Фрязево - 61-й километр

- Д а. За здоровье тайного советника Иоганна фон

Гете.

Я, как только выпил, почувствовал, что пьянею сверх всякой

меры и что все остальнные - тоже...

- А... Разрешите задать вам один пустяшный вопрос, -

сказал черноусый сквозь зубы и сквозь бутерброд в усах; он

опять обращался только ко мне. - разрешите спросить: отчего это

в глазах у вас столько грусти?.. Разве можно грустить, имея

такие познания! Можно подумать - вы с утра ничего не пили!

Я даже обиделся: " как то есть, ничего! И разве это грусть?

Это просто замутненность глаз... Я просто немного поддал..."

- Нет, нет, эта замутненность - от грусти! Вы, как Гете!

Вы всем вашим видом опровергаете одну из моих лемм, несколько

умозрительную лемму, но все же выросшую из опыта! Вы, как Гете,

все опровергаете!..

- Да чем же я опровергаю? Своей замутненностью?

- Именно! Своей замутненностью! Вот послушайте, в чем моя

заветная лемма: когда мы вечером пьем, а утром не пьем, какими

мы бываем вечером и какими становимся наутро? Я, например, если

пью - я весел чертовски, я подвижен и неистов, я места себе не

нахожу, да. А наутро? - наутро я не просто невесел, не просто

неподвижен, нет. Я ровно настолько же мрачнее самого себя,

трезвого себя, насколько веселее обычного был накануне. Если я

накануне одержим был эросом, то мое утреннее отвращение в

точности равновелико вчерашним грезам. Что я хочу сказать? А

вот смотрите:

*

* *

* *

* *

* *

---*-------------------*------------------------

* * * * * *

* **

* *

*

И черноусый изобразил на бумажке такую вот хреновину. И

объяснил: горизонтальная линия - это линия обычной трезвости,

повседневная линия. Наивысшая точка кривой - момент засыпания,

наинизшая - пробуждения с похмелья...

- Видите! Это же голая зеркальность! Глупая, глупая

природа, ни о чем она не заботится так рьяно, как о равновесии!

Не знаю, нравственна ли эта забота, но она строго геометрична!

Смотрите: ведь эта кривая изображает нам не один только

жизненный тонус, нет! Она все изображает. Вечером - бесстрашие,

даже если и есть причина бояться, бесстрашие и недооценка всех

ценностей. Утром - переоценка всех ценностей, переоценка,

переходящая в страх, совершенно беспричинный.

Если с вечера, спьяна природа нам " передала", то наутро

она столько же и " недодает", с математической точностью. Был у

вас вечером позыв к идеалу - пожалуйста, с похмелья его сменит

позыв к антиидеалу, а если идеал и остается, то вызывает

антипозыв. Вот вам в двух словах моя заветная лемма...

Она - всеобща и к каждому применима. А у вас - все не как

у людей, все, как у гете!

Я рассмеялся: " Почему ж она все-таки лемма, если она

всеобща? "

И декабрист - тоже рассмеялся: " Коли она всеобща, то

почему же лемма?.."

- А потому и лемма! Потому что в расчет не принимает бабу.

Человека в чистом виде лемма принимает, а бабу - не принимает!

С появлением бабы нарушается всякая зеркальность. Если б баба

не была бабой, лемма не была бы леммой. Лемма всеобща, пока нет

бабы. Баба есть

- и леммы уже нет... В особенности - если баба плохая, а лемма

- хорошая...

Враз заговорили все. " Да что такое вообще: лемма? " - " И

что такое

- плохая баба? " - " Плохих баб нет, только леммы одни бывают

плохие..."

- У меня, например, - сказал декабрист, - у меня тридцать

баб, и одна чище другой, хоть и усов у меня нет. А у вас,

допустим, усы и одна хорошая баба. Все-таки я считаю: тридцать

самых плохих баб лучше, чем одна, хоть и самая хорошая...

- Причем тут усы? Разговор о бабе идет, а не об усах!

- Черт знает, что вы городите!.. Все-таки я думаю: одна

хорошая стоит всех ваших. Как вы на это смотрите? - черноусый

опять поворотился ко мне. - С научной точки зрения, как вы на

это смотрите?

Я сказал:

- С научной, конечно, стоит. В Петушках, например,

тридцать посудин меняют на полную бутылку " Зверобоя", и если ты

принесешь, допустим...

" Как! Тридцать на одну! Почему так много!? " - галдеж

возобновился.

- Да иначе кто ж вам обменяет! Тридцать на двенадцать -

это 3.60. А " Зверобой" стоит 2.62. Это и дети знают. Отчего

Пушкин умер, они еще не знают, а это - уже знают. А все-таки

никакой сдачи. 3.60, конечно, хорошо, это лучше, чем 2.62, но

все-таки сдачи не берешь, потому что за витриной стоит хорошая

баба, а хорошую бабу надо уважить...

- Да чем же она хороша, эта баба за витриной?

- Да тем и хороша, что плохая вообще бы посуду у вас не

взяла. А хорошая баба - берет у вас плохую посуду, а взамен

дает хорошую. И поэтому надо уважить... Для чего вообще на

свете баба?

Все значительно промолчали. Каждый думал свое, или все

подумали одно и то же, не знаю.

- А для того, чтоб уважить. Что говорил Максим Горький на

острове Капри? " Мерило всякой цивилизации - способ отношения к

женщине". Вот и я: прихожу я в петушинский магазин, у меня с

собой тридцать пустых посудин. Я говорю: " Хозяюшка! " Зверобою"

мне, будьте добры..." и ведь знаю, что чуть ли рупь передаю:

3.60 минус 2.62. Жалко. А она на меня смотрит: давать ему,

гаду, сдачи или не давать? А я на нее смотрю: даст она мне,

гадина, сдачи или не даст? Вернее, нет, в это мгновение я

смотрю не на нее. Я смотрю сквозь нее и вдаль. И что же встает

перед моим бессмысленным взором? Остров Капри встает. Растут

агавы и тамаринды, а под ними сидит Максим Горький, из-под

белых брюк - волосатые ноги. И пальцем мне грозит: " не бери

сдачи! Не бери сдачи! " я ему моргаю: мол, жрать будет нечего.

" Ну, хорошо, я выпью, а чем я зажирать буду? "

А он: " Ничего, Веня, перетерпишь. А коли хочешь жрать -

так не пей". Так и ухожу, без всякой сдачи. Сержусь, конечно;

думаю: " Мерило! Цивилизации! Эх, Максим Горький, Максим же ты

Горький, сдуру или спьяну сморозил ты такое на своем Капри?

Тебе хорошо - ты там будешь жрать свои агавы, а мне чего

жрать?.."

Публика смеялась. А внучок верещал: " и-и-и-и, какие агавы,

какие хорошие Капри..."

- А плохая баба? - сказал декабрист. - Разве не нужна

бывает и плохая баба?

- Конечно, конечно, нужна, - отвечаю я ему. - Хорошему

человеку плохая баба иногда прямо необходима бывает. Вот я,

например, двенадцать недель тому назад: я был во гробе, я уже

четыре года лежал во гробе, так что уже и смердеть перестал. А

ей говорят: " Вот - он во гробе. И воскреси, если сможешь". А

она подошла ко гробу - вы бы видели, как она подошла!

- Знаем! - сказал декабрист. - " Идет, как пишет. А пишет,

как Лева. А Лева пишет хуево".

- Вот-вот! Подошла ко гробу и говорит: " талифа куми". Это,

значит, в переводе с древнежидовского: " тебе говорю - встань и

ходи". И что ж вы думаете? Встал - и пошел. И вот уже три

месяца хожу замутненный...

- Замутненность - от грусти, - повторил черноусый в

беретке. - а грусть - от бабы.

- Замутненность - оттого, что поддал, - перебил его

декабрист.

- При чем тут " поддал"! А " поддал" -то почему? Потому что,

допустим, человек грустит и едет к бабе. Нельзя же ехать к бабе

и не пить! - плохая, значит, баба! Да если даже и плохая - все

равно надо выпить. Наоборот, чем хуже баба, тем лучше надо

поддать!..

- Честное слово! - вскричал декабрист. - Как хорошо, что

мы все такие развитые! У нас тут прямо как у Тургенева: все

сидят и спорят про любовь... Давайте и я вам что-нибудь

расскажу - про исключительную любовь и про то, как бывают

необходимы плохие бабы!.. Давайте, как у Тургенева! Пусть

каждый чего-нибудь да расскажет...

" Давайте! " - " Давайте, как у Тургенева! " даже старый

Митрич, и тот сказал: " Давайте! "