С каторги во власть

Павел Дмитриевич Яковлев родился в Москве в 1891 году в семье военного фельдшера и белошвейки. Отец его умер вскоре после рождения Павла, и мать вышла замуж за кондуктора Сызраньско-Рязанской железной дороги, поэтому детство и юность мальчика прошли в Пензе. Отчим был убежденным социал-демократом, активистом Всероссийского профсоюза железнодорожников, участником Октябрьской стачки 1905 года. Под его влиянием юный Яковлев поступил в Реальное училище и сблизился с социал-демократическими рабочими кружками, вел пропаганду среди рабочих Лобановского завода. Но в 1907 году Яковлев сошелся с эсеровской молодежью из боевых организаций, привлекшей его большим радикализмом, чем эсдеки. Он стал членом ученической организации партии социалистов-революционеров, затем начал вести пропаганду среди крестьян. В 1908 году его арестовали, и он полтора года провел в крепости.

В тюрьме он видел, как его товарищей уводили на казнь, поэтому сразу после освобождения осенью 1910 года вступил в Поволжскую боевую организацию

социалистов-революционеров, которая считала своим идейным вождем

интернационалиста и «мягкого» марксиста Суханова, а практическим руководителем видного боевика Ю. Далевского, который агитировал за решительные действия и призывал не подчиняться заграничному Центральному комитету партии эсеров, находившемуся в Париже. Организация действовала в нескольких губерниях.

За оппозицию Поволжская террористическая организация была исключена из партии, и с 1911 года Яковлев считает себя внепартийным эсером. В том же году за участие в экспроприации он был арестован и получил шесть лет каторги, которую отбывал в Харьковской тюрьме. По окончании срока его сослали в Киренский уезд Иркутской губернии. В ссылку он пришел социалистом, для которого социализм стал религией. В ссылке он был чернорабочим Усть-Кутского солеваренного завода, организовал с другими ссыльными на этом предприятии Союз рабочих и три кооператива в своей и в соседней волости.

После Февральской революции 1917 года Яковлев не захотел возвращаться на родину и продолжал заниматься созданием крестьянских кооперативов. Вскоре крестьяне избрали бывшего политического ссыльного председателем уездного крестьянского съезда, а затем делегатом Первого съезда Советов Восточной Сибири и, наконец, заместителем председателя Окружного бюро Восточно-Сибирского края и председателем губернского Совета крестьянских депутатов. Кроме того, Яковлев стал редактором газеты «Наша деревня» и председателем губернского земельного комитета. Стремительный взлет его политической карьеры завершился избранием на пост председателя губернской земской управы, то есть фактически губернатором Иркутской области. Было губернатору с ссыльно-каторжным прошлым всего двадцать шесть лет. Революцию делали молодые.

В Иркутске эсеры выбирали кандидатов в Учредительное собрание. Выдвинули Яковлева, как старого политкаторжанина, но он «взбрыкнул». Узнав, что в списке нет ни одного коренного иркутянина, он снял свою кандидатуру. Произошел конфликт с товарищами по партии, и 13 августа 1917 года Яковлев публикует в иркутских газетах письмо о выходе из партии социалистов-революционеров. Напомним, что он уже много лет считал себя внепартийным.»Никаких поручений от партии не принимал, – вспоминает Яковлев, – в дальнейшей своей работе опирался на крестьянские и земские организации, которые интересовались хозяйственными делами, а не политическими вопросами».

Яковлев был убежденным сторонником Временного правительства, поэтому, как и большинство сибирских и не только сибирских эсеров и социал-демократов, воспринял июльское выступление большевиков в Петрограде как бунт и сожалел, что Керенскому не удалось полностью очистить столицу от смутьянов. В то же время он делал все, чтобы облегчить участь арестованных в Иркутске большевиков и анархистов, содействовал освобождению из тюрьмы участников восстания Иркутского гарнизона. Под его поручительство был освобожден даже известный анархист Нестор Каландаришвили.

Октябрьские события застали всех врасплох. Всех, кроме большевиков, которые только что появились в Совете рабочих и солдатских депутатов, причем их фракция была организована эмиссарами Ленина, приехавшими в Иркутск из Красноярска. Октябрьский переворот Яковлев воспринял как свержение демократии и создал в Иркутске «Комитет Защиты Родины и Революции». На Съезде Советов Восточной Сибири решался вопрос об отношении к захватившему власть в стране Совету Народных Комиссаров и к законному Временному правительству. На этом съезде большевики были представлены делегатами из Красноярска и фронтовиками, дезертировавшими из армии под влиянием большевистской пропаганды. Зато остальные губернии дали большинство сторонников Временного правительства, и за резолюцию эсеров проголосовала большая часть делегатов.

Именно Павел Яковлев провел мобилизацию офицеров гарнизона, казаков и юнкеров для борьбы с большевиками. Началась организация сил вокруг двух центров. За созданный большевиками орган власти «Центросибирь» стояли полки гарнизона, городской Совет и организованная им Красная Гвардия, за меньшевистско-эсеровскую Думу – казаки, юнкерское училище, школы прапорщиков. Противостояние не могло не привести к конфликту, хотя думцы, и Яковлев в том числе, делали все, чтобы не допустить кровопролития. Эсеры все еще надеялись, что вопрос о власти будет мирно решен выборами в Учредительное Собрание.

Начало Гражданской войны в Иркутске положил приказ Центросибири о разоружении офицеров гарнизона и казаков и о роспуске юнкеров и школ прапорщиков. В ответ на этот наглый ультиматум юнкера, прапорщики и казаки избрали свой объединенный комитет и приготовились к сопротивлению. Восьмого декабря 1917 года артиллерия Центросибири открыла огонь по зданиям, где размещались юнкера и казаки. Кровопролитие продолжалось девять дней.

Во время боев Яковлев находился в помещении школы прапорщиков, затем в юнкерском училище. 12 декабря в училище пробрались члены Комитета Защиты Родины и Революции эсер Филиппов и социал-демократ Патлых, которые предложили посредничество в мирных переговорах с большевиками. Со стороны юнкеров возражений против мира не было, и на успех делегации возлагали большие надежды. Попытка миротворцев кончилась неудачей – меньшевик Патлых был убит на улице, а Филиппов скрылся. Только к 17 декабря Яковлеву и его соратникам удалось связаться с вожаками Центросибири Янсоном, Постышевым, Сташевским и другими и добиться созыва совещания, которое окончилось прекращением огня, роспуском вооружённых формирований с обеих сторон и созданием народного Совета, в который вошли представители Центросибири, Думы, Земства, городского Совета, Крестьянского Совета. Казалось, что гражданский восстановлен, но уже через несколько дней народный Совет распался, и власть полностью перешла к большевикам. Позже Яковлев утверждал, что не принимал активного участия в декабрьских событиях и был самым горячим сторонником мира. Однако есть сведения, что он был одним из руководителей юнкерских и офицерских отрядов, и его роль была гораздо более значительна. По понятным причинам он не хотел, чтобы о ней знали большевики.

С ведома советских комиссаров Яковлев заканчивал работу по подготовке к выборам в Учредительное Собрание и готовил Крестьянский съезд. В конце февраля 1918 года он был избран председателем губернского Земского съезда, который принял эсеровские резолюции. Делегатами были крестьяне и кооператоры. В марте большевики созвали Крестьянский съезд, но его председателем опять-таки был избран Павел Яковлев.

Почти одновременно с Центросибирью в Томске было создано Сибирское правительство во главе с эсером Дербером. После декабрьского кровопролития в Иркутске это правительство приступило к созданию по всей территории Сибири военных отрядов и губернских эмиссариатов. В Иркутске созданием военной организации занялся бывший политкаторжанин, социалист-революционер, ставший после Февраля прапорщиком, Николай Калашников. В воздухе опять запахло кровью. Из Петрограда уже пришли известия о разгоне большевиками Учредительного Собрания и о расстреле ими народной демонстрации в его поддержку. В марте большевики закрыли редактируемую Яковлевым газету «Наша деревня». Яковлев по постановлению Крестьянского Совета организовал подпольную типографию на своей квартире, но не успел выпустить ни одного номера. Первого апреля 1918 года он был арестован и брошен в тюрьму. Он окончательно убедился, что с большевиками не сработаешься. В Сибири началась борьба с большевизмом.

ГУМАНИСТ СРЕДИ ШТЫКОВ

В марте 1918 года Временное правительство автономной Сибири, находившееся в Харбине, назначает Яковлева эмиссаром, то есть руководителем подпольных организаций эсеров в Восточной Сибири.

Эмиссар Временного правительства автономной Сибири Павел Яковлев был арестован с группой офицеров-подпольщиков на даче купца Сукачева и провел в тюрьме два с половиной месяца. В Иркутске, как и по всей Сибири, уже действовала разветвленная и строго законспирированная сеть эсеровских подпольных организаций. Военный руководитель иркутского подполья и друг Яковлева Николай Калашников с офицерами-эсерами окопался недалеко от города в населенном пункте Пивовариха. В ночь на 14 июня военная организация, опираясь на фронтовиков-безработных, подняла восстание. Калашниковцы ворвались в Иркутск, захватили тюрьму и освободили Яковлева и других заключенных товарищей. Уже днем 14 июня восстание было подавлено, но большая часть повстанцев сумела уйти в Пивовариху.

Яковлев уехал в село Усолье в 60 верстах от Иркутска, где жил на нелегальном положении. Через три недели в Иркутск вступили части Сибирской армии Пепеляева и чешские легионеры. Власть большевиков пала.

В Усолье Яковлев встретился с уполномоченным Сибирского правительства эсером Е.Е.Колосовым, который предложил ему вернуться в Иркутск и приступить к исполнению своих обязанностей – возрождать земские организации. Земское и городское самоуправление Яковлев считал единственными органами, способными вести руководство хозяйством. Сибирское правительство не собиралось выносить войну за пределы Сибири и после создания независимой Сибирской республики предполагало начать переговоры с ленинским Совнаркомом.

Яковлев вместе с Колосовым приехал в Иркутск на другой день после прибытия туда чешского генерала Гайды. Расстрелов в это время не было, только обыватели устраивали самосуд над красногвардейцами и советскими чиновниками. Яковлев с удивлением узнал, что совещание представителей органов самоуправления, партий, Крестьянского Совета и профсоюзов единогласно выдвинуло его кандидатуру на пост правительственного комиссара. Ему не хотелось отрываться от земской работы, но после долгих уговоров он согласился и 13 июля 1918 года был назначен Губернским комиссаром, то есть вновь стал фактическим губернатором Иркутской губернии.

Странное было время! По всей Сибири рыскали карательные отряды казачьих атаманов, зверствовала колчаковская контрразведка, а в Иркутске сохранялись профсоюзы, отмечались революционные праздники, включая Первое Мая, бескровно проходили забастовки, во время которых губернатор всегда брал сторону рабочих. Монархические организации, наоборот, преследовались, их газеты закрывались. Пользуясь своей властью, Яковлев отменил смертные приговоры для сотен осуждённых, в том числе большевиков, освободил всех несовершеннолетних политзаключённых и сохранил жизнь даже комиссарам и чекистам Чудновскому, Янсону, Минскеру, переправив их во Владивосток, подальше от военного суда.

По всей стране лилась кровь, а в Иркутске молодой губернатор возрождал земское самоуправление, кооперацию, а уже через неделю после свержения большевиков провел в Иркутске совещание представителей городской интеллигенции, на котором предложил создать Иркутский университет. Совещание проходило 20 июля 1918 года, а уже 29 сентября в здании бывшего училища благородных девиц было торжественно объявлено об открытии университета с историко-филологическим и физико-химическим факультетами. Ректором университета стал приват-доцент Московского университета М.М.Рубинштейн, а 16 ноября крупнейший исследователь В.И.Окладников начал читать курс лекций по истории Сибири. Вопреки утверждениям многочисленных фальсификаторов истории нашего края, «сибирский Вашингтон» Колчак не имеет к открытию Иркутского университета никакого отношения. Его открыл еще до колчаковского переворота бывший социалист-революционер Павел Яковлев.

В ноябре 1918 года происходит колчаковский переворот. Осуществлена мечта правых о военно-монархической диктатуре. Яковлев не поддержал переворот и подал прошение об отставке. Но ему ответили, что программа правительства остаётся прежней и просили отказаться от отставки. Яковлев остаётся, чтобы сделать, что возможно, для смягчения реакционного режима.

Колчаку неоднократно докладывали о независимом поведении иркутского губернатора, но за Яковлева горой стояли председатель Сибирского правительства бывший эсер Вологодский, министр внутренних дел кадет Виктор Пепеляев и его брат – командующий Сибирской армией генерал Анатолий Пепеляев. В Сибирской армии к тому времени уже зрел антиколчаковский заговор, возглавлявшийся эсерами, которых Колчак отстранил от власти.

Эсеры со всей Сибири и Дальнего Востока стремились в Иркутск, ставший их политическим убежищем. Колчаковская контрразведка вела за ними слежку, и в целях их безопасности Яковлев создал специальное охранное отделение, которое работало против колчаковцев.

При эсеровской охранке был сформирован вооружённый отряд под командой капитана Решетника, который нёс охрану губернского комиссариата, земства, кооперативных учреждений. В эту часть, представлявшую из себя армейский батальон, если не полк, вместе с эсерами входили бывшие красноармейцы, освобождённые Яковлевым из «эшелонов смерти», следовавших из Самары на расправу к атаману Семёнову. Вскоре в неё влились и сдавшиеся в плен партизаны из отряда анархиста Каландаришвили. Отряд Решетника участвовал в усмирении крестьянских волнений, доходя даже до карательных акций. Там, где побывал отряд, партизанское движение усиливалось. Когда осенью 1919 года анархисты Нестора Каландаришвили захватили Александровскую тюрьму и освободили заключённых, решетниковцы преследовали беглецов. Из 600 бежавших более половины было уничтожено отрядом Решетника. Хотя Яковлев запрещал применять оружие и даже отдал под суд нескольких командиров за совершённые злодеяния, кардинально ничего не менялось. Командиры, после непродолжительной отсидки, вновь оказывались на свободе.

В таких условиях губернатор Яковлев продолжал поддерживать в Иркутске видимость демократии, постоянно вступая в конфликты с военными властями, ограничивая самоуправство карателей и борясь с опасностью «справа». Колчаковцы ненавидели губернатора-эсера, но ничего не могли с ним поделать. А чувствующий свою силу Яковлев приехал в Омск и 22 декабря 1919 года выступил на заседании Совета Министров Сибирского правительства с требованием отстранить Колчака от командования и вернуть власть её законным представителям – эсерам-областникам, которые завоевали её в 1918-м в борьбе с большевизмом. Сибирская армия была к тому времени уже снята с фронта Колчаком и переброшена в Томск. Многие офицеры Пепеляева прибыли в Иркутск вместе с Яковлевым для свержения колчаковского режима. Приехал в Иркутск и начальник контрразведки Сибирской армии Николай Калашников.

Заговорщики готовили восстание, но колчаковцам удалось схватить часть видных эсеров на конспиративной квартире. Среди арестованных оказались и члены ЦК партии эсеров Павел Михайлов и Борис Марков. Сам Яковлев чудом спасся от ареста. Начальник колчаковской контрразведки штабс-капитан Черепанов вместе с командой палача полковника Сипайло вывез тридцать одного эсера на ледоколе «Ангара» в Листвянку, где их убили ударами деревянного молота и сбросили в воду. Все погибшие были членами эсеровского Политцентра. Оставшийся на свободе Калашников поднял восстание, и 5 января 1920 года колчаковский режим пал.

В это время Яковлев находился в отряде Решетника и принимал участие в боях, а затем в обороне Иркутска от подходивших к нему каппелевцев. Губернатор не терял надежды на создание автономной демократической Сибири и даже подумывал о заключении мира с Советской Россией. Но по пятам отступавших колчаковцев шла Пятая Красная армия, и власть очень скоро перешла к большевистскому ревкому. Калашников с Яковлевым решили уходить. Они сформировали из эсеров отдельную дивизию, которая походным порядком ушла в Забайкалье, а оттуда в Манчжурию. Так закончилось полуторагодовое губернаторство Павла Яковлева, а с ним и демократия в Сибири. Вернее, островок демократии в окружении колчаковских штыков.

СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ, ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ

Вместе с дивизией Калашникова Яковлев оказался в Харбине. Там было много бывших колчаковцев, и ему пришлось сменить фамилию. Иркутский губернатор Яковлев стал служащим Китайской Восточной железной дороги Дуниным. Большевики подозревали, что он – агент атамана Семёнова и японцев, белогвардейцы считали, что он работает на коммунистов. Яковлев-Дунин вскоре проявил свой организаторский талант и был избран профсоюзным секретарём рабочих и служащих КВЖД. После выступления японцев во Владивостоке и убийства Сергея Лазо, А.Н.Луцкого и других революционеров, Яковлев, не будучи сторонником большевиков, но оставаясь социалистом, решил вновь включиться в борьбу.

В июне 1920 года к Яковлеву пришёл резидент советской разведки Яков Минскер, которого Яковлев в своё время спас от казни. Минскер предложил своему спасителю сотрудничество в борьбе против интервентов, семёновцев и остатков кочаковщины. Яковлев сразу же согласился. Сотрудники его охранки работали в японской администрации, в колчаковской армии генерала Молчанова, стоявшей под Хабаровском, и даже в личном конвое атамана Семёнова. Для большевиков Яковлев был ценной находкой.

Вскоре Яковлев создаёт боевую дружину с целью ликвидации атамана Семёнова, но советская разведка не одобрила его план и предложила яковлевцам заняться сбором разведданых для Народно-Революционной Армии ДВР в Приморье, которой до недавнего времени командовал друг Яковлева эсер Краковецкий. У Яковлева неожиданно проявились недюжинные способности разведчика. Он быстро создал агентурную сеть в Манчжурии и на Дальнем Востоке, внедрил своих людей в бандформирование барона Унгерна и стал фактическим начальником резидентуры большевиков в огромном регионе.

Сведения, добытые людьми Яковлева, были использованы в подготовке боевых действий Народно-Революционной Армии под Волочаевкой и при освобождении от белых и японцев Хабаровска. Заслуги Яковлева были высоко оценены главкомом Уборевичем, но о полном прощении за его «колчаковское прошлое» речи не шло. Осенью 1921 года Яковлев пережил сильный душевный кризис и пытался покончить с собой. Он очень хотел вернуться на Родину, хотя соратники предупреждали его, что он будет арестован и расстрелян сразу после перехода границы.

И всё же весной 1922 года ему разрешили вернуться в Советскую Россию и гарантировали безопасность. Он был назначен заместителем начальника разведуправления Народно-Революционной Армии, а позже избран руководителем Политпросвета Пятой Красной армии.

Разбросала жизнь сибирских эсеров-областников. Командующий Сибирской армией генерал Анатолий Пепеляев жил в Харбине и готовил высадку на Охотское побережье, чтобы в последний раз померяться силами с большевиками. Бывший председатель Временного правительства автономной Сибири П.Я.Дербер тихо прозябал в Москве, работая в кооперации. Бывший начальник контрразведки Сибирской армии Николай Калашников махнул на всё рукой и уехал в Америку, а его друг, бывший министр Сибирского правительства по военным делам Аркадий Краковецкий работал в советской разведке и вовсю старался для новых хозяев, предавая своих вчерашних соратников-эсеров.

12 марта 1923 года в Чите Яковлева арестовали. Его отвезли в Иркутск, где начали следственное дело по событиям 1918-1919 года. Вскоре его перевозят в Новониколаевск, откуда он по совету «доброжелателя»-чекиста написал покаянное письмо во ВЦИК с признанием своей вины и просьбой о помиловании. 23 декабря 1923 года его освободили и отправили в Москву, в распоряжение ОГПУ. Тогда он вспомнил предостережения своих соратников – подумывал о побеге за границу, но осуществить план уже не было душевных сил. ОГПУ крепко держало его в своих руках, и он покорно выполнял все задания чекистов.

В столице Яковлев вёл шпионскую работу против Дербера и других эсеров-областников, волею судеб оказавшихся в Москве, а также был секретным сотрудником экономического отдела ОГПУ в «Экспортхлебе».

Для ОГПУ он оставался врагом, и никакие положительные отзывы и рекомендации сибирских и приморских чекистов, обязанных ему спасением от смерти в 1918-1919 годах, ему не помогли. 26 сентября 1924 года Яковлев был арестован, а в январе 1925 года расстрелян без суда. Итог следствия был однозначен: «Вина не может быть заглажена ни раскаянием, ни работой в пользу Советской власти». Было ему тридцать три года. Его эсеровским сподвижникам по освободительному движению в Сибири Пепеляеву, Краковецкому, Дерберу сталинский режим даровал жизнь до 1938 года и казнил их вместе с их противниками Уборевичем, Блюхером, «сибирским Чапаевым» Иваном Стродом и многими другими.

ЭПОПЕЯ «СИБИРСКОГО ГЕНЕРАЛА»

ЗА НЕЗАВИСИМУЮ СИБИРЬ

В судьбе Анатолия Николаевича Пепеляева отразилась трагедия русского демократического офицерства, с восторгом принявшего Февральскую революцию и свержение монархии и поднявшегося против большевиков под лозунгом Учредительного Собрания. В условиях Гражданской войны офицеры-демократы были вынуждены выбирать из двух зол меньшее и оказались между двух огней. Убеждённый монархист и очень умный человек Владимир Шульгин с жестокой душевной болью сказал: «Белое движение было начато почти что святыми, а кончили его почти что разбойники». Пепеляев верил в белое дело до тех пор, пока не понял, что плодами его побед воспользовались разбойники из окружения Колчака.

Анатолий Пепеляев родился в Томске 15 августа 1891 года в семье офицера. В 19-летнем возрасте он окончил Павловское военное училище в Петербурге и во время Германской войны командовал батальоном, три с лишним года не вылезал из окопов. После развала русской армии под Барановичами храбрый подполковник Пепеляев в конце декабря 1917 года приехал в Сибирь. Политически он был близок к эсерам – партии, выражавшей интересы крестьянства. После разгона большевиками Учредительного Собрания и заключения ими Брестского мира Пепеляев создал в родном Томске подпольную офицерскую организацию и установил связь с местными эсерами. Весной 1918-го начался мятеж Чехословацкого корпуса, и руководимая Пепеляевым организация при помощи чешских легионеров свергла томский Совет.

Беспредельно смелый, очень популярный в войсках, Пепеляев быстро сформировал из томичей полк и повёл его на Красноярск. После взятия Красноярска к Пепеляеву присоединились дивизии барнаульцев, новониколаевцев и красноярцев, и полк превратился в корпус, который подошёл к Иркутску под бело-зелёным знаменем автономной Сибири. Местное эсеро-офицерское подполье ждало Пепеляева, он взял столицу Восточной Сибири без боя и отправился на Прибайкальский фронт. К тому времени корпус, пополненный иркутянами, вырос в Сибирскую армию, а сам Пепеляев стал генералом, освободителем Сибири от большевиков. Сибирскому генералу было всего 27 лет.

Вскоре Сибирская армия была переброшена в Екатеринбург, она стала составной частью армии Колчака. Тысячи и тысячи сибиряков с охотой шли под бело-зелёные знамёна Пепеляева, что не могло не беспокоить «верховного правителя» Колчака. После того, как пепеляевцы в лютый мороз со штыками наперевес почти без выстрелов выбили большевиков из Перми, открыв путь на Москву, популярность «сибирского генерала» достигла апогея. Колчак знал, что в армии Пепеляева очень сильны позиции эсеров. Была даже создана подпольная антиколчаковская организация, которая намеревалась свергнуть реакционеров-монархистов, окопавшихся в колчаковской ставке, и заменить их эсерами-областниками. Бездарное колчаковское руководство не было способно победить большевиков, а Сибирская армия была ударной силой адмирала. После колчаковского переворота множество эсеров, в том числе депутаты Учредительного Собрания, были убиты или брошены в застенки, а оставшиеся на свободе нашли убежище в Сибирской армии и в окружении иркутского губернатора Павла Яковлева, представлявшего оппозицию Колчаку. Во главе демократической фронды стояли сам Пепеляев, начальник его контрразведки известный эсеровский боевик и бывший политкаторжанин Николай Калашников и командир корпуса Эллерц-Усов – вожди иркутского подполья.

Пепеляев неоднократно представлял Колчаку ультимативные рапорта и даже готов был двинуть свою армию на Омск, но Колчаку удалось справиться с оппозицией, хотя победа оказалась для него пирровой. Сначала адмирал приказал сибирякам прекратить наступление на красную Москву, потом армия и вовсе была снята с фронта и отведена в Томск. Адмирал боялся, что эсеры-пепеляевцы договорятся с большевиками, хотя именно бело-зелёному знамени сибиряков и красным флагам рабочих Ижевского и Воткинского полков был обязан своими победами.

РАБОЧИЕ-КОЛЧАКОВЦЫ

В романе Владимира Зазубрина «Два мира», изданном в Иркутске осенью 1921 года, есть сцена, в которой колчаковские офицеры, прибыв в штаб N-ской дивизии, видят развевающееся над крыльцом штаба красное знамя. Командир дивизии объясняет перепуганным офицерам, что его воинская часть сформирована из добровольцев – рабочих уральских заводов и сражается за Учредительное Собрание, за свободу и революцию. Рабочие восстали против красных потому, что комиссары принялись насаждать социализм с револьвером и нагайкой в руках, а плоды земные распределяли так, что было заметно, как пухли комиссарские карманы. Книга написана по горячим следам событий, и это – не выдумка писателя. В 1918 году рабочие Ижевского, Воткинского, Мотовилихинского и других уральских заводов подняли восстание против большевиков и влились в армию Комуча, воюя против красных под красным флагом. После колчаковского переворота они волей-неволей должны были воевать уже под руководством монархистов.

Восстание началось в августе. Рабочие уральских оборонных заводов были высококвалифицированными и высокооплачиваемыми, имели свои земельные участки, а потому были материально и духовно независимы. Они были своего рода «белой костью» рабочего класса. Октябрьский переворот, последовавший за ним разгон Учредительного Собрания, произвол комиссаров, грабёж продотрядов и бессудные расстрелы большевиками своих политических противников отвратили рабочих от «рабочей» власти. Похороны члена Ижевского Совета рабочего-меньшевика А.Сосулина, убитого красноармейцами весной 1918 года, вылилось в многотысячную демонстрацию. Многие рабочие побывали на германской войне, получили офицерские звания и Георгиевские кресты. Рабочие-фронтовики объединились в «Союз фронтовиков», который и поднял восстание, поддержанное всем населением Ижевска и окрестных сёл. На заводах было сильно влияние меньшевиков и эсеров.

Рабочие создали народную армию и нанесли несколько поражений красным. Ижевцы разбили Антонова-Овсеенко и чуть не взяли в плен Блюхера. Они работали у станков, под которыми лежали винтовки, а когда появлялись красные, над городом разносился заводской гудок. Ижевцы и воткинцы останавливали станки и шли навстречу врагу с пением «Марсельезы» и «Варшавянки» со штыками наперевес и с охотничьими ножами. Красные, увидев людей в рабочих робах, в ужасе разбегались или целыми полками переходили на их сторону. Таким образом рабочие разбили две красные армии. У повстанцев почти не было патронов, и они добывали их у противника, десятки тысяч винтовок раздали крестьянам, а, отступая из Ижевска, сто тысяч винтовок передали Колчаку, по сути, вооружив его армию.

Колчак знал, что Ижевская и Воткинская дивизии являются самыми боеспособными и дисциплинированными частями его армии, поэтому был вынужден мириться и с их красным знаменем, и со странной для белых субординацией. Рабочие-колчаковцы и друг друга, и своих офицеров называли словом «товарищ» и подчинялись начальникам только в бою, вне боя в отношениях между ними царило равенство. Более того, до 1919 года в дивизиях сохранялись Советы рабочих и солдатских депутатов.

Красные бросили на Ижевск ещё три армии, состоящие из китайцев, венгров и латышей, двинули на рабочих специальные подразделения чекистов и Волжскую флотилию с бронепоездами. Троцкий приказал не брать ижевцев и воткинцев в плен, а расстреливать на месте. Тогда ижевцы и воткинцы забрали свои семьи и вместе с жёнами и детьми, почти без патронов, вырвались из окружения. Кстати, именно ижевцы впервые применили психическую атаку в бою за родной завод, в полный рост пошли в атаку на красную дивизию Азина. А 9 июля 1919 года они же повторили её под Уфой, сражаясь против дивизии Чапаева. Именно этот эпизод отражён в знаменитом кинофильме. Зная о людоедском приказе Троцкого, ижевцы не сдавались в плен. У каждого рабочего был собственный револьвер, чтобы застрелиться. Их называли людьми из слитков железа и стали. Символом стали ижевцы и воткинцы избрали синий цвет. Синего цвета были их погоны и околыши, на погонах ижевцев была буква «И», у воткинцев – «В». Почти все командиры были из рабочих и выбирались рабочими. Это были ветераны германской войны, штабс-капитаны, капитаны и поручики. Командиром дивизии был генерал Молчанов, тридцатитрёхлетний офицер из семьи чиновника, окончивший военное училище в Москве.

В боях под Уфой ижевцы понесли большие потери. В тот период численность рабочих дивизий достигала 40-50 тысяч бойцов, и им довелось сражаться с частями Чапаева, Фрунзе, Куйбышева. После кровопролитных боёв с чапаевцами рабочую дивизию Колчак решил наградить Георгиевским чёрно-жёлтым знаменем. Далеко не все солдаты и офицеры восприняли эту награду с радостью – они хотели сражаться под красным флагом. Злые языки из колчаковского окружения говорили, что верховный правитель наградил ижевцев, чтобы под благовидным предлогом убрать ненавистное красное знамя из своей армии.

Походной песней ижевцев по-прежнему оставалась «Варшавянка», но слова они придумали свои собственные.

Люди, влюблённые в светлые дали,

Люди упорства, отваги, труда,

Люди из слитков железа и стали,

Люди, названье которым – руда.

Кто не слыхал, как с врагами сражался

Ижевский полк под кровавой Уфой?

Как с гармонистом в атаку бросался

Ижевец, русский рабочий простой?

Со временем рабочие поняли антинародную суть колчаковского режима. Они видели, как белые грабят и убивают мирное население не меньше, чем красные, как сжигают на Каме баржи с пленными, как карательные казачьи банды Красильникова и Анненкова вешают и подвергают порке целые деревни и казнят в городах их братьев-рабочих.

Ирония истории! Социалисты сражались в армии Колчака против большевизма, а в это время в тылу карательные отряды казаков вырезали целые деревни и мракобесы-черносотенцы создавали концлагеря для рабочих только за то, что они рабочие.

Эсеры и меньшевики были объявлены колчаковцами вне закона и загнаны в подполье, Советы рабочих депутатов и профсоюзы разогнаны. В то время, когда ижевцы и воткинцы лили кровь на фронте, в штабах процветало казнокрадство. Попал в опалу командующий Сибирской армией Анатолий Пепеляев, сражавшийся под бело-зелёным знаменем независимой Сибири. Сторонники «единой и неделимой» добились того, что сорвали наступление сибиряков – ударной силы колчаковской армии – на Москву и пытались отстранить Пепеляева от командования. Офицеры Пепеляева в большинстве своём были социалистами-революционерами и хорошо помнили трагическую участь депутатов Учредительного Собрания, убитых в Омске во время колчаковского переворота монархистами-черносотенцами. Почти все депутаты были эсерами и социал-демократами. В сибирских лесах скрывалась целая партизанская армия, воевавшая против Колчака.

Ижевцы попали в трагическую ситуацию. Сражаясь против красных, они уже не хотели служить белым. Несмотря на страх перед возмездием, они начали сотнями и тысячами уходить в леса к партизанам, лишь бы не оставаться у Колчака. Зимой 1920 года более трёх тысяч ижевцев вернулись в свой город на родной завод. Тогда их не стали расстреливать. Население Ижевска после ухода рабочих дивизий уменьшилось втрое, и на заводе некому стало работать. Красным нужны были руки квалифицированных рабочих. В Сибири ижевцы и воткинцы устраивались на местные заводы, но к ним относились, как к предателям, калечили и убивали прямо в цехах. Сибиряки ещё не видели красных, но зато вволю нагляделись на колчаковцев и люто их ненавидели. Ижевцы оказались между молотом и наковальней.

Рабочие дивизии с семьями отступали всё дальше в Сибирь и на Дальний Восток. Численность бойцов сократилась до нескольких тысяч, и всё же они сумели выбить красных из Хабаровска, Волочаевки и Спасска. Уже был расстрелян в Иркутске Колчак, и ижевцы попали в распоряжение японцев. Командир ижевцев генерал Молчанов приказал своим бойцам разойтись и служить русскому, а не японскому делу.

Пройдя от Урала до Владивостока, рабочие оказались предоставлены самим себе. Они поняли, что сражались не за тех, и полторы тысячи рабочих перешло на сторону красных. В декабре 1921 года Ижевская дивизия была разбита Блюхером. Молчанов с оставшимися в живых соратниками ушёл в Манчжурию. В эмиграции Молчанов жил очень бедно, работал сторожем и жокеем, торговал в магазине. Скопив небольшой капитал, он уехал в Америку и там тоже бедствовал.

Бывшие бойцы рабочих дивизий создали в Харбине Ижевско-Воткинское технико-промышленное товарищество и столовую при Рабочем Красном Кресте. Они держались сплочённо, их золотые руки без труда нашли себе работу. Пьяниц и бездельников среди них почти не было, а если такие попадались, их быстро увольняли решением рабочего совета.

Со временем судьба разбросала ижевцев и воткинцев по многим странам Европы, Азии и Америки. Большая группа ижевцев обосновалась в Сан-Франциско. Многие рабочие после окончания Гражданской войны решили вернуться на Родину. Когда большевики объявили амнистию трудящимся – участникам контрреволюционного движения, многие солдаты белых армий и участники антибольшевистских восстаний поверили им и вернулись в Советскую Россию. Поверили и ижевцы. Они приехали в свой город, но на оборонный завод их уже не брали. Некоторые приняли участие в строительстве ижевского мотозавода, остальные разъехались по другим городам.

Наступил 1937 год. Полторы сотни бывших бойцов-ижевцев были арестованы и сосланы в Удмуртию. Вскоре всех их расстреляли как агентов японской разведки.

Оставшиеся в эмиграции рабочие не теряли связей друг с другом и даже регулярно справляли юбилеи восстания. В Париже в тридцатые годы перед очередным юбилеем была опубликована праздничная статья, в которой говорилось: «Вам пришлось оставить родные заводы, принести неимоверные жертвы, совершить тернистый путь от Камы до великого океана и напоить собственной кровью снега Сибири. Ваши полки и батальоны героев-рабочих были разбиты. Но всё же враг вас не сломал. Вы не отдали врагу своих винтовок, как не отдали ему своей воли, своего сердца, своей чести».

В 1968 году немало ижевцев и воткинцев оставалось в живых, и они отметили свой пятидесятилетний юбилей. Два года не дожил до этого события полковник Федичкин, командовавший ижевцами в 1918 году. Он умер в Сан-Франциско и оставил после себя воспоминания об ижевском восстании. В 1972-м там же, в Америке, скончался последний командир ижевцев полковник Авенир Ефимов, а через три года была опубликована его книга об Ижевской дивизии. До сих пор в русских церквах за рубежом можно услышать молитву: «Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, убиенным и погибшим рабам твоим – воинам ижевским и воткинским и сотвори им вечную память».

ЯКУТСКИЙ ФРОНТ

Колчак отстранил генерал-лейтенанта Пепеляева от командования, и уязвлённый командарм с частью своего войска ушёл в Манчжурию, намереваясь оттуда начать борьбу против Колчака. В Харбине многие пепеляевцы вошли в контакт с красными и приняли участие в борьбе против банд атамана Семёнова и изгнании японцев с Дальнего Востока.

До 1922 года генерал Пепеляев тихо жил в Харбине. Уже был расстрелян в Иркутске Колчак и вместе с ним принял смерть старший брат Пепеляева Виктор – бывший депутат Государственной Думы и министр внутренних дел в правительстве адмирала. «Сибирский генерал» не мог долго сидеть без дела и в сентябре 1922 года создал Сибирскую добровольческую дружину из семисот своих офицеров-томичей, которая высадилась на Охотском побережье и двинулась вглубь Якутии. Они хотели отделить этот богатый пушниной и золотом край от Советской России и установить в нём демократическую власть. Все якутские фактории находились под контролем наместника этого края эсера П.А.Куликовского, который снабдил Пепеляева снаряжением и даже подготовил суда для его экспедиции. К Пепеляеву начали стекаться многочисленные вооружённые отряды якутов.

Советское правительство направило из Иркутска и других городов части особого назначения, командиром одной из которых был Иван Строд, воевавший с Пепеляевым ещё в 1918 году. Отряд Строда встретил повстанцев возле стойбища Сасыл-Сасыы и занял круговую оборону. Восемнадцать дней продолжалась осада ледовой крепости, и 3 марта 1923 года экспедиция «сибирского генерала» закончилась. Подошедшие части Красной Армии разгромили его дружину, остатки которой отступили в Охотск. 17 июня 1923 года Пепеляев с оставшимися в живых офицерами сдался в порту Аян командиру советского экспедиционного корпуса С.С.Вострецова, был доставлен во Владивосток и в Чите предстал перед судом.

Все подсудимые были приговорены к расстрелу, но ВЦИК заменил смерть десятилетним тюремным заключением. На суде Пепеляев, как профессиональный военный, выразил восхищение мужеством бойцов отряда Ивана Строда.

– Я с семнадцатого года боролся за Россию, за её демократическое переустройство, хотел добиться автономии Сибири, а потом Якутии, – сказал Анатолий Пепеляев. – Я глубоко верил, что борюсь за родину, за народ. Теперь сквозь тюремную решётку я увидел и понял, что жестоко ошибался, и что за нашей спиной и на нашей крови другие наживали деньги.

Сибирский генерал Анатолий Николаевич Пепеляев погиб в лефортовском застенке 14 января 1938 года. Вместе с ним был расстрелян кавалер четырёх орденов Красного Знамени Иван Яковлевич Строд, сражавшийся с ним в Прибайкалье и в Якутии.