Часть первая 3 страница. - сядь. Расскажи, что тебе нужно.

- Сядь. Расскажи, что тебе нужно.

Я сажусь, прячу под стул ноги на роликах и рассказываю. Мне нужен барабан. Лучше - система барабанов, но это уж как получится. Мне нужно самой, на свое усмотрение, сконструировать ударную установку. Миниатюрную. Это будет... Короче, это будет синтезатор ритмов.

Римус выслушивает очень внимательно. Кивает. Долго думает, потом входит в арматурную клетку. В его руках две тонкие деревянные палочки. Потихоньку, монотонно начинает выстукивать на большом барабане. Я невольно подхватываю, начинаю отбивать ритм ладонью по колену...

Римус мельком смотрит на меня - и вдруг его будто прорывает. Он мечется внутри клетки, барабаны оживают - все разом. Я слышу стук своей крови - и крови Римуса. Я слышу ритм целого города. На мгновение кажется, что снова наступил энергетический час и теплая волна вот-вот зальет меня целиком...

Римус обрывает игру. Опускает руки. Выбирается сквозь щель между двумя арматурными прутьями. Мое сердце колотится, как после долгого бега.

- Скажи, - Римус делает паузу, испытующе смотрит на меня. - Ты могла бы прожить... без подзарядок? Без энергетического часа? Хотя бы сутки?

Я не ждала этого вопроса. Звучит неприятно и угрожающе. Я встаю. На роликах, вообще-то, трудно принять боевую стойку. Что он имеет в виду? Неужели догадался, что я украла наушники и за это меня могут отключить?!

- Да нет... - Он огорчен, что я его неправильно поняла. - Я не собираюсь ничего у тебя отбирать... или запугивать. Просто ты похожа на... на некоторых людей. Они чувствуют ритм, как ты. И у них... своя энергия. Энергия из сердца. А не из разъема. Понимаешь?

- Мне нужен барабан, - говорю я холодно. - Всего лишь маленький барабанчик. Остальное я сделаю сама.

***

Мы беседуем до рассвета.

- Люди, живущие на равнине, не похожи на тех, кто родился и вырос в горах. Другой ритм, понимаешь? Сам мир ритмически организован. На равнине - плавно, это протяжная песня. А в горах - резкие перепады. Крутые повороты. Вершины и пропасти. В горах выживают по-настоящему дикие.

Я никогда не была ни в горах, ни на равнине. Город - вот мой мир. Серые жилые кварталы, улицы, площади и покинутые башни. И еще промышленные районы, куда без пропуска не пройдешь.

- Мы все - пленники ритма, хозяева ритма. Утро - ночь. Сон - явь. Вдох - выдох. Наше сердце - ударная установка. Наш мозг подчинен ритму и производит ритм... Тебе не скучно?

- Нет! Что вы!

Он трет ладони, будто у него зябнут руки.

- Родителей помнишь? - спрашивает ни с того ни с сего.

Я пытаюсь вспомнить. Получается плохо. Вроде были какие-то люди... Вроде я их когда-то любила...

- Они умерли.

- От чего?

- От старости, - предполагаю неуверенно. И замолкаю.

Римус тяжело качает головой:

- Приют... Приют, а не дом. Только воспитатели не ставят в угол - они сразу лишают пакета... воли к жизни... цели...

Я не понимаю его. Он и не ждет, что я пойму. Поднимается, идет куда-то в глубину магазина и через минуту возвращается с маленьким, как две моих ладони, барабаном.

Барабан старый, это видно с первого взгляда. Кожа на нем вытерлась, кое-где засалилась. Сквозь пятна проступает неясное изображение.

Я всматриваюсь. На барабане нарисован волк.

- Это... старая вещь?

- Это древняя вещь, - говорит он с легким упреком. - Она не очень красива. Но в ней есть душа. Она помнит настоящие ритмы - рождения, сражения, смерти. Возьми. Тебе пригодится.

Он улыбается. Незаметным движением выхватывает из железного ребра барабана трехгранный стилет без пятнышка ржавчины. Я невольно отшатываюсь.

- Пригодится, на все случаи жизни. - Он осторожно прячет оружие назад. - Обрати внимание, на чем этот барабан крепится. На цепи.

Он прилаживает цепь мне на плечо. Очень удобно. И совсем не тяжело.

***

Возвращаюсь домой утром, с барабаном на плече. Меня покачивает от усталости, но я совершенно счастлива.

Игнат встречает меня у дверей нашего блока. Дождаться не может, бедняга.

- Да целы твои коньки, не беспокойся!

Он как-то вяло реагирует на мои слова. Мнется. Отводит взгляд.

- Да что случилось?

- Ты знаешь... Ева нашлась.

- Правда?!

- Да... в коллекторе. В канализационном коллекторе спустили воду... и тогда нашли... ее. То, что от нее осталось.

***

- Темная история, - говорит Длинный.

В его комнате в форме ромба горят все лампы. Все динамо-белки бегут в своих колесах. Я сижу на полу и плачу. Мне плевать, что он видит мои слезы.

- Она слишком поверила... что Завод - это все равно, что загробный мир! Она покончила с собой! Прыгнула в коллектор... А мне написала...

Я не могу говорить. Захлебываюсь.

- Я не думаю, что она покончила с собой, - говорит Длинный.

От неожиданности поднимаю на него мокрые глаза.

- Она любила жизнь, - говорит Длинный. - Да, ей было трудно, не хватало энергии. Но она понимала, что такое жизнь. И ни за что не спустила бы ее в коллектор... как в унитаз.

Я понимаю, что он прав. Горе сделало меня глупой. Я слишком легко поверила в самоубийство Евы.

- Но тогда ее кто-то убил?!

Длинный молчит.

- Но кто? И за что?! И при чем тут Завод?

- Ты не рассказывала мне, - начинает Длинный, - что с вами стряслось в ту ночь, когда ты искала подзарядку для Евы.

- А откуда ты знаешь...

- Брось, - машет рукой. - Где знают двое, знает и свинья.

Он снова прав. Я закусываю губу.

- Не бойся, - говорит Длинный. - Я же тебе не враг.

Я рассказываю ему, как мы напоролись на контролера. Как пытались уйти, но не смогли. И как он нас отпустил.

Длинный долго молчит.

- Контролеры никогда не ходят поодиночке, - говорит он наконец. - Разве ты не видела патруль?

Я молчу. И опять он прав.

- У контролеров нет такого оружия. То, что ты описала... Это не разрядник. Это штука помощнее. Я даже не знаю... не знал, что бывает такое оружие.

Я молчу. Мои слезы высыхают, стягивая кожу.

- И контролеры никогда никого не выпускают, - говорит Длинный очень тихо. - Никогда. Это закон.

Я вспоминаю того, кого мы приняли за контролера. Лицо, будто выкованное из железных пластин. Глаза, глядящие из темных провалов...

- Так кто же это был?! - вырывается у меня.

Длинный качает головой:

- Не знаю. Знала Ева... незадолго перед смертью. Наверное.

От этих его слов у меня волосы встают дыбом.

- Но...

- Будь осторожна, - говорит он твердо. - Может, ты следующая... а может, и нет. Может, я ошибаюсь. Но на всякий случай оглядывайся почаще. И не доверяй незнакомцам. Ладно?

***

" Не доверяй незнакомцам".

Теперь мне всюду мерещатся внимательные взгляды. Верчу головой так, что шея болит. Следят за мной? Или не следят? Или так следят, что я не замечаю?

Белобрысый Никола, мой новый сосед по работе, старается изо всех сил, хочет мне понравиться. А мне глядеть на его улыбку - сил нет. С души воротит.

Потому что я думаю о Еве, и только о ней. Ни о чем другом много дней не могу думать.

Каждую ночь, получив свою дозу энергии, беру в руки барабан с изображением волка. Вытаскиваю из-за вентиляционной решетки разобранный ритм-блок. Достаю из-под кровати ящик с инструментами. У меня всего два часа - потом действие подзарядки ослабевает, " свет в голове" гаснет, и я ощущаю себя полной дурой. Главное в этот момент - не поддаться отчаянию и не расколотить о стенку то, что уже сделано. А расколотить хочется: таким оно представляется нелепым. Кажется, ничего из этого не выйдет, никогда. И как только мне в голову взбрела такая глупость!

Заставляю себя все аккуратно спрятать: инструменты под койку, блок - в тайник за вентиляционной решеткой. И на другой день, после энергочаса, снова берусь за дело. Все это время я почти не выхожу на улицу: потому что занята. И еще потому, что надоело оглядываться, ожидая неведомой беды неведомо откуда. Я тружусь, как робот на конвейере...

И в один прекрасный день моя затея срабатывает.

Ритм-блок крепится на ребре барабана. К нижней деке я приспособила тонкую, как пузырь, электромагнитную мембрану. Ритм-блок генерирует волны, мембрана резонирует с нижней декой барабана. Так просто, что даже удивительно: и чего я так долго возилась?

Я постукиваю по барабану ладонью: раз, два, раз-два-три! Барабан откликается - без паузы, без малейшей заминки выдает ритмическую серию, от которой нога сама собой начинает притопывать по бетонному полу.

Вот это игрушка.

На минуту я забываю даже о Еве. Даже о том, что мне грозит беда. Я разговариваю с барабаном: он безошибочно развивает любую мою мысль. Всегда логично и всегда непредсказуемо.

Энергочас давно прошел. Близится рассвет. Я надеваю барабан на плечо и выхожу на улицу. Без роликов добираться до Римуса очень долго. Я пускаюсь бегом. Барабан болтается на боку. В такт моим шагам начинает бормотать ритм - негромко, глухо, будто сам себе.

Этот ритм странным образом соединяется со стуком крови в ушах. Я бегу все быстрее. Дворник на уборочной машине шарахается с моего пути. Что-то кричит вслед. Я не слышу: в ушах свистит ветер, стучит кровь и гулко отдается ритм.

Я почти не касаюсь ногами земли!

Ребята-роллеры провожают меня удивленными взглядами. Врываюсь в магазин к Римусу, будто камень, пущенный из рогатки. Щеки горят от ветра.

- Римус! Римус! Посмотри, что я сделала!

Он сидит над остовом гигантского барабана - скелетом древнего чудища. Встает мне навстречу. Долго рассматривает мое изобретение, постукивает по деке - барабан отзывается ему. Правда, не так звонко, как мне.

- Ты засиделась внизу, - говорит он наконец.

- Что?!

Он возвращает мне мой барабан. Пристально смотрит в глаза - очень серьезно.

- Внимательно слушай, что я тебе скажу. Ты должна искать выше. Ты должна подняться на самый верх. Иди вверх, Дикая! Там ты найдешь то, что тебе очень нужно.

***

Иногда мне представляется, что Римус очень умный. А иногда кажется, что он совсем сошел с ума среди своих барабанов. Что это значит - " иди вверх"? Я расспрашиваю его почти час, и так и эдак, но он отказывается об этом говорить. Он реставрирует гигантский барабан и просит не мешать.

Раздосадованная, выхожу на улицу. Бреду домой и все думаю, думаю над его словами.

В подворотне ко мне пристает очень неприятный субъект: я готова поспорить, что сегодня ночью он получил фальшивую подзарядку. И, наверное, не в первый раз. На губах у этого парня - странная, бессмысленная улыбка. А глаза не улыбаются: они остекленели. Он вообще, кажется, ничего не видит - идет на меня, как слепой робот, расставив огромные руки.

Я пытаюсь увернуться, но он очень ловкий. Хватает меня - пальцы будто железные. Прижимает к стене. Бью коленом в пах: ничего не происходит, ему все равно. Он не чувствует боли.

- Девять доз, - шепчут его губы. - Девять доз... Одна ночь... Еще вчера было восемь...

Его рука впивается мне в грудь. Очень больно. Я молча вырываюсь, но он сильнее. И весит больше раза в три.

- Ты понимаешь, что это значит? Ты не понимаешь... как это - сдохнуть, когда тебе не хватит девятой дозы... Или десятой... Или двухсотой...

Он кажется таким же механическим, как разносчик дринка. У него все отдельно: глаза, лицо. Движения. Слова. Он бормочет, будто жалуется мне. А сам заваливает меня на асфальт и рвет на мне одежду.

Ребро барабана впивается мне в бок. Из последних сил высвобождаю одну руку, вслепую тянусь к барабану... Не хватает миллиметров...

- Девять доз... Я хочу жить, понимаешь, ты?! Я жить хочу!

Из крошечных ножен, спрятанных на ребре барабана, в мою руку выползает стилет. Будто жало. И, когда механический человек, получивший сегодня девять доз фальшивой энергии, чуть отстраняется, колю стилетом в бедро.

В первую страшную секунду кажется, что он и этого не почувствует. Он замирает, его глаза наконец проясняются. Кажется, он впервые меня увидел. Он делает движение посмотреть, что такое его ранило...

На меня толчком выплескивается чужая кровь.

Он рычит. Прихватив барабан, ужом выскальзываю из-под него. Он хватает меня за щиколотку - я протыкаю стилетом его ладонь. Он страшно ругается, отдергивает руку...

И вдруг замирает, стоя на коленях на тротуаре.

- А может, и к лучшему, - говорит очень ясным, спокойным голосом. Ложится на бок и подкладывает ладонь под голову. Будто очень устал и хочет спать.

Я убегаю. Потом возвращаюсь. Он все так же лежит на боку. Под ним собралась немалая лужица крови - кажется, я случайно перебила артерию. Но кровь больше не течет. И человек не дышит.

Он мертв.

Стою над ним с окровавленным стилетом. Я не хотела! Он был скотина, он заслуживал смерти... Но ведь тех царапин, что я ему нанесла, недостаточно, чтобы завалить насмерть такого здоровенного быка!

Моя одежда в крови. Надо бежать, пока меня здесь не застали. Ведь по всему выходит, что убийца - я...

Что чувствует человек, когда жизни в нем осталось так мало, что каждую ночь приходится подзаряжаться не раз, не два - девять раз? Откуда он брал такие деньги?! С каждой ночью в нем оставалось все меньше жизни. Чем больше он цеплялся за жизнь, тем меньше оставалось шансов...

В конце подворотни мелькает чья-то тень, и я ухожу, бережно прижав к груди барабан. Лицо этого человека - мертвое - стоит у меня перед глазами.

***

" Иди вверх". Это становится почти навязчивой идеей. Я поднимаюсь на крышу нашего дома - девятый этаж - и сижу там в окружении ветряков и тусклых солнечных батарей. Когда-то эти батареи давали много тепла и света - тогда солнце светило щедро, по два-три часа в день, а не двадцать минут, как сейчас. Теперь батареи никому не нужны, но демонтировать их не стали. Я сижу на одной из них, как на пыльной глыбе льда. Смотрю на город.

Ветряки, ветряки. Огромные лопасти и вертушки поменьше. Крыши - плоские, все на одном уровне. Кое-где рядами стоят кресла - здесь люди с удобством смотрят энергетическое шоу. Мое шоу...

А дальше, почти неразличимые в коричневатом тумане, - небоскребы, башни. Верхушками они уходят в облака. Первые этажей двадцать заселены, выше, как правило, никто не живет: тяжело подниматься. Раньше, когда энергии было много, башни светились огнями. Внутри и снаружи работали лифты. Люди поднимались на самый верх, не прикладывая усилий...

Иди вверх, сказал Римус. Я поднимаюсь и отряхиваю пыль со штанов.

***

Район небоскребов пользуется дурной славой. И не только потому, что среди обломков и развалин здесь ютятся разные подозрительные конторы. Башни понемногу разваливаются: каждую минуту любая из них может повторить судьбу Сломанной Башни. Или самоубийца свалится на голову, тоже приятного мало.

Я иду, стараясь держаться поближе к стенам. Башен много - когда-то их строили здесь одну за другой. И где же, интересно, лежит то, что мне " очень нужно"?

Задираю голову и смотрю вверх. Кружится голова: стена уходит в поднебесье. Сколько же надо времени, чтобы подняться на крышу? И есть ли там крыша, ведь с земли видна только половина башни, остальное - в тумане?!

Поправляю на плече плоскую цепь своего барабана. Иду вдоль стены. Стена разрисована граффити: здесь и неприличные слова, и вполне приличные рисунки. Большая черная надпись: " Синтетики - дурачье и скот". Интересно, кто такие синтетики и за что их здесь обзывают?

А потом я останавливаюсь как вкопанная. Рядом с яркой глупой картинкой - смеющаяся рожа с выпяченными красными губами - я вижу что-то очень знакомое.

Рисунок наполовину стерся, как и у меня на барабане. Но узнать его можно.

Это изображение волка.

***

Теперь я знаю, где искать. Во всяком случае, кажется, что знаю.

В башне только один подъезд. Лестница грязная. Пахнет тяжело: похоже, в лифтовой шахте устроена выгребная яма. Не хотела бы я здесь жить.

С пятого спускается старушка лет сорока пяти. Подозрительно на меня глядит. Спрашивает, к кому.

- К Оле, - говорю, не моргнув глазом. - С десятого этажа.

Она секунду раздумывает.

- Там на десятом такие хулиганы живут, - говорит с осуждением. - Ну ладно, иди.

Спасибо, разрешила, думаю я с усмешкой. Иду дальше. Барабан покачивается на боку, потихоньку начинает звучать. Его ритм - та-та-та... та-ра-та... - придает мне сил.

На одном дыхании поднимаюсь до двадцатого. Здесь останавливаюсь, удивленная. На серой стенке копотью написано: " Здесь конец человеческого жилья. Если ты не нашел, кого надо, - иди обратно. Вниз". Надпись старая, но совсем недавно ее обновляли. Интересно, кому понадобилось переводить топливо (свечку? лучину?) на бесполезные слова? Или они не бесполезные?

Поднимаюсь еще на один этаж - и снова останавливаюсь. Лестницы нет: вместо нее зияет пролом. Не хватает целого пролета. И что теперь?

Перил тоже нет. Гладкие стены справа и слева. Умела бы я летать... но я не умею. Как посоветовал неведомый доброжелатель, " иди обратно, вниз".

Но мне надо вверх!

Спускаюсь на ближайшую лестничную площадку. Здесь окно без рамы и стекол. Сажусь на подоконник и осторожно выглядываю наружу.

Ну и вид! Весь город как на ладони. Тяжело дышать - воздух очень влажный, и ветер швыряет в лицо обрывки тумана, липкого, будто кисель. Я внимательно оглядываюсь вокруг...

Вот она. Лестница. Старая, ржавая. Тянется вдоль стены снизу вверх всего в метре от моего окна.

И там, тремя этажами выше, есть еще одно окно.

Ничего страшного, говорю я себе. Это просто пожарная лестница. Если бы она стояла внизу, на асфальте, я бы прыгала по ней, как динамо-белка. На асфальте или в облаках - разницы нет!

Стараясь не жмуриться, взбираюсь на подоконник. Завывает ветер. Ладони делаются клейкими, будто пластырь. Закрываю глаза... Заставляю себя открыть их. Выпрямляюсь в полный рост. Вот лестница - один прыжок, только один прыжок!

Задерживаю дыхание - и прыгаю. Ура, это лестница, я за нее держусь! Она шершавая, холодная, но вполне...

Под ногами откалывается целый пласт ржавчины. Подошвы соскальзывают. Я повисаю на руках. Ветер играет моим барабаном.

Подтягиваюсь. Нахожу ногами опору. Замираю, чтобы перевести дыхание.

Подо мной - город. Наверху - что-то, что мне очень нужно. А значит, мне надо наверх.

***

На пятидесятом этаже ненадолго сажусь передохнуть. И впервые думаю с беспокойством: а когда я вернусь назад? За час до заката мне надо быть на проходной, иначе - все, лишусь работы!

Нечего рассиживаться. Иду дальше.

Лестница тянется все вверх и вверх. Снаружи вертятся ветряки: то затеняют свет из окон, то снова его открывают. Между тридцатым и сороковым их было так много, что они едва не задевали друг друга лопастями. Но чем выше я поднимаюсь, тем меньше вертушек за окнами. Выше девяностого этажа ветряки пропадают вовсе.

Башня пуста: здесь много лет никто не живет. Много десятилетий. Дует ветер из разбитых окон, играет пылью и песком на ступеньках. Заносит следы.

Это очень удобно, думаю я. Если бы я могла получать свою подзарядку прямо здесь, на вершине... И если бы не надо было каждый день ходить на работу... И если бы не надо было есть и пить...

Вытаскиваю флягу из-за пазухи, делаю большой глоток. Сколько этажей в этом небоскребе? Двести, триста - или тысяча?!

...Так вот: если бы все эти " если бы" были правдой, а не дурацкими мечтами, я поселилась бы здесь, наверху, со своим барабаном. Иногда спускалась бы вниз - развеяться. А ветер заметал бы мои следы, и полицейские бы меня не...

Странный звук за спиной. Я резко оборачиваюсь. На лестничной площадке подо мной стоит человек. Откуда он взялся? Неужели влетел в окно?! Незнакомцу лет двадцать пять, из одежды на нем только черные штаны и множество ремней, тонких и толстых, на поясе, на торсе, на ногах. А под ремнями он весь покрыт буграми мускулов и жгутами вен. И шрамами. Он глядит на меня и ухмыляется, я невольно отступаю, чтобы бежать наверх...

В окно над моей головой влетает - да-да, влетает! - еще один. Постарше. Не такой жилистый. В первую минуту мне кажется, что у него за спиной крылья. Потом он выпускает из рук узловатую веревку, и она уползает в окно, как черный змеиный язык.

Теперь я стою между ними, и выхода нет.

- Ты высоко забралась, синтетичка, - говорит тот, что появился первым, в ремнях и шрамах. - Прыгнула бы с двадцатого. Или у тебя мания величия?

- Я не синтетичка, - говорю я.

Он хохочет:

- Ну да, конечно. Ты маньячка. Хочешь размазаться по асфальту так эффектно, чтобы дворники неделю соскребывали. Твои кишки, в смысле. Давай, помогу!

Он делает приглашающий жест в направлении окна. Я поднимаюсь на ступеньку вверх.

- Что ты тут делаешь? - глухо говорит второй.

Хороший вопрос. Я ищу... неведомо что. Неведомо зачем. Но как им это объяснить?!

- Захотелось полетать, - мускулистый ухмыляется.

- Нет.

- Тогда зачем ты сюда пришла?

- Мне было нужно подняться наверх. - Я смотрю на старшего с надеждой. Мне кажется, он здесь главный. И еще мне кажется, что он способен меня понять. - Потому что мне сказали. Подняться наверх.

- Это была ошибка, - говорит старший, помолчав. - Здесь, наверху, только птицы... и самоубийцы. Алекс, выпускай ее.

При слове " выпускай" у меня появляется надежда. Но только на долю секунды. Потому что я очень скоро понимаю, как они собираются меня выпустить.

Мускулистый Алекс одним прыжком добирается до меня. Я не успеваю вытащить стилет. Мой противник не только сильнее - он и дерется лучше. Очень скоро мои локти оказываются завернутыми за спину. Алекс тащит меня к окну.

- Погодите!

Никто меня не слушает. Мой барабан срывается с плеча и катится по лестнице.

Алекс швыряет меня спиной на подоконник. Моя голова свешивается вниз, в бездну. Я цепляюсь за жизнь локтями, коленями, каблуками, я зубами готова вцепиться в бетонную балку...

- Погоди, - слышу сквозь ветер и стук крови в ушах.

Я уже лечу. Алекс подхватывает меня и втаскивает обратно на подоконник. Я задыхаюсь.

- А ну, дай ее сюда на минутку.

Я сижу на полу. Внутри. На пыльном бетонном перекрытии. Передо мной, двумя ступеньками выше, стоит старший из двух моих убийц.

- Откуда это у тебя? - В руках у него барабан с изображением волка.

- Подарил... Римус, - мне трудно говорить. - Велел... идти... наверх.

Мускулистый Алекс и его старший товарищ мрачно переглядываются.

- Старик выжил из ума, - мрачно говорит Алекс. - Рехнулся, Сенильный психоз.

Старший молчит. И я молчу. Меня бьет крупная дрожь.

- Что еще он тебе говорил? - требовательно спрашивает старший.

- Ничего. Просто... наверх. А когда я увидела картинку... на стене...

И снова становится тихо. Только ветер гудит, пересыпает пыль, заметает наши следы на ступеньках.

- Ты синтетик? - спрашивает старший.

- Я не знаю, что это такое.

- Ты получаешь свою дозу, как все? Через разъем? В так называемый энергетический час?

Он говорит таким тоном, будто это неприличная болезнь. Я сглатываю слюну.

- Да. Как все.

- Значит, ты синтетик, - вступает Алекс. - Значит, ты подключена. Получишь свой пакет - будешь жить. Не получишь - загнешься. Ясно?

Я давно это знаю.

- Место синтетиков - внизу, - медленно говорит старший. - Никогда больше не поднимайся выше двадцатого этажа. Или вылетишь в окошко. Понятно?

Понятнее некуда.

***

Я едва успеваю добежать до проходной к назначенному часу. Пристраиваюсь в хвост очереди. В страшном темпе надеваю робу, очки, наушники. Бегу на свое место - одна из последних. Никола смотрит на меня круглыми глазами:

- Я боялся, что ты опоздаешь!

У меня даже на раздражение не остается сил.

Я страшно устала. Потянула плечо. Мышцы ноют, при резких движениях болит сустав. Но сильнее боли и усталости - обида. Да кто они такие? Как они смеют мне с таким презрением цедить - " место синтетиков внизу"?!

В наушниках начинается отсчет. Я с огромным трудом поднимаюсь. Расправляю плечи. В последний момент догадываюсь проверить застежку робы: она ушла вправо на добрый сантиметр. Едва успеваю вернуть ее на место.

Идет проверка: белый, красный, синий, желтый. Я разворачиваюсь, выполняя команды. Я пиксель, в конце концов! Я должна сосредоточиться на работе! Я пиксель. Крохотная точка на большом экране. Я очень хороший пиксель, за это мне дают девяносто восемь энерго каждую полночь.

Я синтетик... Ну и что?!

Выходит солнце. Экран отражается в низких облаках. Весь город сейчас на меня смотрит. Пусть они не видят меня - но ведь я часть экрана, большого, яркого, я дарю людям радость!

Ритм в наушниках не дает ни секунды передышки. Он не дарит силы - он выматывает. Я еще слушаю его, еще танцую... Сколько времени прошло: семь минут, десять? Что, всего три минуты?!

Кра-си-че-бел... Жел-кра-жел... Жел-кра-кра-жел...

" Энергетическое шоу - для вас, горожане! "

" Износившаяся одежда пригодна в качестве ветоши! "

" Шляпы с подогревом - на энергии ветра! "

Я синтетик. Я синтетик. Если я плохо сегодня отработаю, мне не дадут пакета. " Многие не доживают... Энергии не хватает на всех". Кто это сказал?!

Я сбиваюсь. Успеваю увидеть взгляд Николы, полный ужаса. Его страх передается мне, я пытаюсь выровняться - и сбиваюсь еще раз. И еще.

На большом экране крохотная точка вдруг выпадает из общей картинки. В самом центре. Мне очень хочется все бросить и повалиться на платформу без сил. Но я держусь. Последние минуты... "...для вас, горожане! "

Я падаю только тогда, когда солнце уходит и в наушниках становится тихо.

***

Оказывается, что меня оштрафовали всего лишь на один пакет. И не уволили совсем, а просто перевели на окраину, на место 1001/005. Я очень ценный работник, говорится в сообщении. Если на новом месте покажу себя с лучшей стороны, мой статус может быть восстановлен.

Ну вот, все кончилось хорошо. У меня есть запаска. А завтра я подготовлюсь, хорошо отработаю, и мне дадут энергопакет...

Я опять вспоминаю этих, с башни, которые умеют летать. Которые синтетиков и за людей не считают. Сами-то они кто? И кто придумал это гадкое слово - " синтетик"?!

Сажусь на койку. Кладу на колени барабан. Потихоньку начинаю настукивать ритм; барабан откликается. Это не сочувствие и ни в коем случае не жалость - это сдержанная, настороженная сила.

Теперь я думаю о Еве. О том, что с ней все-таки случилось. Она была синтетик, как и я. Игнат синтетик. Белобрысый Никола синтетик. Даже Длинный - синтетик тоже. Римус...

Эти, летающие, знакомы с Римусом. Если бы не страх опоздать на шоу, если бы не все, что потом случилось, я бы не забыла о такой важной вещи!

Барабан со мной согласен. Он выдает длинный рокочущий раскат - будто перед грозой.

***

У Римуса покупатели. Впервые вижу, чтобы у него что-то покупали. Полная дама, бритая под ноль, покупает игрушечную барабанную установку маленькому мальчику. Я давно уже не видела в городе детей, а в нашем районе их просто нет. Мальчик представляется мне чем-то вроде зверька. Я разглядываю его, но близко подойти не решаюсь.

Наконец они с матерью уходят и я могу поговорить с Римусом. Он внимательно выслушивает все, что я ему - сбивчиво, с обидой, с возмущением - рассказываю.

- Как ты мог меня туда отправить! Они же меня чуть в окно не выкинули!

- Они тебя не признали, - говорит Римус, и в его голосе звучит тревога. - Почему же... А мне казалось, что ты такая же дикая, как они.

- Что?!

Римус кивает.

- Они дикие. Так их зовут, так они сами себя называют. И ты - Дикая... я был уверен, что ты тоже.

- Я...

- Но они тебя не признали. Значит... я ошибся, прости.

Он на глазах делается старым-старым. Дряхлым. Едва живым.

- Не переживай так. - Мне становится неловко. Вот же - человек мне барабан подарил, а я ему неприятности устраиваю.

- Дикая энергия, - он меня не слушает, - единственное топливо для людей. Единственное настоящее топливо. Жучки эти, дилеры, ею не торгуют.

Я смущенно верчу в руках свой барабан. Изображение волка кувыркается.

- Несчастные синтетики живут на подачках, - тихо говорит Римус. - Они не в состоянии сами себя подзарядить. Но дикое сердце рождает дикую энергию. Я надеялся, твое тоже.

- Я синтетик, - говорю горько. - Счастье еще, что они, эти дикие, вовремя узнали твой барабан.

- Это не мой барабан, - говорит он рассеянно. - Ты синтетик... Как это грустно.

- Но почему?

Он тяжело качает головой:

- Не спрашивай... Если ты синтетик, лучше не морочь себе голову. Иди... скоро энергетический час...