Глава 28. Зима - начало весны, 1997 год.

ГРЕЙНДЖЕР
Я не сообщила родителям, что приеду, поэтому меня никто не встречал на вокзале, никто не ждал. Мама с папой давно привыкли к тому, что я живу своей собственной жизнью, недоступной и непонятной для них.

Мы распрощались с друзьями, многочисленное семейство Уизли, наконец-то, покинуло платформу, и я осталась одна. Мне нужно было подумать, прежде чем я предстану перед родителями.

Я сдала свои чемоданы в камеру хранения, договорилась с дежурной на временный ночлег для недовольного и обиженного на меня Живоглота, взяла такси и попросила отвести меня в центр города.

Заснеженный мегаполис застыл в ожидании праздника. Не работали офисы и банки, закрылись магазины. Все подарки были куплены заранее и спрятаны под наряженной елкой или висели в чулке над камином. Двери каждого дома украшали зеленые венки из колючих веточек с игрушками, а окна - листочки остролиста или плюща. Уже дымился на накрытых столах рождественский ужин.

Я шла по знакомым улицам Лондона. Огромный город преобразился, надев ожерелья из миллионов огоньков и рождественских гирлянд. На Трафалгарской площади была установлена традиционная ель, привезенная в подарок из далекого норвежского Осло. По Пикадилли сновали толпы любопытных туристов. Среди них брела я – усталая и одинокая. Шла медленно, не торопясь, растягивая " удовольствие" своей печали, заглядывая в витрины пустых магазинов, откуда на меня смотрели пуговичные глаза плюшевых медведей, раздавался легкий звон серебряных колокольчиков, где висели блестящие полумесяцы и шары с пожеланиями, а северные олени куда-то везли игрушечного Санта-Клауса.

Падающий сверху снег казался искусственным – он неестественно громко хрустел под ногами и совсем не таял на моих замерзших ресницах. Я остановилась возле одной незатейливой витрины. Сквозь стекло я увидела ярко освещенный вертеп с изображением святого семейства. Дева Мария держала на руках младенца Иисуса. Я всмотрелась в черты женщины-матери - она удивительно напоминала... Нарциссу Малфой. Что за наваждение! Я зажмурила глаза и бросилась прочь от странного видения.

К полуночи я добралась до родной улицы. Когда подошла к дому, воспоминания о теплых сентябрьских днях, наполненных светом серых глаз, окатили меня болезненной волной. Я невольно шмыгнула носом. Какой-то прохожий удивленно обернулся на меня, затем равнодушно отвернулся и пошёл дальше ускоренной походкой.

Я поднялась на крыльцо, облокотилась на стенку у входных дверей, закрыла глаза и дала волю слезам. В глубине дома, словно почувствовав мое присутствие, залаяла собака. Мама выглянула в окно. Я услышала ее радостный вскрик, а через мгновенье оказалась заключенной в жаркие объятия:
- Девочка моя, как я рада! Мы с отцом и не надеялись, что ты приедешь.

Она расцеловала меня в холодные соленые щеки.
- Доченька, ты плакала? Гермиона, что случилось?

Я попыталась улыбнуться:
- Все хорошо, мамочка, просто снежинки на щеках растаяли.

- Джин, с кем ты разговариваешь? – из приоткрытых дверей донесся голос папы.

- У нас долгожданная гостья, - откликнулась мама. – Иди скорее сюда, встречай!

Я облегченно вздохнула: вновь оказаться под крышей отчего дома, где тебя любят, где не обманут, не предадут и все тебе простят - разве это не счастье?!

МАЛФОЙ
Меня никто не встречал на вокзале, никто не ждал. Огромный замок оглушил звенящей пустотой. Ни Нарциссы, ни Люциуса. Один, совсем один. Рождество в одиночестве? Семейный праздник наедине с самим собой? Такого еще не было в моей жизни ни разу.

Эльфы-домовики выстроились в шеренгу, встречая меня у входа, одни подобострастно улыбались, вытянувшись в струну, другие угрюмо хмурились, третьи стояли, равнодушно рассматривая меня. Я едва кивнул им и быстрым шагом направился к себе.

Маленький белый конверт лежал на подушке. Я взял его – ни словечка сверху. Остался только тонкий аромат любимых маминых духов. Я распечатал конверт и достал исписанный знакомым подчерком лист.

" Драко, дорогой! " - бежали неровные торопливые буквы. – " Пожалуйста, не волнуйся - со мной все в порядке. Мама"

- Хелпи! – требовательно позвал я.

Она появилась незамедлительно, словно ждала моего приказа за закрытыми дверями.

- Кто был в замке в мое отсутствие?

- Никого, хозяин, - заморгала она глазами. – Только эльфы.

- Куда уехала миссис Малфой?

- Хелпи не может сказать. Хелпи приказали молчать.

Ого. Что-то новенькое.

- Кто приказал? Говори немедленно!

Уши эльфа затряслись, глаза наполнились крупными градинами слез:
- Хозяин может наказать Хелпи, но Хелпи ничего не скажет молодому господину.

Наказывать ее не было смысла – эта дурочка ни в чем не виновата. Вероятнее всего, именно Нарцисса приказала ей молчать.

- Принеси чаю, без сахара.

Я подошел к окну, оперся ладонями в подоконник и задумчиво посмотрел на уходящее за горизонт солнце. Там, за пределами замка, земля утонула в белых пушистых сугробах. Там уже целый месяц господствовала зима. Там все готовились к встрече веселого праздника: столы ломились от всяческих яств, развешивались у камина чулки с подарками, играла музыка, звучал смех. А здесь я был совсем один среди буйных красок вечернего заката. Сколько себя помню, в замке всегда было вечное лето. Раньше это радовало меня, сегодня – раздражало.

Хелпи вошла неслышно, мягко ступая маленькими ножками по ковру. Она поставила поднос с чаем и заботливо испеченными пирожными на прикроватный столик и удалилась.

Может быть, стоит напроситься в гости к Забини? Или к Крэббу – он мой дальний родственник? Мне везде будут рады. Только не хотелось, чтобы люди думали, что в семействе Малфоев серьезные проблемы. А они подумают именно так.

В дверь осторожно постучали.

- Да?

В дверной проем просунулась голова домовика:
- Хозяин, к Вам гостья.

Гостья? Странно, я никого не ждал.

- Сейчас спущусь.

- Драко! – встретил меня знакомый голос Пэнси Паркинсон. – Я прямо из дома. Только сейчас узнала от отца о том, что Нарцисса скрылась, и ты в замке один. Нельзя встречать Рождество одному. Родители приглашают тебя отметить праздник у нас. Больше никого не будет, только я, папа, мама, и ты. Все тихо, по-семейному.

- По-семейному? – переспросил я, и мой голос превратился в камень. Что возомнила о себе эта наглая девчонка? Кажется, только вчера мы выяснили всё непонятное в наших с ней отношениях.

- Пэнси, передай своим родителям горячую благодарность от меня. А сама запомни – я не член твоей семьи, и никогда им не буду. Ни-ког-да. Ты поняла? А сейчас я прошу тебя немедленно покинуть мой дом.

- Что все это значит, Драко? – гневно взорвалась девушка – Почему ты так со мной? Я тебе не какая-нибудь там гриффиндорская сучка. И ты еще пожалеешь о том, как со мной обошелся!

Я пристально посмотрел на Паркинсон:
- Что ты себе позволяешь, милая? Ты мне угрожаешь?

- Неужели все из-за этой проклятой грязнокровки? – прокричала она мне в лицо. – Ты влюбился в нее, да, Малфой?

- Что ты сказала? Повтори! – мне показалось, или я ослышался.

- Я видела вас вместе, - продолжала кричать она. – Эти ваши совместные прогулки в Хогсмид, танец на виду у всей школы, твой пьяный шепот - ты вчера всю ночь называл меня ее именем. Драко, это же Грейнджер. Всего-навсего Грейнджер. Она никто в нашем мире, ноль без палочки. Грязнокровка. Она осложнит твою жизнь.

Я едва сдерживал ярость:
- И с какой стати я должен тебе что-то объяснять, Паркинсон? Ты-то чем лучше нее?

Она застыла на месте:
- Что-о-о? Ты сравниваешь меня с ней? В моих жилах течет чистая кровь. Я знатна и богата. И я учусь на Слизерине. Ты сошел с ума, Драко Малфой! Я всем расскажу об этом в школе!

Я разозлился не на шутку - всегда терпеть не мог, когда девчонки начинали командовать или кричали на меня:
- Давай-давай, рассказывай! А я расскажу всем, что трахнул тебя по пьяни. Когда эта новость дойдет до твоего отца, он будет безмерно рад! Девица на выданье, потерявшая девственность до брака - зная твоего отца, можно с уверенностью сказать, чем закончится эта история.

- Ты не сделаешь этого! – испугалась она.

- Сделаю! – твердо ответил я.

Тогда она прошептала одними губами:
- Если он узнает, то заставит тебя жениться на мне. И ты не отвертишься.

- Еще как отверчусь, - усмехнулся я. – А ты, я вижу, именно на это и рассчитываешь? Зря стараешься. Даже если меня силой поставят перед алтарем, я скажу тебе «Нет!» Но этого не случится – у Темного лорда на меня иные планы.

- Я ненавижу тебя, Драко Малфой, - Пэнси вытерла предательскую слезинку тыльной стороной ладони.

- Ненавидь, сколько хочешь. Сколько вас таких – ненавидящих меня, одной больше, одной меньше. А ведь мы могли бы с тобой остаться друзьями, Пэнси.

- Нет, Драко, уже бы не смогли, - она покачала головой. – Дружить с тем, кого любишь – это пытка. Прощай!

Паркинсон исчезла, и я вновь остался один. Жаль, что все так вышло. Что она там болтала о любви? Я не очень-то и поверил ее словам. Но Пэнси долгие годы оставалась моим единомышленником, верным союзником и товарищем, хотя порой и была невыносима.

Я задумался. Как она сказала: «Я влюбился в Грейнджер?» Что за чушь! Где я, и где Грейнджер. Кто я, и кто она. Нас ничего не связывает. Просто... Просто... Да нет никакого «просто»! Между нами не было, и нет ничего, что могло бы заставить Пэнси прийти к такому странному выводу. Паркинсон намеренно сказала это, чтобы позлить меня.

Я не решился остаться в замке один в эту рождественскую ночь. Оделся теплее и по каминной сети в считанные секунды добрался до «Дырявого котла». Отряхнул сажу и уверенным шагом направился к выходу на магловскую часть Лондона.

Белый снег кружился над темной мостовой, ложась пушистым покрывалом на деревья и застывшие дома. Витрины магловских магазинов светились от развешенных гирлянд и поздравительных плакатов. Фонари бросали мягкий полусвет на дорогу, в этот праздничный вечер притихшую до утра. Где-то в переулке раздраженно мяукнула кошка, а за перекрестком какой-то седой старик шел, тяжело пыхтя и опираясь на трость. Он торопился домой, спешил, таща в руках тяжелый пакет, вероятно, с рождественскими подарками.

На скамейке в пустом парке одиноко сидела девушка, прижав руки к груди, и следя невидящим взглядом за полетом белых пушинок. Она так напоминала Грейнджер. Я подошел ближе и заглянул ей в глаза. Нет, ошибся, это не она. Я прошел мимо и сел на соседнюю скамью.

К девушке подошел высокий парень, и они, держась за руки, пошли вдоль по аллее. Я вновь остался один. Закинул одну ногу на другую, наклонился на спинку, закрыл глаза и задумался. Об отце. О маме. О задании Темного лорда, от удачного исхода которого зависело благополучие нашей семьи.

Я поднялся на ноги часа через два, когда зуб перестал попадать на зуб, когда тело окоченело, и конечности почти перестали слушаться. Зато теперь я знал, что можно было сделать, чтобы остаться в живых, когда подойдет к концу этот невыносимо долгий учебный год.

ДЖИННИ УИЗЛИ
«Дорогая Гермиона!
С прошедшим тебя Рождеством! Получила ли ты мое поздравление? Огромное спасибо за твой замечательный подарок. Сто лет мечтала о такой сумочке! Да еще и вышитой бисером! А наложенное на нее тобой Необнаружимое Заклинание Расширения делает ее поистине бесценной!

Мы отмечали праздник большой и шумной компанией. Билл пригласил Флер. Кажется, у них уже все на мази – того и гляди, объявят о будущей свадьбе. Думаю, мама будет безмерно «рада», когда они сообщат ей о своем решении.

Ближе к ночи пришел Люпин. Он выглядел еще более тощим и обтрепанным, чем прежде. Сел поближе к камину, и просидел там, глядя в огонь, весь вечер.

Еще мы ждали Нимфадору, но она так и не появилась. Гарри высказал предположение, что у нее, возможно, ночное дежурство.

Все веселились, кто как мог. Мы с Фредом и Джорджем играли во взрыв-кусачку. Рон подглядывал за целующимися Биллом и Флер, вероятно, надеясь обзавестись с их помощью полезными навыками для общения с Лавандой. Мало ему своего столь старательно наработанного опыта. Хотя думаю, что он ему вряд ли пригодится в ближайшее время, после того, что он натворил перед балом. Лаванда еще нескоро простит ему нанесенные обиды, и будет дуться до самой пасхи.

Мама с папой весь вечер слушали по радио концерт Селестины Уорлок и вспоминали свои молодые годы. А Гарри...

Гарри вел себя очень скованно, он словно собирался с мыслями, чтобы поговорить со мной. Но, видимо, так и не решился. Зато он признался мне, что помирился с тобой. Слава Мерлину! Наконец-то, у него хватило здравого смысла, чтобы понять, что ты ему не враг. Для меня ваше примирение гораздо более ценный подарок, чем роскошная брошь, подаренная Фредом и Джорджем на рождество.

Кстати, Гермиона, я узнала, отчего меняются Патронусы. Гарри собственными глазами видел, что у Тонкс он превратился в крупного четвероного зверя. Люпин, который знает о Патронусах все, объяснил это тем, что подобные случаи происходят при сильном душевном потрясении или при всплеске чувств. Могу только предположить, как теперь выглядит твой Защитник.

Жаль, что ты решила не возвращаться в Хогвартс. Мне будет тебя не хватать. Ты только не забывай писать мне. А я постараюсь не лениться и отвечать. И, конечно же, я буду присматривать за Д.М. Ты знаешь, кого я имею в виду...

Не скучай,
Твоя Джинерва Уизли»

ГРЕЙНДЖЕР
Никогда бы не подумала, что мне может быть так плохо в родном доме. Я целыми днями ходила из угла в угол и не находила себе места.

В первый раз за шесть лет я не возвращалась в Хогвартс к началу семестра. Не было рядом друзей, не надо было торопиться к завтраку в Большой зал, а потом с сумкой наперевес бежать на урок по трансфигурации или древним рунам.

Я и не предполагала, что буду так скучать по Лаванде и Парвати, по профессору МакГонагал и Слизнорту, даже по Пивзу и Филчу с его неразлучной миссис Норрис. По ночам мне снились то занятия по Защите от темных искусств в подземелье у Снейпа, то финальный матч по квиддичу Гриффиндор-Слизерин, то Хагрид в окружении чудовищных тварей, с которыми он пытался меня подружить.

Книги не радовали как прежде, чтение не приносило успокоения. Все мешало, злило, пару раз я ловила себя на том, что пыталась нагрубить маме. Мне становилось стыдно, я каялась, просила прощения, плакала у мамы на плече, но проходило время, и все повторялось вновь.

Родители объясняли мое неустойчивое настроение беременностью, гормональными изменениями, происходящими в моем организме, эмоциональным кризисом и еще Бог знает чем, но я знала, что дело было совсем не в этом. Я сама загнала себя в ловушку – лишила возможности пару лишних месяцев побыть в школе - месте, которое стало за годы учебы моим вторым домом.

Но главным раздражителем было то, что все в родительском доме напоминало о нем.

Я запретила родителям произносить имя слизеринца, убрала с глаз то, что было связано с пребыванием Малфоя в нашем доме, заставляла себя не вспоминать его. Но тем самым только усугубляла ситуацию. Великий маг древности Конфуций говорил: " Никогда не думай о белой обезьяне! " - и люди начинали о ней думать. Так произошло и со мной: прячась от всего, что напоминало Драко, я так и не смогла остановить запретную, нежелательную мысль!

Проходя парком по знакомой заснеженной аллее, там, где в сентябре гуляла вместе с сероглазым парнем, я видела его в каждом прохожем, слышала нотки его голоса в каждом скрипе снега под ногами, а мокрые капельки растаявших снежинок на щеках напоминали мне о прикосновениях его губ. Это стало наваждением.

Если бы не письма друзей и Дамблдора, я бы, наверное, в те январские дни сошла с ума. Только они спасали меня из гнетущего одиночества и помогали не лишиться последней ниточки, связывающей с магическим миром.

Джинни пересказывала мне школьные сплетни, писала о квиддичных тренировках, о постоянных ссорах с Дином. Гарри подробно описывал свои занятия с Дамблдором, размышлял о крестражах, строил планы, как убедить Слизнорта рассказать подробности его разговора с юным Томом Реддлом. В каждом письме он передавал привет от Рона, который сам мне не писал, поскольку «боялся, что я непременно начну искать ошибки в его писанине». Ох, уж эти отговорки. Рон Уизли всегда был большим лентяем, и я бы страшно удивилась, если бы он взял в руки перо по доброй воле.

Дни летели за днями. Жизнь вошла в свое размеренное русло. Я успокоилась, привыкла к своему существованию в отчем доме. Дамблдор, как и обещал, наладил почтовую связь для пересылки мне домашних заданий и рекомендаций преподавателей по своим предметам. Я снова засела за книги, начала усиленно заниматься, чем вызвала новую тревогу у родителей.

Им казалось, что я выглядела изнуренной от этих ежедневных многочасовых занятий, они твердили о перегрузке, вредной в моем положении, настаивали на частом отдыхе и продолжительном сне. Я старалась не ссориться с папой и мамой, старательно исполняла все их просьбы и рекомендации: ела больше фруктов, пила витамины, подолгу гуляла в парке и ложилась спать не позже десяти.

Только родители не догадывались, что сон часами не приходил ко мне. Я лежала с открытыми глазами на нерасправленной кровати, изучая рисунки на стенах, мелкие трещинки на потолке, следя за лунной дорожкой, прорывающейся в комнату сквозь неплотно задернутые шторы. Я размышляла о себе и о Малфое, и о нашем ребенке, которому так скоро предстояло войти в этот опасный, наполненный болью и злобой мир. Я не хотела, чтобы мой малыш рождался и рос в ненависти. Он должен был расти в любви. А его отец, Драко Малфой, мог жить, как хотел, спать, с кем хотел, дружить, с кем хотел, потому что теперь мне было уже все равно. Теперь я была не одна.

Я осознала это в тот миг, когда почувствовала внутри себя слабый, едва ощутимый толчок, где-то там, чуть ниже сердца. Сначала я с тревогой прислушалась к своим ощущениям, не сразу осознав, что они означали. Потом, догадавшись, пришла в такое волнение, что совершенно забыла обо всех своих проблемах. Это было нечто похожее на легкое постукивание изнутри, словно малыш пытался заявить о себе: «Мама, я здесь, я с тобой».

Теперь я точно знала, что он существовал – плод моей запретной любви, мой крошечный сын, мой ангел-спаситель.

ДЖИННИ УИЗЛИ
«Гермиона!
Вчера у нас произошло ужасное происшествие - едва не погиб Рон. И если бы не находчивость и сообразительность Гарри, то... Прости меня, пожалуйста, за некрасивые кляксы на бумаге – это следы от слез, я ничего не могу с собой поделать – пишу и плачу.

Я часто обижалась на Рона, срывалась и кричала на него. Мне казалось, что он слишком бесцеремонно совался в мою личную жизнь, контролировал меня, объясняя это тем, что он мой старший брат, придирчиво следил за мной, за тем, что я ношу, с кем встречаюсь и как себя веду.

Сегодня утром, когда мадам Помфри наконец-то пустила нас в больничное крыло, и я увидела бледное, осунувшееся лицо брата, я поняла, что была неправа. Господи, какое счастье, что Гарри вспомнил о безоаре! При мысли о том, что могло бы случиться, не найди он этот камушек, меня пробивает дрожь.

Отравить, скорее всего, пытались не Рона, просто он случайно оказался не в том месте и не в то время. Гарри весь вчерашний вечер строил разные догадки на этот счет, и одна из них, что отравителем мог оказаться Малфой.

Я не поверила ему. Мне кажется, что он за уши притянул слизеринца к этой истории. Гарри хочется думать, что во всех несчастьях, происходящих вокруг, виноват только Малфой. Или Снейп. Или тот и другой вместе.

Хотя поведение слизеринца в последнее время, и правда, кажется странным. Я постоянно наблюдаю за ним. Он редко появляется в Большом зале, а если и приходит, то почти всегда сидит один, в стороне от своих однокурсников. Он погружен в какие-то раздумья, почти не ест, ни с кем не разговаривает. Даже его верные телохранители Крэбб и Гойл косятся на своего предводителя, не понимая, что с тем происходит.

Гарри говорит, что Малфой периодически пропадает с карты Мародеров неизвестно куда – как будто его вообще нет в Хогвартсе. Он предполагает, что слизеринец прячется в Выручай-комнате. Конечно, это все настораживает. Но чтобы решиться на убийство? Поттер поручил одновременно Добби и Кикимеру круглосуточно следить за действиями хорька, прилипнуть к тому, как пара мозольных пластырей. Он решил разузнать о Малфое все, что возможно: где тот бывает, с кем встречается и что делает.

Жизнь в Хогвартсе в твое отсутствие течет своим чередом. Мы в последние дни усиленно тренируемся на стадионе. Уже прошел матч с Пуффендуем. Рассказывать о нем совсем не хочется – наша команда проиграла. Этому есть ряд объяснений, но не думаю, что они тебя интересуют.

Знаешь, Гермиона, а я все-таки окончательно разорвала отношения с Дином. Уже даже и не помню причину, которая послужила поводом для ссоры. Так, какой-то пустяк. Я устала притворяться, что он что-то значит для меня, что мне с ним интересно, что он мне нужен. А в случае нашего разрыва и у него, и у меня появляется больше шансов наладить свою личную жизнь.

Зато Рон, я думаю, в ближайшее время помирится с Лавандой Браун. Вернее будет сказать, Лаванда с Роном. Она приходила к нему вчера в палату и просидела рядом с ним, пока Помфри ее не выставила. Думаю, что в тот момент, когда Браун узнала о трагедии, произошедшей с братом, она полностью простила его и забыла все свои обиды. Лаванда в последнее время стала заметно серьезней, в твое отсутствие именно на нее возложили обязанности старосты. И она неплохо справляется с ними.

На сегодня все,
Твоя Джинни Уизли»

ДАМБЛДОР
«Дорогая Гермиона!
В ответ на Ваше письмо сообщаю, что каких-либо подозрений в отношении мистера Малфоя у меня нет. И претензии Гарри Поттера в данной ситуации мне кажутся совершенно необоснованными.

Нарцисса Малфой и ее сын находятся в полной безопасности. Все действия Драко я контролирую, и спешу Вас уверить, что нет никаких оснований для тревоги и волнений.

Смею надеяться, что Вы находитесь в полном здравии и Ваши родители тоже. Выполненные Вами задания, как и ранее, оценены преподавателями на «превосходно», чему я безмерно рад.

Также, Гермиона, хочу Вам сообщить, что мною предприняты некоторые дополнительные шаги для обеспечения Вашей безопасности и неразглашения нашей с Вами тайны.

Вы знаете, что волшебное перо в Хогвартсе регистрирует рождение всех без исключения магов на территории магической Англии и записывает их имена на большой свиток пергамента. Едва Ваш ребенок сделает первый вздох, как о нем появится запись. Каждый год свиток читается, и приглашения в Хогвартс посылаются тем юным волшебникам, которым не позже тридцать первого августа исполняется одиннадцать лет.

В нашем же случае, благодаря моим маленьким хитростям, имя и фамилия Вашего ребенка не появится в пергаменте до тех пор, пока малышу не исполнится полных одиннадцать, и ему не придется готовиться к поступлению в школу. Думаю, этого времени Вам вполне хватит, чтобы определиться с решением – открывать или нет свою тайну магическому сообществу.

В своем письме Вы также просили меня выяснить, где проживает миссис Патрисия Долсон, семейная повитуха рода Малфоев. Я прекрасно понимаю Вашу тревогу по поводу предстоящих родов и считаю вполне обоснованным Ваше желание соблюсти все ритуалы, связанные с рождением отпрыска столь древних волшебных семейств. Нужный адрес Вы найдете на обратной стороне письма.

Остаюсь искренне Ваш,
Альбус Дамблдор»

ГРЕЙНДЖЕР
Она жила на юго-западе страны, в графстве Девоншир, неподалеку от скромной деревушки Тедберн Сент-Мэри, в поместье, носящее непритязательное название «Дыра». Это, действительно, была настоящая дыра – в стороне от жилых строений, в густом бору, к дому вела лишь узкая тропинка, да и та была едва различима под ногами. Вдоль тропки рос невысокий кустарник, достаточно колючий и плотный, чтобы у путника создалось впечатление отсутствия дороги и появилось желание незамедлительно вернуться назад.

Тот, кто назвал это жилище поместьем, видимо отличался повышенным чувством юмора. Передо мной возник невзрачный каменный домик, выкрашенный в темный цвет, практически по крышу вросший в землю. Сама крыша была покрыта высокой сухой некошеной с прошлого года травой. Над дверями висели нити с гирляндами нанизанных на них сушеных тритонов, жаб, змеиных голов, на воткнутых возле входа шестах - черепа мелких животных. Не похоже, чтобы в этом доме жили гостеприимные хозяева. Он всем своим видом отпугивал незваных гостей, в особенности любопытных маглов, и даже мне с первого взгляда показался неприветливым и немного страшным.

- Эй, - крикнула я. – Есть тут кто?

- Ну, есть, – откликнулся на мой призыв низкий женский голос. – Заблудилась, что-ли?

Я и не заметила, что рядом с домом над черной недавно вскопанной грядой склонилась маленькая фигурка. Хозяйка, вероятно, высаживала цветочную рассаду, пытаясь сделать свое жилище хоть чуточку симпатичнее.

- Вы миссис Долсон?

Она подняла голову в мою сторону. Взглянув в ее лицо, я засомневалась, не ошиблась ли адресом. Женщина походила на старую злую колдунью из магловских сказок – темные спутанные волосы, густые заросшие брови, сходящиеся над переносицей, крючковатый нос. На ней была одета какого-то непонятного грязно-серого цвета роба. На руках огромные перчатки, испачканные влажной землей. Вряд ли такая, как она, была вхожа в роскошный замок семейства Малфоев.

- Зачем тебе? – подозрительно спросила старуха. Весь ее устрашающий вид говорил о том, что мне здесь не рады. Было немного жутковато оставаться с ней наедине. Но выхода не было, и я шагнула в ее сторону.

- Мне нужна миссис Долсон, и цель своего присутствия я могу поведать только ей.

- Ну, я та, кто тебе нужен. Выкладывай, в чем дело?

Она вытерла замазанные землей руки о передник, завязанный на поясе, поправила растрепавшиеся от работы волосы и подошла ко мне.

- Здравствуйте, миссис Долсон. Вы меня не знаете, я студентка Хогвартса Гермиона Грейнджер.

- Студентка, говоришь? – пожилая женщина с упреком осмотрела мою изменившуюся за последние полгода фигуру.

- У меня к вам серьезный разговор.

- Ну, если серьезный, проходи в дом! – она показала рукой в сторону двери. – Я сейчас, осталась парочка самых капризных мандрагор.

- Как мандрагор? - удивилась я. – Они же опасны, их вопли способны навсегда сделать человека глухим.

- Только не в моих руках, - прошамкала старуха и вновь склонилась к вскопанной гряде.

Я присмотрелась внимательнее – точно, то, что высаживала в темный грунт эта женщина, оказалось подросшей рассадой мандрагоровых кустов. Клубни были вполне довольными пересадкой и не выказывали в руках старой ведьмы какого-либо недовольства. Но я на всякий случай прикрыла уши руками и поспешила войти в дом.

Жилище, снаружи казавшееся неприветливым и странным, внутри оказалось довольно-таки милым, достаточно просторным, уютным, наполненным ярким солнечным светом и очень чистым – никаких тебе сушеных гадостей на стенах. Свет проникал сквозь узкие окна на потолке, которых с улицы и не заметишь.

- Рассказывай, зачем пришла? – неожиданный голос заставил меня вздрогнуть.

- Я знаю, что Вы семейная повитуха дома Малфоев.

Старуха кивнула, продолжая внимательно разглядывать меня из-под тяжелых бровей.

- Вы умеете хранить тайны? – решительно спросила я ее.

- Ты хочешь, чтобы я приняла у тебя роды? – также напрямую в лоб поинтересовалась она. И сразу же покачала косматой головой:
- Нет, я не принимаю роды у нечистокровных. Ты зря пришла сюда.

У меня что, на лбу написано, что я из маглов?

- Я жду ребенка от Драко Малфоя.

Она вновь окинула тяжелым взглядом мой сильно округлившийся живот.
- Чай будешь? – вдруг ни с того, ни с сего спросила женщина. – Наша беседа может затянуться надолго. Присаживайся!

Она показала на кресло с высокой спинкой.

- Буду, - согласилась я.

Мне некуда было спешить. Я прошла через всю гостиную и уютно устроилась в предложенном хозяйкой кресле. Вытянула уставшие за день ноги, откинулась на удобную спинку и протянула руку к лежавшему неподалеку на невысоком комоде журналу. Ого, она читает «Ведьмополитен»?!

Старуха исчезла в соседней комнате и спустя несколько минут вернулась с подносом в руках. Я удивленно уставилась на нее – она была метаморфкой. Изменения во внешности делали Патрисию Долсон едва узнаваемой. Волосы приобрели насыщенный красный оттенок, брови разгладились, исчезла горбинка на носу, стало заметно меньше морщинок. Она переоделась, темное шерстяное платье с белым кружевным воротником, делало ее стройной. Она походила на гувернантку из очень богатой семьи. Такая, как она, вполне могла быть своей на территории Малфой-мэнора. Теперь ее нельзя было назвать старухой – скорее она превратилась в женщину в возрасте пятидесяти - шестидесяти лет, не старше, что было особенно удивительным, ведь по рассказам Нарциссы я знала, что возраст Патрисии уже давно перешагнул через вековой рубеж.

Миссис Долсон разливала по чашкам чай, одновременно внимательно наблюдая за мной.

- Итак, ты сказала, что ждешь ребенка от Драко, - напомнила она мою последнюю фразу.

Я в это время отхлебнула приличную порцию ароматного, заваренного на каких-то травах, чая, и ответить ей не могла – лишь медленно кивнула.

- Не обманывай меня, девочка. Этого не может быть. Малфои – очень древняя чистокровная семья, они никогда не будут разбрасывать на ветер свое семя.

Как она вычурно сказала – разбрасывать на ветер. А я, получается, это семя поймала? Забеременела, так сказать, от Святого духа?

- Я не лгу, миссис Долсон. Это на самом деле так.

Она поднялась и подошла ко мне:
- Позволь мне осмотреть тебя.

Я поставила чашку с недопитым чаем на поднос и встала, опираясь на подлокотники кресла. Повитуха осторожно приложила ладони к моему животу и закрыла глаза. Ее руки скользили по моему телу и были настолько чувствительны, что женщине не было надобности прикладывать ухо, чтобы услышать сердцебиение младенца. Нарцисса права - годы занятий любимым делом не прошли даром.

- У тебя будет сын, - пробормотала она, продолжая свои манипуляции. Я стояла перед ней словно перед рентгеновским аппаратом.

- Знаю, - кивнула я.

- Давно почувствовала?

- Месяца в три. Или даже чуть раньше.

Она приложила-таки ухо к животу в районе пупка.

- Я приму у тебя роды. Ты не обманула меня. Теперь я точно знаю, что это отпрыск Малфоев.

- Как Вы это узнали? – я вновь опустилась на кресло и взялась за чашку с чаем.

Акушерка присела рядом. Теперь ее волосы отливали изумрудно-зеленым оттенком. Женщина улыбнулась мне:
- И моя бабка, и прабабка были повитухами. Этот дар передается в нашем роду по женской линии из поколения в поколение. Впервые я смогла почувствовать мир нерожденных детей в тринадцать лет. Тогда я сильно испугалась, и только позднее смогла понять, что мне дарован высший божественный дар – видеть параллельный мир, где нежные, теплые комочки привязаны к жизни за тонюсенькую ниточку пуповины. Роды – это неиссякаемый источник любви. И вся моя жизнь течет под этим чудесным знаком.

- Я приняла многих детей, - неторопливо объясняла Патрисия Долсон, - среди них и Люциус, и Драко, я смеялась и радовалась вместе с их матерями. Сквозь стенки плаценты я безошибочно могу определить, принадлежит ли плод к тому или иному роду. Я чувствую это кончиками пальцев. Сегодня мне мое чутье подсказало, что ты носишь еще одного представителя Малфоев, древней и чистокровной семьи.

- Обследуя будущую маму, - приветливо улыбаясь и глядя мне в глаза, рассказывала миссис Долсон, - я прикладываю ладонь к ее животу и закрываю глаза. Так я вижу свечение крохотного тельца малыша, чувствую его высокие вибрации, ощущаю пальцами тепло ярких всполохов. Девочки похожи на летнее оранжевое солнце, а мальчики, как у тебя, – на мягкий изумрудный отсвет. Беременная женщина – это сама природа, где распускаются цветы. Я рассказываю это всем роженицам без исключения, и среди «моих» детей нет ни одного брошенного.

Теперь мне стало понятным, почему ее волосы приобрели такой сумасшедший оттенок.

- Вот только негоже, девочка, рожать детей вне брака, - вдруг посерьезнела моя собеседница.

Я смущенно опустила голову.

- Ну-ну, не отчаивайся! Малфоям не повредит свежая кровь – а то уже что-то застоялась. Они знают?

- Нет!

- Когда хочешь сообщить им?

- Не сейчас.

Женщина пристально посмотрела на меня:
- Обидел, небось? Ах, Драко, ах, негодник. Всегда знала, что он что-нибудь да выкинет. Драконы все такие - они не поддаются дрессировке. Зря Люциус не учел это обстоятельство, выбирая имя своему первенцу. А как ты хочешь назвать сына?

- Этого я Вам сказать не могу, - довольно грубо ответила я.

- Правильно, - согласилась она, нисколько на меня не обидевшись. – Ни к чему чужому человеку знать имя младенца. Вижу, ты знаешь правила.

Я промолчала – зачем слова, если она видела и меня и мои нехитрые мысли насквозь.

- Родишь в начале лета, - утвердительно произнесла она.

- Да, в первой половине июня.

- Кто еще знает о сроке родов? – поинтересовалась повитуха, внимательно глядя на меня.

- Никто, кроме моих родителей.

- Это хорошо. Твоя мать сможет мне помочь?

- Да, она медик в мире маглов.

- Прекрасно.

- Папа тоже врач. Он хочет отправить меня рожать в больницу.

- Тебе не зачем в клинику – с твоим сыном все в порядке. Это крепкий и абсолютно здоровый мальчик. Но хочу тебя предупредить – твоему отцу во время родов придется уйти. Мужчинам негоже участвовать в бабском деле. И никаких больниц – только отчий дом может дать новорожденному родовую защиту. Кстати, мне понадобится рубашка отца будущего ребенка. Или что-нибудь другое из его одежды. Сможешь достать?

- У меня есть свитер, который когда-то носил Драко, он подойдет?

Женщина кивнула.
- Как ты, говоришь, тебя зовут?

- Гермиона Грейнджер.

- Ты умная волшебница, Гермиона, многое знаешь и понимаешь, чего не должны знать и понимать девушки из нечистокровных семей. Я вижу, ты осознаешь, какая большая ответственность ложится на твои плечи – дать жизнь наследнику двух древнейших волшебных родов – Блэков и Малфоев.

Мне очень хотелось сообщить Патрисии Долсон о том, что многому меня научила Нарцисса Малфой, урожденная Блэк. Но, не смотря на располагающий к этому теплый разговор, я так и не решилась на откровение. Кто знает, как мое неосторожное слово в будущем отразится на жизни самой Нарциссы. Не хотелось ее подставлять.

- Иди, девочка, жду твою сову в начале июня. И следи за своим здоровьем – аристократа, чай, носишь...

Я облегченно вздохнула – все-таки не зря добиралась в такую глухомань. Если верить словам Нарциссы – эта женщина была лучшей в своем деле. Именно такая мне и была нужна.

Я поднялась и направилась к выходу.

- Постой, девочка, - остановил меня ласковый голос. – Тебе не стоит вновь пробираться сквозь густой лес. Ты можешь добраться до дому через каминную сеть – так будет быстрее и безопаснее.

- И еще пару советов хотелось бы тебе дать, мисс Гермиона Грейнджер. Ты не должна забывать, что главная движущая сила в мире – любовь. Только она способна дать человеку настоящее удовлетворение и счастье, только она способна спасать и излечивать. Любовь – двигатель и причина всех наших поступков. Откажись от ненависти и от обиды на Драко, от презрения, негодования и гнева на него, отбрось свои претензии и требования. Искренне прости его, от всего сердца полюби вашего совместного сына, который совсем скоро придет в этот мир. Тогда многое изменится для тебя в лучшую сторону, ты увидишь, ты почувствуешь это. И все у вас будет хорошо! Поверь. А пока возьми это.

Она протянула и вложила мне в руки белый лист бумаги. Я вопросительно посмотрела на нее. Патрисия казалась в этот миг совсем молодой. Ее волосы отливали золотом, а глаза доброжелательно улыбались мне.

- Это слова молитвы, которая поможет тебе жить. Повторяй ее утром, когда проснешься, и перед сном, когда начнешь засыпать. Прощай!

- Спасибо за все, миссис Долсон. Прощайте!

Я плотнее завернулась в широкую мантию и уверенно шагнула в камин:
- «Дырявый котел!»

В трактире я развернула листок и глазами пробежала написанные на нем строки:

Научи меня, Господи, жить,
чтобы боль терпеть, но любить,
чтобы гнев свой и злость унимать,
научи за других сострадать.

Научи меня, Господи, жить,
чтоб друзей своих больше ценить,
чтобы сердце чужое согреть
и душою не зачерстветь…