Г) Предпочитание обезьянами некоторых свойств предметов

Изучение особенностей поведения низших обезьян при условии ограничения количества одновременно предлагаемых им предметов двумя, обладающими разными свойствами, включало, конечно, и участие эксперимента­тора в процессе оперирования обезьяны с пред­метами. Оно выражалось в побуждении живот­ного к выбору лишь одного из объектов,

причем одинаково поощрялся выбор любого из них. Таким путем можно было установить предпочитаемый выбор того или другого при­знака объекта, если этот признак постоянно и устойчиво обращал на себя внимание обе­зьяны, определяя ее выбор одного из двух предметов.

Сопоставляя два предмета, разных по цве­ту, форме или величине, А.Я. Маркова (1961) провела большую серию экспериментов (ис­числявшихся десятками тысяч) с 18 низши­ми обезьянами нескольких видов (павианами-гамадрилами, макаком резусом и двумя гибридами между макаком резусом и яванс­ким макаком). Опыты проводились в Москов­ском зоопарке и Сухумском питомнике обе­зьян.

В результате предъявления картонных пря­моугольников пяти различных хроматических цветов (красного, желтого, зеленого, сине­го, фиолетового) при парном их предъявле­нии в сочетаниях цветов коротковолновой половины спектра (зеленого, синего, фиоле­тового) с длинноволновыми (красным и жел­тым) выяснилось, что обезьяны предпочита­ли выбор коротковолновых цветов. При этом для одних особей предпочитаемым цветом был синий, для других — зеленый, для третьих — фиолетовый.

Конечно, светлота сопоставляемых хрома­тических цветов учитывалась, но она не вли­яла на выбор, так как даже и ослабленные по насыщенности и светлоте предпочитаемые цвета (например, синий и фиолетовый) не изменяли направления предпочитания этих же цветов. При сопоставлении цветов из од­ной длинноволновой половины спектра пред­почитаемым оказывался обычно цвет с боль­шей длиной волны (красный предпочитался желтому). При сопоставлении же цветов в пределах коротковолновой половины спект­ра одни особи предпочитали выбор синего и фиолетового, другие — зеленого и фиолето­вого, причем предпочитаемый выбор коле­бался от 67 до 100%. Интересно, что процент предпочитания оказывался более высоким при сопоставлении цветов, взятых из разных по­ловин спектра (90%), чем из одной полови­ны спектра (в среднем 82%).

Сопоставление хроматических цветов с ахроматическими обнаружило Предпочитание хроматических. Серебристые блестящие кар­тоны предпочитались при выборе всем осталь­ным цветным объектам.

Различие цвета фона, на котором предъяв­лялись цветные картоны (черного, белого,

266 Н.Н. Ладыгина—Котс

цвета неокрашенного дерева), не влияло на выбор предпочитаемых цветов.

Анализируя способность низших обезьян к предпочитанию формы предметов при со­поставлении стереометрических фигур (шара, куба, пирамиды), когда испытуемыми были макаки резусы, А.Я. Маркова обнаружила, что одни обезьяны чаще всего выбирали шар и куб, а другие — пирамиду.

В опытах, направленных на исследование предпочитания величины предметов, у тех же макаков резусов выявились следующие зако­номерности. При сопоставлении, например, полосок бумаги разной длины (1 и 5; 1 и 3;

2 и 3 см) обезьяны во всех случаях предпочи­тали выбор более длинной полоски; аналогич­но этому и при сопоставлении фигур одина­ковой формы, но различных по величине (как объемных, так и плоских и даже изображений предметов) они также неизменно выбирали предметы большего размера.

В заключение своего исследования А.Я. Маркова делает вывод, что характер предпочитания обезьянами некоторых при­знаков обусловлен физиолого-биологически-ми причинами. Предпочитание коротковол­новых цветов (синий, зеленый, фиолетовый) объясняется, по-видимому, тем, что низшие обезьяны (как показал Гре-зер) лучше распознают эти цвета по сравне­нию с цветами длинноволновыми. Предпо­читание округлой формы предметов объясняется их близостью к естественным плодам, которыми обезьяны питаются в при­родных условиях. Предпочитание предметов большего размера обусловлено тем, что обе­зьяны, увидев плоды, стремятся ухватить плод более крупный, обеспечивающий более длительное его потребление.

Применяя метод свободного выбора обезь­янами предложенных им для манипулирования камешков белого и черного цвета, К.Э. Фабри наблюдал Предпочитание ими камешков бело­го цвета (Фабри, 1961).

2. ИССЛЕДОВАНИЯ

ИНДИВИДУАЛЬНО

ПРИОБРЕТЕННЫХ ФОРМ

ПОВЕДЕНИЯ

а) Навыки и интеллект обезьян

Обратимся прежде всего к проблеме образо­вания навыков у низших и высших обезьян.

Так, например, мы изучали приспособи-тельные моторные навыки макака резуса в ус­

ловиях " проблемной клетки", содержавшей приманку, но запиравшейся различными ме­ханизмами: крючками, щеколдами, рычага­ми, задвижками, замками и т д. (Ладыгина-Коте, 1928).

Процесс формирования навыка начинался с беспорядочных проб, выключения движений, не завершавшихся успешным открыванием, и сохранения движений, обеспечивающих отмы-кание механизма и получение приманки. Можно было определенно заметить, что обезьяна ис­пользует свой удачный опыт отмыкания меха­низмов, каждым разом явно сокращая продолжите юность операции. Но подобное ус­корение решения задачи наблюдалось преиму­щественно при оперировании с единичными механизмами, в то время как при работе с серией их эта успешность прогрессировала не столь заметно. У животного длительно сохра­нялись излишние против требуемых движе­ния, вследствие чего кривая скорости отмы­кания не обнаруживала систематического снижения.

Следует особенно подчеркнуть, что при выработке навыка отмыкания различных ме­ханизмов кинестетические восприятия явно преобладали над зрительными. Обезьяна не всегда умела по виду механизмов определить, какой из них отомкнут, а какой замкнут, и зачастую только в результате двигательных проб доходила до успешного решения. Неред­ко, отомкнув механизм, макак вторично его замыкал, и лишь после того, как его попытки открыть дверцу клетки оказывались безре­зультатными, он снова приступал к отмыка-нию. Отпирание запоров, имеющих подвиж­ность во второстепенных частях механизма, давалось обезьяне особенно трудно (цепи, висячие замки), так как настойчивое опери­рование в этих частях механизма длительно задерживало успешность отмыкания его.

Такой способ формирования навыка обезь­яны со всей очевидностью вскрывал отсутствие у нее улавливания связи между существенны­ми для отмыкания частями механизма и несу­щественными, отсутствие понимания произ­водимых ею действий при решении задач.

Было совершенно ясно, что данный путь решения основан на выработке зрительно-кинестетических временных связей на базе повторного опыта, то есть является ассоциа­цией пространственно-временного характера.

Интересный навык у павианов гамадри­лов выработал А.И. Кац, приучивший подо­пытных обезьян бросать камни направленно в определенную цель, подкармливая их при

Послесловие к книге Я. Дембовского " Психология обезьян' 267

каждом успешном попадании. Павиан гамад­рил оказался способным попадать камнем в 20/30 мм в цель размером, 88/50 см с расстоя­ния 5 м. Большая монография А.И. Каца, опуб­ликованная пока лишь в виде автореферата, дает возможность судить об остроте зритель­ных восприятий гамадрилов, о соотношении зрения и кинестезии при формировании сложных двигательных навыков (Кац, 1950).

Проблема формирования навыка у низших обезьян очень углубленно была поставлена в школе В. П. Протопопова, возглавлявшего ла­бораторию по изучению поведения животных в Харьковском психоневрологическом инсти­туте.

В.П. Протопопов экспериментировал с павианом гамадрилом, у которого он выра­ботал навык доставания удаленной приманки орудием — палкой.

В результате своих исследований ученый пришел к выводу, что первые пробы решения задачи его подопытной обезьяной не являлись хаотическими (как это, в частности, доказы­вал Торндайк); они представляли собой инстин­ктивные и неадекватные ситуации приемы ре­шения задачи, которые постепенно заменялись индивидуально приобретенными адекватными способами действия (Протопопов, 1950).

Далее В. П. Протопопов доказывает, что формирование навыка у обезьян зависит не от случайно удачных движений, а от активно произведенных направленных действий. На формирование навыка обезьян оказала влия­ние также и интенсивность стимула, побуж­дающего к действию. В опыте при постановке задач на употребление палки павиан вначале всячески пытался достать удаленный от него плод рукой, но не смог самостоятельно при­менить палку для доставания приманки. И только когда задачу облегчили и соединили свободный конец палки с приманкой, только тогда обезьяна, имея уже готовую связь палки с плодом (аналогично связи плода с веткой на деревьях), пододвинула эту приманку.

Позднее после нескольких проб связь пал­ки с плодом у павиана настолько упрочилась, что, где бы эта палка ни была положена (в отдаленном, но доступном месте), животное тем не менее использовало ее для доставания приманки.

Более того, обезьяна даже искала палку, когда се удаляли из поля зрения: прятали в шкафу, клали на карнизе вольера и в других местах клетки.

В. П. Протопопов пришел к выводу, что в ситуациях, предложенных им подопытным

животным, адекватное решение никогда не наступало без предварительных проб. А эти пробы были как инстинктивного, так и ин­дивидуально приобретенного характера, то есть включали элементы филогенетического и трудно отличаемого от него онтогенетичес­кого опыта особи.

Наличие в некоторых случаях внезапных решений у обезьян В.П. Протопопов объяс­няет либо близостью ситуации к естественным условиям их жизни, либо наличием следов прошлых опытов.

К аналогичному выводу относительно ха­рактера формирования навыков обезьян при­шел и сотрудник В.П. Протопопова — А.Е. Хильченко, работавший с макаками ре­зусами. Этим обезьянам были предложены сле­дующие задачи:

1) доставать палками удаленно помещен­ную приманку;

2) подставлять ящик под высоко висящий на веревке лакомый плод;

3) притягивать за веревку плод, помещен­ный в горизонтальной плоскости.

Сопоставляя процесс решения этих задач высшими и низшими обезьянами, А.Е. Хиль­ченко приходит к заключению, что " ника­ких принципиальных различий в формиро­вании онтогенетического опыта у низших и высших обезьян не существует и нет ника­ких оснований усматривать пропасть между низшими и высшими обезьянами, уподоб­лять поведение высших обезьян человечес­кому поведению" (Протопопов, 1950, с. 120).

В той же лаборатории другой сотрудник В.П. Протопопова— Е.А. Рушкевич (Протопо­пов, 1950) — поставил низших обезьян (павиа­нов) в условия, когда расположенная на экспе­риментальном столике приманка закрывалась передвигаемой в разные места столика ширмой. Чтобы достать приманку, подопытные живот­ные должны были применить обходные движе­ния палкой. Оказалось, что в результате длитель­ной тренировки перемещения приманки обходным путем справа налево обезьяны не мог­ли сразу перестроить свои движения палкой в случае необходимости перемещения приманки слева направо, — настолько сильными оказа­лись приобретенные ими кинестетические свя­зи по сравнению со зрительными. И только пос­ле повторных тренировок они овладели новым способом движения.

Основной вывод из этой работы гласит:

павианы обнаруживают низкую способность к манипулированию орудием (палкой), про­являя неуклюжесть и неловкость движений

268 Н.Н. Ладыгина—Котс

при ее употреблении; тонкие и дифференци­рованные движения руки, вооруженной пал­кой, им почти не удаются; они с трудом осва­ивают навык простых обходных движений палкой и неспособны видоизменять этот на­вык соответственно новой ситуации; в каж­дой новой ситуации они действуют по-прежне­му, хотя такие действия теперь бессмысленны и нелепы. Павианы, приобретая навык при " переносе опыта", обнаруживают удивитель­ную косность и " глупость" (Протопопов, 1950, с. 121).

Этот вывод документируется и другой се­рией экспериментов того же автора, поставив­шего обезьянам задачу — находить обходный путь для выведения приманки в четырехуголь­ном ящике, одна стенка которого открыта.

Павиан легко мог выводить приманку паль­цами через открытую стенку ящика — при ее перемещении направо, налево, вперед. Одна­ко при необходимости в той же ситуации дей­ствовать орудием (палкой) для вывода при­манки обезьяна не смогла этого сделать.

Результаты данных сопоставлений явно показывали, что пользование вспомогатель­ным предметом для низшей обезьяны пред­ставляет большую трудность. При необходи­мости употребления орудия трудность для низших обезьян заключается не столько в тех­ническом неумении пользоваться палкой, сколько в том, что для этих животных глав­ным препятствием служит неумение устано­вить опосредствованную связь между собой (точнее — своими руками) и приманкой пу­тем включения какого-либо вспомогательно­го предмета для достижения цели.

В опытах Н.Ф. Левыкиной (см. Ладыгина-Коте, 1958, с. 180), исследовавшей павиана-сфинкса, было установлено, что для достава-ния вязкой приманки (кисель), расположенной за прутьями клетки, эта обе­зьяна не могла использовать палку, положен­ную параллельно решетке. Животное ограни­чилось только тем, что старалось притянуть к себе лист, на котором лежала приманка.

Тогда задачу несколько облегчили, поло­жив палку перпендикулярно к решетке рядом с приманкой. Обезьяна и на этот раз не смог­ла погрузить в кисель палку, хотя брала ее в руки, обнюхивала, осматривала и опробовала языком тот ее конец, который находился около приманки.

И только при дальнейшем облегчении по­становки опыта, когда один конец палки по­гружали в приманку, обезьяна вынимала пал­ку из киселя и облизывала ее.

Когда же постановку опыта снова услож­нили и, кроме палки, соприкасающейся с ки­селем, клали параллельно ей другую, сухую палку, не погруженную в кисель, павиан, вытянув палку и облизав ее, не догадывался снова погрузить ее в кисель. Более того, он брал сухую палку и лизал ее, не пытаясь дос­тать ею оставшуюся приманку.

Как подчеркивает Н.Ф. Левыкина, усовер­шенствование обезьяны в решении этой за­дачи состояло лишь в том, что подопытное животное научилось различать обе палки; по-груженную в кисель и сухую. Павиан приоб­рел навык (образовался условный рефлекс) на вытягивание палки, соприкасавшейся с киселем, но не сделал попытки погрузить ни ту ни другую палку в кисель, то есть употре­бить палку как орудие доставания приманки.

При исследовании способности молодых человекообразных обезьян-шимпанзе к упот­реблению палок в качестве орудия достава­ния приманки А. Е. Хильченко наблюдал, что эти обезьяны далеко не сразу, а лишь после 26 дней оперирования палками стали упот­реблять их правильно (Хильченко, 1955).

В связи с этим следует упомянуть об опы­тах С.Л. Новоселовой, исследовавшей навык использования палки у высшей обезьяны-шимпанзе. (Новосёлова, 1959). Она экспери­ментально доказала, что даже у этой сравни­тельно высокоорганизованной обезьяны (в сопоставлении ее с низшими) навык упот­ребления палки формируется в качестве ин-дивидуально-приспособительного действия, а не является врожденной формой поведения. Процесс образования навыка в использова­нии палки в целях приближения к себе недо­сягаемого для рук плода происходит постепен­но — от стадии оперирования рукой в целом как рычагом к специализированным действи­ям кистью как органом, не только удержи­вающим палку, но и направляющим ее дви­жение в соответствии со специфическими свойствами орудия.

У Г.З. Рогинского взрослые шимпанзе (от 8 до 16 лет), имевшие опыт манипулирова­ния палками, сразу все употребили палку, успешно доставая ею удаленную приманку. Что же касается низших обезьян, то лишь одна из них (павиан Чакма) также сумела сразу правильно использовать предложенную ей палку (Рогинский, 1948). Однако Г.З. Рогинс-кий пишет, что между психикой шимпанзе и психикой низших обезьян нет того разрыва, который отмечает В. Кёлер. Аналогичное мне­ние высказывает А. Е. Хильченко.

Послесловие к книге Я. Дембовского " Психология обезьян' 269

Эти сопоставления показывают, что непра­вы те ученые (В. Кёлер и Иеркс), которые счи­тают, будто между поведением низших и выс­ших обезьян существует принципиальное различие.

Разница в решении сложных задач низшими и высшими обезьянами, несомненно, имеется, но сводится она к различию скореело степени, чем по существу, и имеет скорее количе­ственный, чем качественный, характер.

Исследуя навыки обезьян, Г.З. Рогинский приходит к выводу, что при решении высши­ми обезьянами задач на использование палок навыки и интеллект образуют в этих действи­ях такое единство, в котором их трудно отде­лить и вычленить. Автор пишет, что навыки у шимпанзе образуются быстрее, чем у других животных; они крайне пластичны и легко пе­реносятся в новые условия. Одну и ту же зада­чу шимпанзе решает разными способами. При изменении задачи он тотчас же меняет и при­ем овладевания целью. Навыки у этих обезьян связаны с интеллектуальными действиями, сущность которых составляет способность улав­ливать связи и соотношения между предме­тами.

Г.З. Рогинский отрицает положение В. Ке-лера о том, что шимпанзе являются " рабами зрительного поля" и что их интеллект близок к человеческому (Рогинский, 1948).

Нам кажется, что к определению Г.З. Ро-гинским понятия интеллекта у обезьян сле­дует сделать уточнение. На наш взгляд, о нали­чии у них интеллекта может свидетельствовать установление животным лишь новых адаптив­ных связей в новой для животного ситуации.

Конечно, интеллектуальное решение той или иной задачи опирается на использование ранее приобретенного прошлого индивидуаль­ного опыта, не стабильного, а пластичного навыка, который дает животному возможность заново перестроить свое поведение в соответ­ствии с новой ситуацией. И только в том слу­чае, когда подопытное животное " догадыва­ется" использовать употребленные ранее (в прошлом опыте) приемы, действия в новой комбинации, мы можем утверждать, что этот тип решения покоится на вновь образованных временных связях и является, конечно, ин­теллектуальным решением.

В решении подобного характера в большей или меньшей степени участвует процесс обоб­щения прежде полученных знаний.

б) Употребление обезьянами орудия и интеллект

Переходим к обзору других исследований особенностей интеллекта обезьян советскими учеными. Эти исследования проводились глав­ным образом в плане анализа способности обе­зьян к применению вспомогательного предме­та в качестве орудия для доставания приманки.

Нами было проведено пятилетнее экспе­риментальное изучение орудийной деятель­ности шимпанзе с использованием сле­дующего метода (Ладыгина-Коте, 1959).

В узкую металлическую трубу (длиной 20— 40 см и шириной 4, 5 см} закладывалась за­вернутая в бумагу приманка, которую можно было достать, выталкивая ее из отверстия тру­бы прямой палкой соответствующего разме­ра. При этом мы ставили такие вопросы:

1. Способен ли шимпанзе сразу употребить палку для доставания приманки?

2. Может ли он узнать, выбрать пригод­ный для доставания приманки предмет из ряда непригодных?

3. Способен ли он самостоятельно обрабо­тать данный ему непригодный предмет (ветвь, свернутую проволоку и т.д.) и сделать его годным для доставания приманки?

4. Может ли он сделать пригодное к упот­реблению орудие путем его составления (из двух коротких тростинок составить длинную)?

Для решения первого вопроса обезьяне пред­лагалась прямая палка, соответствующая по длине трубе с приманкой. (Приманку заклады­вали в трубу в присутствии шимпанзе и протал­кивали внутрь палкой.) Но шимпанзе, взяв трубу в руки, не применил в подражание экс­периментатору палку для выталкивания при­манки, а прежде всего всунул в отверстие тру­бы указательный палец одной руки, потом указательные пальцы обеих рук. И только бе­зуспешность действий руками побудила его к применению палки, которую, впрочем, он сра­зу употребил успешно, вытолкнув приманку, хотя ранее не имел подобного опыта.

В последующем изменение вида предлага­емого орудия — замена палки совершенно другими предметами, не похожими по фор­ме и иными по материалу (ложкой, металли­ческим пестиком, стеблем растения с цвет­ком на его верхушке, узенькой железной решеточкой и т. д.), —не затруднило шимпанзе в непосредственном и успешном применении этих предметов как орудия.

В случае предоставления обезьяне в каче­стве орудия нескольких предметов (пригодных

270 Н.Н, Ладыгина—Котс

и непригодных для доставания приманки, раз­личных по форме, длине, ширине, толщине, плотности) шимпанзе прекрасно дифферен­цировал разные признаки и выбирал соответ­ственное, пригодное для доставания орудие.

При наличии в предложенных предметах различных свойств, например, когда один предмет был пригоден по длине, но непри­годен по форме (изогнутая палка), а другой, наоборот, пригоден по форме (прямая палка), но непригоден по длине (короток), решаю­щим для выбора была длина, а не форма пред­мета.

В случаях предъявления обезьяне толстого, но мягкого шнура и твердой тонкой проволоки шимпанзе иногда ошибался, то есть выбирал сначала шнур, но, взяв шнур в руку, он тут же бросал его и заменял твердой проволокой.

Из пяти предложенных ему одинаковых по виду, форме и величине, но разных по твер­дости предметов (отрезков мягкого шнура, эластичной проволоки, палочки, стебля гиб­кого растения) шимпанзе избирал наиболее пригодный для доставания предмет — палоч­ку—и успешно вынимал ею приманку.

В третьей серии опытов, когда обезьяне предлагались в качестве орудия предметы, тре­бующие усмотрения и вычленения части, при­годной для употребления в качестве орудия (например, прута из куска плетеной корзи­ны, отрезка проволоки из проволочного треу­гольника или других, сложно оформленных проволочных фигур), шимпанзе быстро заме­чал подходящий элемент, выделял его, вы­рывал из комплекса и успешно применял для доставания приманки. Более того, при полу­чении широкой планки или доски он мог от­членять от нее узкие лучины и действовал ими как орудием выталкивания приманки.

В четвертой серии опытов шимпанзе дол­жен был обработать непригодный для непос­редственного употребления предмет так, что­бы им можно было достать из трубы приманку. В качестве возможных орудий обезьяне давали ветку с листьями, виток проволоки, прово­локу, изогнутую в виде букв Г, П, С, О. По­лучив такие предметы, шимпанзе превращал их в орудие, пригодное для доставания при­манки: обрывал боковые побеги ветки, меша­ющие ее проталкиванию в отверстие трубы, оставляя лишь прямой ствол, которым успеш­но доставал приманку; разгибал проволоку и выпрямленным концом выталкивал приман­ку из трубы.

Но интересно, что, в совершенстве владея обычно деконструктивными приемами и ак­

тивно применяя их при обработке непригод­ного предмета, шимпанзе, получив в качестве орудия палку с прикрепленными к ней мяг­кими поперечинами из провода или раздвиж­ные планки, скрепленные лишь в центре, вме­сто того, чтобы прижать провод к оси палки или сдвинуть расходящиеся концы планок и получить двойную узкую планку, поступал по привычке. Обезьяна и на этот раз применяла лишь деконструктивные приемы, с большим трудом вырывала боковые поперечные прово­да, ломала выступающие концы планок и, получив гладкое прямое орудие, доставала им приманку.

В пятой серии (111 опытов) обезьяне пред­лагали короткие бамбуковые палки для со­ставления и простые короткие палочки для их связывания. Оказалось, что шимпанзе толь­ко эпизодически, в единичных случаях состав­лял палки, но никогда не пытался связать их, хотя в игре он обнаруживал умение состав­лять и связывать объекты, присоединяемые к своему телу (руке, ноге). Более того, нередко он разнимал составленное из 2 и 3 палок ору­дие и засовывал в трубу разрозненные пал­ки, не достигая, конечно, цели — выталки­вания приманки.

Чем же объяснить такое, с одной сторо­ны, весьма успешное решение обезьяной предложенных нами задач в условиях слож­ной дифференцировки находящихся в комп­лексе элементов, пригодных для употребле­ния в качестве орудия, их трудной обработки, а с другой — неумение составлять и связы­вать элементы при необходимости их соеди­нения для получения удлиненного орудия?

Мы объясняем это тремя причинами: био­логической, физиологической и психологи­ческой.

Биологическая причина состоит в том, что шимпанзе в естественных условиях жиз­ни ежедневно осуществляет деконструктив-ную деятельность типа ломания, расчлене­ния веток и сучков дерева при постройке им ночных гнезд. При этом он самостоятельно должен усмотреть нужный развилок дерева, достаточно большой и крепкий для соору­жения на нем гнезда, и, безусловно, дол­жен также дифференцировать толщину под­лежащих сламыванию веток. Однако, нагромождая сломанные части верхушек де» ревьев и переплетая их более тонкие пери­ферийные концы, обезьяна никогда не пользуется ни приемом вставления, ни при­емом связывания концов веток. Не делает она этого и в неволе.

Послесловие к книге Я. Дембовского " Психология обезьян' 271

Физиологическая причина неспособности шим­панзе к соединению и составлению палок заклю­чается в том, что, образовав условный рефлекс на использование единичного твердого предмета для выталкивания приманки из трубы и удаляя все по­сторонние выступающие на этом предмете части, он воспринимал и данное ему составное орудие как объект с отрицательным сигнальным призна­ком в виде составленности, свидетельствующей о непригодности орудия к употреблению. Поэтому-то он настойчиво противился соединению, а иногда даже и употреблению уже составленного орудия.

Психологическая причина состоит в том, на наш взгляд, что в результате многочислен­ного оперирования прямой и гладкой палкой шимпанзе сохранил генерализованный зри­тельный образ пригодного орудия, обладаю­щего определенными признаками — длиной (соответствующей длине трубы с приманкой), толщиной (соответствующей диаметру отвер­стия трубы) и формой.

Наличие этого генерализованного зритель­ного образа, то есть представление о пригод­ном к употреблению орудии как единичном целом прямом предмете, тормозило выпол­нение акта составления палок, так как при­знак составленности выступал для шимпанзе в том качестве, в каком он входил в прошлых его удачных опытах, где всякого рода излиш­ние элементы на целом предмете-орудии уда­лялись им до тех пор, пока он не получал глад­кого целого орудия.

Соединяя в игре короткие палки и полу­чая удлиненное орудие или расчленяя уже составленное орудие, шимпанзе не уловил значения составления как акта, способству­ющего удлинению. Поэтому он и не смог по­стичь причинно-следственные соотношения в процессе конкретного составления палок.

В этом и состоит качественное, принци­пиальное отличие интеллекта шимпанзе от интеллекта человека.

Но было бы неправильным вообще отри­цать наличие интеллекта у шимпанзе. Интел­лект этой обезьяны проявляется, например, в том случае, когда она самостоятельно уста­навливает нужную связь между орудием и тру­бой, содержащей приманку, употребляя лю­бой твердый, гладкий, длинный, узкий предмет.(Ее интеллект сказывается и при вы­боре соответствующего предмета (орудия) из группы непригодных (по длине, толщине, плотности, форме). Лишь наличие интеллекта помогает шимпанзе изменять непригодный предмет и делать его пригодным путем обра­ботки руками и зубами; вычленять недостаю­

щий ему для оперирования предмет из слож­ного составного комплекса и даже целого предмета (лучины из доски).

Однако качественно, повторяем, принци­пиально интеллект шимпанзе, конечно, иной, чем интеллект человека.

Сравнение высших и низших обезьян пока­зывает, что интеллект первых выше интеллекта вторых. Это доказывается, например, тем, что низшие обезьяны лишь в виде исключения са­мостоятельно употребляют орудие для достава-ния удаленной приманки (опыты А. И. Кац, Г.З. Рогинского). Не справились они и с задачей в экспериментах с трубой, содержащей приманку (в опытах Н.Ф. Левыкиной). Только у Клюве-ра (Kluver, 1961) обезьяна капуцин сумела дос­тать приманку из трубы палкой. В то же время высшие обезьяны (в опытах Н.Ф. Левыкиной), даже молодые (6—8 лет), сумели использовать для выталкивания приманки не только прямую и чистую палку, но и сучковатую или даже вет­ки, умело обрывая на них боковые, мешающие проталкиванию в трубу побеги. Все эти, как и другие, весьма значительные факты лишний раз указывают на различие (но лишь по степени, а не по существу) интеллекта высших и низших обезьян.

в) Реакция обезьян на относительные признаки. Абстракция и обобщение

Реакция обезьян на относительные призна­ки детально исследована рядом украинских ученых из школы В.П. Протопопова, доказав­ших наличие у обезьян процессов обобщения и абстракции.

На основании экспериментов с низшими обезьянами В.П. Протопопов приходит к вы­воду, что при решении поставленных задач эти обезьяны (как и другие подопытные живот­ные, например, собаки) различают элементы ситуации не только по абсолютным, но и по относительным признакам, выступающим в предметах при их сопоставлении друг с дру­гом (Протопопов, 1950).

Улавливание и обобщение отношений по­допытными животными свидетельствует об их способности к абстрагированию, и этот про­цесс является биологической предпосылкой к возникновению в процессе становления чело­века специфически человеческого мышления, представляющего собой, согласно И. П. Павлову, " отвлечение от действительности".

В опытах П.В. (Протопопов, 1950) обезьяны (павианы и макаки резусы)

272 Н.Н. Ладыгина—Котс

оказались способными правильно реагировать на признак интенсивности светлоты окраски предметов (темнее — светлее).

В опытах А.Е. Хильченко (Протопопов, 1950), работавшего с павианами-гамадрила­ми, обезьяны различали отношение величи­ны квадратов, прикрепленных к ящикам, причем меньший квадрат был 101 см², боль­ший—225 см². Расстояние между ящиками было 5 см. Приманка всегда находилась в мень­шем ящике. Положение того и другого ящика менялось во избежание выбора обезьяны лишь по топографическому признаку — место­нахождению ящика.

После того как у обезьян выработался на­вык притягивать ящик с меньшим квадратом, квадраты заменяли кругами, потом—треуголь­никами (площадью 25—40 см²). Независимо от изменения формы животные продолжали выбирать ящик с меньшей фигурой.

Далее им были предложены два разных по размерам ящика кубической формы, затем — разных размеров призмы и пирамиды. Несмот­ря на изменение формы сопоставляемых фи­гур, положительная реакция обезьян на вы­бор меньшей по размерам фигуры независимо от ее формы оставалась постоянной. Это ука­зывало на то, что низшие обезьяны были спо­собны производить обобщение на основе от­носительных признаков, то есть что они обладают способностью к элементарной аб­стракции. Но, как подчеркивает В.П. Прото­попов, у обезьян " относительный признак не отвлекается полностью, как это имеет место благодаря слову у человека, а только выделя­ется в наглядно представленных конкретных объектах". Это — абстракция in concrete, ког­да " замечаемый признак не отделяется, а от­теняется в предмете". " Истинная же абстрак­ция выражается в полном отвлечении признака от реального объекта и мыслится вне этого объекта, что возможно лишь тогда, когда этот признак будет обозначен словом. И эта истин­ная полная абстракция (vera) возможна, ко­нечно, лишь у человека в его речевом перио­де" (Протопопов, 1950, с. 163).

Наличие процесса элементарной абстрак­ции А.Я. Маркова установила у низших обе­зьян в опытах, проведенных по методу пред-почитания в условиях свободного выбора обезьяной предметов, обладающих разными признаками, при парном их сопоставлении (Маркова, 1962). При этом выбор любого пред­мета каждый раз поощрялся экспериментато­ром. Как уже было упомянуто, результаты ис­следований над макаками резусами (два самца

и одна самка), проведенных в условиях сопо­ставления объемных фигур (шара, куба и пи­рамиды), показали, что одни особи об­наружили предпочитание шара, другие — куба. а некоторые чаще всего выбирали пирамиду.

При замене объемных фигур плоскими, плоских — наклеенными или нарисованны­ми, включенными в фон; далее, при замене этих последних черными контурами тех же изображений и, наконец, пунктирными кон­турами обезьяны сохранили прежнее направ­ление выбора.

Те особи, которые при сопоставлении шара с кубом и пирамидой предпочитали выбор шара, при сопоставлении круга с квадратом и треугольником предпочли круг. Обезьяны, ко­торые в первоначальном выборе предпочитали куб перед шаром и пирамидой, при сопостав­лении плоских фигур — квадрата, круга и тре­угольника — предпочли выбор квадрата.

При замене плоских фигур объектами, вы­резанными из бумаги и наклеенными на кар­тон, или нарисованными на картоне фигурами обезьяны сохраняли тот же принцип выбора. И, что интересно, они пытались охватить пальца­ми не самую карточку с наклеенной или нари­сованной предпочитаемой фигурой, а цен­тральную часть изображения фигуры, что, конечно, им не удавалось сделать.

Прежний принцип выбора предпочитае­мых форм сохранился и в случае сопоставле­ния черных и контурных, а также пунктир­ных контурных форм.

Но интересно отметить, что процент пред­почитаемого выбора обычно изменялся при каждой замене характера сопоставляемых фигур.

Таким образом, совершенно очевидно, что, чем меньше походили сопоставляемые фигуры на конкретный предмет, тем хуже осуществлялся предпочитаемый выбор. Это свидетельствовало и о том, что ослабление восприятия конкретных объектов, то есть пе­реход к абстрагированию существенных при­знаков предметов, затруднял выделение пред­почитаемых признаков.

Эти опыты А.Я. Марковой доказывают так­же, что низшие обезьяны в состоянии заме­чать и дифференцировать округлость, четыре-хугольность и треугольность предметов при выборе предпочитаемых признаков.

В результате исследований и психологичес­кого анализа советскими учеными поведения обезьян можно сделать вывод о наличии у обе­зьян дифференциации свойств предметов (цве­та, формы, величины), способности к пред-

Послесловие к книге Я. Дембовского " Психология обезьян" 273

почитанию признаков предметов; о наличии представлений, элементарного мышления, обобщения и абстракции. Но интеллект обезь­ян качественно, принципиально отличен от интеллекта человека, а их абстракция in concrete является лишь элементарной, а не полной абстракцией (vera), свойственной толь­ко человеку.

3. ПОДРАЖАНИЕ ОБЕЗЬЯН

В целях выявления прогрессивных черт в поведении обезьян весьма интересным, но дискуссионным и разноречиво решенным является вопрос о подражании обезьян.

Г.Д. Аронович и Б. И. Хотин, признавая боль­шое значение подражания животных в стаде, в семье, когда менее активные или более моло­дые животные путем подражания приобретают нужный жизненный навык, опыт от вожака или старших сочленов группы, поставили экспери­мент с обезьянами таким образом, чтобы мож­но было проанализировать наличие подражания, пользуясь методом " экспериментального кон­фликта" (Аронович, Хотин, 1929). Этот метод состоял в том, что на один и тот же раздражи­тель у различных обезьян в условиях их изоля­ции вырабатывали противоположные реакции. Так, на один и тот же сигнал, например, крас­ный цвет, одна обезьяна приучалась бежать к пище, в то время как у другой вырабатывалось торможение — навык оставаться на месте; были также обезьяны, оставленные в качестве конт­рольных, нетренированных. При соединении обезьян в одном помещении можно было обна­ружить (в результате наблюдения за поведени­ем обеих групп) наличие или отсутствие под­ражания одних особей другим. Для одних групп обезьян в разных сериях опытов положительным условным раздражителем был красный, отри­цательным — синий цвет; для других — наоборот. Когда эти условные рефлексы были выработа­ны, животных, содержавшихся ранее в изоля­ции, соединили вместе, включая и контрольных, нетренированных особей.

В конечном результате оказалось, что воп­реки общераспространенному мнению о силь­но выраженном подражании у обезьян в ус­ловиях эксперимента подражание было весьма незначительно — всего 25%.

Позднее явление подражания изучали М.П. Штодин, Л.Г. Воронин и Л.А. Фирсов.

М. П. Штодин пришел к заключению, что обезьяны-зрители явно подражали обезьянам, действия которых они видели (см. Воронин, 1957).

У Л. Г. Воронина, работавшего со стадом молодых павианов-гамадрилов (II особей), в качестве положительного и отрицательного тормозящего сигнала были звонки разного тембра (см. Воронин, 1957).

У 6 обезьян подача звонка никогда не под­креплялась, и стремление бежать к пище при звуке звонка у животного возникало лишь при виде бегущих к кормушке особей или лри виде поедания пищи вожаком.

В опытах на подражание были использова­ны и макаки резусы. Подражательные реак­ции нажимания на рычаг появлялись у них при стуке метронома. Это действие нетрени­рованные животные переняли из подражания. На условный сигнал — стук метронома — они бежали к рычагу, хватали его, а потом завла­девали кормом. Точно так же было обнаруже­но, что нетренированные обезьяны легко пе­ренимали действия, которые производили в их присутствии обезьяны, воспроизводившие те или другие выработанные навыки.

Г. И. Ширкова отмечает, что у детенышей обезьян весьма ярко выражено подражание действиям матери, производившей различ­ного вида движения в экспериментальной си­туации. Этот автор наблюдала, как угасшая ориентировочно-исследовательская реакция обезьян проявлялась под влиянием такой же реакции другой обезьяны (см. Воронин, 1957).

Л. Б. Козаровицкий, исследовавший взрос­лого шимпанзе, сообщает, что эта обезьяна из подражания перенимает не только поло­жительные и отрицательные условные реф­лексы, но и их переделки; шимпанзе без пред­варительной тренировки правильно реагирует на изменение сигнального значения раздра­жителя (Козаровицкий, 1956).

Чрезвычайно интересна работа Л.А. Фир-сова, изучавшего следовое подражание у шим­панзе. Испытуемыми животными были три самки шимпанзе (6 с половиной, 7 и 10 лет), содержавшиеся в институте И.П. Павлова в лаборатории приматов (Фирсов, 1959).

Методика его опытов сводилась к изуче­нию следовых условных рефлексов на пище­вые раздражители. Исследование проводилось таким образом, чтобы между серией опытов, демонстрирующих выполнение определенных действий, и актуализацией их обезьяной-имитатором был известный промежуток вре­мени (от нескольких минут до 14 суток). Сле­довые условные рефлексы на пищу образуются быстро даже при отсрочке в 30 минут.

274 Н.Н. Ладыгина—Котс

Л.А. Фирсов доказал, что следовое подра­жание у шимпанзе формируется более успеш­но при одновременном предъявлении им по­ложительных и дифференцировочных деталей ситуации. Оно зависело как от индивидуаль­ных, так и от возрастных особенностей.

Нельзя не упомянуть и о самостоятельно возникающей подражательной деятельности высших обезьян, связанной с употреблением предметов человеческого обихода, например, карандашей для черчения на бумаге. Нами наблюдались два шимпанзе (4 и 10 лет — Иони и Петер), оба из которых при виде пишущего экспериментатора, регистрирующего их по­ведение, нередко и сами пытались получить карандаш и старались водить им по бумаге, предаваясь этому занятию длительное время. Иони даже плакал, когда у него отнимали карандаш, и выхватывал его из рук экспери­ментатора, а при отсутствии карандаша иног­да пускал слюни и размазывал их указатель­ным пальцем.

Сравнение характера " рисунков" обоих шимпанзе, вернее, нанесенных на бумагу штрихов, наглядно показывало, что взрослый шимпанзе воспроизводил более сложные штрихи, чем молодой. Этот последний (Иони) обычно проводил лишь горизонтальные или слегка Перекрещивающиеся линии, старался испещрять ими сплошь весь имеющийся лист бумаги, в то время как Петер наносил то в центре листа, то направленные к углам листа концентрированные скопления коротких штрихов, состоящих из отрезков, скученных в одном месте линий (Ладыгина- Котс, 1935;

Morris, 1962).

Но следует подчеркнуть, что даже взрос­лый шимпанзе никогда не передавал в своих " рисунках" хотя бы подобие видимых пред­метов, что легко делал ребенок уже в 2, 5 года.

В рисунках детей этого возраста обычно изображаются " головоноги", то есть подо­бия человечков, у которых из головы тянутся вниз и в стороны " руки" и " ноги" в виде пря­мых линий.

Способность шимпанзе к нанесению штрихов наблюдал В. Р. Букин. Но он не обна­ружил у них воспроизведения образов (Бу­кин, 1961).

Способность низших обезьян к чирканью карандашом по бумаге была зафиксирована и описана B.C. Мухиной, наблюдавшей, в частности, за капуцином. Однако карандаш­ные штрихи капуцина явно уступали по их сложности и четкости таковым у шимпанзе (Morris, 1962).

Особый случай подражательных действий обезьян представляет их способность к под­ражательному конструированию, то есть к составлению фигур из отдельных элементов.

В зарубежной литературе в опытах Кэти Хейс с шимпанзе Вики приводится факт, свидетельствующий именно о таком по­дражании (Heyes, 1952).

Наблюдая действия воспитательницы с цветными объемными фигурами. Вики мог­ла брать из группы положенных перед ней фигур подобные тем, которые брала воспи­тательница и составлять пирамиды. Но, про­водя эти И1 тересныс опыты, Кэти Хейс не дает их анал» эа и не показывает, в какой сте­пени обезьяна получала помощь от экспери­ментатора и насколько она действовала са­мостоятельно.

Мы при исследовании аналогичного под­ражательного конструирования у шимпанзе Иони проводили эксперимент по иному ме­тоду. Во-первых, мы составляли пирамиду в присутствии шимпанзе, но не давали ему воз­можности брать элементы составной фигуры сразу же после их выбора экспериментатором, а заставляли ждать, пока не будет составлена вся фигура. Во-вторых, в некоторых опытах мы давали готовую фигуру-образец, побуж­дая шимпанзе сделать такую же самостоятель­но. Отличались по цвету и предложенные для составления элементы.

У К. Хейс составляемые элементы были разноцветные, у нас — одноцветные (цвета не крашеного, а лишь лакированного дере­ва), что, несомненно, затрудняло выбор.

С Иони было проведено 119 опытов на под­ражательное составление фигур по образцу, состоящему из 2—5 элементных частей.

Анализ этих опытов показал, что шимпанзе мог правильно составлять лишь 2-элементные фигуры, причем процент абсолютно правиль­ных решений (без проб) подобных задач рав­нялся 34. Менее удачно он составлял 3-элемен-тные фигуры (8, 3% абсолютно правильных решений), еще хуже —4-и 5-элементные фи­гуры (5, 2% абсолютно правильных решений).

Если составление 2-элементных фигур обе­зьяна производила самостоятельно и нередко сразу же правильно, то при 3—4-элементных фигурах она часто ошибалась и только отвер-гание экспериментатором ее постройки и лишение ее поощрения (в виде игры) побуж­дало ее к исправлению ошибок и получению фигуры, подобной предложенному образцу.

Эти же опыты, проведенные в плане срав­нения подражательной конструктивной спо-

Послесловие к книге Я. Дембовского " Психология обезьян' 275

собности шимпанзе и трех детей (4-летнего возраста), обнаружили принципиальное, ка­чественное превосходство последних в осуще­ствлении подражательного конструирования фигур по образцу.

Дети, как правило, превосходно конструи­ровали не только 2-, 3-, 4-, но и 5-элемент-ные фигуры; они сразу и безошибочно выби­рали нужные элементы из группы предложенных, совершенно самостоятельно составляли из них фигуру, подобную образцу. Более сложные фигуры у них получались даже лучше, потому что дети при этом были более внимательны, чем при составлении простых фигур, осуществляемом небрежно. Кроме того, так как сложные фигуры-образцы дава­лись обычно после действия над простыми, то дети, конечно, приобретали большой опыт в их конструировании.

Но интересно, что характер ошибок, на­пример, при составлении 3-элементных фи­гур у детей совпадал с тем, что наблюдалось у шимпанзе Иони.

Так, и шимпанзе и дети пропускали вклю­чение среднего элемента (при конструирова­нии 3-элементных фигур), составляя лишь основание и верхушку фигуры. А при воспро­изведении 4-элементных фигур они пропус­кали два средних элемента. Но у шимпанзе подобные ошибки встречались часто, а у де­тей — лишь в виде исключения.

Психологический анализ этих опытов об­наружил, что аналитико-синтетическая дея­тельность шимпанзе качественно, принци­пиально отлична от таковой у ребенка того же возраста.

Это положение подтверждалось не только тем, что дети, как правило, имели более точ­ное восприятие при выборе нужного составно­го элемента из группы различных избираемых и сохранили более прочное представление о фигуре-образце, но и тем, что они производи­ли более точную аналитико-синтетическую дея­тельность — мысленное расчленение фигуры-образца и ее конкретное воспроизведение. В подавляющем большинстве случаев дети выпол­няли задания правильно и самостоятельно, при полном отсутствии руководящей помощи со стороны экспериментатора, выражавшейся в от­ношении шимпанзе в отвергании неверно со­ставленных фигур и вторичном составлении фи­гуры-образца.

Дети не только лучше владели техникой составления, лучше знали статику фигур (учитывали положение устойчивости и не­устойчивости), но и вносили инициативу при

конструировании. Нередко после осуществ­ления правильного воспроизведения фи­гуры-образца они сами осложняли эту фи­гуру дополнительными элементами. Они пытались воспроизвести подобие вещей из обихода человека и называли сделанные ими фигуры " столиком", " скамейкой", " самоле­том", " поездом". Порой дети стремились при­вести сконструированные ими вещи в состо­яние движения и, сделав, например, подобие самолета, поднимали фигуру в воздух — имитируя полет действительного самолета, или двигали ее по столу — воспроизводя дви­жение поезда.

Уже такое беглое сравнение характера под­ражательного конструирования по образцу у шимпанзе и у детей вскрывает безусловное качественное различие этих процессов у обе­зьян и у человека. Об этом свидетельствует способность к стремление детей к уподобле­нию сделанных ими конструкций вещам из человеческого обихода, к конструированию по заранее задуманному плану, точнее, в соот­ветствии с мысленным образом конструи­руемой вещи.

В заключение подведем итог результатов исследований поведения и психологии обе­зьян советскими учеными, которые кон­кретизировали особенности психики этих бли­жайших к человеку животных.

Обезьяны имеют точные восприятия раз­личных признаков предметов; они обладают способностью предпочитания некоторых при­знаков (цвета, формы, величины); у них со­храняются следы восприятий, запечатлевают­ся зрительные образы — представления предметов; у них установлено наличие гене-рализованных представлений. У обезьян мож­но выработать сложные зрительно-двигатель­ные навыки; они имеют элементарное, конкретное, образное мышление (интеллект) и способы к элементарной абстракции (in concrete) и обобщению. И эти черты прибли­жают их психику к человеческой. Однако их интеллект качественно, принципиально от­личен от понятийного мышления человека, имеющего язык, оперирующего словами, как сигналами сигналов, системой кодов, в то вре­мя как звуки обезьян хотя и чрезвычайно мно­гообразны, но выражают лишь их эмоциональ­ные состояния и не имеют направленного характера. Обезьяны, как и все другие живот­ные, обладают лишь первой сигнальной сис­темой действительности.

Как показывают экспериментальные иссле­дования, обезьяны способны к осуществлению таких сложных форм деятельности, как кон­структивная и даже орудийная, но при осу­ществлении конструирования, умея из под­ражания составить из отдельных частей фигуру, подобную предложенному образцу, они никогда не пытались сконструировать вещь по мысленному образу ее в противоположность детям, которые легко это делали. Пользуясь из подражания человеку карандашом и нано­ся на бумагу разнообразные линии, обезьяны никогда не пытались воспроизвести хотя бы простейший рисунок, передающий какой-либо образ из окружающего их мира.

Орудийная деятельность обезьян имеет свои особенности: вспомогательный предмет они употребляют в качестве орудия, но не закрепляют за ним определенного значения и по миновании надобности уничтожают его. Высшие обезьяны могли видоизменять непри­годный для употребления предмет путем некоторой обработки; они даже могли соста­вить орудие из нескольких частей, но это со­единение осуществлялось не намеренно, а случайно в игровой деятельности, удачные результаты которой использовались ими ус­пешно. Устанавливаемые ими связи носили пространственно-временной, а не причинно-следственный характер, что обнаруживалось при видоизменении ситуации опытов, когда они сразу теряли верный путь решения.

Таким образом, совершенно очевидно, что за последние 20—25 лет советские ученые в своих исследованиях психологии обезьян зат­рагивали самые разнообразные темы.

Они изучали и инстинктивные формы поведения обезьян, и навык, и особенно ин­теллект, давая новые факты для суждения о психике этих животных и ее особенностях.

Много работ было посвящено анализу физиологических механизмов поведения обезьян.

Большая часть исследований психологии обезьян проведена советскими учеными в плане сравнительной психологии, что по­зволяет делать выводы, имеющие прямое от­ношение к проблеме антропогенеза, указы­вая на черты сходства и черты различия человека и обезьяны. Эти работы конкретизи­руют биологические предпосылки к возник­новению в процессе становления человека спе­цифически человеческих черт — мышления понятиями в связи со словом.

С. Л. Новоселова* ОБРАЗОВАНИЕ НАВЫКА ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ПАЛКИ У ШИМПАНЗЕ

Навык как явление, включающее систему поведенческих реакций животного, издавна привлекал внимание исследователей своими методическими возможностями для выясне­ния закономерностей высшей нервной деятель­ности, элементарного мышления животных и их сенсорных процессов.

Анализируя навык у антропоидов, иссле­дователи определяли сенсорные дифференци-ровки, различные качества и количества предметов. Таковы работы советских ученых, например Э. Г. Вацуро, Н. Ю. Войтониса, П. К. Денисова, Н. Н. Ладыгиной-Коте, И. П. Павлова, Г. 3. Рогинского, В. П. Протопо­пова, А. Е. Хильченко, М. П. Штодина. В иссле­дованиях над низшими и высшими обезьяна­ми они, в частности, выясняли, особенности предметного мышления обезьян, анализируя образование сложных навыков при условии преодоления животными различных препят­ствий на пути доставания приманки.

Факты использования шимпанзе и низши­ми обезьянами палок и прочих предметов для достижения приманки приводили ученых к проблеме употребления и даже " изготовления" орудий антропоидами.

Однако иногда навык употребления палки рассматривается либо как инстинктивная ви­довая особенность антропоидов, либо, в слу­чае внезапного правильного употребления обе-зьяной палки, как проявление особого " вникания" в ситуацию. Некоторые исследо­ватели считают навык употребления палки реакцией условнорефлекторной, формирую­щейся у обезьяны в качестве приспособитель-ной формы поведения.

Исследования над двумя молодыми сам­цами шимпанзе, проведенные А. Е. Хильчен­ко (1955), экспериментально показали, что на-

* Новоселова С.Л. Образование навыка использова­ния палки у шимпанзе // Вопросы антропологии. 1960. Вып.2. С. 31—37.

вык пользования палкой для доставания при­манки, расположенной на недостижимом для рук расстоянии, не является врожденной ре­акцией шимпанзе, а формируется в зависи­мости от условий жизни.

Шимпанзе обладают довольно высоко раз­витым уровнем высшей нервной деятельнос­ти, о чем свидетельствуют, например, их ярко выраженная способность манипулирования предметами и многочисленные наблюдавши­еся различными авторами (Э. Г. Вацуро, В. Ке-лер, Н. Н. Ладыгина-Коте, Г. 3. Рогинский, Л. А. Фирсов, А. Е. Хильченко) факты исполь­зования этими обезьянами палок и других предметов в качестве " орудий" для достава­ния приманки.

Такие высшие формы поведения антропо­морфных обезьян, как использование палок, преодоление различного рода препятствий для доставания приманки и другие виды сложно­го поведения формируются у них в течение жизни. Они складываются из отдельных двигательных рефлексов, образующих слож­ные реакции. Направленность таких реакций иногда истолковывается как умственная пред­намеренная деятельность. Но на самом деле здесь налицо лишь сложные сенсомоторные навыки, являющиеся биологическими пред­посылками трудовых действий у человека.

Как и всякая сложная двигательная реак­ция, навык употребления обезьяной палки для доставания приманки формируется постепен­но. Он не является реакцией инстинктивной в том смысле, в каком мы говорим об инстин­ктивном употреблении пчелой воска для вы-делывания ячеек на вощине. У пчелы строи­тельство ячеек состоит из серии безусловнорефлекторных инстинктивных дей­ствий, вне выполнения которых существова­ние данного вида насекомых немыслимо. У ан­тропоида употребление палки в качестве " орудия" для доставания приманки является условнорефлекторным актом, вызванным определенными условиями обстановки при до­бывании пищи, и носит характер индивиду­альной, а не видовой приспособляемости жи­вотных.

Хотя навыки у обезьян изучаются не ме­нее пятидесяти лет, однако исследователи сложных форм поведения обезьян, констати­руя образование тех или иных навыков, обыч­но не анализируют детально процесс их уста­новления, недостаточно пытаются проследить его формирование в связи с условиями дан­ной ситуации и биологическими возможнос­тями животного. Исследование образования

278 С. Л. Новоселова

навыка употребления вспомогательного пред­мета антропоидом имеет принципиальное зна­чение для понимания важнейшей проблемы возникновения орудий труда у человека. В на­стоящей работе нами приводятся данные, по­лученные в опытах со взрослым самцом шимпанзе Султаном по формированию дви­гательного навыка использования палки при доставании приманки.

Опыты проводились в период с мая по июль 1957 г. В них использовались выструганные со­сновые палки длиной 40 см (диаметр — 1 см). Приманка на экспериментальном столике рас­полагалась на определенном расстоянии от от­верстия в решетке клетки, через которое обе­зьяна могла свободно просовывать руки. В опытах по формированию навыка приманка всегда располагалась таким образом, что дос­тать ее можно было лишь с помощью палки. Расстояние от отверстия в решетке до приман­ки было от 95 до 110 см. Нами было проведено 300 опытов, происходивших в дневное время. До того Султан никогда в нашей лаборатории самостоятельно палками не пользовался. Пал­ки, попадавшие в его клетку, Султан обычно расщеплял и изгрызал, не пытаясь что-либо доставать ими. Перед обезьяной на экспери­ментальном столе приманка (долька апельси­на) помешалась за пределами возможности доставания рукой; рядом, вплотную соприка­саясь концом с решеткой, лежала палка. В по­добной ситуации Султан в течение 20 опытов тщетно пытался дотянуться до приманки ру­кой, либо совсем не обращая внимания на палку, либо изгрызая ее в промежутках между попытками. После того как экспериментатор дважды демонстративно придвинул приман­ку палкой движением от себя к обезьяне, Сул­тан сделал первую попытку достать приманку палкой, однако ограничился тем, что высу­нул палку в сторону плода.

Только после трех последующих показов Султан впервые придвинул концом палки дольку апельсина на несколько сантиметров к себе и взял рукой. С этого момента нами было предпринято тщательное протоколиро­вание каждого опыта. При анализе получен­ных данных обнаружились факты, характери­зующие постепенное формирование навыка использования палки.

Вначале движения руки Султана были крайне неловкими, состоящими из отдельных мало целесообразных и чрезвычайно напря­женных рывков. В ходе повторных придвига-ний плода постепенно происходило торможе­ние излишне напряженных и неправильных

движений руки с палкой, которые станови­лись более продолжительными и плавными. Проанализируем несколько протоколов опы­тов, чтобы представить себе эту картину из­менения характера движений.

Протокол опыта № 2 (от 18 мая 1957 г.).

Долька мандарина лежит на расстоянии 95 см от отверстия в решетке клетки. Султан входит в экспериментальную клетку, смотрит в сторону подкорма. Первое движение — про­тягивание руки в сторону плода, но оно за­тормозило ь, когда рука высунулась до поло­вины предплечья. Султан изменяет первоначальное направление руки и берет пал­ку, лежащую на краю экспериментального стола, осторожно подводит к дольке и подтал­кивает ее концом палки к борту стола справа налево. На несколько мгновений он отвлека­ется на шум в коридоре: движение руки с пал­кой прекращено, голова повернута в сторону коридора. В следующую секунду Султан про­должает подтягивать дольку осторожными дви­жениями, ведя ее концом палки по борту сто­ла. Иногда он, подталкивая палкой плод, промахивается, делает движение палкой по воз­духу выше дольки на 1—2 см. Начинает толкать не концом, а ребром палки. Затем он сразу продвигает дольку ближе к себе, делает по­пытку достать дольку рукой, но, не дотянув­шись, снова ребром палки придвигает дольку ближе к себе, берет ее и съедает.

На рисунке изображена траектория движе­ния конца палки в опыте № 3 (от 18 мая 1957 г.). Мы видим, как и в приведенном выше про­токоле, насколько сложной для шимпанзе яв­ляется вначале операция приближения при­манки палкой (рис. 1, а, б).

Прерывистость движения руки Султана, неуверенность направления им конца палки и, наконец, взмахи палкой над долькой — все это свидетельствует о недостаточной коорди-нированности работы отдельных групп мышц. В руке шимпанзе при этом осуществляется сложный комплекс мышечных усилий в кис­ти, предплечье и плече: при тоническом со­кращении мышц еще не налажена координа­ция между синергистами и антагонистами, между частями верхней конечности. Султан не может еще оперировать палкой, при активно­сти одной кисти он оперирует рукой в целом;

все мышцы, вся колоссальная сила верхней конечности употребляются на такое, не тре­бующее, казалось бы, никакого напряжения действие, как придвигание к себе легкой доль­ки апельсина. При этом наблюдается и недо­статочная координация работы глаза и руки.

Образование навыка использования палки у шимпанзе 279

иногда Султан, вместо того, чтобы прибли­жать к себе дольку, отодвигает ее от себя, про­махивается. Вместе с тем уже в этом опыте, втором по счету, наблюдается переход Султа­на от оперирования концом палки к придвиганию подкорма ее ребром, что в последующих опытах окончательно закрепляется.

В опыте № 8 (18 мая 1957 г.) Султан опе­рирует палкой, держа ее в правой руке, как и во всех других опытах. Первые его движения неуверенные, сначала он придвигает приман­ку ребром палки, два раза ее концом, затем опять ребром: в результате шестм движений вытянутой руки с палкой Султан придвигает к себе дольку. В последующем 13-м предъявле­нии дольки Султан, взяв вновь палку, кос­нулся концом дольки апельсина и четким дви­жением придвинул ребром палки ее на 20 см, затем еще на 30 см, после чего взял рукой. В этом опыте у обезьяны впервые достаточно четко проявляются более слитные и продол­жительные движения руки, держащей палку.

Рис. 1. Траектория движения палки в начале (I) и в конце (II) формирования навыка:

а—исходное положение палки; б— конечное положение

Обезьяна постепенно переходит от многих прерывистых движений к двум—трем движе­ниям. Наконец, в девятнадцатом опыте (20 мая 1957 г.) Султан в первый раз придвигает при­манку сразу на 50 см единым слитным движе­нием правой руки. При повторении предъявле­нии приманки все чаще осуществляются направленные движения, а прерывистые ста­новятся реже. В результате Султан начинает систематически придвигать дольку сразу, од­ним движением руки. На основании получен­ных данных нами был построен график выра­ботки у шимпанзе навыка использования палки для доставания приманки (рис. 2).

Движения руки с палкой в ходе одного и того же опыта не являются равнозначными,

а имеют свои особенности. Обращает на себя внимание тот факт, что притягивание палкой дольки, как определенное действие, распада­ется на несколько движений, не равных по своей протяженности. Первые движения у шимпанзе (в опытах № 12, 16, 17 и других) имеют размах в 10—20 см, а последние в 20— 30 см. Первое движение, особенно в начале, бывает обычно более замедленным, протекает с большим напряжением, чем последнее, за­вершающее движение, сравнительно быстрое и плавное.

Рис. 2. График формирования навыка употребления палки у шимпанзе:

По вертикали — средние данные числа движений рук с палкой; по горизонтали — порядковые номера групп ответов по пяти

В наших опытах также наблюдалось затруд­нение движения вначале, когда приманка приближалась одним движением. Это показы­вает запись опыта № 28 (20 мая 1957 г.): " Од­ним движением, с небольшим мышечным за­труднением вначале, Султан продвинул дольку на 40 см ребром палки по дуге и взял приманку рукой". Такая затрудненность на­чала действия, выраженная в медленном, на­пряженном, напоминающем рывок движение руки с палкой, гипотетически может быть объ­яснена тем, что установка костно-мышечно-го аппарата руки обезьяны происходит не за­ранее, а лишь в процессе самого продвигания приманки концом палки. Следует отметить, что если вначале вся рука принимала участие в напряженном придвигании дольки палкой, судорожно сжимаемой кистью, то, по мере отработки навыка, мышечно-двигательное

280 С. Л. Новоселова

напряжение уменьшалось в плече и в предпле­чье, а кисть становилась более гибкой.

Если в начале наших опытов палка служи­ла обезьяне лишь удлинителем ее руки и, как бы сливаясь в одно целое с держащей ее ки­стью, не играла самостоятельной роли, то в ходе дальнейших опытов обезьяна стала при­двигать плод, используя для этого палку как вспомогательный предмет. Здесь, конечно, нет того сознательного употребления орудия, ко­торое присуще человеку, но с точки зрения рефлекторных механизмов необходимо проана­лизировать сложный процесс формирования навыка использования обезьяной палки для притягивания приманки и постараться понять, в чем разница между простым удлинением конечности палкой и использованием палки как орудия для доставания приманки.

В начале наших опытов обезьяна не только не умела владеть палкой, но даже не пробова­ла взять ее во время попыток достать приман­ку. В силу рефлекса подражания (механизма которого мы не будем здесь касаться) у обе­зьяны на основании зрительно-пищевого возбуждения, путем положительных подкреп­лений установилась связь " движения палки — приближение пищи": обезьяна видела действия экспериментатора с палкой и следствия этого действия — придвижение плода в пределы до­сягаемости для взятия рукой.

Султан, как это видно из протоколов, вна­чале пытался придвинуть дольку концом пал­ки, приводя в действие главным образом мыш­цы плеча и предплечья: кисть из активной деятельности выключалась. Огромное напря­жение мышц кисти шло только на сжимание конца палки, следовательно, вся рука выпол­няла только функцию рычага, кисть же не использовалась как орган, направляющий бо­лее дифференцированные движения. Подтал­кивая концом палки дольку по столу, Султан