Шариатское право в действии

Возрождение ханафитской традиции в Волго-Уральском регионе связано с именем Валиддина бин Хасана аль-Багдади аль-ханафи. Он родился в 1756 году в Багдаде, где получил образование. В 1788 году он прибыл в Оренбург, оттуда перебрался в Каргалу – тогда крупнейший центр медресе России. Здесь он прослужил два года имамом в Соборной мечети, но был обвинен в шпионаже и просидел 40 дней под арестом. После снятия обвинения Валиддин отправился в Бухару и Кабул. Затем вернулся в Каргалу и в 1801 г. был утвержден официальным имамом в Соборной мечети, где возглавлял медресе до смерти в октябре 1831 года. Его учениками были: Хабибулла бин Рахманкули и его брат ахун Абдуннасиф бин Рахманкули аль-Биги, Фазыл бин Ибрагим аль-Кимеви, Рахматулла бин Губайдулла аль-Кизлеви, Тагир бин Сабхан аль-Мукраи, Абдулджаббар бин Абдулкарим аль-Альмети, Бадруддин бин Сайфульмулюк ас-Сагиди, Абдулгаффар бин Абдулхамид ат-Тюнтери, Хусаин бин Мухаммед аль-Кирмени, Мухаммед бин Хамид аль-Казани, Мухаммедсафи бин Абдуннасыр аль-Адаи, хаджи Али бин Абубакир аль-Хаджитархани, Абдуллатиф бин Адхам аль-Юлыки, Абдуннасыр бин Сайфулла, Губайдулла бин Ибрагим аль-Байракави, Мухаммедамин бин Мустаким ас-Сапайи и другие, то есть имамы со всего Волго-Уральского региона от Казани до Астрахани и от Вятки до Урала…

В настоящее время исследователи часто задаются вопросом о том, как высокие доктрины касались жизни простых людей. Обратимся здесь к примеру Ибрагима Худжаши (ум. в 1826 г.), проанализированному самим Р. Фахретдином^[45]. Ибрагим-эфенди был ахуном Казани и имамом 1-го прихода города с 1794 г., то есть на протяжении трети столетия. Напомним, что ахун – старший духовный сан у мусульман, глава духовенства региона. Они осуществляли функции контроля и посредничество между руководством ОМДС и приходскими имамами. Особенно велика была роль ахунов до середины XIX в., когда не было еще ни железных дорог, ни пароходов. Если учесть, что ОМДС находилось в далекой Уфе, то казанским ахунам приходилось заниматься делами не только Казанской, но и Симбирской губерний.

Риза-казый указывает, что «…очень часто при судебных разбирательствах Ибрагим-эфенди выступал в пользу женщин. Отсюда можно сделать вывод, что он был очень хорошо знаком с обычаями и нравами своего времени. Для нашей нации это очень важный вопрос. И Ибрагим-эфенди из тех людей, которые поднимают женский вопрос относительно всех социальных слоев. В этой проблеме он также хорошо разбирался благодаря тому, что вплотную занимался рассмотрением дел по вопросам брака и разводов». В тексте «Асар» содержится ряд писем, фактически судебных приговоров, путем которых ахун Ибрагим Худжаши решал запутанные брачные проблемы.

Письмо третье. «1816 год, 6 апреля. Подала жалобу Зухра дочь Файзуллы – жена Валида сына Абдуррахима из деревни Малая Елга Лаишевского уезда, отправленного на солдатскую службу. “В 1812 году мой муж был призван на царскую службу, отправлен в поход. Я осталась на руках с сыном. Мужу я сказала: “Ты оставляешь меня с ребенком, а как мы будем жить? Оставил бы нам что-нибудь на жизнь. Ты сам знаешь, что у нас ничего нет”. Он ответил: “Оставляю вас на отца моего, Абдуррахима, и брата”. До 1816 года я жила со свекром и братом мужа, вела их хозяйство. Но в этом году брат мужа умер, а свекор уже состарился, сам находится на содержании других людей. И он мне сказал: “Сноха! Веди свою жизнь сама, я не могу тебя содержать”. Я сама стала больная, совершенно не осталось сил двигаться и заниматься чем-либо. И родственники не помогают. В последние годы жизнь подорожала, от мужа помощи не было, я совсем измучилась”. Когда мы услышали эту жалобу, то попросили искомую истицу назвать имена свидетелей. Она же договорилась с двумя свидетелями, имена которых приводятся ниже. Они подтвердили ее слова и в результате, взяв клятву у Зухры, мы выдали ей свидетельство о расторжении ее брака. Я, Абдулгафур Абдуррашид из деревни Малая Елга, свидетельствую. Я, Абкяни сын Абдуррашита, 18 лет, из деревни Именьково, свидетельствую.

Комитетский член в Казани, имам, мударрис, старший ахун Ибрагим-эфенди сын Худжаша. 1816 год, 7 апреля».

Таким образом, женщина получила свободу от брака, который реально уже не действовал.

Четвертое письмо. «Хабиба дочь Сагида, жительница деревни Бездна Буинского уезда Симбирской губернии, через отца своего Сагида, подала нам, имаму и мударрису Старой слободы Казани и старшему ахуну Ибрагиму-эфенди сыну Куджаша жалобу: “Мазид сын Сафаргали, наняв ложных свидетелей, заявляет, что в 1818 году заключил со мной брак. Однако между нами никакого соглашения не было. Дело в том, что мой отец Сагид, созвав гостей, потребовал от меня согласия. Ко мне были направлены Бахти сын Харамшаха, Тимербулат сын Абдулхалика и трое женщин. Я отказалась быть второй женой. Один из свидетелей Мазита сына Сафара – Амин сын Сапакая из деревни Бездна – враг моего отца, потому что в то время, когда мой отец был начальником, он теребил сына Сапакая по поводу денег имама. Враг моего отца и мне враг, поэтому я не верю в его свидетельство. Второй свидетель – Абдулхалик сын Рахманкула, третий – Валид сын Абушая – люди испорченные, не читающие намаз, употребляющие алкоголь. Я, слава Аллаху, хорошая девушка, не верю в свидетельство злых людей, не брезгующих обманом. Четвертый свидетель – родной брат моего отца, Файзулла сын Гаида. Он во вражде с моим отцом из-за отправки своего сына в солдаты. Пятого и шестого свидетелей – Кутлымата сын Айлазыя и Абдуннасыра сына Абдуллы – не было дома, когда наш имам, Хисамуддин сын Забира, проверял это дело. Я им не верю, так как они испорчены и враждебны. А те, кто пришел просить моего согласия: Бахти сын Харамшаха, Тимербулат сын Абдулхалика, Мухбиба жена Кутлумета, Маулия жена Валида, Фания жена Абдулхалика – все они злые люди, не читают намаз, испорченные, не брезгуют творить зло. Кроме того, я могу привести своих свидетелей в пользу того, что помолвки не было. Эти свидетели были на застолье. Это наш имам мулла Хисамуддин сын Забира, Мазгид сын Адельшаха, Джамиль сын Абдурашида. Они также свидетели моего несогласия. 12 февраля 1818 года указной имам Хисамуддин сын Забира вместе с моими свидетелями дал показания ахуну Симбирской губернии Шахингарею сыну Ахмера”.

Нам, ахуну Ибрагиму-эфенди, показали бумагу с ответом Хисамуддина сына Забира ахуну сыну Ахмера. По этой причине мы, ахун Ибрагим-эфенди сын Куджаша, рассмотрев заявление Хабибы дочери Сагида и подвергнув шариатскому суду, отвергнув свидетельства вышеупомянутых свидетелей Мазида сына Сафара, не признаем требования Мазида. Свидетелей же Хабибы дочери Сагида принимаем (хотя ваш хазрат не взял свидетельства), опираясь на написанное в солидных трудах. Все это мы написали для ознакомления всех тех, кто занимается законоположениями шариата. Чтобы этот Мазид сын Сафара не заявлял, что Хабиба дочь Сагида является его законной женой, выдали ему на руки эту бумагу. Имам, мударрис, старший ахун, комитетский духовный член, получивший в подарок от императора Павла Петровича золотые часы стоимостью 500 рублей, Ибрагим-эфенди Худжашев. 10 октября 1819 года».

В дополнение к этому написано: «17 октября 1819 года духовный член Старой слободы Казани Ибрагим-эфенди признает решение ахуна города Симбирска Шахингарея сына Ахмера на основе шариата, и я, буинский купец, Нигматулла сын меллы Башира, сочетал браком Хабибу дочь Сагида из Бездны с выкупом в 400 рублей, с Сайфуддином, сыном Бикбау из той же Бездны в присутствии справедливых свидетелей и поставил свою подпись». По этому поводу есть фетва муфтия Мухамеджана сына Хусаина.

Отметим, что ахун Казани ссылается «на написанное в солидных трудах», «для ознакомления всех тех, кто занимается законоположениями шариата» и на фетву муфтия Мухамеджана сына Хусаина. Сам это случай прекрасно показывает, что шариатское ханафитское право защищает интересы женщины. Ведь без ее согласия даже ее отец не может выдать девушку замуж. Более того, даже если этот брак заключен, но женщина продолжает борьбу, она может вернуть себе свободу. К тому же ключевой довод для нее: «Я отказалась быть второй женой». Действительно, и старшая жена могла отвергнуть младшую, да и младшая могла захотеть сохранить свободу. Признаться, в детстве я скептически относился к рассказам старшего поколения о том, что образованная и (или) достаточно состоятельная девушка сама выбирала себе мужа. Но эта история 190-летней давности говорит сама за себя.

С юмором раccказывет Р. Фахретдин историю о Фахруддине бин Муртазе бин Абдулгазизе бин Бикмухаммеде (ум. 1832 г.) – имаме Второй казанской мечети (Апанаевской), чья жена Махбуба была дочерью Ибрагима-эфенди: «…от этого брака у них родился сын Шихабеддин. “О Фахруддине почтенный Марджани говорил: “Сколько он ни мечтал взять себе вторую жену, но из-за боязни жены мечта его не осуществилась. Его жена, сопротивляясь желанию мужа, заявила буквально: “Если приведешь жену, напишу жалобу Башир-баю, и он отстранит тебя с должности имама”. Услышав об этом, жены других имамов с горечью восклицали: “Эх, если бы и у нас был Башир-бай, мы бы тоже грозили бы своим мужьям-муллам отстранением от должности и не допустили бы появления вторых жен”. Таким образом, дочь Ибрагима Худжаши на практике применяла методы отца. Следует отметить, что в свое время сама Махуба развелась с муллой Даудом бине Биккене с санкции^[46] отца. Фахретдин заключает: «Сегодня, чтобы запугать мулл, есть более простой путь закона, нежели Башир-бай^[47]. Имаму, состоящему на должности, прежде чем взять жену, необходимо согласие главной судебной [духовной] инстанции^[48]. Женившиеся без согласия привлекаются к наказанию». По указанию редакции тома речь идет о правилах, изданных муфтием Абдулвахидом Сулеймановым 29 января 1841 года. В пункте № 18 указывается о том, что проситель должен доказать способность содержать жен может безукоризненно и справедливо^[49].

Следующая история местами напоминает детектив с благополучным концом.

Письмо шестое. Рапорт ахуна Ибрагима-эфенди сына Худжаша в Оренбургское духовное собрание:

«19 октября 1822 года Рабига дочь Габида из деревни Чамак Казанского уезда написала следующее: “1 октября 1822 года мой отец Габид отправил меня и мою двенадцатилетнюю сестру на жатву. (Это в октябре-то жатва!..) Когда мы жали хлеб, к нам подошел наш односельчанин Мустафа сын Сайдаша со своим спутником Ахадом сыном Шафи, которые сказали: “Мы приехали за тобой. Садись в телегу! ” Мы начали громко плакать, а они связали меня и насильно увезли с собой. Развязали лишь тогда, когда доехали до слободы и завели к ахуну... Ахун пригласил одного муллу и велел ему прочитать никах. Мулла спросил, согласна ли я, а я рассказала, как все было. “Если все действительно так, я не могу прочитать никах”, – сказал мулла и ушел. После этого [ахун] отправил своего работника к мелле Гуссамуддину и предупредил меня: “Скажи мулле, что между вами был никах и был уплачен выкуп в 400 рублей, скажи, что ты пришла сообщить ему об этом, иначе я отправлю тебя к земскому”. Я, испугавшись, сказала мелле Гуссамеддину все, что он велел. После этого Мустафа заявил, что я теперь его жена, и увел с собой. Мой отец Габид объяснил суть дела ахуну Ибрагиму-эфенди. Мустафа, прослышав, что Ибрагим-эфенди написал обо всем волостному, хотел дать отцу 50 рублей и пошел к ахуну, который оформил письменно развод. Это свидетельство о расторжении брака и заявление Рабиги вместе с нашим рапортом было отправлено в Духовное собрание^[50] для разбирательства.

Да будет известно, что никах, прочитанный насильно даже в присутствии трех имамов, не является действительным. Великий муфтий Мухаммеджан сын Хусаина издал фетву о том, что при чтении никаха обязательным является присутствие свидетелей, даже если невеста согласна. Как мог ахун оформить развод, если брак не был заключен по правилам? Этого достаточно для подтверждения неправильности заключения брака. Известно, что у этого ахуна было много устных распоряжений насчет украденных девушек, однако он остерегался писать что-либо.

В деревне Акзигитово Цивильского уезда его зять за прошедшие три года прочитал никах 18 парам с похищенными девушками. За каждый никах он получал по 40 рублей, половину оставлял себе, а другую отдавал ахуну. Говорят, этот мулла заявлял: “Мы действуем по приказу ахуна, иначе и не посмели бы”. О его признании перед всем обществом нам рассказали имам деревни Печек Свияжского уезда Салимжан сын Юсуфа и имам деревни Бакырчи Цивильского уезда Халид сын Ахмеда. Поэтому ахуна нужно снять с работы и призвать к ответу. Мы заявляем Духовному собранию: пусть больше не творятся подобные плохие дела и пусть не нарушают фетву муфтия. Имам, мударрис, старший ахун, комитетский член Ибрагим – эфенди сын Худжаша. 1822 год, 13 декабря».

Таим образом, казанский ахун говорит еще об одном принципе заключения брака: «…никах, прочитанный насильно даже в присутствии трех имамов, не является действительным. Великий муфтий Мухаммеджан сын Хусаина издал фетву о том, что при чтении никаха обязательным является присутствие свидетелей, даже если невеста согласна». Именно эти свидетели из числа родственников по мужской линии должны обеспечить интересы житейски неопытной девушки. Ведь ее просто запугали угрозой обращения к чиновнику – земскому начальнику. А отец спас девушку, обратившись к ахуну Ибрагиму. Тот же сам задействовал вертикаль власти через волостного начальника. Отметим, что и фетва муфтия ставит авторитет родственников выше авторитета имамов, а казанский ахун прямо призывает руководство ОМДС снять ахуна с должности.

Р. Фахретдин указывает на связь Шариата с адатом, характерное для мусульманского ханафитского права. Так, Ибрагим-эфенди «…старался изжить плохие привычки у казанцев и жителей близлежащих сел и деревень. До Ибрагима-эфенди казанские мусульмане носили черные шапки, чикман и кожаные сапоги, на праздниках во время застолий мужчины и женщины сидели вместе. Ибрагим-эфенди ввел в моду ношение чалмы, приучил ходить в мечеть, надевать ичиги. Невест приучил дарить женихам в качестве свадебного подарка молитвенные коврики, дарить тазы и кумганы. Мы думаем, что пришло такое время, когда все эти вещи стали необходимы в быту». Р. Фахретдин с горечью констатирует: «Впрочем, обычаи меняются. Да, таких умников, как сейчас, тогда еще не было. Если бы вы увидели, как проходят сейчас свадьбы в Казани, какие подарки преподносят друг другу – коней, шубы, сани и многое другое, как стремятся перещеголять друг друга и похвастаться своим богатством! Тут уж не только наставления Ибрагима-эфенди, но и самого пророка Ибрагима не возымели бы действие!»

Ибрагим Худжаши указывает на необходимость уважения имамов, получивших указ от ОМДС. Так, в письме втором указывается: «Под № 38 от 15 сентября 1815 года обращение к населению деревни Кукче-Верези о нижеследующем: мелла Абдулфаиз сын меллы Амина – указной имам – не должен быть заменен другим имамом, не имеющим указа, без приказа многоуважаемого, счастливейшего муфтия всей Империи Мухаммеджана сына Хусаина. Вместе с тем почтенный великий духовный министр князь Александр Голицын^[51] 4 марта 1812 года издал указ за № 283, по которому мулла, не имеющий указа, не должен проявлять неподчинение указному мулле, сеять среди мирян смуту, и народ не должен идти за таким муллой, оскорбляя указного муллу. Особенно это касается прибывших из Уфимской губернии в Казанскую и служащих в Казанской губернии имамами по указу, так как имеется указ Уфимского губернского правления об этом. На основании упомянутых выше указов мы объявляем вам, всему обществу деревни Кукче-Верези, о том, чтобы вы не обижали своего имама меллу Абдулфаиза, если не будет на то приказа муфтия. Если вы ослушаетесь и обидите его, будете преданы суду. Имам, мударрис, старший ахун Ибрагим-эфенди сын Худжаша. 18 сентября 1815 года. Печать».

Вот таким образом 200 лет назад устанавливались нормы ханафитского мазхаба в повседневной жизни среди мусульман округа ОМДС на рубеже XVIII–XIX вв. Сегодня в уставах духовных управлений мусульман России (кроме Кавказа) четко указывается на принадлежность к этому мазхабу.

Жизнь третьего муфтия Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС) Габдулвахида Сулейманова (1786–1862) прошла в судьбоносные моменты мировой и российской истории. Он родился в эпоху regime ancienne (старого режима), когда средневековые монархические режимы правили Европой, и дожил до той поры Нового времени, когда либеральные конституционные режимы победили. Европа пережила Великую французскую революцию, наполеоновские войны, индустриальную революцию и «весну наций» 1848 г. За это время Россия превратилась из империи дворян-гвардейцев в страну, которой управляли десятки тысяч чиновников. От просветителей, перелицовывавших европейские теории, Россия поднялась до уровня своих великих мыслителей: Сперанского, декабристов, Чаадаева, Аксаковых, Киреевского, Герцена. Для татар это было время А. Курсави и А. Утыз-Имяни, Ш. Марджани и Х. Фаизхани, заложивших основы идентичности российских мусульман-татар.

До сих пор трудно определить его место рождения, ведь, к сожалению, метрические книги не сохранились. Поэтому остается открытым вопрос: родился ли он в ауле Ырбишче Нижегородской губернии или в ауле Абсалямово Стерлитамакского уезда Оренбургской губернии. Этот регион исторически входил в полосу расселения мишар, принявшуюся от Оки до Агидели (Белой). Мы привыкли думать, что люди того времени не отличались мобильностью. Но это касалось помещичьих крестьян, а государственные крестьяне, особенно из числа имамов и торговцев, всегда отличались большой подвижностью. Это касается отца Габдулвахида Сулеймана б. Салюка, который родился Нижегородчине, был имамом на родине, в ауле Ура (родине и цитадели противника муфтия М. Хусаина Х. Оруви) ныне Балтасинского района Татарстана и под Стерлитамаком. Везде он устанавливал власть ОМДС.

Эти передвижения наложили отпечаток и на жизнь Габдулвахида: он учился в нескольких медресе. Какое-то время он, по косвенным данным, провел в медресе Каргалы у мударриса Габдуррахмана б. Мухаммадшарифа аль-Кирмани (1743–1826). Габ-дулвахид-хазрату удалось застать первое стабильное поколение улемов и мударрисов, но ключевые посты были уже заняты, а должность сельского имама и мударриса его мало прельщала. Поэтому он уезжает в Петербург, где вначале занимается торговой деятельностью. Через некоторое время, с 1822 г., Сулейманов становится гражданским имам-хатибом Санкт-Петербурга. Он обладал талантом нахождения общего языка с представителями властей. Особую роль здесь сыграл великий князь Михаил Павлович, младший из сыновей императора Павла I, обладавший очень большим влиянием. Он курировал систему военно-учебных заведений.

Постепенно Сулейманов занимает посты преподавателя мусульманского вероучения во все большем количестве мест: с 1828 г. – преподаватель мусульманского вероучения воспитанников Кавказского полуэскадрона (императорского конвоя), с 1835 г. – Царскосельского кадетского корпуса. За эту деятельность в 1832 г. Г. Сулейманов и его сын Шарафутдин получили титул тархана. Г. Сулейманов постоянно привлекался и другими государственными ведомствами. В 1826 г. привлекался правительством для переговоров с казахскими ханами Большого и Среднего Жузов и состоял внештатным переводчиком Департамента духовных дел иностранных исповеданий (ДДДИИ) Министерства внутренних дел.

В рамках реформ Николая I по созданию бюрократического государства был создан Устав ОМДС. Император и его брат, великий князь Михаил Павлович, уделяли большое внимание религиозному воспитанию мусульман-военнослужащих. В крупнейших городах Волго-Уральского региона существовали должности военных ахунов, имамы были назначены в ряд основных военно-морских портов, на казенный счет содержались мечети при Казанском пороховом и Ижевском оружейном заводах. С 1850 г. была создана должность главного ахуна Башкирско-мещеряцкого войска в лице имама мечети Караван-Сарая в Оренбурге. Из этой среды в 1840 г. был назначен новый муфтий ОМДС Габдулвахид Сулейманов. Первые два муфтия (М. Хусаин и Г. Габдрахимов) были известны как высокообразованные улемы и мударрисы, связанные с властями и национальной буржуазией Оренбургской губернии.

Новый муфтий Габдулвахид Сулейманов разработал несколько проектов по реформированию ОМДС, но власти предпочли оставить неплохо работающую систему без изменений. Муфтий не обладал единоличной властью, и решения принимались большинство голосов в коллегии из 4 человек, состоявшей из муфтия и 3 членов заседателей в лице суде – казыев. Они избирались из числа имамов только Казанской губернии в здании Казанской Татарской Ратуши и во многом проводили политику этого олигархического органа татарской буржуазии. Г. Сулейманов стремился ограничить полномочия казыев, в частности, допустив к выборам имамов из других губерний. Муфтий стремился придать ОМДС статус губернского учреждения, тем самым выведя его из-под весьма обременительного контроля оренбургского губернатора. В 1841 г. Г. Сулейманов разработал и издал «Правила семейно-брачных отношений», ставшие одним из первых примеров умелого синтеза норм шариатского брачно-семейного права и российского законодательства.

Муфтий был сторонником преподавания светских предметов в мусульманских учебных заведениях. С 1836 г. мусульмане могли поступать только на медицинский факультет Казанского университета после окончания I Казанской гимназии, если они были уроженцами Оренбургской губернии. По неполным данным, в 1834–1865 гг. первую Казанскую гимназию закончило 22 мусульманина, в Казанском университете в 1840–1860 гг. обучался 31 мусульманин. По положению Комитета министров 1843 г. в I Казанскую гимназию с 1836 г. было направлено 20 мусульман Оренбургской губернии. Расходы на их содержание в размере 535 руб. были приняты на счет Государственного казначейства. Муфтий сам был автором брошюры о полезных свойствах лекарственных растений.

Сулейманов был первым из муфтиев ОМДС, владевших русским языком, он выписывал русские и турецкие книги и газеты. Он был известен своим и милосердием, и поэтому с 1856 г. был назначен директором Оренбургского губернского попечительского комитета о тюрьмах^[52].

Обеспечение догматического единства мусульман округа Оренбургского духовного собрания, распространение мечетей и школ на всей его территории, унификация татарского языка как официального языка Собрания заложили основы для складывания этнической общности татар на основе членов его миллета. Вместе с тем духовенство не обладало системой финансирования, собственностью (вакфами), системой сбора милостыни (закята), системой контроля над положением на местах. Фактически лидеры общин, финансируя функционирование мечети, мектебе или медресе, держали под контролем и программу обучения, кадровую политику и мобильность преподавателей и учащихся. Кадровый состав духовенства контролировался также губернскими правлениями и начальниками кантонов на территории Башкирии. Таким образом, не была выстроена структура автономной церкви. Основной заслугой духовенства и буржуазии было восстановление системы мусульманского образования на уровне локальных мектебе и медресе в региональных центрах. Практически каждый мусульманин и мусульманка стали членами официально зарегистрированных приходов. Вместе с тем отсутствовали медресе полного цикла, подобные классическим медресе мусульманских государств.

Слабость организационных структур ОМДС создавала возможности для реформирования Ислама, не сравнимые с ситуацией в мусульманских государствах и особенно в Бухаре. Именно дуализм реальной власти, когда духовенство с финансовой стороны зависело от буржуазии, превратил вопрос образовательной реформы в дело доброй воли самой буржуазии. В период жесткой ориентации буржуазии на рынки среднеазиатских государств отход от бухарской догматики был абсолютно невозможным. Вместе с тем и в эту эпоху существовало понимание необходимости расширения компетенции Духовного собрания. Закономерно, что и Ш. Марджани в 1860-е гг. выступал за максимальное расширение юрисдикции Духовного собрания. В глазах миссионеров именно Ислам в лице мусульманского духовенства был основным орудием отатаривания и превращения оседлого и кочевнического нерусского населения Поволжья, Южного Урала, Степей и Сибири в мусульман. Таким образом, на территории башкирских кантонов присутствовали все три группы татарской элиты: землевладельцы, буржуазия и духовенство. На других территориях присутствовали только две последние.