Правовой статус и функции Генеральной Ассамблеи

Одной из особенностей правового статуса Генеральной Ассамб­леи является то, что она представляет собой регулярно действую­щий форум для публичного обсуждения крупнейших мировых про­блем, волнующих все государства. Другой особенностью юридиче­ского статуса Генеральной Ассамблеи являются непрерывность и широкий охват обсуждаемых проблем, таких, как поддержание меж­дународного мира и безопасности, всеобщее и полное разоружение под строгим международным контролем, содействие ликвидации первопричин кризисов и конфликтов в мире, использование кос­мического пространства в мирных целях, морское право, научно-техническое сотрудничество государств и многие другие. Таким об­разом, Генеральная Ассамблея предоставляет широкие возможно­сти для обмена мнениями и выработки согласованных решений по весьма значительному кругу международных проблем, стоящих в ее повестке дня. Генеральная Ассамблея в ходе своих сессий создает уникальные условия для дипломатических переговоров и консуль­таций между представителями государств различных социально-эко­номических систем, представляет собой своеобразный мировой центр политической и дипломатической активности, давая возмож­ность значительному числу глав государств и правительств, а также министров иностранных дел встречаться и обсуждать интересующие их проблемы мировой политики.

Западные юристы, анализируя правовое положение Генеральной Ассамблеи, приписывают ей осуществление некоторых «квазизако­нодательных полномочий»¹⁵. Хотя такое утверждение является силь­ным преувеличением, нельзя не отметить, что Генеральная Ассамб­лея внесла значительный вклад в разработку и подготовку ряда важ­ных международных документов (Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, Конвенции о ликвида­ции всех форм расовой дискриминации, международных пактов о правах человека и многих других), которые были ратифицированы государствами и стали частью действующего международного права. Следует также указать на предпринятую в последнее время в рамках ООН большую и важную работу по дальнейшему прогрессивному раз­витию и кодификации принципов и норм, зафиксированных в Уста­ве ООН. В соответствии с Уставом эта сфера деятельности Организа­ции Объединенных Наций является одной из основных и первооче­редных задач Генеральной Ассамблеи. В статье 13 Устава ООН прямо предусматривается, что Генеральная Ассамблея организует исследо­вания и дает рекомендации в целях «содействия международному со­трудничеству в политической области и поощрения прогрессивного развития международного права и его кодификации».

Работа по прогрессивному развитию и кодификации принципов и норм международного права и его основного источника - Устава Организации Объединенных Наций с особой силой развернулась в связи с появлением на мировой арене большого числа независимых государств Азии, Африки и Латинской Америки, которые, будучи лишены возможности участвовать в составлении Устава ООН, активно включились и вносят свой ощутимый вклад в дело совершенствова­ния и дальнейшего развития основных положений Устава ООН.

Наиболее развернутое и отвечающее интересам западной группы государств изложение правового статуса Генеральной Ассамблеи дал в своем последнем годовом докладе (1961 г.) бывший Генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршельд. По его мнению, Генеральная Ас­самблея является «коллегиальным органом», который имеет «неко­торые черты, характерные для обычных международных дипломати­ческих конференций». Вместе с тем он определенно подчеркнул, что процедура такого органа «выходит за пределы форм подобных кон­ференций и имеет особенности парламентарного или квазипарламен­тарного характера»¹⁶. По существу, единственное отличие Генераль­ной Ассамблеи от международной конференции Д. Хаммаршельд

видит в характере решений, принимаемых этими органами. Он отме­чает, что решения конференции после получения последующего со­гласия с ними ее участников становятся обязательными, тогда как решения Генеральной Ассамблеи, которая действует на основе голо­сования и принимает решения большинством голосов, имеют в от­ношении государств - членов ООН «только характер рекомендаций (за исключением определения суммы взносов и некоторых других по­становлений организационного порядка), и обычно из них не выте­кают обязательства, подобные тем, которые вытекают из какого-либо соглашения, вступающего в силу после какой-либо конференции».

Понимая, что из такого в целом правильного различия нельзя сде­лать далеко идущие выводы в плане обоснования ведущей роли Ге­неральной Ассамблеи в системе главных органов ООН, Д. Хаммар-шельд критикует само сопоставление Генеральной Ассамблеи с меж­дународной дипломатической конференцией, считая, что оно связано с «устаревшей философией суверенных национальных государств, в вооруженном соревновании которых самое большее, на что можно рассчитывать в международной жизни, заключается в достижении мирного сосуществования». Поэтому он идет дальше, утверждая, что, хотя юридически решения Генеральной Ассамблеи «являются толь­ко рекомендациями, они содержат важный элемент, выражая мне­ние большинства по рассматриваемому вопросу», и что «такая фор­мула на практике создает возможность постепенного увеличения веса решений». Все эти натяжки понадобились Д. Хаммаршельду для того, чтобы обосновать свою собственную концепцию, согласно которой Генеральная Ассамблея представляет собой «динамичный инструмент правительств», с помощью которого «они должны разрабатывать фор­мы деятельности исполнительного характера, осуществляемой от имени всех членов Организации и направленной на предупреждение конфликтов и на разрешение их, в случае их возникновения, приме­няя соответствующие дипломатические и политические средства в духе объективности и для достижения целей и принципов Устава».

Из приведенных высказываний и рассуждений со всей очевид­ностью следует, что концепция «динамичного инструмента» в приме­нении к Генеральной Ассамблее представляет правовую природу и ха­рактер этого органа в искаженном свете и расходится с основными по­ложениями Устава ООН. Суть этой концепции состоит в том, чтобы попытаться с помощью формалистического и весьма расширительного толкования Устава ООН обосновать возможность наделения Генераль-

дои Ассамблеи дополнительными функциями и полномочиями, в том числе принадлежащими другому главному органу ООН - Совету Безо­пасности, и правомерность решений, принятых прозападным «механи­ческим большинством» Генеральной Ассамблеи. Не случайно почти все последующие работы западных ученых и политиков содержат ссылку на концепцию «динамичного инструмента», хотя в последнее время ею пользуются уже с меньшим энтузиазмом. Некоторые западные ученые теперь не скрывают основной цели этой концепции - поставить Гене­ральную Ассамблею на службу интересам западных стран, превратив ее в своеобразную «шестую великую державу»¹⁷ в дополнение к пяти по­стоянным членам Совета Безопасности.

С увеличением числа членов ООН за счет развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки и изменением соотношения сил в Генеральной Ассамблее резко изменились и отношение западных стран, и оценка ими роли этого органа. Так, теперь западные ученые. отмечают, что «с притоком азиатских и африканских государств в конце 50-х и 60-х годов соотношение голосов внутри Генеральной Ассамблеи начало постоянно подрывать позицию западных стран, и особенно европейских колониальных держав»¹⁸.

По признанию западных исследователей, в первые годы деятель­ности Генеральной Ассамблеи (до 1955 г.) западные державы имели прочное «автоматическое большинство» или по крайней мере «авто­матическое большинство в 2/3 голосов» и «осуществляли почти пол­ный контроль над решениями Ассамблеи»¹⁹. Начиная с 1955 г. влия­ние США и других западных государств на принятие выгодных им решений начинает постепенно ослабляться, а с 1960 г. господство за­падных стран в Генеральной Ассамблее, по существу, пришло к кон­цу и вызвало настоящий «страх Запада за чересчур разросшуюся Ге­неральную Ассамблею»²⁰.

Все это заставляет западные страны лихорадочно искать и изоб­ретать другие рычаги и средства обеспечения защиты своих интере­сов, своего влияния в весьма разросшейся, разветвленной системе Организации Объединенных Наций. Они начинают все больше скло­няться к мысли о необходимости возвратиться к Уставу ООН и бо­лее полагаться на использование Совета Безопасности, который, в отличие от существующей в Генеральной Ассамблее «потенциаль­ной тирании большинства», является достаточно «представительным ^и в меру гибким» и который можно использовать в качестве суда первой инстанции²¹.

Западные страны хотели бы также не только сохранить, но и по возможности расширить и укрепить свои позиции в главных органах ООН, в том числе в Генеральной Ассамблее, осуществляя некоторые «реформы» структуры и процедуры работы этих органов. В связи с этим в западной литературе, посвященной ООН, наметилось опреде- j ленное течение - всячески подчеркивается «кризис», «упадок роли ООН»²². Особенно широкое распространение это негативистское на- i правление получило в США, где некоторые исследователи и полити- ] ки упорно пытаются доказать, что ООН должна быть полностью ре­организована, что она совершенно утратила свою роль и значение и I как политический форум «приближается к своему концу»²³. Все на­стойчивее в трудах западных ученых проводится мысль о «бессилии» ООН, ее влияние на решение мировых проблем сравнивается с чем- j то «неуловимым», «непостижимым». Такого рода высказывания и взгляды независимо от желания их авторов низводят роль и влияние ООН до самого низшего, «неосязаемого» предела и ставят под сомне­ние целесообразность дальнейшего существования Организации. Ее- ] тественно, что речь идет об ООН и ее органах в их нынешнем виде, где западные страны утратили свое господство.

Существо происшедших в Генеральной Ассамблее перемен запад­ные ученые определяют весьма упрощенно, заявляя, что западное «ме­ханическое большинство», которое так долго критиковалось Совет­ским Союзом, было заменено афро-азиатским «нейтралистским боль- | шинством», которое, «с одной стороны, большей частью отказывалось поддержать любые действия, в отношении которых либо Соединен­ные Штаты, либо Советский Союз имели серьезные возражения, и, с другой стороны, продемонстрировало растущую склонность рекомен­довать далеко идущие меры в некоторых областях, представляющих первостепенную важность для них, - Южная Африка, права челове- • ка, развитие и торговля, даже если им недоставало власти и средств для практического осуществления этих мер»²⁴.

В результате, по мнению западных ученых и политиков, Генераль­ная Ассамблея стала «сценой для демонстрации ораторского мас­терства, драматизации неразрешимых вопросов, проведения при­нудительных голосований, благодаря которым пользующиеся сво­им большинством слабые страны пытаются оказать нажим на крупные державы»²⁵.

Согласно статье 22 Устава Генеральная Ассамблея может «учреж­дать такие вспомогательные органы, которые она сочтет необходи-

мыми для осуществления своих функций». Число вспомогательных органов, созданных Генеральной Ассамблеей со дня основания Орга­низации и проводящих свою работу в период между сессиями, посто­янно росло и превысило 200. Часть этих органов к настоящему вре­мени прекратила свою деятельность.

Взяв с самого начала деятельности Генеральной Ассамблеи курс на расширение ее компетенции, западные страны уделили большое внимание вопросам процедуры функционирования этого важного политического органа. При этом они рассматривали процедуру как весьма эффективное средство достижения выгодных для них резуль­татов. Такая преувеличенная оценка процедуры Генеральной Ассам­блеи становится понятной, если учесть, что западные ученые и поли­тики относят к числу «источников» процедуры не только Устав ООН и правила процедуры Генеральной Ассамблеи, что является очевид­ным, но и некоторые резолюции Генеральной Ассамблеи (например, резолюцию 377 (V), отдельные положения которой были инкорпори­рованы в правила процедуры Генеральной Ассамблеи) и даже «при­знанные прецеденты и практику»²⁶. О том, что представляла собой такая «практика», навязанная послушным «автоматическим большин­ством» Генеральной Ассамблеи, свидетельствует хотя бы тот факт, что в течение более 20 лет, начиная с 1-й и вплоть до 22-й сессии Генеральной Ассамблеи, ее председателем ни разу не выбирался представитель страны Восточной Европы. Лишь на 22-й сессии пред­седателем Генеральной Ассамблеи был избран представитель Румы­нии, на 27-й - представитель Польши, на 32-й - Югославии, на 37-й -Венгрии, на 42-й - ГДР, на 47-й - Болгарии, на 52-й - Украины и на 57-й - представитель Чехии.

Весьма часто западные страны являлись инициаторами пересмотра и обновления правил процедуры Генеральной Ассамблеи. Генераль­ная Ассамблея шесть раз (в 1946, 1949, 1951, 1952, 1962 и 1970 гг.) уч­реждала специальные комитеты для рассмотрения вопроса рациона­лизации процедуры и организации Генеральной Ассамблеи. Данный Вопрос был поднят по инициативе Канады на 25-й сессии Генераль­ной Ассамблеи и рассмотрен на заседаниях специально созданного Комитета по этому вопросу в 1971 г. и на 26-й сессии. Неоднократно вопрос рационализации процедуры Генеральной Ассамблеи рассмат­ривался на заседаниях Специального комитета по Уставу ООН и уси­лению роли Организации, на заседаниях Генерального комитета регу­лярных сессий Генеральной Ассамблеи, а также в ходе работы создан-

ной в 1994 г. Рабочей группы высокого уровня открытого состава по укреплению системы ООН.

В своем подходе к рассмотрению вопроса рационализации проце­дуры и организации Генеральной Ассамблеи Россия исходит из необ­ходимости строгого и неуклонного соблюдения основных положений Устава ООН, содействия упорядоченному и экономному осуществле­нию деятельности Генеральной Ассамблеи, обеспечения стабильно­сти ее правил процедуры. Россия считает, что основная задача при рассмотрении вопроса рационализации процедуры и организации Генеральной Ассамблеи состояла и состоит в том, чтобы в строгом соответствии с Уставом более полно использовать самый предста­вительный орган ООН - Генеральную Ассамблею в интересах реше­ния насущных политических проблем современности: укрепления меж­дународного мира и безопасности, ликвидации очагов напряженности в мире, остатков колониализма, борьбы с международным террориз­мом и за соблюдение прав человека, достижения прогресса в деле на­ращивания всестороннего сотрудничества государств в самых разных областях их взаимоотношений.

Практика функционирования ООН за прошедшие годы наглядно свидетельствует о том, что существующие правила процедуры Гене­ральной Ассамблеи не страдают какими-либо недостатками и поро­ками принципиального характера и что речь может идти лишь о бо­лее полном и четком выполнении их на практике. В целом эти прави­ла полностью отвечают потребностям нормальной и бесперебойной работы такого важного механизма, каким является Генеральная Ас­самблея.

Такая точка зрения встретила широкую поддержку в выводах Специального комитета по рационализации процедуры и органи­зации Генеральной Ассамблеи, созданного в соответствии с резо­люцией 2632 (XXV), а также в принятой на 26-й сессии Генеральной Ассамблеи резолюции, в которой, в частности, одобряется мнение Специального комитета о том, что «действующие в настоящее время правила процедуры в целом удовлетворяют требованиям и что боль­шинство усовершенствований должно носить не форму поправок к правилам процедуры, а осуществляться путем лучшего применения соответствующих положений»²⁷.

Специальный комитет принял ряд рекомендаций, направленных на упорядочение работы сессий Генеральной Ассамблеи, более эко­номное расходование средств на проведение заседаний, рационали-

зацию и повышение эффективности работы Генерального комитета и главных комитетов Генеральной Ассамблеи, сокращение непроиз­водительных затрат времени, облегчение работы делегаций различ­ных государств - членов ООН в Генеральной Ассамблее и ее вспомо­гательных органах, сокращение объема документации. В частности, было принято решение об увеличении числа заместителей председа­телей главных комитетов Генеральной Ассамблеи с одного до двух при ясно зафикси юванном условии, что в отношении постов заме­стителей председателей и докладчиков главных комитетов будет при­меняться принцип справедливого географического распределения.

Значительное время вопросом рационализации процедуры Гене­ральной Ассамблеи занимается Специальный комитет по Уставу ООН и усилению роли Организации. В 1984 г. он подготовил ряд рекомен­даций, одобренных затем Генеральной Ассамблеей в ее резолюции 39/88, которые в целом отвечают потребностям более упорядоченно­го ведения дел в Генеральной Ассамблее и включены в приложение VII ее правил процедуры.

Провал попыток западных стран добиться под видом «процедур­ных» изменений, отвечающих их интересам и реформ структуры и деятельности Генеральной Ассамблеи вызвал со стороны западных ученых и политиков скептические суждения о неизбежном «падении роли» Генеральной Ассамблеи, «развале ООН» и т.д. Однако, как по­казывает практика, это не ослабило активности разного рода сторон­ников пересмотра и реформы Международного Суда, ЭКОСОС, уси­ления роли Генерального секретаря, вдохновителей ревизии Устава ООН и т.д. Западные стратеги начинают изобретать все более изощ­ренные приемы и средства для изменения характера и правового по­ложения главных органов ООН, в том числе Генеральной Ассамблеи.

Как известно, Генеральная Ассамблея осуществляет свою деятель­ность путем обсуждения различных вопросов своей повестки дня и принятия на основе голосования резолюций по таким вопросам. Пред­варительная повестка дня очередной сессии составляется Генераль­ным секретарем и сообщается членам Организации Объединенных Наций не менее чем за 60 дней до открытия сессии. На первой части 1-й сессии она включала 33 вопроса, а начиная с 20-й сессии включа­ет более 100 вопросов (на 50-й сессии - 169, а на 56-й - 186). Любой член ООН, любой из ее главных органов или Генеральный секретарь Могут не менее чем за 30 дней до даты открытия очередной сессии Потребовать включить в повестку дня дополнительные вопросы. Кро-

ме того, новые вопросы важного и срочного характера, предложен­ные для включения в повестку дня менее чем за 30 дней до открытия очередной сессии или во время очередной сессии, могут быть внесе­ны в повестку дня, если Генеральная Ассамблея решит это большин­ством голосов присутствующих и участвующих в голосовании членов Организации.

Все вопросы по решению Генеральной Ассамблеи рассматрива­ются либо непосредственно на ее пленарных заседаниях, либо пере­даются на рассмотрение шести главных комитетов, которые после обсуждения вопросов и разработки проектов резолюций по ним на­правляют доклады и проекты резолюций пленарному заседанию Ге­неральной Ассамблеи для принятия решений.

Одним из направлений, считающихся в западной литературе об ООН «прогрессивным», является разработка и обоснование «нового» под­хода к оценке характера функций Генеральной Ассамблеи и принима­емых ею решений. Сторонники этого направления упорно пытаются представить дело таким образом, что существующая в западной лите­ратуре об ООН школа «традиционализма» устарела, так как в основе ее лежит не соответствующий современному положению вещей тезис, согласно которому Генеральная Ассамблея является только «диплома­тическим инструментом» и осуществление ее рекомендаций «зависит от активного сотрудничества тех государств-членов, кому они адресо­ваны». Кстати, к сторонникам этой школы западные ученые причис­ляют ученых России. Сторонников «прогрессивного» направления не устраивают взгляды школы «традиционализма», поскольку согласно этим взглядам Генеральная Ассамблея является лишь «полезным ба­рометром дипломатических настроений», форумом «красноречивой пропаганды», «ширмой для неофициальных переговоров в старом дип­ломатическом стиле», а резолюции Генеральной Ассамблеи представ­ляют собой не более чем «открытые соглашения, достигнутые неофи­циальным путем», исполнять которые государства должны не по при­нуждению, а по убеждению.

Сторонники «прогрессивного» направления считают, что Генераль­ная Ассамблея выполняет «второстепенные» по сравнению с Советом Безопасности функции в области поддержания международного мира и безопасности, но вместе с тем утверждают, что Генеральная Ассамб­лея может осуществлять и полномочия, весьма приближающиеся к «квазизаконодательным» функциям²⁸. По их мнению, некоторые ре­золюции Генеральной Ассамблеи «все больше и больше приближают-

ся к постановлениям, за которыми признается обязательная сила в от­ношении заинтересованных сторон», а сама Генеральная Ассамблея «может при помощи резолюции узаконить действия государств, дей­ствующих индивидуально или коллективно, объявляя их соответству­ющими Уставу».

Рассмотрение утверждений такого рода совершенно ясно вскры­вает подоплеку и политическую направленность истинных намере­ний западных стратегов, а именно: попытаться «освятить» с помо­щью резолюций Генеральной Ассамблеи общего характера конкрет­ные индивидуальные или коллективные действия западных держав против народов, борющихся за свою свободу и независимость, про­тив политики агрессии, военных провокаций и нагнетания междуна­родной напряженности. «Прогрессивное» направление явно расхо­дится с Уставом ООН. Оно призвано как-то обосновать проводимую западными странами долголетнюю практику обхода Совета Безопас­ности, который один только имеет право предпринимать действия, связанные с использованием силы от имени ООН.

Как следует из анализа аргументации сторонников «прогрессив­ного» течения, суть их взглядов является на поверку не чем иным, как продолжением в несколько обновленной форме старых концеп­ций и взглядов, выдвигавшихся западными юристами и политиками еще в период господства в Генеральной Ассамблее прозападного боль­шинства. Взгляды сторонников этого направления весьма существен­но расходятся с основными положениями Устава ООН и представля­ют собой попытки обосновать его фактический пересмотр.

Сторонники «прогрессивного» направления отвергают как непри­емлемые все другие взгляды и теории относительно характера и ста­туса принимаемых Генеральной Ассамблеей резолюций, причем по этому вопросу в западной литературе об ООН существует множество точек зрения, подчас нарочито весьма запутанных и противоречащих Друг другу. Так, еще в 1947 г. Дж.Ф. Даллес утверждал, что резолю­ции Генеральной Ассамблеи отражают «моральные суждения сове­сти мира». Как иронически заметил профессор Лондонского универ­ситета Дж. Гудвин по поводу этого «смелого» заявления, «оно могло быть сделано без труда лишь представителем страны, которая в то Бремя могла совершенно уверенно рассчитывать, что она будет на стороне большинства»²⁹.

Действительно, такого рода заявления были характерны для перво­начального периода деятельности ООН, когда в Генеральной Ассамб-

лее существовало «автоматическое» прозападное большинство голо­сов и США было выгодно утверждать, что «коллективное мнение Ас­самблеи стоит выше индивидуального мнения любого из ее членов»³⁰. В последнее время Соединенные Штаты резко изменили свое отноше­ние к резолюциям Генеральной Ассамблеи, называя их теперь «одно­сторонними, нереалистичными», «постыдными актами», как это де­лали, например, постоянные представители США при ООН Дж. Ска-ли и П. Мойнихен³¹. Однако с точки зрения существа вопроса именно теперь, когда ООН стала подлинно универсальной организацией, и можно говорить о высокой морально-политической силе принятых в соответствии с Уставом резолюций Генеральной Ассамблеи, прежде всего касающихся ключевых проблем войны и мира, создания безъя­дерного, ненасильственного мира и обеспечения надежной всеобщей безопасности, равнозначной для всех государств.

Другой распространенной в западной литературе об ООН точкой зрения по вопросу о статусе резолюций Генеральной Ассамблеи яв­ляется теория, согласно которой эти резолюции «просто регистриру­ют то, что в лучшем случае могло бы быть названо дипломатическим консенсусом, то есть степень согласия, достигнутую по соответству­ющему вопросу между дипломатическими представителями в Ассам­блее на данный период времени».

Недостатки такого подхода к пониманию характера резолюций Ге­неральной Ассамблеи очевидны, ибо он дает возможность субъектив­но и произвольно судить о статусе той или иной резолюции. На это указывают и сами западные ученые, отмечая, что при таком подходе для большинства голосовавших за ту или иную резолюцию Генераль­ной Ассамблеи такая резолюция может представлять собой «решение эмбриональной мировой власти, международного арбитражного три­бунала, форума мирового общественного мнения с реальной мораль­ной и юридической силой», а для меньшинства, голосовавшего про­тив, та же самая резолюция может рассматриваться всего лишь как «суждение безответственного органа глупцов», лишенное почти вся­кого значения³². Нетрудно заметить, что такой подход не согласуется с основными положениями Устава ООН и, следовательно, не может£ > ыть признан имеющим хоть какое-то реальное значение и смысл. S

Некоторые западные юристы пытаются вывести юридический ха­рактер резолюций Генеральной Ассамблеи из признания ООН юри­дическим лицом, что, по их мнению, влечет за собой ряд далеко иду­щих правовых и политических последствий. В частности, они утверж-

дают, что «политически ООН действует путем решений своего боль­шинства в законодательных органах, в результате чего меньшинство государств-членов должно согласиться с этими решениями как санк­ционирующими действия ООН в качестве таковых».

Исходя из этой в корне неверной предпосылки, английский юрист Дж. Фосетт, например, утверждает, что резолюции Генеральной Ас­самблеи подпадают под две широкие категории: «те, которые разра­батывают, формулируют и провозглашают стандарты и принципы поведения государств, и те, которые специально предназначены со­действовать кодификации международного права»³³.

Анализируя правовую природу и характер принимаемых Генераль­ной Ассамблеей резолюций, сторонники такого подхода допускают две натяжки, совершают две существенные ошибки. Прежде всего, хотя они и отвергают мысль о том, что ООН является «сверхгосударством», все же отрывают ООН от составляющих ее и представленных в ней су­веренных государств, преувеличивают и абсолютизируют роль Орга­низации, утверждая, в частности, что ООН «может функционировать на том же самом уровне, что и государства, часто предпринимая дей­ствия в общих интересах, на что одни государства неспособны». С дру­гой стороны, они исходят из неправильной предпосылки, что основ­ная «функция международного права состоит в определении пределов государственного суверенитета в сообществе государств», тогда как основным социальным назначением международного права является обеспечение правовыми средствами и гарантиями условий для разви­тия и укрепления международного сотрудничества, утверждения вер­ховенства международного права над военно-силовыми подходами, создания всеобщей безопасности, равной для всех.

Под влиянием двух указанных посылок их сторонники приходят к выводу, что до тех пор, пока «Генеральной Ассамблее не будет предо­ставлена законодательная власть в конвенционном смысле, сила ка­кой-либо резолюции заключается не в простом ее одобрении Гене­ральной Ассамблеей, а в согласии (консенсусе) государств-членов, лежащем в основе ее формулирования и одобрения». При этом не Раскрывается и умышленно обходится вопрос, что представляет со­бой «консенсус государств-членов», а только указывается, что этот «Консенсус определяется размером большинства». Другими словами, обходится важный вопрос, какие стороны стоят за этим «большин­ством», включает ли это «большинство» государства различных гео­графических групп, всех постоянных членов Совета Безопасности и

т.д. Вместо этого лишь указывается, что «соответствующая резолю­ция, одобренная при значительном противодействии или воздержа­нии, не будет квалифицироваться в качестве реального развития меж­дународного права».

Нетрудно заметить, что в таком подходе полностью отсутствует сколько-нибудь приемлемый объективный критерий разграничения резолюций Генеральной Ассамблеи на обычные рекомендации и пра-вообразующие резолюции, влекущие за собой юридические обязатель­ства для государств - членов ООН, и все отдается на усмотрение и субъективную оценку того или иного автора. Неслучайно поэтому авторы такого подхода вынуждены сделать вывод, что лишь «горст­ка» из более чем 10 тыс. резолюций, одобренных Генеральной Ас­самблеей, «может рассматриваться в качестве правообразующих». Но и в отношении резолюций, входящих в эту «горстку», существует такая пестрота мнений и разноголосица, которая, по существу, сво­дит на нет реальное значение такого критерия. Видимо, чувствуя слабость и неубедительность своей аргументации, сторонники ука­занного подхода ограничиваются лишь констатацией, что «ООН медленно движется в направлении к роли международного законо­дателя»³⁴ и что «в настоящее время договор остается единственной признанной юридической формой, в которой осуществляется ко­дификация международного права», а «критический шаг», после которого с помощью резолюции Генеральной Ассамблеи междуна­родные договоренности обрели бы полную юридическую силу, «все еще предстоит сделать, и, возможно, пройдет долгое время, прежде чем он будет сделан».

Западные идеологи лихорадочно ищут и изобретают методы и сред­ства сохранения своих позиций в Организации Объединенных На­ций, пытаются направить деятельность органов ООН, в том числе Ге­неральной Ассамблеи, на развитие международного права в отвечаю­щем их интересам русле. Они всеми силами препятствуют разработке и утверждению юридических и политических основ международного правопорядка на основе Устава ООН. Западные стратеги настойчиво пытаются представить нынешний этап развития международных от­ношений и деятельность ООН как «период беззакония», вызванный, по их мнению, тем, что «под покровительством ООН многие новые и слабые государства могут попирать и на деле безнаказанно попирают традиционные правила международного поведения, равно как и нор­мы Устава». Они же пытаются утверждать, что «пренебрежение к ста-

рым нормам и традициям» привело, по существу, к «правовому ваку­уму» в развитии международного права наших дней³⁵.

Вряд ли нужно говорить, что утверждения такого рода лишены вся­ких оснований. Хорошо известно, что международное право является продуктом непрерывного процесса деятельности и сотрудничества го­сударств с различным социальным строем, результатом борьбы миро­любивых государств за утверждение в нем действительно демократи­ческих, прогрессивных принципов и норм и устранение всего старого, отжившего, мешающего поступательному движению человечества к безъядерному, ненасильственному миру, всеобъемлющей системе меж­дународной безопасности. Утверждать, что процесс ликвидации ста­рого, отжившего в международном праве приводит к состоянию хаоса и беззакония в международных отношениях, или связывать с появле­нием большой группы развивающихся стран возникновение «право­вого вакуума» в развитии международного права - значит представ­лять в извращенном свете весь процесс формирования и прогрессив­ного развития современного международного права.

Характерной особенностью развития ООН в последние годы яв­ляется то, что все большее значение в работе ее органов приобретает впервые примененный в Совете Безопасности в 1946 г. метод выра­ботки и принятия решений на основе принципа согласования (кон­сенсуса), то есть достижения общего согласия без проведения голо­сования по соответствующему решению.

Деятельность ООН в период развязанной западными странами «хо­лодной войны» со всей наглядностью показала полную несостоятель­ность и вред применения методов диктата, давления, использования «машины голосования», арифметического большинства при решении рассматриваемых органами ООН проблем. Исторический опыт по­казывает, что решения ООН, принятые на основе голосования «кно­почным большинством», не только не содействовали хоть в какой-то Мере разрешению насущных проблем мировой политики, но, наобо­рот, вызывали лишь трения и разногласия между государствами, уг­лубляли расхождения и противоречия государств по таким вопросам, затягивали на долгое время их разрешение, снижая эффективность Деятельности ООН по обеспечению прочного мира и нанося значи­тельный ущерб ее авторитету и влиянию. Вот почему все больше го­сударств - членов ООН приходят к выводу, что принцип консенсуса ^в современных условиях единственно разумный и конструктивный способ достижения эффективных решений, важнейшее средство по-

вышения действенности органов ООН, роста их международного веса и престижа.

Некоторые политические деятели высказывают недовольство при­нятием решений органами ООН на основе консенсуса, поскольку, мол, на достижение таких решений уходит много усилий и времени, а они в ряде случаев носят слишком общий характер. Однако, как представляется, если сопоставить трудности и недостатки, преиму­щества и выгоды, которые получаются от реализации таких решений на практике, то перевес явно оказывается на стороне последних. Этот вывод подтверждается и практикой. Так, если на 13-й сессии Гене­ральной Ассамблеи единогласно и на основе консенсуса было одоб-рено 39 резолюций из 112, на 15-й - 65 из 145, на 25-й - 46 из 131, то на 30-й сессии таких резолюций было одобрено уже 101 из 179, на 40-й сессии - 184 из 259, а на 50-й сессии - уже 251 резолюция из 321, то есть 78% всех принятых на сессии резолюций.