Глава 12. Проблемы и решения.

Следующие недели превращаются для меня в ад. Теперь малейшее проявление эмоций влечет за собой магические вспышки, которые все труднее контролировать. Моя сила напоминает неподвластную стихию, готовую вырваться в любую минуту. Я стараюсь отгородиться от людей, создать вокруг себя своеобразный кокон, который поможет мне держаться. Я становлюсь еще более замкнутым и необщительным, чем когда-либо прежде. Школа, которой я радовался еще совсем недавно, становится едва выносимой. Теперь я сам тороплюсь в свой уединенный чулан под лестницей, где я могу сосредоточиться настолько, чтобы выпустить хоть немного магии в нескольких несложных заклинаниях. Дурсли каким-то образом чувствуют мое нежелание общаться и практически меня не достают. Но вот со школой все совсем по-другому. Едва ли моя необщительность способствует тому, чтобы остальные держались от меня на расстоянии. Напротив, им интересно. Они спрашивают, почему я такой грустный, почему я не играю вместе с ними на переменах, почему я сижу один. У меня ничего не случилось? Я не злюсь на них? Да что я о себе воображаю, пренебрегая их обществом? И я просто не знаю, куда деваться от этих бесконечных вопросов. Я не знаю, почему они просто не хотят оставить меня в покое.

Сейчас я сижу на траве во дворе школы, пользуясь последними теплыми днями. Я уже привычно прислушиваюсь к своей магии, подмечая малейшие изменения. За последнее время я сильно преуспел в контроле за ней. По крайней мере, теперь при достаточной сосредоточенности мои заклинания не ведут к катастрофе. Чтобы чем-то себя занять, я рисую в обычной школьной тетради в клетку всякие глупости. Единороги, драконы, русалки и кентавры… Наверное, можно подумать, что я слишком увлекаюсь фантастикой. А я и сам не знаю, чем мне дороги эти рисунки. Я просто скучаю по Магическому миру, каким бы он ни был. Магия – это тоже часть меня, и я не могу отказаться от нее, также как не могу перечеркнуть свое прошлое. На тетрадные листы падает чья-то тень, и я с трудом подавляю досаду. Им самим-то еще не надоело?

– Эй, опять ты один? Пойдем, поиграем в мяч!

Я перевожу взгляд вверх и с недовольством смотрю на Сару и Хейли.

– Я не хочу.

– Да ладно тебе, пойдем!

Хейли хватает меня за руку и тянет за собой. Моя магия принимает этот жест за агрессию и легонько просачивается в мою ладонь, стремясь защитить. Хейли отдергивает свою руку, словно обжегшись, и смотрит на меня испуганным взглядом.

– Оставьте меня в покое, ясно?! – гневно кричу я. В моем голосе почти слышна… паника? – Просто не приближайтесь ко мне, и все!

На лице девочек появляется неподдельная обида и недоумение. Ну зачем пытаться быть дружелюбными, если знаете, что я все равно оттолкну? Меньше всего я сейчас хочу видеть их слезы. Я спешу скрыться в здании школы, и только оказавшись в пустом сейчас классе замечаю, что тетрадка с глупыми рисунками осталась во дворе.

После уроков миссис Паркер в очередной раз зазывает меня в себе в кабинет на чай. Ей прекрасно известно, что в учительскую я не пойду даже под угрозой взыскания. Воспоминания об этом вызывают легкий привкус горечи во рту. Даже беспокойство обо мне – недостаточно веский повод для шантажа. И пусть даже миссис Паркер так и не стала назначать мне наказание за мой категоричный отказ пойти с ней в учительскую, мое отношение к ней все равно изменилось. Что-то между нами пропало. Возможно, доверие. Во всяком случае, я уже не смогу чувствовать себя рядом с ней в прежней безопасности. Но в ее кабинет я все же иду. Я не хочу спорить с ней на глазах у всего класса.

– Итак, Гарри, ты не хочешь рассказать мне, что случилось? – задает миссис Паркер уже привычный вопрос.

Я принимаю из ее рук чашку с чаем, старательно следя за тем, чтобы наши пальцы не соприкоснулись. Я и так слишком напряжен.

– У тебя что-то случилось дома? Расскажи мне, пожалуйста, – ее голос звучит почти умоляюще, и мне приходится стиснуть зубы, борясь с раздражением.

– У меня все в порядке, миссис Паркер.

– Послушай, Гарри, ты можешь мне довериться. Когда у людей все в порядке, они не меняются так кардинально за столь короткий срок. Ты изменился, Гарри. И, к сожалению, я не могу сказать, что в лучшую сторону. Что произошло летом?

Она смотрит на меня таким взглядом, словно для нее и правда важно мне помочь. Но это вызывает лишь глухое раздражение. Почему они все думают, что в силах что-либо изменить? Почему она полагает, что вправе вмешиваться в мою жизнь?

– Со мной ничего не произошло, правда. Все хорошо. Мне можно идти?

Миссис Паркер кажется расстроенной моим отстраненным тоном. Она вздыхает и говорит:

– Боюсь, мне придется побеседовать с твоими родственниками, Гарри. Не думаю, что твое состояние следует пускать на самотек.

От неожиданности я все-таки теряю сосредоточенность, лишь в последний момент успевая удержать потоки магии. От напряжения лицо покрывается испариной. Мне приходится на несколько секунд прикрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов.

– Пожалуйста, не надо, – мой голос звучит неубедительно. По глазам миссис Паркер я понимаю, что она останется при своем мнении, что бы я сейчас не сказал. – Не поступайте так со мной. Вы не понимаете. Дурсли, они… Им это не понравится.

Одному Мерлину известно, как мне не хочется разрушать слабый мостик… ну, если не взаимопонимания, то хотя бы терпимости, который установился между мной и родственниками. А если в дом номер четыре по Тисовой придет миссис Паркер и начнет задавать эти свои чрезмерно назойливые вопросы… Для Дурслей это будет позором, скандалом. Едва ли они смогут мне это простить.

– Я сама буду решать, как мне поступать, мистер Поттер.

Ну вот, уже не «Гарри», а «мистер Поттер». Кажется, я ее достал.

– Так мне можно идти, миссис Паркер? – подчеркнуто вежливо повторяю я свой вопрос.

– Да, разумеется.

Когда я выхожу из ее кабинета, на душе остается совершенно отчетливое плохое предчувствие.

*****

Скандал разражается в ноябре. В субботу Дурсли идут к классной руководительнице, чтобы узнать об успехах Дадли в школе. Я с самого утра пытаюсь всеми правдами и неправдами уговорить пойти туда только тетю. Почему-то мне кажется, что вздумай миссис Паркер предъявить свои претензии дяде Вернону, то это будет настоящая катастрофа. Но разве меня когда-либо слушали? Когда дядя с тетей покидают кабинет миссис Паркер и подходят к скамье в коридоре, на которой сижу я с кузеном, по их лицам я вижу, что буря неминуема. Тетя бледная и у нее заметно трясутся руки. Дядя Вернон, напротив, весь красный от едва сдерживаемой ярости.

– В машину, быстро, – это все, что способен из себя выдавить разъяренный дядя.

В машину я сажусь с очень нехорошим чувством. Магия внутри бушует, реагируя на мое напряжение. Всю дорогу мы едем в полнейшей тишине. Даже Дадли, видя состояние родителей, не решается вступить с ними в разговор. Когда мы идем по садовой дорожке от машины к дому, у меня складывается отчетливое ощущение, словно меня ведут на казнь. Дядя предельно спокойно закрывает за нами входную дверь и только то, как долго он возится с давно знакомым замком, выдает его истинные чувства. Наконец, убедившись, что теперь никто из соседей не сможет разглядеть, что происходит в идеально прибранной прихожей дома номер четыре, дядя обращает на меня пылающие яростью маленькие глазки.

– Ты, паршивец! – рычит он глухим от гнева голосом. – Какого черта ты наговорил своей классной руководительнице? Тебе известно, что она думает обо мне с Петуньей?!

Дядя нависает надо мной, брызжа слюной и тыкая своим толстым пальцем мне чуть ли не в лицо. Я чувствую закипающую злобу. Какого черта?! Как будто бы это я во всем виноват! Моя магия уже распространяется по тесному помещению, принося с собой характерный запах озона. Я опускаю глаза, стараясь не смотреть на дядю, отвлечься, притвориться, что я не здесь, а где-то в совсем другом месте. Господи, да все, что угодно, лишь бы удержать этот сумасшедший поток силы! У меня начинает складываться ощущение, что моя магия живет своей собственной, независимой от меня жизнью. Она кипящей лавой расходится по венам, и на миг мне кажется, что это меня убьет.

– … плохо обращаемся с тобой! – слова дяди с трудом пробиваются в мой мозг. Контроль, пожалуйста, просто держи контроль. – Да что ты о себе возомнил! Считаешь, что все должны с тобой носиться? Как бы не так! Ну ничего, теперь ты узнаешь, что такое по-настоящему плохое обращение! Теперь-то ты получишь!

Словно в тумане я вижу, как дядя заносит свой увесистый кулак для удара. Быстрым, едва уловимым движением я скольжу в сторону, ближе к стене. Я чувствую, что если сейчас сорвусь, то проклятая магия просто-напросто разотрет дядю в порошок. Он и не догадывается, чем рискует. Я на миг прикрываю глаза, стараясь взять себя в руки. Не стоит поддаваться эмоциям. Крики дяди почему-то стихают, и когда я вновь открываю глаза, мне приходится бороться с желанием ущипнуть себя за руку, чтобы проверить, что не сплю. Передо мной разъяренной тигрицей стоит тетя Петунья, закрывая меня от дяди. Дадли в этот момент испуганно жмется в углу. Ему еще никогда не приходилось видеть ссоры родителей.

– Нет, Вернон, – ледяным голосом говорит тетя. – Я не позволю тебе бить ребенка. Что бы он ни сделал.

– Но Петунья, дорогая! – у дяди такой вид, словно он только что стал свидетелем того, как небо обрушилось на землю. – Из-за этого паршивца нас считают чуть ли не чудовищами! Подумать только, что скажут соседи, когда узнают!

– И ты хочешь оправдать их ожидания? – вопрос звучит настолько по-слизерински, что я ловлю себя на том, что начинаю восхищаться тетей.

Дядя не находит, что возразить, и лишь ловит ртом воздух. Не дождавшись ответа, тетя Петунья продолжает уже мягче:

– Если после всего этого у мальчишки обнаружат следы побоев, нам не избежать неприятностей. Можно наказать его и иначе.

Я принимаю оскорбленный вид. Я бы в любом случае не позволил бы себя избить! Однако родственники не обращают на меня ровно никакого внимания.

– Ты права, – вздыхает дядя Вернон. Он делает несколько глубоких вздохов и, кажется, возвращает себе прежнее самообладание.

– Ты, мальчишка, – он снова поворачивается ко мне и сверлит меня своими злобными глазками, – больше не будешь ходить к этим своим ненормальным учителям и рассказывать им о нас всякие байки, ясно? И не смей больше задерживаться после школы. После занятий – сразу же домой, понял?

Я с вызовом смотрю в пылающие гневом маленькие глазки дяди. Как бы не так! Впрочем, пусть у него будет хотя бы иллюзия власти. Я пренебрежительно киваю, но дядя принимает этот жест за знак покорности.

– И ты очень сильно пожалеешь, если ослушаешься, – дядя особенно выделяет это «очень», для наглядности демонстрируя увесистый кулак. – А теперь, марш в свой чулан!

Я пожимаю плечами и отгораживаюсь от взбудораженных родственников дверью чулана. Моя магия успокаивается, напряжение проходит, и это приносит пьянящее чувство эйфории.

*****

После памятного скандала на Тисовой улице родственники изо всех сил пытаются как можно больше омрачить мое существование. Тетя с маниакальной тщательностью следит, чтобы я, не дай Мерлин, не задержался после школы в учительской или библиотеке. Они даже на полном серьезе рассматривали возможность перевода меня и Дадли в другую школу, «подальше от влияния этой ужасной учительницы, которая несет всякую околесицу». К счастью, другой школы близко от дома не нашлось, и все оставили, как есть. Разумеется, я нахожу возможности обойти наложенные на себя запреты, но особой радости мне это не приносит.

Дурсли меня ненавидят. Это знание приносит какую-то абсурдную боль. Ради Мерлина, я же никогда не считал их своей семьей, ведь так? И то, что они обо мне думают, не должно, черт побери, меня волновать! Но почему-то откровенно ненавидящие взгляды дяди приносят какое-то странное, щемящее чувство. Словно мне стыдно за какие-то свои поступки. Но разве я виноват в том, что миссис Паркер пришло в голову поделиться с родственниками своими бредовыми предположениями? Я привык к равнодушию, но оказался совершенно неподготовленным к ненависти. Но хуже ненависти дяди Вернона оказалось разочарование тети. И напрасно я думал, что ей на меня настолько плевать, что я уж точно не могу ее разочаровать. Я могу прочесть это по ее глазам. Наверняка она тоже считает, что я наплел про них учителям с три короба. Она считает меня лицемером.

Звонок с последнего урока прерывает мои невеселые размышления. Я поспешно запихиваю в сумку учебники, рассчитывая успеть забежать в библиотеку побыстрее, чтобы потом не выслушивать нудные обвинения родственников.

– Мистер Поттер, задержитесь, пожалуйста, – негромко говорит миссис Паркер.

Я бросаю на учительницу недоуменный взгляд, но терпеливо стою и жду, пока остальные ученики покинут класс. Они смотрят на меня с любопытством, гадая, что я натворил на этот раз. Когда за последним из них закрывается дверь, я вопросительно смотрю на миссис Паркер. Она мнется, почему-то не решаясь заговорить, и тогда решаюсь на сердитый вопрос.

– Надеюсь, это что-то важное? Видите ли, я тороплюсь.

– Молодой человек, – вот теперь учительница выгляди по-настоящему рассерженной. – Кто дал вам право так неуважительно ко мне обращаться?

И тут я взрываюсь. Все проклятые эмоциональные и волевые барьеры летят к чертям, оставляя за собой лишь горькую обиду. В воздухе моментально повисает острый привкус озона, но мне плевать. Впервые за долгое время мне совершенно плевать на последствия. Мерлин, я окончательно потерял голову.

– Ах, кто дал мне право? – я уже кричу, не обращая внимания на ее испуганный взгляд. – А кто дал вам право лезть в мою жизнь? Какого черта вы наговорили Дурслям, что теперь они превращают мое существование в кошмар?! Я же просил вас, я же говорил, что будет только хуже!

С миссис Паркер тут же слетает вся сердитость, и теперь она выглядит просто обеспокоенной и даже испуганной моим состоянием.

– Что они сделали, Гарри? – женщина в одну секунду оказывается возле меня и порывается обнять, но я шарахаюсь от нее, словно от огня. Сейчас я просто не выдержу прикосновений.

– Они тебя бьют? – почти со слезами в голосе спрашивает она.

– Нет! Господи, я же вам уже говорил, что нет! У них есть много других способов сделать мою жизнь невыносимой. Но дело даже не в этом. Просто… просто мне казалось, что у нас с ними что-то налаживается. Это глупо, я знаю, но я думал, что смогу им понравиться, если не буду… – «использовать магию». Несказанные слова неожиданно отрезвляют. Я сам обрываю себя на полуслове, понимая, что зашел слишком далеко.

Кажется, запах озона невозможно не заметить. Я вижу, как в окнах медленно дребезжат стекла, и одним мощным усилием заставляю себя успокоиться, закрыться от всего. Так нельзя, просто нельзя. Меня сотрясает крупная дрожь. Откуда эти глупые детские истерики? Каким образом каждый раз, теряя контроль над магией, я начинаю себя вести столь по-идиотски? Мне тошно от самого себя. Миссис Паркер делает неуверенный шаг ко мне. Мерлин, кажется, она собирается меня утешать. Только не это.

– Извините меня за столь безобразное поведение, – сухо говорю я. – Кажется, я и правда несколько перегнул палку. Простите, но сейчас мне и правда пора идти.

И я быстрыми шагами выхожу из класса, не обращая внимания на ее оклики.

*****

Этим вечером я роюсь на полках в своем чулане, пытаясь найти там хоть что-нибудь интересное. В библиотеку я так и не зашел, просто вылетело из головы, а школьные учебники читать уж больно скучно. Неожиданно на пол падает книга в темной кожаной обложке. Некоторое время я недоуменно смотрю на нее, пытаясь припомнить, откуда она вообще у меня взялась. А потом меня осеняет. Ну конечно, дневник Кристофера! Как я мог о нем забыть? Ладно, это не бог весть какая находка, но хоть что-нибудь. Я открываю книгу и с легким чувством ностальгии читаю заклинания, многие из которых успел забыть. Разумеется, в основном это оказываются бытовые заклинания. Рецепты с зельями, какие-то записи по истории магии, трансфигурация… Похоже, здесь собрано все, что только можно. Взгляд натыкается на абсолютно незнакомый раздел. «Ментальная магия». Пожалуй, это может оказаться интересным.

Я не замечаю, как летит время. Дурсли наверняка уже давно спят, когда я дочитываю записи Кристофера до конца. Ну, ожидаемой информации о том, как можно колдовать силой мысли, я не нашел. Это неудивительно, потому что такому ценному для битвы навыку меня бы непременно научили бы. Зато я наткнулся на весьма интересные сведения о взаимосвязи разума волшебника и его магии. Сведения редкие и непроверенные, почти мифические, но… Но кто сказал, что из этого не может получиться нечто большее? Пожалуй, если потрудиться, то можно найти способ сдерживать свою магию и при сильных эмоциях. А если соединить это с моими навыками в области окклюменции…

На моих губах расползается почти счастливая улыбка. Я уже успел оттолкнуть от себя немало людей из-за этих проблем с магией. Одноклассники обходят меня стороной. Мои родственники меня ненавидят. Я поругался с миссис Паркер – единственным человеком, который обо мне заботился. Но, возможно, не все еще потеряно. Возможно, теперь я смогу все исправить.