Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Новое тысячелетие 2 страница






Закончив, она опустилась на колени перед дочерью.

— Ты готова?

— А вы принесли видеокамеру?

— Ну конечно.

Мара улыбнулась, обнажив кривые, слишком крупные зубы.

— Я рада, что ты здесь, мамочка, — сказала она.

И Кейт вдруг почувствовала, что ее жизнь имеет смысл, что стоило вытерпеть эту постоянную нехватку времени, бессонные ночи, бесконечную стирку, глажку, готовку. Она делала все это ради нескольких секунд вот такой близости, и они того стоили.

— Я тоже, малышка.

Мара нежно обняла ее:

— Я люблю тебя, мамочка.

Кейт крепко прижала дочку к себе, вдыхая ее родной запах. Она с грустью подумала в этот момент, что скоро закончится детство Мары и у нее начнется этот пугающий переходный возраст. Такие минуты, как эта, уже и сейчас были редкими.

Мара отстранилась, улыбнулась матери и убежала вместе с подружками.

— Пока!

Кейт медленно поднялась и пошла в зал, где в третьем ряду сидел Джонни, посадив рядом с собой с обеих сторон по сынишке. Кейт огляделась, отыскивая глазами Талли.

— Ее еще нет?

— Нет. И не звонила. Может, подвернулось что-то в последний момент? — Джонни улыбнулся. — Ну, например, свидание с Джорджем Клуни.

Кейт с улыбкой кивнула и присела рядом с Лукасом. Вокруг нее рассаживались родители и бабушки с дедушками, а едва усевшись, доставали фотоаппараты и видеокамеры.

Родители Кейт прибыли перед самым началом и сели рядом с ней. У мамы, как всегда, был с собой старый «Кодак Инстаматик», висевший на петле на запястье.

— Я думала, что Талли приедет, — сказала она.

— Говорила, что приедет. Надеюсь, ничего плохого не случилось. — Кейт держала место для Талли, пока могла. Но потом пришлось его уступить.

Осветилась сцена, и в зале наступила тишина. Мисс Паркер, одетая в розовые колготки, черную короткую юбку для танцев и черный гимнастический купальник, вышла в центр сцены.

Выглядела она, кем и была, как постаревшая прима-балерина.

— Здравствуйте, — произнесла она своим низким голосом. — Как вы знаете, я…

И тут двери зала распахнулись. Все присутствующие, как по команде, повернули головы.

На пороге стояла Талли, которая выглядела так, словно прибыла сюда прямо с церемонии вручения «Грэмми». С коротко стриженными волосами с мелированными прядями и широкой улыбкой, она была похожа на озорного мальчишку. На Талли было потрясающее зеленое шелковое платье с одним оголенным плечом и утянутое на ее по-прежнему тонкой талии.

По залу пронесся шепот: «Это Таллула Харт… Она в жизни еще красивее…»

Никто уже не слушал вступительное слово мисс Паркер.

— И как ей удается так отлично выглядеть? — спросила Марджи, наклоняясь к дочери.

— Пластическая хирургия и батальон визажистов.

Марджи рассмеялась и сжала руку Кейт, давая понять, что и свою дочь считает красавицей.

Помахав семейству Муларки, Талли прошла к свободному месту в первом ряду и села.

Свет стал медленно гаснуть. На сцене появилась Мэгги Левин в костюме феи. За ней на сцену вышла ее сестра Клео вместе с остальными девочками, которые старались двигаться синхронно. Младшие девочки пристально следили за старшими и в результате делали свои движения на секунду позже, чем надо.

Но эти небольшие ошибки делали всю картину еще более милой и трогательной. Кейт едва сдерживала слезы. Джонни, перегнувшись через Лукаса, взял ее за руку как раз в тот момент, когда по сцене закружилась Мара. На середине танца она вдруг заметила в зале Талли, замерла на миг и помахала ей.

Весь зал рассмеялся, когда Талли помахала в ответ.

Когда представление закончилось, раздался шквал аплодисментов. Девочки несколько раз вышли на поклоны, затем, хихикая, побежали к своим родным.

Мара сразу же направилась к крестной. Громко смеясь, она упала прямо со сцены в объятия Талли. Вокруг них собралась толпа. Люди хотели получить у Талли автограф и познакомиться. Мара буквально светилась от гордости.

Когда страсти улеглись, Талли подошла к Райанам и заключила всех по очереди в объятия. Одной рукой она обняла за плечи Кейт, другой продолжала прижимать к себе Мару.

— У меня есть сюрприз для моей крестницы, — громко произнесла Талли.

Мара, смеясь, запрыгала на месте.

— Что это? Что это?

— Пошли посмотрим. — Талли подмигнула Кейт, и вся семья направилась к выходу.

Снаружи стоял, припаркованный к обочине, огромный розовый лимузин.

Мара завизжала от восторга.

Кейт повернулась к Талли:

— Ты меня разыгрываешь?

— Ну, разве он не крутой? Не представляешь, как трудно было такой найти. Ну, давайте же, забирайтесь внутрь.

Талли открыла дверь, и все уселись в обитый велюром салон. Потолок был подсвечен крохотными синими и красными лампочками.

Мара свернулась калачиком возле Талли и взяла ее за руку.

— Это — самый лучший сюрприз на свете, — сказала она. — А тебе понравилось, как я танцевала?

— Ты была превосходна! — заверила девочку Талли.

Они оставались в машине все время, пока переправлялись на пароме, и Мара ни на секунду не переставала болтать с Талли.

Оказавшись на другом берегу, водитель снова включил мотор и стал катать их по городу, словно они были туристами. В конце пути они проехали сквозь ярко освещенную арку к внушительному зданию. Навстречу им вышел одетый в ливрею швейцар. Он открыл дверцу и спросил:

— Кто из этих прекрасных леди Мара Роуз?

Мара тут же подняла руку, счастливо хихикая:

— Я, я!

Швейцар достал из-за спины розовую розу на длинном стебле и вручил девочке.

Мара была сражена.

— Вау!

— Скажи спасибо, Мара, — произнесла Кейт чуть резче, чем следовало.

Девочка кинула на мать полный раздражения взгляд.

— Спасибо!

Талли повела всех в отель. На последнем этаже она открыла дверь гигантского номера, где были всевозможные игровые автоматы и аттракционы для детей — батуты, виртуальный бокс, маленькие машинки. Все девочки из танцевального класса были уже здесь вместе со своими родственниками. В центре номера стоял стол, накрытый белой скатертью. На нем красовался огромный многоэтажный торт, украшенный крошечными сахарными балеринами.

— Тетя Талли! — завизжала Мара, бросаясь на шею крестной. — Ну, это вообще! Я тебя так люблю!

— Я тоже люблю тебя, принцесса. А теперь иди играй с друзьями.

Старшие застыли в дверях, словно пораженные громом. Первым опомнился Джонни. Устроив поудобнее Уильяма, сидевшего у него на руках, он сказал, обращаясь к Талли:

— А не слишком ли ты ее балуешь?

— Ну, вообще-то я хотела еще привезти сюда пони, но подумала, что это будет уже слишком.

Миссис Муларки рассмеялась, а мистер Муларки покачал головой.

— Пойдемте же, Марджи, Джонни, — сказал он в конце концов. — Посмотрим, что у них тут есть в баре.

Когда Кейт и Талли остались наедине, Кейт сказала:

— Ты знаешь, как сделать свой выход запоминающимся. Мара будет помнить этот вечер всю жизнь.

— Ты считаешь, это слишком? — спросила Талли.

— Ну, может быть, совсем чуть-чуть.

Талли одарила подругу широкой улыбкой, но Кейт почувствовала в ней какую-то фальшь.

— Что не так? — тут же напрямик спросила она.

Но прежде чем Талли успела что-то ответить, к ним подбежала сияющая от радости Мара.

— Мы хотим сфотографироваться с тобой, тетя Талли!

Кейт молча наблюдала, как ее дочь не отходит от своей крестной. Кейт не хотелось признаваться в этом даже самой себе, но она испытывала болезненные уколы ревности. Это должен был быть их вечер — ее и Мары.

 

Талли сидела в лимузине и гладила по темным шелковистым волосам Мару, заснувшую, положив голову ей на колени. Напротив спала Кейт, привалившись к Джонни, который тоже сидел, прикрыв глаза. И рядом с каждым из супругов Райан спал маленький мальчик. Они выглядели просто как фирменная идеальная семья.

Лимузин свернул на дорожку к пляжу. Талли поцеловала мягкую розовую щеку Мары.

— Мы почти дома, принцесса.

Девочка медленно разлепила глаза.

— Я люблю тебя, тетя Талли.

Сердце Талли сжалось от этих слов, она почувствовала какое-то обжигающее волнение.

Талли всегда считала, что успех подобен золоту: стоит того, чтобы покопаться ради него в грязи. Зато любовь всегда будет ждать ее на берегу и к ней можно будет обратиться, когда надоест мыть золото. Теперь она не могла бы ответить сама себе, почему она так думала, учитывая ее собственное прошлое. Ей надо было давно понять святость и важность любви в жизни человека. Если успех был золотом, лежащим на дне реки, то любовь была бриллиантом, зарытым глубоко в земле, который не всегда распознаешь с первого взгляда. И неудивительно, что ее так тронуло признание в любви, полученное от Мары. Она не часто слышала слова любви в своей жизни.

— Я тоже люблю тебя, Мара Роуз.

Лимузин подъехал к дому, шины зашуршали по гравию. Семейству Райанов понадобилась целая вечность, чтобы выбраться из машины и войти в дом. Они немедленно поднялись наверх.

Талли стояла в пустой гостиной и не знала, что ей делать. Сверху слышался скрип половиц.

Она попыталась помочь укладывать детей спать, постаралась вписаться в повседневную рутину их семейной жизни, но только путалась у всех под ногами и в конце концов сдалась.

Наконец Кейт, устало вздыхая, спустилась по лестнице с несколькими платками в руках.

— Ну хорошо, Талли. А теперь расскажи, что не так.

— Что ты имеешь в виду?

Кейт схватила подругу за руку и повела по комнатам с разбросанными игрушками. В кухне она задержалась, чтобы налить два бокала белого вина, затем подруги вышли наружу и уселись на лужайке в плетеные кресла. Тихий шум прибоя перенес Талли почти на двадцать лет назад, к тем ночам, когда они, сбежав из дома, сидели у реки, болтали о мальчиках и курили одну сигарету на двоих.

Талли накинула на себя вязаный платок. После стольких лет и, несомненно, множества стирок, платок по-прежнему пах ментоловыми сигаретами и духами миссис Муларки.

Кейт подтянула к подбородку укрытые большим вязаным платком колени и велела:

— Говори!

— И о чем же ты хочешь поговорить?

— Сколько лет мы с тобой лучшие подруги?

— С тех пор, как был в моде Дэвид Кэссиди.

— И ты думаешь, что я не вижу, когда с тобой что-то не так?

Талли откинулась на спинку кресла, потягивая вино. Правда была в том, что ей действительно хотелось поговорить об этом — в конце концов, отчасти поэтому она летела через всю страну, — и все же сейчас, когда она была здесь и ее лучшая подруга сидела рядом, Талли не знала, с чего начать. Хуже того, она чувствовала себя идиоткой, жалуясь на то, чего не было в ее жизни. Ведь у нее так много всего было.

— Я всегда думала, что ты сваляла дурака, отказавшись от карьеры, — начала Талли. — Четыре года всякий раз, когда я тебе звонила, я слышала на заднем плане плач или нытье Мары. Я думала, что покончила бы с собой, если бы это была моя жизнь, а твой голос всегда был расстроенным или злым, но в то же время почему-то счастливым.

— Когда-нибудь и ты узнаешь, как это.

— Нет, не узнаю. Мне почти сорок, Кейти. — Она наконец взглянула на подругу. — Теперь я знаю: это я была сумасшедшей, когда не хотела ничего, кроме карьеры.

— Зато какую ты сделала карьеру!

— Да, но иногда этого бывает недостаточно. Я знаю, стыдно говорить это, но иногда я устаю работать по восемнадцать часов в день и возвращаться в пустой дом.

— Но ты можешь изменить свою жизнь. Просто надо захотеть по-настоящему.

— Благодарю тебя, подруга. Очень глубокая мысль.

Кейт смотрела на волны, набегающие на берег.

— Все таблоиды писали на прошлой неделе о шестидесятилетней женщине, которой удалось родить.

— Ну и дрянь же ты! — рассмеялась Талли.

— Я знаю. А теперь пойдем, маленькая бедная мегабогатая девочка, я провожу тебя в твою комнату.

— Я буду завтра жалеть, что жаловалась, да?

— Ну да…

Они прошли через темный дом. У дверей гостевой комнаты Кейт повернулась к подруге:

— Не надо больше портить Мару, ладно? Она и так уже думает, что ты можешь достать луну с неба.

— Не глупи, Кейти. Я заработала в прошлом году чертовых два миллиона долларов. И что я, по-твоему, должна с ними делать?

— Пожертвуй на благотворительность. Но никаких больше розовых лимузинов, хорошо?

— Знаешь, ты стала очень скучная.

И только позже, лежа на продавленном матрасе раскладной кровати и глядя в окно на Большую Медведицу, Талли вдруг поняла, что не спросила Кейт о ее собственной жизни.

 

Кейт смотрела на календарь, висящий на стене у холодильника. Невозможно было поверить, что время летит так быстро. Но доказательство находилось прямо перед ней. На календаре был ноябрь две тысячи второго года, и последние четырнадцать месяцев изменили весь мир. В сентябре прошлого года террористы направили самолеты на башни Всемирного торгового центра и на Пентагон. Погибли тысячи людей. Еще один самолет угнали, и в результате он разбился. Никто не выжил. В вечерних новостях все чаще мелькали сообщения о заминированных машинах и взрывниках-смертниках, разработках оружия массового поражения. Слова «Аль-Каида», «Талибан», «Пакистан» можно было услышать в любом разговоре, их повторяли практически в каждом эфире.

Страх изменил всех и все вокруг, но все же жизнь шла своим чередом. Час за часом, день за днем, пока политики и военные искали бомбы и террористов, пока Министерство юстиции рушило бумажные стены «Энрон», семьи простых людей жили своей жизнью. Кейт продолжала крутиться по дому, растить детей и любить мужа. И если она старалась теперь крепче привязать их к себе и заставить держаться поближе к дому, то все понимали: это оттого, что мир стал небезопасным.

И вот пора уже готовиться ко Дню благодарения, а из-за угла выглядывает Рождество. Наступает пора праздников, которая делает чуть ли не каждую семейную женщину почти что невменяемой личностью, разрывающейся между радостью и той огромной работой, которую надо было переделать, чтобы организовать эту радость для всех. Кейт часто забывала замедлить свой бег, чтобы насладиться чудесным праздничным настроением, царившим вокруг. Необходимо было все время что-то печь — для школьных вечеринок и благотворительных базаров, для распродажи в танцевальном классе, для пожертвований. И конечно, нужно было сделать множество покупок. Каким бы прекрасным ни был остров Бейнбридж, когда дело доходило до подарков к Рождеству, тут же приходилось вспоминать, что это — часть суши, окруженная водой, и все крупные торговые центры и магазины находятся неблизко. Иногда Кейт чувствовала себя альпинистом, отправившимся на покорение вершины, не запасясь кислородом. Вершиной был торговый центр «Нордстром». Когда у тебя трое детей, уходит довольно много времени на то, чтобы выбрать всем подарки, а праздники стремительно приближаются.

Сидя в машине около школы в ожидании Мары, Кейт начала писать рождественский список, но успела набросать лишь несколько пунктов, когда прозвенел звонок и дети высыпали из школы.

Мара обычно выходила из кирпичного здания, окруженная подружками. Девочки в этом возрасте собираются в стайки. Но сегодня Мара вышла одна и с опущенной головой быстро направилась к машине.

Кейт сразу поняла, что что-то случилось. Вопрос лишь в том, что именно. Ее дочери было двенадцать. Это означало, что в крови у нее бушевали гормоны, а все эмоции кипели, как в горячем котле, и все кругом казалось девочке драматичным.

— Привет, — осторожно произнесла Кейт, понимая, что одно неправильное слово может привести к ссоре.

— Привет. — Мара забралась на переднее сиденье и пристегнула ремень. — А где мальчишки?

— У Эвана день рождения. Папа заберет их по пути с работы.

— А-а…

Кейт вывела машину со стоянки, и они тут же очутились в пробке на Спортсменз-Клаб-роуд. Всю дорогу домой она пыталась завязать с дочерью разговор, но безуспешно. В лучшем случае Мара отвечала односложно, а в худшем только закатывала глаза и демонстративно вздыхала. Когда они заехали в гараж, Кейт предприняла последнюю попытку.

— Я буду печь мальчикам печенье для завтрашнего праздника в честь Дня благодарения. Хочешь помочь мне?

Мара наконец удостоила ее взглядом.

— То самое в виде тыковок с апельсинной глазурью и зеленой посыпкой?

На какой-то миг ее дочь снова превратилась в маленькую девочку с блестящими глазами, и даже губы ее тронула улыбка. Ведь и у нее было столько подобных праздников и приятных воспоминаний.

— То самое, — подтвердила догадку дочери Кейт.

— Мне нравится это печенье.

Именно на это Кейт и рассчитывала.

— А помнишь тот год, когда миссис Норманн принесла точно такие же, и ты так разозлилась, что заставила всех попробовать и те, и другие, чтобы можно было сказать, чьи вкуснее?

Мара наконец улыбнулась по-настоящему.

— Мистер Роббинс жутко тогда на меня разозлился. Мне пришлось остаться, чтобы помочь ему прибрать после вечеринки.

— А Эмили осталась помогать вместе с тобой.

— Да. — Улыбка Мары вдруг поблекла.

— Итак, ты хочешь мне помочь?

— Ну конечно.

Кейт позаботилась о том, чтобы не отреагировать на согласие дочери как на нечто из ряда вон выходящее. Ей очень хотелось улыбнуться и сказать Маре, как она рада, но вместо этого Кейт лишь кивнула головой, вошла вместе с Марой в дом и прошла в кухню. За последний год она узнала кое-что важное о том, как вести себя с девочками на пороге пубертатного периода. В то время когда они буквально фонтанируют эмоциями, родителям лучше всего оставаться спокойными.

Следующие три часа мать и дочь трудились бок о бок в огромной кухне в деревенском стиле. Кейт напомнила Маре, как просеивать муку и как смешивать ингредиенты, показала, как смазывали противень жиром в прежние времена. Они говорили о разных мелочах, об этом и о том — ничего особенно важного. Но Кейт, как настоящий охотник, была начеку и ждала подходящего момента. Они как раз закончили мазать глазурью последнее печенье и собирали в раковину грязную посуду, когда Кейт произнесла:

— Хочешь сделать еще порцию? Мы могли бы отнести ее к Эшли.

Мара вдруг словно окаменела.

— Нет, — произнесла она так тихо, что Кейт едва ее расслышала.

— Но ведь Эш так любит их. Помнишь, когда…

— Она ненавидит меня, — сказала Мара, и, словно наконец прорвало плотину, по щекам ее заструились слезы.

— Вы поссорились?

— Я не знаю.

— Как это можно не знать?

— Я просто не знаю. Все, о’кей?

Разрыдавшись, Мара отвернулась.

Кейт протянула руку и, взяв дочку за рукав, притянула ее к себе:

— Я здесь, милая, я с тобой.

Мара крепко обняла мать.

— Я не знаю, что я сделала не так, — всхлипывая, сказала она.

— Шшш… — Кейт гладила дочь по волосам, словно она была малышкой. И только когда Мара наконец перестала плакать, Кейт отстранилась, чтобы заглянуть ей в лицо. — Иногда жизнь…

Позади них с грохотом распахнулась дверь. Близнецы ворвались в кухню, крича, как резаные. Они изображали схватку игрушечных динозавров. За ними гнался по пятам Джонни. Уильям налетел на столик со стоящим на нем стаканом воды, который, разумеется, не следовало там оставлять. Раздался звук бьющегося стекла.

— Уо! — пробормотал Уильям, виновато глядя на мать.

— Вилл-ли попал! — засмеялся над братом Лукас.

Мара вырвалась из объятий матери, побежала наверх и захлопнула за собой дверь.

— Лукас! — сурово сказал Джонни. — Перестань дразнить брата. И держись подальше от осколков на полу.

Кейт со вздохом потянулась к полотенцу.

 

На следующий день Кейт въехала на главную аллею, пересекавшую территорию школы, минуты за три до того, как прозвенел звонок на ланч. Припарковавшись в неположенном месте, Кейт поспешила в офис, договорилась там, что Мара пропустит один день, затем направилась к ее классу. Вчера вечером после момента откровенности Мара снова закрылась от Кейт. Никакие хитрости Кейт не помогли снова запустить заглохший мотор. Поэтому Кейт пришлось придумать «план Б» — неожиданную атаку.

Заглянув в класс через прямоугольное окно, она постучала. Учительница увидела ее, приветливо помахала рукой, и Кейт зашла внутрь.

Дети заулыбались ей и поздоровались. В том, чтобы быть волонтером, было свое преимущество: все тебя знали. Дети обрадовались ее появлению еще и потому, что учительнице пришлось прервать урок.

Только на лице Мары застыла гримаса, означавшая: «Зачем ты пришла сюда ни с того ни с сего?» Кейт было хорошо знакомо это выражение на лице дочери. Она отлично помнила правило средней школы: родители должны быть невидимыми.

Прозвенел звонок, учительница направилась к двери, и дети выбежали из класса, громко болтая.

Когда они остались вдвоем, Кейт подошла к Маре.

— Что ты здесь делаешь? — возмущенно спросила Мара.

— Сейчас узнаешь. Собирайся, мы уезжаем.

Мара смотрела на мать, явно оценивая ситуацию со всех возможных точек зрения.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Подожди меня в машине, ладно?

В другое время Кейт не удержалась бы от комментария и заставила бы Мару выйти из школы вместе с ней, но сейчас девочка была слишком нестабильна эмоционально. Ведь именно поэтому Кейт и приехала сюда.

— Договорились, — сказала она.

Такая легкая победа удивила Мару.

Кейт улыбнулась девочке и дотронулась до ее плеча.

— До встречи через пять минут.

На самом деле Маре потребовалось немного больше времени. Вскоре она уже пристегивала ремень безопасности, усевшись рядом с матерью.

— И куда же мы едем?

— Прежде всего на ланч.

— Ты забрала меня из школы, чтобы отвезти на ланч?

— И кое для чего еще. Это сюрприз.

Кейт подъехала к большому ресторану, который находился на острове рядом с многозальным кинотеатром.

— Я буду чизбургер и клубничный коктейль, — сказал Мара, когда они сели за столик.

— Я тоже.

После того как официантка удалилась, приняв заказ, Кейт внимательно посмотрела на дочь. Мара сидела, сгорбившись, на синем пластиковом стуле и казалась очень худенькой и угловатой. Ее темные волосы, непослушные и встрепанные, когда-нибудь станут ее настоящим украшением, так же, как и большие карие глаза, в которых отражались ее чувства. Сейчас глаза девочки были полны настороженности.

Официантка принесла их коктейли. Кейт сделала большой глоток.

Пожалуй, это был первый десерт с мороженым, который она попробовала после рождения близнецов, и вкус у него был просто божественный.

— Эшли по-прежнему ведет себя так же мерзко? — поинтересовалась Кейт.

— Она ненавидит меня. Я не понимаю, почему, что я ей сделала?!

Кейт долго думала над тем, что сказать дочери, как вести себя с девочкой, которой первый раз в жизни разбили сердце. Как и любая мать, она готова была на все, чтобы ее ребенок был в безопасности и удары судьбы миновали его. Но не от всех опасностей можно защитить, есть вещи, через которые надо пройти каждому, научиться понимать, что к чему. Это был один из многих уроков, которые пришлось усвоить в этом году ее стране. Хотя некоторые вещи навсегда изменились для них для всех, многое осталось прежним.

— В пятом классе у меня были две лучшие подруги. Мы годами делали все только вместе: демонстрировали наших лошадей на ярмарке, устраивали вечеринки с ночевкой, ходили на озеро летом. Бабушка называла нас «три лошкетера» — от слова «лошадь». И вдруг я разонравилась своим подругам, до сих пор не знаю почему. Они стали встречаться с мальчиками, ходить по вечеринкам, а меня уже больше никогда не брали с собой. Каждое утро, отправляясь в школу, я сидела в автобусе отдельно, и за ланчем сидела в столовой одна, а каждый вечер плакала перед сном. — Кейт на минуту умолкла, вспоминая. — Я до сих пор помню, как больно мне было тогда, — призналась она.

— А что случилось потом?

— Ну, в один прекрасный день, когда я чувствовала себя особенно несчастной, да я и была несчастной, видела бы ты меня тогда с брекетами на зубах и в очках в толстой оправе…

Мара захихикала.

— Я отправилась в школу. И увидела на автобусной остановке Талли. Она была самой клевой девчонкой, какую мне только доводилось видеть. И я была уверена, что она никогда не захочет со мной дружить. Но знаешь, что я однажды поняла?

— Что?

— Что в глубине души тетя Талли была такой же испуганной и одинокой, как и я. И мы стали в тот год лучшими подругами. Настоящими подругами, такими, которые не станут специально делать друг другу больно и не разлюбят друг друга безо всякой причины.

— А как же найти такую подругу?

— Это непросто, совсем не просто, Мара. Для этого надо открыться. Вывернуть душу наизнанку. Многие захотят туда плюнуть — девочки часто бывают в этом возрасте очень жестоки, — но это не должно тебя останавливать. Если тебе будет очень обидно, надо просто собраться, встряхнуться и попытаться снова. В твоем классе наверняка есть девочка, с которой ты будешь дружить всю старшую школу. Я знаю. Тебе просто надо ее найти.

Мара задумчиво нахмурилась.

— Эмили очень симпатичная, — сказала она, прежде чем приступить к чизбургеру.

Кейт надеялась, что Мара запомнит этот разговор. Мара и Эмили очень дружили в младшей школе, но в средней как-то отдалились друг от друга.

— Да, мне тоже нравится Эмили, — сказала Кейт.

Наконец она увидела на лице своей дочери настоящую улыбку, и Кейт почувствовала огромное облегчение. Они еще поговорили о разных пустяках, особенно о моде, которой Мара была безмерно увлечена, а Кейт мало что в ней понимала. Когда Кейт оплатила счет и они готовились уйти, она полезла в сумку и вынула небольшой сверток.

— Это тебе, Мара, — сказала Кейт.

Мара развернула бумагу и обнаружила под ними книжку в мягкой обложке.

— «Хоббит», — прочитала Мара и вопросительно посмотрела на мать.

— В тот год, когда у меня не было друзей, я все же была не одна. У меня были книги. А это начало одной из моих самых любимых историй. Я прочитала «Властелина колец», все три книги, наверное, раз десять. Думаю, пока ты еще не готова прочесть «Хоббита», но когда-нибудь, может быть через несколько лет, может случиться что-то, что больно заденет твои чувства. Может быть, ты останешься наедине со своей бедой, не будешь готова поделиться ею со мной или с папой, и если это случится, вспомни о книге, которая лежит у тебя на тумбочке. Ты сможешь прочесть ее тогда, и она унесет тебя далеко-далеко. Поверь, это очень помогло мне, когда я была такой, как ты, и мне было трудно и одиноко.

Мара выглядела озадаченной и смущенной, получив подарок, для которого она, может быть, была еще мала. Она тихо проговорила:

— Спасибо.

Кейт снова смотрела на дочь и думала, как быстро летит время. Детство Мары осталось позади, так же быстро пролетит и отрочество.

— Я люблю тебя, мама, — сказала Мара.

Для всего мира, наверное, это был самый обычный день и час, но для Кейт он стал необыкновенным. Именно ради таких моментов она сделала свой выбор и осталась дома, а не стала делать карьеру… Наверное, бывали дни, когда она сомневалась в правильности своего выбора, но такие моменты, как этот, нельзя было променять ни на что.

— Я тоже люблю тебя, малышка. Поэтому сегодня мы прогуливаем школу и идем в кино на дневной сеанс. «Гарри Поттер и тайная комната» тебе подойдет?

Мара, сияя, поднялась из-за стола.

— Ты — лучшая мама на свете!

Кейт рассмеялась:

— Надеюсь, ты не забудешь об этом, когда станешь старше.

 

 

Талли запоминала годы по репортажам, которые она делала. В две тысячи втором она побывала в отпуске в Европе, на острове Святого Варфоломея и в Таиланде, присутствовала на церемонии вручения «Оскара», сама получила «Эмми», покрасовалась на обложке журнала «Пипл», сменила дизайн квартиры, но от всего этого не осталось никаких воспоминаний. Помнила она только репортажи — о начале операции «Анаконда» против «Талибана», о нарастающей напряженности в мире, о суде над Милошевичем за преступления против человечества, о начале войны с Ираком.

К весне две тысячи третьего года Талли смертельно устала от своих командировок в горячие точки, в мир жестокости и насилия. Но оказалось, что и дома ничуть не легче. Куда бы она ни отправлялась, ее сопровождала толпа, а Талли нигде не чувствовала себя такой одинокой, как среди осаждавших ее людей, которым все время от нее что-то нужно, но которые не знают и не хотят узнать ее по-настоящему.

И хотя никто из ее зрителей и почитателей ничего не замечал, Талли тихо сходила с ума. Грант не звонил ей четыре месяца, да и в последний раз, прежде чем расстаться, они нехорошо поговорили.

«Я просто не хочу того, чего хочешь ты, любимая», — сказал он, даже не пытаясь изобразить сожаление. «Что же это?» — спросила в ответ Талли, с удивлением чувствуя, как глаза жгут готовые пролиться слезы. «То же, что и всегда. Ты всегда хотела большего».

Такой ответ не должен был ее удивить. Видит бог, она слышала то же самое от разных людей на протяжении всей своей жизни. Талли даже готова была признать, что это правда. Она хотела теперь куда большего, хотела настоящей жизни, а не жизни в том идеальном коконе, который создала для себя сама.

Но она понятия не имела, как можно в ее возрасте начать все сначала. Она любила свою работу и не была готова отказаться от нее. К тому же она так давно была богата и знаменита, что просто не могла представить себя в роли обычной женщины.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.027 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал