Древние халдейские письмена

На следующий день, вернувшись из Таджи и наскоро пообе­дав, я отправился на другой берег Тигра. Стояла поздняя осень, и в Багдаде непрерывно лил дождь. Спустя сорок минут, весь мок­рый, я уже находился на том самом месте, где меня подобрали та­инственные незнакомцы. Не знаю, какое чувство вело меня по ла­биринту узких трущобных улочек, но еще минут через тридцать я уже стоял перед воротами того самого особняка, в котором начался новый этап моей жизни.

Ворота открыл молодой парень, борода у него только-только пробивалась. Не поприветствовав ни жестом, ни выражением лица, он кивком пригласил меня следовать за собой. Мы пересекли дво­рик, посредине которого лежал большой черный камень, и вошли в дом. Здесь не было ни души. Хотя внутренним чутьем, которое почему-то обострилось, как только приблизился к этому дьяволь­скому особняку, я ощущал, что он полон народа. Берос, в длинной белой рубахе до пят сидел в маленькой комнате без окон. На камен­ном столе на деревянной подставке располагался большой хрус­тальный шар, жрец его глубокомысленно изучал. Со стороны каза­лось, что шар - живое существо, с которым Берос беседует, причем беседует очень почтительно. На полках вдоль стены стояли более мелкие хрустальные шары, различные пирамиды, кубы и паралле­лепипеды. На отдельной полке, напротив входа в комнату, находи­лась странная фигура, грубо высеченная из гранита. Просматрива­лось очертание человека, над которым стоял какой-то зверь, чело­век помещался под брюхом зверя, между четырьмя лапами.

Электричества в доме, судя по всему, не было, комната осве­щалась восемью факелами, издававшими тяжелый, густой запах. Когда я вошел, жрец оторвался от созерцания шара и жестом указал мне на каменную скамью напротив. Я сел и почувствовал легкое головокружение, видимо, от царящих здесь ароматов. Тело расслабилось само собой, веки отяжелели, сердце стало биться отчетливее, но медленнее. Мне казалось, что я ощущаю каждую клеточку своего тела.

Наконец непроницаемый Берос посмотрел мне в глаза и спросил:

- Как ты себя чувствуешь?

- Все нормально, - ответил я, пытаясь отвести взгляд от тем­ных бездонных глаз жреца.

- Великий Молчащий примет тебя, но сначала мы побеседуем.

Он встал, достал из сундука, стоявшего у него за спиной, ка­кой-то предмет в форме пирамиды величиной со спичечный коро­бок и поставил на стол передо мной. Затем взял с полки хрусталь­ный шарик и подошел ко мне. Чиркнув спичкой, Берос зажег пира­мидку, которая, потрескивая, начала гореть таким ярким белым пламенем, что слепило глаза. Берос, не говоря ни слова, поднял шарик на уровень моего лица, и я почувствовал, как мой взгляд словно приковало к этому сверкающему шару. Постепенно мной овладело какое-то странное состояние. Комната словно исчезла. Исчезли все предметы, исчез жрец. Я не чувствовал своего тела, и только сознание как бы парило в сверкающей белой бездне. На­конец, бездна приобрела голубоватый цвет. Откуда-то сверху раз­дался тяжелый голос:

- Чего ты хочешь? К чему стремишься?

- К справедливости, - машинально ответил мой голос, кото­рый я слышал со стороны.

Голубой цвет становился все ярче и наконец превратился в си­ний. Время от времени в синей бездне вспыхивали и гасли золоти­стые точки.

- Что есть справедливость в твоем понимании? – продолжал голос.

- Равные права.

- Ты любишь деньги?

- Не задумывался.

- Славу?

- Равнодушен.

- Власть?

- Да, - честно признался я.

- Тебе доставляет удовольствие повелевать себе подобными? -Голос стал пронзительным, и каждый звук его вызывал вибрацию света.

- Мне нравится управлять ситуацией.

- Тебе доставляет удовольствие власть над себе подобными? -настаивал на точном ответе голос.

- Нет, - несколько раздраженно прозвучал мой голос.

Внезапно синий цвет побледнел, превратился в размытый го­лубой, и мое находящееся вне тела сознание увидело картины, кото­рые сменяли друг друга, как кинокадры. Опять, как и в прошлый раз, появлялись сцены из моего детства, или давно забытые, или во­обще незнакомые. Я видел себя ребенком, общавшимся с родителя­ми, с товарищами во дворе и в школе. И каждая сцена показывала обиды, которые я терпел от окружающих. Вот отец выгоняет меня из комнаты, где он беседует с незнакомыми мне людьми. Выгоняет зато, что я вмешался в разговор и потребовал к себе внимания. Мне года четыре, не больше. Вот мать не разрешает мне оставить дома щенка, которого я подобрал на улице, и я, рыдая, несу его во двор и оставляю в чужом подъезде. Мне (это я четко запомнил) пять лет. Вот приятели насмехаются надо мной, потому что я не могу влезть на дерево, а я, обдирая локти и коленки, пытаюсь вскарабкаться по толстому сосновому стволу. Я уже в первом классе.

Картины, картины, картины. Обида, обида, обида... Наконец картинки кончились, и голубой цвет опять превратился в синий. Сознание не возвращалось в тело, оно продолжало парить в прост­ранстве. Внезапно появилось желание выскочить из комнаты, ко­торую я ощущал, но не видел, и воспарить ввысь. Интуитивно я на­правился к двери, но тут же словно уткнулся в каменную стену. Раз­дался мрачный пронзительный смех.

- Ты слишком спешишь, Ищущий. Тебе пока не дано поки­дать пределы данной псисферы. Ты хочешь справедливости, но не знаешь, что это такое. Мы откроем тебе эту тайну. На что ты готов во имя Высшей Справедливости?

- На все, - машинально ответило мое сознание. - Что есть справедливость?

- Высшая Справедливость есть Универсальный Закон Все­мирного Баланса. Все в мире совершается в соответствии с Зако­ном, и ничто не может ускользнуть от Закона. Все в мире подчиня­ется Причине и Следствию. И никому не дано избежать Следствия, создав Причину. И как любая причина является следствием, таки любое следствие является причиной другого следствия. Каждыйчеловек есть единица Закона, и каждый нарушает Закон, бросая вызов Высшим Силам. Ты готов служить Закону?

- Готов, - ответил я, не совсем понимая, к чему я выразил го­товность.

- Ты получишь знания и огромную власть. Но помни, сын Земли, ты можешь их использовать только во благо Закона. Даже если это противоречит благу Человечества. Нарушив его, ты всту­пишь в конфликт с естественными Высшими Силами.

Синий цвет постепенно рассеялся, и я почувствовал свое тело. Комната приобрела форму. Берос встал и жестом предложил мне следовать за ним. Мы поднялись этажом выше и прошли в помеще­ние без мебели и вообще без каких-либо предметов, за исключени­ем соломенной подстилки, на которой, скрестив ноги в позе лото­са, сидел старик.

Его густые седые волосы красиво лежали на плечах. Черные, бездонные глаза, казалось, втягивали тебя, и было практически невозможно отвести взгляд. Как и Берос, он был одет в белую рубаху до пят. Бледно-коричневые руки с тонкими длинными пальцами лежали на коленях. Он источал Нечто. И это Нечто так подавляло меня, что хотелось простереться перед ним и прижаться лицом к его стопам.

Несколько минут он не мигая смотрел мне в глаза, а потом пе­ревел взгляд на Бероса. Тот заговорил на незнакомом языке. Старик внимательно слушал, изредка кивая, а когда Берос умолк, опять перевел взгляд на меня. Установилась долгая пауза, затем Великий Молчащий правой рукой начертил в воздухе какой-то не­понятный знак. Берос поклонился и направился к двери, позвав меня за собой. Мы вернулись в комнату, где жрец проделывал со мной свои дьявольские фокусы. Некоторое время мы молчали. Я после всего произошедшего не осмеливался начинать разговор, а Берос о чем-то сосредоточенно думал, не замечая меня. Наконец он заговорил:

- Сегодня ты не только проходил испытание, но и очистил­ся от всей ненужной информации, которая была записана в недрах твоего истинного Я. Твое истинное Я отныне чисто, как у новорожденного. Ты удивлен моими словами, потому что по­мнишь все, что я показал тебе. Все психические травмы, полу­ченные тобой в детстве, то есть в тот период, когда твоя психика еще не обладала необходимым комплексом защиты. Да, воспо­минания остались, но негативная энергия, сгенерированная этими воспоминаниями, уничтожена. Ты готов к новому пути и перевоплощению. Великий Молчащий разрешил готовить тебя к вступлению в круг избранных и назначил меня твоим Настав­ником, но тебе необходимо пройти три испытания. Два из них ты уже прошел. Испытание болью несколько недель назад и испыта­ние на послушание сегодня. Теперь ты должен пройти испытание страхом. Ты готов?

Под испытующим взглядом холодных пустых глаз жреца я чувствовал, как мурашки бегают по всему телу. В его глазах не было ничего человеческого. На меня смотрел бесчувственный компью­тер, для которого я был объектом то ли исследования, то ли воздей­ствия. Я кивнул и пошел за Беросом. Жрец провел меня в малень­кую комнатку также без окон, в которой стоял один-единственный деревянный стул. Он жестом приказал мне сесть и, когда я опустил­ся на стул, сказал:

- Ты будешь сидеть здесь, в этой комнате, несколько часов. Дверь не заперта, и ты можешь выйти отсюда, когда пожелаешь. Но помни, если ты выйдешь до того, как я за тобой приду, это будет означать, что ты не выдержал испытание, и мы должны будем рас­статься.

С этими словами Берос вышел, неплотно притворив за собой дверь, а я остался сидеть, готовый к новой чертовщине. В абсолют­ной тишине только изредка потрескивал факел, который Берос, уходя, вставил в железное кольцо, прикрепленное к стене на уров­не человеческого роста. Первые минуты я не чувствовал ничего, кроме некоторого беспокойства, вызванного, скорее всего, тем, что я увидел в тот день. Тогда я еще не знал, как Берос добивается тако­го эффекта, манипулируя с человеческим телом и сознанием, но не сомневался, что меня ждет нечто очень серьезное.

Прошло минут сорок, и беспокойство начало расти. Ожида­ние неизвестного уже само по себе является страхом или, по край­ней мере, ожиданием его, а когда ты знаешь, что тебя будут испы­тывать этим самым страхом, но не знаешь как, он возникает авто­матически, до появления внешних раздражителей.

Я был готов столкнуться с каким-нибудь внезапным шумовым эффектом или с ситуацией, угрожающей жизни (не исключал, что ко мне в комнату запустят крокодила или еще какое-нибудь живот­ное, для которого я могу быть объектом утоления голода), но нико­го и ничего не было. И вдруг я почувствовал страх. Настоящий жи­вотный страх. Он обрушился на меня внезапно и усугублялся еще и тем, что я не понимал, чего боюсь. Угрозы, от которой я мог за­щищаться всеми доступными мне средствами (руки, ноги, зубы), не было. Все так же без колебаний пламени горел факел. Все та же одуряющая тишина. Ни звука, ни запаха. Но страх охватывал все сильнее, и вскоре я уже ощущал его физически. Все тело покрылось липким вонючим потом, дыхание затруднилось, стук сердца стал отчетливым и участился. Мозг лихорадочно заработал в поисках причины страха. Я был уверен, найди я причину, и страх если и не исчезнет, то уменьшится. Но причины не было. Я пошевелил рука­ми и ногами, не исключая, что тело окажется парализованным. Нет. И руки, и ноги действовали нормально. Ну да. Я ведь имел право прервать испытание. Для этого нужно было только выйти из комнаты. А раз я имел такое право, то Берос наверняка позаботил­ся о том, чтобы я имел возможность им воспользоваться.

Я встал и прошелся по комнате в надежде, что движения хоть как-то отвлекут мое сознание от мучившего меня страха. Но он с каждым движением только усиливался. Наконец страх перешел в какой-то непонятный, неосознанный ужас. И тут спасительная мысль мелькнула в мозгу. Я обману тебя, жрец. Я подошел к факе­лу и сунул руку в пламя. Расчет был гениально прост. Боль обо­жженной руки сконцентрирует на себе сознание и заглушит страх. Тщетно. На руке появились все признаки ожога. Надулся пузырь, но боли не было. Словно пламя было холодным.

Пометавшись по комнате, как тигр в клетке, я опять уселся на стуле. Ужас охватывал всю мою сущность. Хотелось кричать и ка­таться по полу. Желание выскочить из комнаты по своей силе не ус­тупало страху, но я твердо знал, что скорее умру, чем прерву испы­тание, и поэтому стал всерьез морально готовиться к смерти.

Не знаю, сколько я просидел в этом жутком состоянии, когда почувствовал боль в обожженной руке. Боль нарастала. И по мере ее нарастания снижался страх. Через несколько минут рука уже го­рела, как в огне, а страх ушел полностью. Я готов был выть от боли, когда дверь распахнулась и вошел Берос. Он медленно подошел ко мне вплотную и долго смотрел мне в глаза. Я же, как подопытный кролик, обреченно сидел на стуле, время от времени хлопая века­ми, не в силах пошевелиться. Наконец, жрец поднес ладони к моей голове и я почувствовал сильную сонливость. Пытаясь бороться со сном, я бешено заморгал. «Не сопротивляйся», - раздался бесстра­стный голос жреца. Я погрузился в глубокий сон.

Очнулся я в незнакомой комнате на жестком деревянном ле­жаке. Рука была забинтована и не болела. Берос сидел рядом на сту­ле, терпеливо ожидая моего пробуждения. Когда я сел, он посмот­рел на часы и сказал:

- Неплохо. Из тебя выйдет жрец четвертой ступени.

- А сколько их всего?

- Двенадцать, - ответил Берос.

- А ты на какой ступени?

- На восьмой.

- А старец?

- На одиннадцатой.

- А кто на двенадцатой?

- Верховный жрец. Верховный Блюститель Баланса.

- Его можно увидеть?

Берос отрицательно покачал головой. - Даже я не могу его видеть. Только жрецы десятой и одиннадцатой ступеней.

Я задумался. Ко мне пришло осознание происшедшего. Если вначале я воспринимал все как какую-то мистическую игру, то те­перь я представлял, в какую мощную машину сунул пальцы. Мои колебания не ускользнули от Бероса.

-Ты в чем-то сомневаешься? - спросил он все тем же лишен­ным эмоций голосом.

- Нисколько, - ответил я.

Решение связать свою судьбу с халдеями не вызывало у меня никаких сомнений, но вот тот факт, что я, быть может, не смогу подняться выше четвертой ступени, немало смущал. Вряд ли я стал бы офицером, если бы при поступлении в училище мне сказали, что мой предел - командир батальона.

Берос прочитал и эти мысли.

- Жрец четвертой ступени обладает огромным могуществом, -сказал он. - Ты будешь участвовать в сложнейших исторических процессах. Ты будешь влиять на судьбы людей и своей страны. Тыне будешь жить во сне, как живет все население этой планеты.

- С чего начнем обучение? - спросил я, чтобы прекратить чтение моих мыслей, которое действовало мне на нервы.

- Сегодня я расскажу тебе о том, как развивалось и развива­ется человечество, как оно управляется и кем, после чего тебе ста­нут понятны многие исторические процессы и явления. Ты мо­жешь задавать мне вопросы, но знай, что на некоторые из них я не смогу тебе ответить в силу двух причин. Первая - это то, что твой вопрос может коснуться вещей, в которые я не посвящен. Вторая -это то, что ты можешь спросить о том, чего ты не должен знать. В будущем ты будешь иметь право нести знания, которые ты полу­чишь у нас, в общество. Но помни, это нужно делать очень осто­рожно, потому что каждый организм имеет определенную резистентность к внешнему воздействию. Это касается и индивидуаль­ного организма, и коллективного. Ты ежедневно употребляешь яды. Когда принимаешь пищу или лекарства, когда пьешь воду, когда дышишь воздухом. Твой организм справляется с этими яда­ми, но повысь их дозу, и ты заболеешь. Повысь еще, и ты умрешь. Точно так же обстоит дело и со знаниями. Знания - это психичес­кий яд, который может излечить, а может погубить и человека, и общество. Причем погубить и соматически, и кармически.

Когда Берос своим бесстрастным голосом произносил эту речь, я поймал себя на мысли, что воспринимаю все его слова как абсолютную истину, несмотря на то, что кое-что мне было непо­нятно.

- Поясни, пожалуйста, - попросил я.

- Очень просто. Все болезни, за исключением инфекцион­ных, имеют психический характер. Сначала поражается психика, а потом психотравма приобретает соматический, то есть физиоло­гический характер. Сома на древнегреческом значит тело. Ты по­знакомишься с этим механизмом. Таким образом, если ты пере­дашь определенные знания человеку, чья психическая резистентность ниже той, которая сможет воспринять эти знания нужнымо бразом, то нанесешь ему психотравму. Впоследствии она транс­формируется в соматические изменения организма и поразит один из органов. Что касается кармического поражения, то, передав че­ловеку знания, повышающие его возможности в той или иной сфе­ре деятельности, ты можешь подтолкнуть этого человека к действи­ям, которые приведут его к краху или гибели. Человек и человече­ство должны получать те или иные знания только тогда, когда они психически готовы к приему. Например, во что вылилось получе­ние человечеством знаний секрета ядерной энергии в период, ког­да оно психически было к этому не готово? К гибели людей в Япо­нии и Советском Союзе, к массовой истерии, приведшей в конце концов к экономическому краху и социальным потрясениям не­скольких сот миллионов советских граждан. Это только один при­мер поражения людей ядом, именуемым знаниями. Но их тысячи.

В далеком прошлом наука, знания были уделом узкого из­бранного круга людей, имевших соответствующую необходимости психическую резистентность. И общество развивалось в соответст­вии с Законом Всемирного Баланса. Жрецы, наши предшественни­ки, строго следили за тем, чтобы человечество, нравственно не го­товое владеть определенными знаниями, получало информацию о мире, в котором оно живет, только в тех объемах, которые бы не позволяли ему вмешиваться в ход развития и ломать этот хрупкий мир и уникальный механизм, управляющий его развитием. Но че­ловечество непрерывно атаковало, пытаясь прорваться за тот ин­формационный барьер, который воздвигли вокруг него жрецы, ис­ходя из психического состояния общества. Талантливые одиночки уничтожались физически, как Архимед, или принимались в сонм жрецов, как Пифагор, где они получали возможность творить и приобретать знания об окружающем нас мире. - Берос глубоко задумался, глядя куда-то в пространство, как бы сквозь меня, а за­тем, глубоко вздохнув, продолжил: - Среди жрецов попадались от­ступники. Тот же Пифагор, который, как и я, был жрецом восьмой ступени. Он понес знания, приобретенные в школе жрецов, в на­род. - Берос нахмурился. - Он основал школу, среди учеников были люди, опасные для общества и Баланса. Через несколько лет существования этой школы появилась опасность поворота челове­чества на путь развития совсем не того, который предписан Законами Баланса. Еще бы немного и задолго до появления огнестрельного оружия в мире появилось бы биопсихотронное оружие. А ученики от­ступника приобрели бы мощь, несопоставимую с военной мощью Александра Македонского. Жрецы уничтожили школу и покарали Пифагора. Они также позаботились, чтобы знания, просочившиеся от отступника во внешний мир, исчезли. Так что, - мрачно произнес жрец, глядя мне в глаза, - будь очень осторожен, чтобы не стать от­ступником. Я вижу, - продолжал он, - что вопрос, который воз­ник у тебя в начале нашего разговора, все еще мучает тебя. Ты непременно хочешь знать, почему твой психический предел четвертая ступень? Ведь так?

Я кивнул. После всего услышанного я уже не сомневался в своих возможностях, но мне было интересно, чем это было обус­ловлено.

- Все довольно просто и сложно одновременно. Ты облада­ешь психическим потенциалом, созданным в обычных условиях. Другими словами, твои родители в момент твоего зачатия находи­лись в состоянии обычного полового транса. Люди, зачатые в обычных условиях, всего лишь люди. Они обладают психическим потенциалом, который может быть реализован на уровне от первой до шестой ступени. Генетическая запись твоего Я, произведенная в этих условиях, не позволит тебе подняться выше шестой ступени,
а учитывая твой возраст, то есть ограничение во времени обучения, твой предел - четвертая ступень.

- А ты был зачат в каких условиях? - осмелился спросить я.

- Мой отец, жрец десятой ступени, перед зачатием вошел в транс, обеспечивший генетическую запись, необходимую для на­ведения псиполя, которым обладаю я. Ты познакомишься с этим механизмом и научишься входить в различные трансы, в том числе и в этот. Твои дети смогут стать жрецами более высоких ступеней, чем ты. Итак, сегодня я вкратце расскажу тебе о том, как существу­ет человеческое общество и как им управляют с тех пор, как оно стало коллективным псиполем. А завтра ты будешь принят в учени­ки и дашь клятву на верность служению Балансу. Через год тебя по­святят в жрецы первой ступени.

Рассказ Бероса

Помимо преобразования металлов, существуют другие великие тайны, о которых не хвастают великие посвященные... Если прав­да то, о чем пишет Гермес, их нельзя постичь без того, чтобы мир не оказался в огромной опасности.