возвысит над бездной мирской,

Спасёт от бравады её шутовской –

И встретит в грядущем, как брата.

IV

* * *

К золотым ведёт островам

Свет нежданный луны в апреле –

Ближе к тайне, к заветной цели,

К этим выдышанным словам.

Наполняет желанный гул

Сонмы раковин – и в пустотах

Стынет эхо, звеня в высотах,

Если каждый давно уснул.

Может, жемчуг в ладони мал,

Может, водорослями вьётся

Чьё-то прошлое, – как споётся

Тем, чьим песням простор внимал?

Тем, чьи судьбы разброд ломал,

Бред корёжил, тоска крутила,

Стали отзывом лишь светила.

Смолы, скалы, солёный вал.

Смели попросту быть собой,

Смыли кровь, заживили раны, –

То-то плещет светло и странно

Морем вылущенный прибой.

Стали близкими тем, кого

Не доищешься в этой шири,

В небе пристальном этом, в мире,

Продлевающем душ родство.

* * *

Средиземной горечи блажь,

Роскошь южная, брешь в стене,

За которой встаёт мираж,

Чтобы родственным быть вполне.

Желоба, хоботки мостков,

Сырь и ржавь, рукава канав,

За которыми брег таков,

Что не бросит, впотьмах слиняв.

Где-то сваи гурьбой свело

Чувство стадное – там причал

Смотрит в воду – и так светло,

Что об этом петух кричал.

Кто-то любит, упрям и сед,

Одиночество и покой,

На песке оставляя след,

Чтобы тронуть его рукой.

Что-то в дымке растёт, само

По себе, – черноморский вал

Тянет что-нибудь, как письмо,

О котором давно знавал.

Киммерийской нежности весть

Бриз крепчающий донесёт –

И подумаешь: так и есть!

Снова ранит – и вдруг спасёт.

* * *

И столькое было давно по плечу,

Что равного днесь и не знаю –

Но я разбираться во всём не хочу,

А просто грущу, вспоминая.

Круги разойдутся по вешней воде,

До осени там доставая,

Где даже в отзывчивой вроде среде

Гнездится пора грозовая.

Ладони открой этим ливням ночным,

Прибрежным валам неуёмным,

Замашкам дикарским и просьбам ручным,

Затерянным в мире огромном.

Не только событья в горсти собери,

Но – суть их, вселенские связи,

Сплетенья наитий, – и всех примири,

Чтоб в каждой аукались фразе.

Не зря ты когда-то шагнул в эту смоль,

В алмазное это кипенье –

И чуять грядущее снова изволь,

Чтоб стало блаженнее пенье.

* * *

Как отодвинутый засов,

Остаток холода немеет,

Низин затронуть не посмеет,

Чтоб новый лад звучал с низов.

Синеют очерки вершин,

Холмов уклоны зеленеют –

И тон постигнуть не умеют,

Кроящий день на свой аршин.

Избыток замыслов при нём,

Но тени стынут на закате –

Ума пустующей палате

Покой когда-нибудь вернём.

Не называй меня своим –

Я сам не знаю, что со мною –

Мы все как будто за стеною,

Хоть взглядов больше не таим.

Не называй меня чужим –

Скажи мне: что за наважденье –

Корней и крон предубежденья,

Недавний помнящих режим?

Не говори, что нет причин

Для боли, вышедшей из бездны,

Которой слишком уж известны

Скорбей истоки и кручин.

* * *

Птахой единственной в небе пустом,

Чтобы вон там, впереди, за мостом,

С грустью смотреть на вздыхающих –

Ах, по кому же? – прохожих чудных,

Юность мелькнула – ну что ей до них,

Воздух горстями хватающих!

Нить расставанья тиха и легка –

Держит её золотая рука

Вечером, сызнова тающим, –

Чтоб не рвалась беспокойная связь,

Лица, в которые кротость вплелась,

Обращены к улетающим.

«Здравствуй!» – «Ну, здравствуй!» – Пощады не жди,

Меж берегами черту проведи,

Выйди навстречу грядущему, –

Нет никого, кто бы понял, пойми,

Как нелегко мне теперь меж людьми

Скрытничать, отклика ждущему.

Некуда спрятаться – весь на виду –

Так вот, небось, и в легенду войду,

В перечень, вами же созданный,

Тех, кто для речи был к жертвам готов, –

Ах, на земле ещё вдосталь цветов

С памятью, песням не розданной!

* * *

Воспоминание томит меня опять,

Иглою в поры проникает,

Хребта касается, – и сколько можно спать? –

Душа к покою привыкает,

К жемчужной свежести, рассветной, дождевой,

А всё же вроде бы – что делать! – не на месте,

Не там, где следует, – и ветер гулевой

Ко мне врывается – и спутывает вести,

С разгону вяжет влажные узлы

Событий давешних, запутывает нити,

Сквозит по комнате – и в тёмные углы

С избытком придури и прыти

Разрозненные клочья прежних дней

От глаз подальше судорожно прячет, –

И как понять, кому они нужней,

И что же всё же это значит? –

И вот, юродствуя, уходит от меня, –

И утро смотрится порукой круговою,

Тая видения и в отсветах огня

Венец признания подняв над головою, –

И что-то вроде бы струится за окном –

Не то растраченные попусту мгновенья,

Не то мерцание в тумане слюдяном

Полузабытого забвенья,

Не то вода проточная с горы,

Ещё лепечущая что-то о вершине,

Уже несущая ненужные дары, –

И нет минувшего в помине,

И нет возможности вернуться мне туда,

Где жил я в сумраке бездомном,

Покуда разные сменялись города

В чередовании огромном,

Безумном, обморочном, призрачном, хмельном,

Неудержимом и желанном,

Чтоб ныне думать мне в пристанище земном

О чём-то горестном и странном.

* * *

Ну кто их просил расставаться?

Они не поймут никогда,

Зачем никому признаваться

Не хочет морская вода

Ни в том, что от взглядов таила,

Ни в том, что открыла иным,

Ни в том, что потом расслоила,

Солёным смутив и хмельным.

Ну что бы им впрямь не соваться

Туда – и не знать бы тогда,

Зачем на виду красоваться

Не любит ночная звезда,

Зачем на ветру небывалом

Сутулится тополь вдали,

Измученный грузом немалым

Преданий и сказок земли.

Ну что бы их снам не сбываться

В рассветном прибрежном дыму,

Где в прошлом зазря тусоваться

Ещё не пришлось никому,

Где швы многолетние спайки

Видны – и близки навсегда

Кузнечики, ласточки, чайки,

Сверчки – а потом холода.

* * *

Предчувствием осени в тайне

Какой-нибудь, – может быть, всем,

Что, небом туманясь, бескрайне

Извечно, незнамо зачем,

Присутствием осени в песне,

В песке на морском берегу

С известным «скорее воскресни»,

С извёсткой на каждом шагу,

Разъевшей окрестные стены,

С исконным «скорее прости»,

Лишь с тем, что встаёт постепенно,

Колеблясь вон там, на пути,

Соседством таким, первородством,

Изнанкой, нутром волшебства,

Незнаемым сходством, сиротством,

Наследством, подобьем родства

Душа моя с детства томится –

И там она, странная власть,

Где радость с кострами дымится,

Чтоб с горестью в небе пропасть.

* * *

Разве опять вдруг подойти,

Тронуть, взглянуть так,

Словно фонарь там, на пути –

Береговой знак,

Словно алтарь – там, за стеной,

Словно придёт вмиг

Всё, что и встарь было со мной,

Разве сдержать крик?

Пусть это блажь, так и реши,

Пусть это лишь сон –

Всё-таки брешь где-то в глуши

Сможет пробить он, –

Всё-таки сушь, горечь во рту,

Влага в углах глаз

Вместе с тобой в этом порту

С эхом твоих фраз.

То-то растёт, ширится звук,

Высится с ним свет,

Что-то летит прямо из рук

В морок немых лет, –

Кто-то поёт, свищет о том,

Как хорошо тем,

Вставшим гуртом там, за мостом,

За колдовством всем.

* * *

Страны разрушенной смятенные сыны,

Зачем вы стонете ночами,

Томимы призраками смутными войны,

С недогоревшими свечами

Уже входящие в немыслимый провал,

В такую бездну роковую,

Где чудом выживший, по счастью, не бывал, –

А ныне, в пору грозовую,

Она заманивает вас к себе, зовёт

Нутром распахнутым, предвестием обманным

Приюта странного, где спящий проплывёт

В челне отринутом по заводям туманным –

И нет ни встреч ему, ни редких огоньков,

Ни плеска лёгкого под вёслами тугими

Волны, направившейся к берегу, – таков

Сей путь, где вряд ли спросят имя,

Окликнут нехотя, устало приведут

К давно желанному ночлегу,

К теплу неловкому, – кого, скажите, ждут

Там, где раздолье только снегу,

Где только холоду бродить не привыкать

Да пустоту ловить рыбацкой рваной сетью,

Где на руинах лиху потакать

Негоже уходящему столетью?

* * *

Смущаться посвящённым не впервой –

И вот уже багрянцем торопливым

По склонам всей гряды береговой,

По выступам, по скалам над заливом

Сквозит октябрь – и, высветясь за ним,

Уже сутулясь там, за перевалом,

Встаёт, упрямясь, призрак новых зим

С их опытом и холодом немалым.

Теперь мы ничего не говорим

О том, что летом, скомканным бесчасьем,

Лишь отсвет был нам нехотя дарим

Того, что встарь захлёстывало счастьем, –

И вслед за ним, с полуденным теплом,

С дождём вечерним, с ветром полуночным,

Угадывался времени разлом,

Где связям вряд ли выстоять непрочным.

Нет никого, кто понял бы, зачем

Весь этот ужас, истово зовущий,

В пространство уводящий насовсем,

Хрипящий – но хранящий и поющий,

Довлеющий над нами потому,

Что слишком уж беспечными бывали

Слова, которым знаться ни к чему

С тем сном, который выразим едва ли.

* * *

У музыки горючей в закромах

Есть вдоволь слёз и времени так много,

Что люди пробуждаются впотьмах

В надежде дней, дарованных от Бога,

Когда и память так не тяжела,

И явь не столь неистова, как ныне,

И света опалённые крыла

Распластаны, – и нет уже в помине

Беспечности и лености, вчера

Друживших с равнодушием и скукой, –

И нам, очнувшись, кажется, пора

Прозреть и встать, чтоб новь не стала мукой,

Чтоб кровь не захлестнула имена,

Не смыла ни любви, ни ясной веры,

Чтоб разом не погибли семена,

Возросшие на почве нашей эры.

* * *

К Соловьиному дню приближаясь –

К сердцевинному дню –

В зеркалах ваших смут отражаясь,

Никого не виню

В том, что, слишком легко забывая –

Обо мне ли, в глуши

Повествующем, тон задавая,

Не смущая души,

О таком, что ищите в запасе

Золотом у любви,

Что в небесной защите – и в часе,

Прозвучавшем в крови, –

Иль о том, что, спасением вея,

Станет явным теперь,

Где стоят на песке, бронзовея,

Изваянья потерь, –

Обретенья вы цените всё же

На распутье веков,

Ощущая прощанье до дрожи

Меж сухих лепестков.

* * *

Дерзость безрассудная в словах

(Ёмче и короче – буесловие);

Что-нибудь пожёстче, порисковее –

В байку о блаженных островах.

Живописью сельской на стекле

Станет ли просвечивать щемящее

Прошлое – зовущее, болящее,

Вещее, чуть-чуть навеселе?

В сумерках столетья, в темноте,

Станет ли заманчивей грядущее,

Где-нибудь кого-нибудь да ждущее,

Словно и сейчас на высоте?

Спешные кроятся рубежи

Ножницами ржавыми, недобрыми, –

С холодом, сгустившимся меж рёбрами,

Точатся бесшумные ножи.

Можно ли замалчивать, скажи,

Всё, что нам готовит настоящее –

Нищее, зловещее, сулящее

Стражей от межи и до межи?

Ниже ли опустятся стрижи,

Пляжи ли насупятся безлюдные? –

Нити равновесия подспудные

В пору полнолуния свяжи.

* * *

Меж пятой и шестой луной

Ищи ответ на этот грустный

Вопрос о власти безыскусной

Непраздной музыки ночной.

Там звуки рвутся сквозь распад,

В пространстве рея и витая, –

И слышат где-нибудь в Китае

В Тавриде кличущих цикад.

Над бездной времени звеня,

Из недр незрячих прорастая,

Они трепещут, обитая

На грани звёздного огня.

Они клокочут и хрипят,

Летучей плотью обрастая,

Приют незримый обретая

В садах, где сызнова не спят.

И всем, чем грезишь, дорожа,

Всей кожей чувствуешь слиянье

С волшбой крамольной расстоянья

От рубежа до рубежа.

И вслед за мукою сплошной

Куда-то в самое сиянье

Меня ведут воспоминанья

Тропою хрусткою степной.

* * *

Антифон киммерийский: стихающий хор

Разделился – то море поёт упоённо,

То уже огибающий пряные склоны

Южный ветер, с разбухших стекающий гор.

С тополиной листвой, что во мгле прижилась,

В сердцевину затишья легко проникая,

Ты стоишь и стоишь, ко всему привыкая,

Для чего эта песня лилась и лилась.

Не впервой тебе знать, что не будет потом

Ни вниманья, ни отзыва, – экое дело

Эта песня, что выстоять в мире хотела, –

Для кого-то, кто выжил на месте пустом!

Не впервой тебе помнить, что нечего ждать

Состраданья – куда оно вдруг задевалось? –

Что-то вроде намёка ещё оставалось,

Но теперь и подобья не тщись увидать.

Ничего, ничего, – может, вместе с дождём

Ты ещё обретёшь это кровное право

На такие деньки, где погодка на славу, –

А к тому, что приблизит их, сами придём.

* * *

Зеркальность, явственность – двойного бытия?

Мгновенья каждого? – сомнению в угоду

Уходит день – растерянно, как в воду

Закатный отсвет, – Бог ему судья! –

Восходит свет из тёмного нутра

Не то пространства, спавшего доселе,

Не то извне, из глуби, из купели,

Плеснувшей вкось горстями серебра, –

И всю-то ночь качается вдали

Не то небес мерцание сквозное,

Не то, на грани холода и зноя,

Видение несносное земли.

* * *

Развеялись листья, осыпались розы

В саду беспокойном твоём,

На том берегу, где житейские грозы

Встречать вы привыкли вдвоём.

Ещё не отвыкли вы трогать спросонок

Ладонь, что струила тепло,

Но яд расставанья замедленно-тонок –

И что-то, однако, прошло.

Никто не спасёт и никто не отыщет

В жестокой вселенской глуши,

Как дождь ни бормочет и ветер ни рыщет –

А встречи и так хороши.

Никто не навяжет чего-то такого,

Что души бы ваши спасло,

Никто не обяжет легко и толково

Сказать, что и вам повезло.

Прощанье ножами по коже проводит,

Когтями скребёт по хребту –

И вам не до сна – но никто не уходит

Куда-то туда, за черту.

Разлука слоёные бусины станет

Низать на смолёную нить –

И счастье, приблизившись, разом отпрянет,

Чтоб вместе его сохранить.

* * *

Разметало вокруг огоньки лепестков

Что-то властное – зря ли таилось

Там, где след исчезал посреди пустяков

И несметное что-то роилось?

То ли куст мне шипами впивается в грудь,

То ли память иглою калёной

Тянет нить за собой – но со мною побудь

Молодою и страстно влюблённой.

Как мне слово теперь о минувшем сказать,

Если встарь оно было не праздным?

Как мне узел смолёный суметь развязать,

Если связан он с чем-то опасным?

Не зови ты меня – я и рад бы уйти,

Но куда мне срываться отсюда,

Если, как ни крути, но встаёт на пути

Сентября молчаливое чудо?

Потому-то и медлит всё то, что цветёт,

С увяданьем, сулящим невзгоды, –

И горит в лепестках, и упрямо ведёт

В некий рай, под воздушные своды.

Лепестки эти вряд ли потом соберу

Там, где правит житейская проза – –

Бог с тобой, моя радость! – расти на ветру,

Киммерийская чёрная роза.

* * *

Золотая ладонь у луны –

От щедрот её всюду

Пустота, чтоб не чуять вины

Беспокойному люду.

Столько было жары в сентябре,

Что излишками, право,

Прокормилась бы, встав на заре,

В одночасье держава.

Поднялись бы когда-нибудь мы,

Благо всем уже тошно, –

Только шаг, только миг до зимы,

Удержать невозможно.

Уберечь невозможно, пойми,

Как и, впрочем, решиться –

Нет, не ляжем в тумане костьми,

Всё должно совершиться.

Всё должно разрешиться, скажи,

Чем-то брезжущим ныне –

Может, свяжем ещё рубежи,

Раз легки на помине?

Всё должно завершиться вдали,

Всё сбывается, помни,

Если нас одолеть не могли

Небывалые полдни.

* * *

Восприятья ли смято лицо,

Лихолетья ли скрыта личина,

Благодатью ли стала кручина –

Поднимись на крыльцо,

Поднимись на крыльцо и взгляни

В эту глубь роковую,

Где бредут вкруговую

Все, кто сны населяли и дни,

Все, кто пели когда-то о том,

Что свеча не сгорала,

Все, кто жили как в гуще аврала

С огоньком и гуртом,

Все, кто были когда-то людьми,

Но легендами стали,

Чтоб сквозь век прорастали

Их слова, – всех, как есть, их прими,

Всех, как есть, их пойми,

Несуразных, прекрасных,

Ясный свет для потомков пристрастных

Из ладоней их молча возьми.

* * *

Серебряно-ртутным комком

Врывается ветер с испугу

В долину, совсем незнаком

Ни с тем, что спасало округу,

Ни с тем, что питало её,

Теплу придавало отваги,

Чтоб лета продлить забытьё,

А с ним и отсутствие влаги.

Но с осенью спор не веди,

Забудь неуклюжие шутки, –

А то мимоходом дожди

Нагрянут на целые сутки,

А то ненароком туман

В окне разольётся эмалью –

И разом начнётся обман,

Как будто бы взгляд в Зазеркалье.

Забудутся шелест и хруст,

В потёмках по дому блужданье,

Но сад мой окажется пуст,

Чтоб молча стоять в ожиданье, –

И странная вскинет пора

Лицо своё сонно-хмельное,

Чтоб вымотать душу с утра

И вспомниться с новой весною.

* * *

Ах, шагнуть бы нынче с крыльца –

За щекой подушечка мятная,

За спиной подкладочка ватная

Перешитого пальтеца —

Словно в детстве, в самую глубь

Октября, в оскомину самую,

В синеву и зелень упрямую,

Что желтеет, как ни голубь.

Не шуршит в песочных часах,

Точно змейка, струйка бедовая,

Не хрустит дорожка садовая

Той листвой, что вся в небесах.

В голосах, звучащих окрест,

Хрипотца да кашель с одышкою,

Да и свет утащат под мышкою,

Только птицы снимутся с мест.

Не старей, живая душа,

Не горюй, – ведь всё перемелется –

То-то ветви по ветру стелются,

И юдоль твоя хороша.

Не робей, оставь на потом

Что-нибудь, хотя бы струение

Холодка сквозь все наслоения

Серебра в окне золотом.

* * *

Аккордеон пятидесятых,

Пигмалион!

Фантомов лысых и усатых

Синедрион

С портретов, слишком уж обильных,

Глядит сквозь даль,

Где не отыщешь в семимильных

Твою печаль.

В порыве радости и злости,

С огнём в груди,

Меха раскинет дядя Костя –

Не подведи! –

И вот мелодия вскипает,

Ступает вброд, –

И сквозь тельняшку проступает

Солёный пот.

Хамелеон пятидесятых,

Аккордеон!

Созвать ли нас, всех вместе взятых?

Нас – легион!

Ещё обугленный войною,

Как на арго,

То выдаст что-нибудь родное,

А то – танго.

На грани замершего вздоха

В который раз

Иродиадою эпоха

Пускалась в пляс –

И всё сбывается, тревожа

Уже всерьёз – –

Не трогай клавиши! – ну что же,

Не надо слёз.

* * *

День к хандре незаметно привык,

В доме слишком просторно, –

Дерева, разветвясь непокорно,

Не срываясь на крик,

Издают остывающий звук,

Что-то вроде напева,

Наклоняясь то вправо, то влево

Вслед за ветром – и вдруг

Заслоняясь листвой

От неряшливой мороси, рея

Как во сне — и мгновенно старея,

Примирённо качнув головой.

Так и хочется встать

На котурнах простора,

Отодвинуть нависшую штору,

Второпях пролистать

Чью-то книгу – не всё ли равно,

Чью конкретно? — звучанье валторны,

Как всегда, непритворно,

Проникает в окно,

Разойдясь по низам,

Заполняет округу

Наподобье недуга –

И смотреть непривычно глазам

На небрежную мглу,

На прибрежную эту пустыню,

Где и ты поселился отныне,

Где игла на полу

Завалялась, блеснув остриём

И ушко подставляя

Для невидимой нити – такая

Прошивает, скользя, окоём,

С узелками примет

Оставляя лоскут недошитым,

Чтоб от взглядов не скрытым

Был пробел – а за ним и просвет.

* * *

Под ветром северным упрямится листва,

Ещё присутствуя в пространстве

Как бы заложницею странной естества,

В своём истерзанном убранстве,

Не то напутствуя седое волшебство,

Не то с нашествием смиряясь,

Чтоб, став заступницей неведомо чего,

Упасть, уже не повторяясь.

В такую жертвенность попробуй не поверь –

Ещё и заморозки робки,