Февраля 1957 г.

Мексиканский пакт Хосе Антонио Эчеверриа подписал и от имени Федерации университетских студентов (ФУС) как ее президент, и от имени созданного в ее недрах Директората как его генеральный секретарь. Федерация же, как молодежная организация, при всей своей общественной активности, массовости и антибатистовском настрое,

не имела единой идеологической основы. Ее сопротивление режиму всегда носила спонтанный характер. По этой причине в ее рядах имела место организационная и идейная неразбериха, что отрицательно сказывалось на политической линии и приводило

к разногласиям по принципиальным вопросам.

Все это заставляло Эчеверрию стремиться к созданию самостоятельного революционного ядра на основе идейного и тактического единства. Этим ядром стал Революционный директорат, не разорвавший связи с Федерацией, но все более консолидировавший свои ряды за счет притока людей, близких по убеждениям его лидеру. Это Фруктуозо Родригес – второй секретарь Директората, и Джо Вестбрук – ответственный за работу среди учащихся средних учебных заведений. Все они за месяц

до отправки «Гранмы» приняли участие во второй встрече с Фиделем в Мексике, когда была достигнута договоренность о совместных действиях по поддержке экспедиционеров.

Не вина, а скорее беда Директората в том, что он не сумел выполнить взятые

на себя и зафиксированные в Мексиканском пакте обязательства.

События развивались таким образом, что сразу по возвращении из Мексики Хосе Антонио вынужден был уйти в глубокое подполье. Накануне его прибытия сотрудник СИМ, Службы военной разведки, в узком кругу своих сослуживцев похвалялся ордером на его арест. Встревожившее соратников известие мгновенно было передано окружению Толстяка – такова подпольная кличка Эчеверрии. Вступило в силу решение о его подстраховке в момент выхода из самолета. Удалось организовать встречу прямо

в международном аэропорту Гаваны «Ранчо Бойерос». 24 октября его самые близкие друзья прибыли в аэропорт в сопровождении «боевой группы». Арест не состоялся, но

на будущее, чтобы не попасть в руки властей, Эчеверрии надлежало уйти в подполье.

Активизация действий СИМ вызвал у молодежи ярый протест и жажду мести.

27 октября 1956 года у входа в кабаре «Монмартр» был убит начальник разведки полковник Антонио Бланко Рико. Этот террористический акт совершила группа студентов под руководством Хуана Педро Карбо. Сам Хуан Педро Карбо в убийстве не участвовал. Но возле кабаре его заметил доносчик. Он узнал революционера и сообщил в полицию, что убийство – дело рук Хуана Педро Карбо, который скрылся в посольстве Гаити.

О случившемся немедленно доложили шефу национальной полиции, бригадному генералу Рафаэлю Саласу Каньисаресу. Вне себя от злости, он лично возглавил колонну полицейских машин, которая на огромной скорости рванула по Пятой авениде к зданию гаитянского посольства, и взял на себя руководство дальнейшей операции по захвату миссии иностранного государства.

Машины на полном ходу протаранили ворота и ворвались на территорию посольства. Но того, кого искали полицейские, в здании не оказалось. На тот момент там находилась другая группа студентов, не только не имевшая никакого отношения

к убийству Бланко Рико, но даже не знавшая об инциденте в кабаре «Монмартр». Это были участники штурма казармы Гойкурия, жившие там почти полгода, с апреля. Среди них – два представителя Движения 26 июля: член руководства Движения в провинции Матансас Рубен Эрнандес де Консепсьон и Орландо Фернандо Фаэнаго.

Между студентами и ворвавшейся полицией тотчас разгорелась рукопашная схватка. В ход были пущены пистолеты и даже автомат, выбиты рамы, расколоты стекла, переломана мебель в кабинетах. Словом, кубинская полиция бесчинствовала на территории посольства, игнорируя все законы. В итоге в этой бойне все студенты погибли. Досталось и бригадному генералу. Смертельно раненный, он вскоре скончался на месте. Известие о его смерти народ встретил ликованием. Люди не простили ему убийства рабочего паренька Карлоса Родригеса, которого этот душегуб публично, при всех собственноручно расстрелял во время мирной манифестации.

События в гаитянском посольстве стали еще одним поводом для масштабных репрессий. Они особенно усилились в ноябре, когда до прибытия «Гранмы» оставалось меньше месяца.

Хотя Директорат и не имел никакого отношения к убийству Саласа Каньисареса, основной удар был нанесен именно по его кадрам. Организация ушла в вынужденное подполье и оттуда продолжала вести работу по подготовке встречи экспедиционного отряда из Мексики, оставаясь, однако, верной тактике физического устранения главарей режима. Эта тактика не была самоцелью, а рассматривалась как главное условие, предваряющее призыв к народу к вооруженному восстанию. Именно вооруженное восстание должно было стать решающим в свержении режима Батисты.

На конспиративных квартирах шли встречи, на строгий учет была взята каждая единица оружия. Начались консультации с гаванским отделением Движения 26 июля.

На совещании по поводу предстоящей экспедиции выяснилось, что оружия у Директората мало и восстание с таким количеством стволов сопряжено с большим риском. Тогда один из лидеров, Хосе Луис Гомес Вангуэмерт, предложил свой план вооруженной борьбы: создать небольшие мобильные военизированные группы и рассредоточить их по столице с таким расчетом, чтобы в любую минуту иметь возможность парализовать действия силовых структур, тем самым лишив режим опоры. Вангуэмерт пояснил, что эти вооруженные группы, уклоняясь от решающего боя и тем самым сохраняя свои ряды, смогут наносить удары по агентуре диктатора. Таким образом, считал он, удастся распространить восстание на всю Гавану и даже ближайшие пригороды.

Хулио Гарсиа Оливерас предложил превратить университет в штаб вооруженного восстания и тайный арсенал для хранения имеющегося у Директората оружия. Это, как он считал, позволило бы в случае необходимости прямо на месте формировать боевые отряды из числа проверенных людей.

В самый разгар обсуждения раздался спокойный, но решительный голос Эчеверрии:

- Я против подобных планов. Против! Всю ответственность за это беру на себя.

Дискуссия зашла в тупик. Казалось, после этих слов вообще не имеет смысла продолжать разговор о восстании в Гаване. Наступила напряженная тишина. Молчали все. Эту гнетущую тишину снова разорвал уверенный голос Эчеверрии:

- Да, я против. Потому что я не вижу той перспективы, ради которой можно было бы пойти на человеческие жертвы. А они неизбежны! Я не имею права жертвовать группой соратников во имя плана, который не имеет никаких перспектив. (Жизнь подтвердила правоту Эчеверрии).

Дискуссия закончилась. Остановились на том, что часть имеющегося у них оружия лучше передать Франку Паису для усиления его отрядов. Он готовил восстание для поддержки экспедиции «Гранмы».

Итак, Директорат отказался от организации вооруженного восстания в Гаване, но поделился своими скудными запасами оружия с соратниками из восточной провинции. Оружие было доставлено Франку Паису накануне 30 ноября.

Для самой организации это было время активной разработки и апробации собственной программы революции. Сути Мексиканского пакта это не противоречило. Пакт не лишал каждую из сторон права придерживаться собственной тактики. Тем более что в любом случае в основе стратегии обеих организаций лежала одна и та же цель – вооруженное свержение тирании. По убеждению Эчеверрии, более предпочтителен «ускоренный проект» свержения режима путем физического устранения главарей и

в первую очередь тирана с его камарильей.

Велико нетерпение этого двадцатичетырехлетнего юноши, который не мог

в повседневной жизни сделать ни шагу, чтобы не ощутить за спиной слежку. В любой момент он мог столкнуться с полицией, у которой заготовлены впрок ордера на его арест. Где бы он ни появился – будь то бейсбольное поле (Эчеверриа прекрасно играл в бейсбол), свидание с невестой или самозабвенная пачанга (не было среди студентов более самозабвенного танцора) на карнавале – каждый его шаг был отравлен преследованием со стороны стражей порядка. Не от того ли в густых черных волосах, обрамлявших высокий, чистый лоб, появилась ранняя, не по возрасту седина?

Наконец вырисовался план захвата Батиста живым в Президентском дворце – «подарок» диктатору к пятилетию совершенного им военного переворота (10 марта 1957 года). План не так уж оригинален. История мировых революций знает немало примеров штурмов дворцов: Тюильри, Зимний…

Репетицией задуманного нападения на Президентский дворец стало участие Директората в освобождении из тюрьмы Кастильо-дель-Принсипе двух политзаключенных: Освальдо Диаса и Абелардо Родригеса Мадероса, а также бывшего майора республиканской испанской армии Даниэля Мартина Лабрандеро. На 30 декабря был намечен их побег из тюрьмы. План побега из тюрьмы разработал Абелардо Родригес. Он состоял из двух операций. Первая (проводится самими политзаключенными) – захват главных ворот тюрьмы и выход на волю. Вторая – одновременное нападение группы поддержки на гарнизон крепости, чтобы отвлечь внимание и дать беглецам возможность уйти.

Директорат дал согласие и выделил силы для атаки. План привели в действие.

Но в момент побега Даниэль Мартин Лабрандеро упал, сломал позвоночник, был схвачен агентами и добит неподалеку от крепости. Двоим беглецам удалось спастись.

Участие Директората в освобождении произвело огромное впечатление на двух близких друзей Лабрандеро – Калоса Гутьерреса Менойо и Менелао Мора Моралеса.

В знак благодарности Директорату они установили более тесные контакты с этой организацией. Как специалисты в военном деле они решили помочь в подготовке штурма Президентского дворца и дали согласие на непосредственное в нем участие.

30 декабря Карлос Гутьеррес Менойо взял на себя разработку подробного плана нападения на дворец. Личность это была легендарная. Родился он в Мадриде, подростком участвовал в гражданской войне в Испании на стороне республиканцев. Но после победы Франко ему пришлось долго скрываться от преследования в Каталонии. Там Карлос стал опытным подпольщиком и познал все тонкости и горести подпольной работы. Позже ему удалось с помощью друзей перебраться в Португалию. Когда началась Вторая мировая война, он тайными путями уехал во Францию. Здесь вступил в армию освобождения Франции и в составе одного из полков 2-й бронетанковой дивизии под командованием генерала Леклерка сражался в Северной Африке. А после – Нормандия, Арденны, Эльзас, Париж. Пришлось бить (Бош - презрительная кличка немцев, данная французами во время Второй мировой войны) бошей и на территории Германии. Войну закончил со многими боевыми наградами за личную храбрость и почетными грамотами. Среди его грамот были и подписанные лично генералом Де Голлем. Он не просто так рисковал своей жизнью – жила в нем надежда, что победив германских фашистов, союзные войска вышвырнут из Мадрида и фашиста Франко, а в Испании воцарится Республика.

Но союзные войска обманули его надежды. Франко как был, так и остался. Глубоко оскорбленный таким предательством, он покинул Европу. Принял участие в разработке плана свержения режима Леонидаса Трухильо в Доминиканской республике. И опять неудача! После всех приключений он решил, наконец, обосноваться в Гаване. На жизнь зарабатывал в одной из столичных гостиниц. Неистребимо жило в нем ненависть

ко всякого рода диктаторам. Он искренне хотел помочь Эчеверрии в штурме Президентского дворца и взял на себя разработку боевой части штурма.

Его другу, адвокату по профессии, Менелао Мора шел пятьдесят первый год, но он с юношеским азартом тоже включился в работу по подготовке штурма и ушел в нее, как говорится с головой.

Между тем в феврале 1957 года Фидель Кастро в личном письме обратился

к Эчеверрии как к лидеру Революционного директората, соратнику и союзнику по Мексиканскому пакту. Целью обращения было активизировать действия революционеров.

Оружие копилось. Приближалась и дата штурма. Правда, несколько раз ее приходилось отодвигать на более поздний срок. Причины были разные. Все казалось, что революционные силы еще не готовы к штурму. Но были и ускоряющие факторы – статья Герберта Мэтьюза в «Нью-Йорк таймс» о боях в Сьерра-Маэстра и широкий общественный резонанс, вызванный манифестом «К народу Кубы». Эчеверриа счел делом чести включиться в эту борьбу.