И диалогичность высказывания

Романы, поэмы, повести, которые мы читаем, в обиходе принято называть «книгой». В науке о литературе их называют произведениями, текстами, эстетическими объектами, именуют по названиям жанров. Но в любом случае, как ни называй этот «продукт художественного творчества», любое из принятых именований подчеркивает преимущественно одну из сторон, одну из граней явления. Происходит это по целому ряду причин, одна из которых состоит в том, что за каждым термином стоит определенная методология, особое представление о литературе. Если кто-то произнес слово «текст», это может значить, что, во-первых, оно употреблено как нейтральное, ни к чему не обязывающее модное слово, и, во-вторых, что это термин, и произнесший его человек говорит о литературе с точки зрения структурализма или постструктурализма. Если вместо слова «текст» некто говорит о «высказывании», значит, он исходит из представлений о литературе как о дискурсивной практике, и его интересует, прежде всего, сам процесс «говорения», развертывание высказывания. За термином «эстетический объект» стоит отношение к литературе как сфере прекрасного. «Вне методологического» термина не может быть по определению. Но именно такое «нейтральное» понятие нам нужно, чтобы как-то называть этот самый «продукт художественного творчества» (кстати, понятие тоже далеко не нейтральное).

Поэтому, чтобы избежать столкновения с терминологическими сложностями и тонкостями, будем исходить из того, что о каком бы жанре, эпохе, национальной культуре ни шла речь, мы всегда имеем дело с авторским словом (высказыванием)[89] о мире и человеке, которое обладает тремя универсальными свойствами: оно всегда едино, целостно и диалогично. Единству, целостности и диалогичности и будут посвящены отдельные параграфы.

Если после работ М.М. Бахтина понятие «диалогичность» прочно вошло в филологический обиход, понятия «единство» и «целостность» по отношению к художественному высказыванию обычно употребляются как относительные синонимы[90]. Они настолько взаимообусловлены, что их достаточно трудно расчленить даже в аналитических целях. Тем не менее, целесообразно попробовать это сделать: ведь если литературоведы употребляют не одно из этих понятий, а оба, значит, у каждой из этих категорий есть какая-то специфика, каждая характеризует преимущественно одну из особенностей художественного высказывания. Поэтому, рассмотрев их по отдельности, мы сможем уточнить представление обо всем высказывании.

Одна из основных трудностей в том, чтобы найти убедительное основание для разграничения этих понятий. В данном случае такое основание есть в работе М.М. Бахтина «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве», где, в частности, он разграничивает понятия «эстетический объект» и «техника художественного творчества». Эстетический объект, пишет Бахтин, – это «содержание эстетической деятельности < автора или читателя>.., направленной на произведение»[91]. Осуществляется он во «внешнем материальном произведении», в его композиции, которая становится «техническим аппаратом эстетического свершения»[92]. Это позволяет говорить о том, что единство высказывания определяется композицией как «техническим аппаратом», а «целостность – особенностями понимания. Казалось бы, они принадлежат смежным, но разным наукам: «единство» – поэтике, «целостность» – эстетике. Тем не менее, не только «единство», но и «целостность» может быть предметом практической поэтики хотя бы потому, что она структурирована. Структуру данного эстетического объекта Бахтин назвал архитектоникой. Поэтому под целостностью эстетического объекта мы будем понимать его архитектонику, те «опоры», по которым развертывается целостность высказывания.