То есть в Церкви нет тайны, но есть Таинство.

— Совершенно верно. Нет надуманной тайны, но есть реальное Таинство, когда за видимыми действиями дается невидимая благодать.

А вот наше незнание канонов церковной жизни, традиций часто приводит к каким-то конфликтам или неприятным ситуациям. Например, раньше все знали правила того, кому и где стоять в храме. Свое место было у женщин с детьми и свое — для «оглашенных», тех, кто еще только «огласил» желание принять крещение. В храме все знали так на­зываемое «место кающегося», где стояли лю­ди, совершившие тяжелые грехи и отлучен­ные за это от причастия. А, например, в при­творе позволялось находиться людям, боль­ным духовными немощами, так называемым бесноватым, там же находились и юродивые. Такая установленность способствовала со­зданию порядка в храме, когда никто никому не мешает, а с другой стороны это приуча­ло к терпимости. Тех же юродивых, например, на Руси всегда любили, к ним было всегда особое расположение, их жалели и им многое прощали.

— Понятно, что установленность должна быть, но, с другой стороны, многие правила церковной жизни кажутся на первый взгляд слишком строгими. Почему, например, спрашивает нас читательница из Орла Татьяна В., к утренней службе в храм надо идти обязатель­но натощак, и могут ли тут быть послабления?

— Это вопрос ценностей. Ведь мы идем к Божественной Литургии, мы идем разделить с Богом Божественную трапезу, в которой мы будем иметь жизнь вечную. И если мы осознаем, в чем суть Божественной Литургии, то у нас даже и вопроса-то такого не возникает. У нас уже выстроены ценности, мы понимаем, что Божественная трапеза, то есть пища для нашего духа, важнее, чем пища физическая, просто поддерживающая нас как биологический объект. Вот поэтому мы сначала причащаемся, а потом обедаем.

Послабления тут могут быть для больных, которым жизненно необходимо принять лекарство.

— Божественная Литургия — главное христианское богослужение. Для людей, только начинающих свой путь к Богу, невоцерковленных, там много непонятного. Владыка, а кем вообще был установлен ход этой службы?

— В основе Божественной Литургии лежит Таинство Причастия. И оно было установлено Самим Иисусом Христом на Тайной Ве­чери, и Господь повелел нам творить это ве­ликое Таинство в Его воспоминание (Лк. 22. 19). Само соединение со Христом происхо­дит по Его заповеди: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6. 56). В своей основе Божест­венная Литургия имеет, кроме Тайной Ве­чери, и другие конкретные Евангельские события. А вот порядок, ход или чин Литур­гии установился еще с апостольских вре­мен, был письменно изложен в IV веке на­шей эры святителем Василием Великим, а потом святителем Иоанном Златоустом бы­ли сделаны некоторые сокращения в мо­литвах, тайно читаемых священниками. Потому Божественная Литургия Иоанна Златоуста немного короче. Составители Ли­тургии сконцентрировали и опыт храмово­го богослужения из Ветхого Завета, и свой мистический, духовный опыт. Думаю, что подобно святым пророкам, они стали уста­ми Господа.

Конечно, для только воцерковляющегося в ходе службы многое может быть непонят­ным. Но главное не то, как ты знаешь те или иные детали хода службы. Главное в другом — в твоем молитвенном участии в Божественной Литургии. Не случайно сло­во «литургия», в переводе с греческого, оз­начает общее дело. Я бы обратил внимание людей, еще только начинающих свое во-церковление, на то, как важны наши мо­литвы во время исполнения Херувимской песни и в высший момент Литургии: момент пресуществления Святых Даров в Кровь и Тело Христово.

— А откуда название «Херувимская»?

—Вангельском мире различают девять чинов, мы уже об этом говорили в книге «Любовь долготерпит». Так вот, херувимы — это один из чинов ангелов. Херувимская песнь исполняется во время Великого входа, то есть торжественного переноса Святых Даров — хлеба и вина — с жертвенника, где их предварительно предуготовили, на престол, где и будет происходить само Таинство Евхаристии. Под пение Херувимской песни священнослужители торжественно выходят с Дарами из северных врат алтаря.

Это происходит как раз посреди Херувимской песни, на словах о том, что отложим те­перь заботу о всем житейском, о всем зем­ном. Тут пение прерывается, и священник, обращаясь к верующим, произносит моле­ние о том, чтобы Господь Бог помянул во Царствии Своем всех, начиная с тех, «кому трудней и священней достались обязанности». При виде Святых Даров верующие склоняют пред ними головы и молятся словами разбойника, «возопившего» к Нему, распя­тому на Кресте: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» (Лк. 23.42). В эту великую минуту обязательно надо помянуть всех близких и молиться об их здравии.

И второй, очень важный момент, я бы сказал, сердцевина всей Божественной Литургии — это момент сошествия Святаго Духа на Святые Дары и их пресуществление в Тело и Кровь Господа. Николай Васильевич Гоголь оставил нам гениальную, на мой взгляд, работу «Размышление о Божественной Литур­гии». Вот как он описывает эту «верховнейшую минуту»: «В алтаре происходит трое­кратное призвание Святаго Духа на Святые Дары — Того Самого Святаго Духа, Которым совершилось воплощение Христово от Де­вы, Его смерть, Воскресение и без Которого не могут пресуществиться хлеб и вино в Тело и Кровь Христовы.

Упав ниц пред святым престолом, свя­щенник и диакон творят троекратно земные поклоны, произнося в себе: «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апосто­лом Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас молящихся...» И после молений «пресуществление свер­шилось! Словом вызвано вечное Слово... На престоле — не образ, не вид, но самое Тело Господне, то самое Тело, Которое страдало на земле...было оплевано, распято, погребено, воскресло, вознеслось вместе с Господом и сидит одесную Отца. Вид хлеба сохраняет Оно только затем, чтобы быть снедью человеку и что Сам Господь сказал: “Аз есмь хлеб и жизнь”». Звонят колокола, и это возвещает о том, какая великая минута сейчас переживается. И этот звон призывает человека, где бы он ни находился, вознести свою мо­литву к Богу, и за усопших, и за живых и близких сердцу.

Молятся все, и в такие минуты общего моления и сошествия Духа Святаго и происхо­дит созидание Церкви как единого Богочеловеческого организма. Молится вся Цер­ковь, все ее члены, и поэтому мы не устаем подчеркивать важность личного участия в Литургии.

Многие верующие, кстати, осознают силу этой молитвы, вознесенной в минуту Таинства Евхаристии, и прибегают к ее помощи в исключительных случаях.

— Вы имеете в виду поминальные записки, которые передаются в алтарь и которые потом, во время пресуществления Святых Даров, прочитываются?

—Да. Именно поэтому важно бывает зака­зать сорокоуст — ежедневное поминание на протяжении сорока дней. А я лично знаю случай, когда больному ребенку ставили без­надежный диагноз, и родители спасли его тем, что заранее объехав около сорока храмов, заказали, чтобы в них в воскресный день отслужили по ребенку Литургию о здравии.

— Получается, что это количественные вещи?

— Думаю, что не так все упрощенно. Дело в другом — в сорока храмах одновременно люди молились о здравии ребенка. Тут речь не о количественных факторах, а о том, что во время Литургии Церковь являет себя не как здание и не просто как собрание верую­щих, а как некий единый Богочеловеческий организм.

— Владыка, еще один вопрос. Вот причас­тился, ощущаешь, что нечто произошло, но тут же начинают случаться какие-то события, которые мешают тебе сохранить это чувство...

—Понимаю, о чем речь. Хотя дело здесь не в том, чтобы сохранить «ощущение» или «чувство». Речь может идти о сохранении Духовного Дара — дара Святаго Духа. Вот как раз для этого надо не забывать читать после Причастия благодарственные молитвы. Об­разно мы часто сравниваем человека с не­мощным сосудом. Когда мы готовимся к Причастию, мы покаянием вычищаем из се­бя все. Причастившись, мы наполняемся Святым Духом, и тут надо этот сосуд закрыть каким-то духовным ограждением. И вот бла­годарственные молитвы, читаемые после Причастия, становятся той духовной прегра­дой, защищающей от искушений, которые начинают одолевать нас.

А искушение всегда есть. Мы приходим в храм, и бывает, что что-то начинает раздра­жать нас, отвлекать и рассеивать внимание. Такие искушения могут быть особенно силь­ны, когда начал молиться, почувствовал вкус молитвы, и тут на тебя и происходит нападе­ние сатанинских наветов...

— А разве они могут быть в храме?

—А как же. Они везде могут быть. Человек молится, а это очень трудно — молиться. Че­ловек уже обращен к Богу, но у него же оста­ется память, опыт, греховная образность. И все это не пускает его в Небо. Происходит внутренняя борьба. И молитва — это труд по преодолению своих страстей: человек в мо­литве от них освобождается, но и они не хотят его отпускать. И тут важно, чтобы мы помни­ли, что никакие тучи не способны затмить Солнца. Мы приходим в храм, и для нас звучит приветствие Самого Христа: «Мир вам!». Мы начинаем молиться, мы готовим себя к принятию Даров Святаго Духа, к Та­инству Причастия, к Таинству соединения с Ним, и к нам обращаются слова молитвы:

«Возлюбим друг друга». И дальше: «Единомыслием исповедуем Отца и Сына, и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную». Но как важен вот этот призыв: «Возлюбим друг друга», ведь если мы не сможем полю­бить друг друга, то мы не сможем полюбить Того, Кто Сам есть любовь.