Перевод П. Грушко).

24 февраля 1957 года, в день кубинского национального праздника, газета

«Нью-Йорк таймс» на заглавной полосе напечатала первый из трех репортажей о мятежной Сьерре» и поместила фотографию Фиделя с винтовкой в руке. На фотографии автограф Фиделя: Сьерра-Маэстра, 17 февраля 1957 года. Газета шла нарасхват в США, и особенно в Гаване, хотя власти попытались ее конфисковать.

Автором этой статьи был корреспондент влиятельнейшего официоза Белого дома Герберт Мэтьюз. «Старый газетный волк» - так называли его политики и журналистская братия. Его репортажи во все времена вызывали повышенный интерес, а главное, доверие. В этой газете он проработал тридцать пять лет. Здесь он публиковал свои интервью

со Сталиным, Черчиллем, Рузвельтом, заметки о важнейших мировых событиях.

На формирование его убеждений оказали сильное влияние бойцы интербригад, сражавшиеся против Франко в гражданской войне 30-х годов в Испании. Он признается

в этом в своей книге «Становление корреспондента»: «Они были первыми, кто научил меня, что в нашей жизни и в нашем веке главное – это борьба с фашизмом, какую бы форму он не принимал и где бы ни появлялся. Они боролись, ибо были убеждены, что если победит фашизм, то в этом мире не стоит жить, и пока я жив, я тоже буду сражаться с ним. Пройдет время, и мне захочется разобраться во всем этом получше, потому что сейчас мои убеждения все более принимают форму ненависти к тоталитаризму во всех его проявлениях, ну а в те годы главным врагом был фашизм…»

Не остается сомнений в том, что американский журналист давно был морально готов к поездке в Сьерра-Маэстра. Он еще по Испании знал, что такое партизанская война в горных условиях. Тем более это прекрасный повод со старым, если не другом, то

во всяком случае, с коллегой. Мэтьюз был убежден, что Хемингуэй обрадуется встрече, хотя знаменитый писатель не раз корил его за «холод», который исходит от его репортажей.

Вскоре он получил приглашение встретиться с повстанцами Сьерры. Без задержек Мэтьюз вылетел в Гавану. Первым делом позвонил Хемингуэю и, получив приглашение прибыть на виллу Финка-ла-Вихия, отправился в Сан-Франсиско-де-Паула. Так и осталось тайной – для меня во всяком случае, о чем тогда говорили два знаменитых американца. Знаю, что в доме Хемингуэя не раз бывали повстанцы, в частности Камило Сьенфуэгос.

А это уже наводит на мысль о том, что могли обсуждать: официальная пресса Кубы изо всех сил старалась внушить читателям, что с Фиделем покончено и в стране воцарилось полное спокойствие.

В горы Мэтьюза тайными партизанскими тропами провели Франк Паис и Фаустино Перес. Чутье опытного журналиста подсказывало ему, что здесь можно не только найти интересный материал, но и заглянуть в будущее Кубы. Он вспомнил слова Хэма (Хемингуэя): «За этими ребятами – будущее!» - и подумал: не зря «старик» обосновался именно в этой стране, хотя ездит по всему миру. Он уже сам ощутил неведомое предчувствие, пообщавшись пока только с двумя загадочными для него партизанами – Фаустино и Франком. Его интересовали мятежники, взобравшиеся на вершину Кубы, чтобы свергнуть тирана. Мэтьюз не любил диктаторов, хотя ему и приходилось по долгу службы с ними общаться.

Встреча состоялась в усадьбе Эпифанио Диаса, в районе Хибары. Длилась она три часа.

Накануне Фидель созвал сюда весь личный состав повстанцев. Он представил их гостю как генеральный штаб своей армии, давая ему простор для воображения: какова же должна быть сама армия, если столько человек в одном только штабе! Одновременно

с американским журналистом в горы прибыли Армандо Харт, Селия Санчес, Айде Сантамария и Вильма Эспин. Примерно в полутора-двух километрах от дома Эпифанио, на территории усадьбы, в глубине небольшого островка леса, окруженного пастбищами, был выстроен специальный шалаш для приема гостя.

Та встреча нашла отражение в дневниковых записях Рауля, добровольно взявшего на себя обязанности главного летописца. Он был первым, кто встретил журналиста у входа в шалаш. Обратимся к его дневнику:

«Я протянул ему руку и на примитивном, на уровне начинающего школьника, английском, произнес: «Здравствуйте!» Я не понял, ответил он мне или нет, так как в это мгновение появился Фидель. После обмена приветствиями они уселись в шалаше. Интервью началось».

Между тем, как только приступили к интервью, и все то время, пока оно шло, гвардия Хуана Альмейды находилась в состоянии повышенной бдительности, боясь, как бы лесной островок не стал «мышеловкой», мишенью для налета с воздуха. Ведь

не случайно Эутимио Герра появился как раз во время визита американского журналиста.

Фидель поведал журналисту драматичную историю экспедиционеров с «Гранмы», начиная с высадки 2 декабря. Рассказал о жестоких расправах батистовцев, о двух схватках с противником в горах уже после того, как отряд произвел перегруппировку.

- Наша битва продолжается уже семьдесят девять дней. Мы сильны как никогда, - подчеркнул Фидель.

Эти слова Фиделя журналист включил в свой репортаж и написал: «Фидель Кастро, мятежный вождь кубинской молодежи, жив и с успехом сражается в неприступных и неприветливых горах Сьерра-Маэстры на юге острова». Свой репортаж он сдобрил таким пассажем: «Президент Фульхенсио Батиста держит здесь цвет своей армии, которая терпит одно поражение за другим. Но у генерала Батисты есть еще более опасный противник, которому он должен противостоять как лидер и диктатор Кубы, проделавший долгий и опасный путь к вершине своей славы».

Это был явный намек на политическую несостоятельность Батисты перед вождем кубинских мятежников.

Интересно впечатление Гевары: «Во время беседы, на которой я не присутствовал, Мэтьюз, по словам Фиделя, не задавал каверзных вопросов, и было похоже, что он симпатизирует революции. Когда корреспондент спросил, является ли Фидель противником империализма, последний ответил утвердительно и осудил снабжение Батисты оружием, указав при этом, что такая политика служит не делу защиты континента, а лишь угнетению его народов».

Мэтьюз прибыл в горы с маленьким фотоаппаратом и сделал несколько снимков, которыми и сопроводил свой репортаж.

После выхода этой статьи в американской газете Батиста выступил с резким опровержением. Назвал встречу журналиста с Фиделем плодом фантазий охотника до сенсаций, нелепой выдумкой. Бранью в адрес журналиста разразился и прихвостень диктатора, министр обороны Кубы Сантьяго Вердеха. Он категорически отрицал не только возможность встречи, но и само существование в горах партизанского отряда.

Сразу после отъезда Мэтьюза Фидель провел совещание с подпольщиками. Был проведен тщательный анализ драматических событий, начавшихся 30 ноября

в Сантьяго-де-Куба и длившихся весь декабрь. Речь шла о необходимости активизации работы подполья. Фаустино предложил Фиделю открыть второй фронт в горах Эскамбрай.

Фидель этот план не одобрил. Он приводил убедительные аргументы в пользу того, что на данном этапе борьбы такой шаг был бы преждевременным. Фронт, действовавший в Сьерра-Маэстра, по его мнению, нуждался в укреплении. Открытие второго фронта,

да еще на значительном удалении от гор Сьерра-Маэстра (горы Эскамбрай расположены

в провинции Лас-Вильяс) могло привести к распылению революционных сил. Тем более что до сих пор оставался нерешенным вопрос о союзниках, а главное, о платформе,

на которой будет строиться этот союз. Фидель искренне признался, что пока не видит преданных союзников, с которыми можно было бы предпринять такой ответственный шаг, как открытие второго фронта в Эскамбрае. Необходимо было придерживаться намеченной тактики и укреплять собственный фронт в горах Сьерра-Маэстра.

Большую часть своего выступления перед соратниками он посвятил скрупулезному обсуждению составленного им манифеста «К народу Кубы». Цель этого документа – содействовать наращиванию в стране сопротивления режиму и активизации деятельности структур гражданского объединения.

Кроме того, в пополнении, обновлении и укреплении нуждалось национальное руководство Движения 26 июля. Оно потеряло многих членов во время высадки

с «Гранмы»: погиб Ньико Лопес, арестован Хесус Монтане. Обновить, а точнее, сформировать заново требовалось и генеральный штаб, понесший невосполнимые потери в связи с гибелью Ньико Лопеса, Феликса Эльмусы, Кандидо Гонсалеса, Армандо Уау Секадеса. В тюрьме оказались Хесус Монтане, Роберто Роке, Марио Идальго. По сути дела, от прежнего генштаба остались только Фидель Кастро и Эрнесто Че Гевара. Что же касается командиров взводов Рауля Кастро и Хуана Альмейды, то они не входили в состав первого генштаба.

Манифест «К народу Кубы» был призван укрепить связь Движения с широкими народными массами, став не только программным документом, но и организующей силой. Он также должен был помочь наладить сотрудничество с другими революционными организациями, став идейной основой новой политики Движения. Конечная цель этого сотрудничества – формирование единой линии борьбы, которая для начала должна строиться на полномасштабном разоблачении режима и зверств батистовской армии, направленных против повстанцев в горах Сьерра-Маэстра и против мирного населения. Особенно это касалось бомбардировок под предлогом «борьбы с партизанами». Правительственная авиация делала это регулярно и настойчиво, надеясь вызвать

у крестьян неприязнь к партизанам.

Всеми этими соображениями Фидель успел поделиться и с Мэтьюзом. Следует признать, что здесь имел место явный политический расчет: вождь революции стремился оповестить об этих фактах как политические партии, так и широкие слои населения. Он надеялся, что таким образом удастся заручиться поддержкой кубинской диаспоры в США. Главное – заставить так называемую политэмиграцию, имитирующую оппозиционность режиму Батисты, выразить свое истинное отношение к партизанской войне и к Движению 26 июля.

В манифесты были приведены конкретные факты расправы с повстанцами, названы организаторы. Из этого документа общество впервые узнало о жестоких убийствах экспедиционеров и зверствах лейтенанта Хулио Лаурента и майора Хоакина Касильяса, заславшего в горы Эутимио Герру с заданием убить Фиделя. Как в свое время речь Фиделя на суде убедила народ в жестокости режима и подняла его на борьбу

за освобождение монкадистов, так и этот манифест был призван поднять на щит героев «Гранмы». Появление «Манифеста» вселяло веру в то, что борьба в горах будет поддержана народом.

«Хотя от страны и скрывают правду, сотни солдат, выражавших недовольство, арестованы. То, что мы выдерживаем день за днем, месяц за месяцем – голод, дожди, тяготы, жертвы, - движение высокими идеалами, основанными на справедливости и правоте нашего дела, не могут выдержать те, кто за мизерную плату в 70 песо должен защищать несправедливость и угнетение. Сыновья Батисты не идут в горы, сыновья министров и сенаторов не идут в горы, сыновья миллионеров, наживающихся

на солдатской крови, не идут в горы. Поэтому мы не испытываем ненависти к солдатам, поэтому мы отпускаем на волю пленных после каждого боя, поэтому раненые получают от нас первую помощь и лекарства, которых нам самим не хватает. И мы поступаем так, несмотря на то что помним о наших товарищах, убитых Лаурентом и Крусом Видалем

в Бока-дель-Торо и Никеро».

Как видно из текста, манифест адресован не только к гражданскому населению, но и непосредственно военным. В первую очередь солдатам: в них манифест видит ту силу, которая должна сказать решающее слово в борьбе против тирании.

«Тирания неизбежно движется к поражению с тех пор, как не только политические партии и гражданские организации всего народа, но даже солдаты стали стремиться к патриотическому решению. Тирания смертельно ранена… Кампания в Сьерра-Маэстра служит убедительным доказательством того, что отборные отряды Батисты, вооруженные самым современным оружием, бессильны перед революцией».

Манифест призывает к всенародной борьбе с прогнившим режимом: «Разве простит история такое преступление – сидеть сложа руки в этот решающий для Родины час?.. Прессе зажали рот, гражданским организациям не дают проводить собрания, гражданам не позволяют голосовать, наемников спасают от суда, судьям грозят отменой несменяемости, у матерей под покровом ночи убивают сыновей, солдат посылают на бесполезную смерть, народ душат голодом и несправедливостью. Чего же мы ждем?»

Этот документ воспринимается как продолжение речи на суде, как продолжение суда над существующим режимом. Это прямой призыв к народу осознать сложившуюся ситуацию. Популярный доселе лозунг «Без сахара нет страны» следует заменить

на новый: «Без свободы нет страны».

Обсуждение манифеста в усадьбе Эпифанио было бурным. Текст редактировался, подвергался существенной корректировке, что радовало Фиделя. Активно воспринят

не только общий боевой дух обращения к народу. Были поставлены конкретные задачи, выдвинуты требования, даны рекомендации по методике организации саботажей

на транспорте и в сфере коммунального обслуживания. С особым вниманием совещание отнеслось к предложениям ввести революционные трибуналы для суда над убийцами повстанцев, создать объединения гражданского сопротивления и расширить кампанию

по сбору средств на нужды революции. Принципиально важным моментом обсуждения манифеста было решение взять на вооружение план подготовки народа к всеобщей революционной забастовке как к кульминации борьбы.

Манифест был подписан 20 февраля 1957 года и под названием «За кого же мы проливаем кровь, как не за бедняков Кубы» ушел в народ.

Это был один из самых оптимистичных программных документов Движения

26 июля, выпущенный в чрезвычайно сложный период его истории. Он свидетельствовал о том, что Движение начало поправляться от ударов, полученных в декабре, и постепенно превращалось в генератор идей, аккумулятор энергии вовлекаемых в борьбу широких народных масс.

Становилось все более очевидно, что Движение превратилось в политическую силу, игнорировать которую нельзя ни ее противникам, ни сторонникам,

ни потенциальным союзникам. Возродив основы революционной демократии Хосе Марти и традиции национально-освободительных революций прошлого, Движение 26 июля было обречено стать ведущей силой в политической борьбе. И в первую очередь –

в привлечении на свою сторону широких слоев населения, без активного участия которых не могло быть и речи ни о дальнейшем развитии революции, ни тем более о ее победе.

Борьба за массы предполагала достижение единства в первую очередь в вопросах тактики, даже при сохранении некоторых разногласий идеологического плана. Это касалось как Народно-социалистической партии, так и Революционного директората.