В точке поворота

1. Подлинное понимание культурного значения эпохи

Блока (шире - начала XX в.) вряд ли возможно в той от-

носительно короткой перспективе, которая обычно в этой

связи привлекается. Границы подлинного исторического

периода, необходимого для понимания событий, пролегают

значительно шире. Если один его край обозначить Пушки-

ным', а другой - переживаемым нами временем, то имя

Блока окажется расположенным прямо в середине этого пе-

риода. Эта хронологическая позиция глубоко символична,

и из нее вытекает императивная необходимость взглянуть

на Блока с позиции этих двух перспектив. Одновременно

это вынуждает нас обдумать еще раз наши представления

как о пути, который вел к Блоку, так и о дороге, уво-

дившей от него. Чем ближе мы приближаемся к современ-

ности, тем нам труднее удержаться от эмоциональных оце-

нок. Там, где, глядя в прошедшее, мы склонны видеть ис-

торические закономерности, наблюдая современность, мы

говорим об ошибках и злонамеренности. Преодоление этой

двойственности обычно находят на пути перенесения в

современность " исторического взгляда", а под ним обычно

понимают фаталистическое утверждение неизбежности про-

исходящего, якобы однозначно предуказанного законами

истории.

2. Возможна попытка поисков пути не в перенесении на

современность мнимого фатализма истории, а в перенесе-

нии на историю многонаправленности живого процесса. Это

был бы взгляд на реальную историю как на одну из воз-

можных дорог.

При этом если отказаться от неизбежно вытекающей из

противоположной позиции и блестяще проиллюстрированной

Гегелем убежденности в том, что история завершается в

момент ее описания, то нам придется говорить не о поте-

рянных дорогах, а о путях, пока еще нереализованных.

Если бы мы занимались историей государственности,

а не литературы (культуры), то эту границу пришлось бы

расширить до Петровской эпохи.

Здесь автор может указать лишь на один пример попыт-

ки внести в историю экспериментальное мышление этого

типа. Мы имеем в виду блестящий доклад А. В. Исаченко

на Варшавском съезде славистов 1973 г.1 Научная дер-

зость предлагаемого автором мысленного эксперимента не

может заслонить методологической ценности его опыта.

" Совершенно очевидно, что история не пишется в кондици-

онале. Однако и утверждение, будто то, что случилось на

самом деле, " должно было" случиться именно так, следует

признать неубедительным. Легко стать пророком задним

числом. История всегда держит наготове несколько вари-

антов. И нет оснований считать то, что фактически прои-

зошло, во что бы то ни стало проявлением " прогрессивно-

го хода истории".

Все развитие России сложилось бы совершенно иначе,

если бы в конце XV в. Новгород, а не Москва, оказался

руководящей, главенствующей силой объединяемой стра-

ны" 2.

3. С предложенной выше точки зрения историческое

движение можно рассматривать как процесс потери неис-

пользованных путей и одновременно столь же неотвратимый

процесс постоянного зарождения числа альтернативных до-

рог. Историкам литературы, определяющим место Пушкина в

художественном развитии России, свойственно видеть в

нем " предшественника" (по выбору исследователя: Гоголя,

Лермонтова, натуральной школы, Достоевского или Толсто-

го). Тогда пуля Дантеса неизбежно оказывается законо-

мерным историческим фактом. Между тем здесь уместно

вспомнить слова, которые произносит пережившая сибирс-

кую ссылку декабристка своему мужу в неоконченном рома-

не Толстого. По ее мнению, она может предсказать, какие

поступки совершит в будущем их сын. " Но ты, - говорит

она мужу, - еще можешь удивить меня". Пушкин еще мог бы

удивить нас, открыв исторический путь, быть может нав-

сегда для нас потерянный. И тогда известное нам в его

наследии осветилось бы совершенно новым, неожиданным

светом.

Но потеря определенных путей неизбежно компенсирует-

ся нахождением новых и непредсказуемых. Это отчасти

восполняется обилием незавершенных, как бы кончающихся

многоточиями, произведений. " Мертвые души" и " Братья

Карамазовы" - наиболее яркие тому примеры.

4. Неисчерпаемость путей дополняется возникновением

в определенные эпохи чувства исчерпанности культуры.

Это эпохи резких переломов. Эпоха Блока была отмечена

именно чувством неисчерпанности путей и неизбежности

скачка в непредсказуемость, момента, о котором Валерий

Брюсов писал: " Мы брошены в невероятность". Именно так

переживалась революционная эпоха и Блоком, и Белым. Са-

мо понятие свободы отождествлялось с непредсказуе-

мостью. С этим, в частности, связан рост значения ис-

кусства в этот период. Философия фактически приобретает

характер поэзии в прозе. Вторжение искусства в наследс-

твенные территории науки, с одной стороны, и религии, с

другой, демонстрируется, например, идеями

1 Исаченко А. В. Если бы в 1478 году Новгород пора-

зил Москву: Об одном несостоявшемся варианте истории

русского языка // VII Miedzynarodowy kongres slawis-

tow. Warszawa, 1973. С. 85-86.

2 Там же. С. 85.

Федорова и Циолковского, с их широким проникновением в,

казалось бы, противоположные сферы культуры.

5. Следующий виток культурного развития отмечен

восстановлением некоторых фундаментальных положений до-

петровской культуры: идеи " Москвы - нового Рима" с

представлением о вселенском значении и неизбежной замк-

нутости ради сохранения идейной чистоты, претензии на

всемирность в сочетании с антиевропеизмом и, что самое

существенное, представлением о том, что конечная истина

уже найдена, и, следовательно, искусству отводится об-

ласть не поиска, а пропаганды. Соответственно, догмати-

ческая теория занимает место выше искусства. Однако

культура никогда не бывает одноликой: отождествление ее

идеалов с ее же собственной реальностью всегда порожда-

ет ошибки. Путь русской культуры после Блока не был од-

нолинейным и не представлял собой простой реализации

заданных тем. Даже если не останавливаться на эпохе

Отечественной войны 1941-1945 гг., когда изоляционист-

ский курс правительственной политики вынужден был по-

тесниться, уступив определенное место антифашистскому

единству, неизбежно связанному с необходимостью приотк-

рыть окно в Европу (обстоятельство, чрезвычайно трево-

жившее Сталина и Жданова и ставшее лейтмотивом выступ-

лений последнего в первые послевоенные годы), новая

" петровская" (европейская) ориентация стучалась в две-

ри. Попытки унификации в науке (борьба с генетикой и

генетиками, попытки внесения ясности в лингвистику)

лишь демонстрировали непропорциональность ничтожных ре-

зультатов пускаемым в ход колоссальным усилиям. А исто-

рия отечественной семиотики уже ясно продемонстрирова-

ла, что борцы за полную ясность в науке вынуждены зани-

мать оборонительные позиции.

6. Этапы культуры неизбежно многоплановы. Культура,

полностью подчиненная какому-либо единственному типу

организации, не могла бы существовать. Она была бы не-

жизнеспособной. Иное дело - самоописание культуры. Го-

ворящая на многих языках культура неизбежно выделяет

какие-то из них как доминирующие. В своем самосознании

она объявляет определенные свои аспекты " неправильны-

ми", " случайными" и, следовательно, несуществующими.

Самоописание всегда значительно более организовано, чем

описываемая структура, и представляет ее идеализирован-

ное отражение. Но самоописание - не фикция, а также ис-

торическая реальность. Представления романтиков о ро-

мантизме, их теоретические сочинения на эту тему нас-

только плотно сливаются с художественными произведения-

ми романтической эпохи, что исследователи, как правило,

не выделяют в этом два разных уровня исследования. С

такой оговоркой мы можем рассматривать этапы культуры

как некоторое единство.

С этой точки зрения мы можем отметить черты сходства

между допетровской эпохой и искусством после Ок-

тябрьской революции. В обоих случаях

Здесь мы в обоих случаях говорим об официальной

культуре, о том, что она сама признает правильным и ав-

торитетным, т. е. для средневековой литературы это бу-

дет сочинение, получившее церковное признание, для XX

в. - Д. Фурманов и А. Фадеев, а не О. Мандельштам и М.

Цветаева. Последние с этой точки зрения " как бы не су-

ществуют", что зримо отражается в учебниках и вузовских

программах тех лет. Признание чего-либо " существующим"

или " несуществующим" всегда есть оценка отношения факта

к системе.

речь идет не об оценке тех или иных произведений как

" хороших" или " плохих". Историк не может забывать, что

его собственная оценка (или оценка его современников,

естественно им принимаемая) также релятивна и, вероят-

но, не будет совпадать с оценками исследователей в от-

даленном будущем.

Таким образом, речь идет не об определении " качест-

ва", а о структурной характеристике. Сопоставляемые на-

ми эпохи роднятся тем, что эстетическая природа текста

мыслится как средство, а не как цель. В свое время Бе-

линский иронизировал над тем, как поэт XVII в. опреде-

лял сущность искусства:

Так врач болящего младенца ко устам

Несет фиал, сластьми упитан по краям,

Несчастный ослеплен, пьет сладкое целенье,

Обман дарует жизнь, дарует излеченье.

В этом случае искусству приписывается служебная роль

пропагандиста истины, заложенной вне его пределов. Но-

сителем же истины объявляется философия, идеология, те-

ология, решения авторитетных органов - соборов или съ-

ездов. Причем, хотя истина эта неизменно порождает спо-

ры и расколы, предполагается, что она едина и бесспор-

на, а все расхождения - результат наличия ортодоксов и

еретиков.

Культура XIX в. исходила из представления об истине

как о точке, к которой человек стремится и которая ему

исходно не дана. Весь смысл искусства - в движении к

истине. Поэтому однозначное истолкование догмата - иде-

ал, однозначное истолкование " Евгения Онегина" - его

разрушение. Художественное произведение - машина выра-

ботки истины еще не данной, а не педагогическое расп-

ространение истин, заранее хранящихся у посвященных.

Догматические эпохи сближают функцию искусства с техни-

кой, художественные - с поиском ученого. В этом - высо-

кий смысл многократно осмеиваемых как проповедь безы-

дейности слов Гете о бесцельности искусства:

" Ich singe, wie ein Vogel singt" 1. Вспомним, что

Пушкин, называя ересью требования Рылеева, чтобы ис-

кусство имело цель (Пушкин иронически писал:

" Рылеев целит, а все невпопад" - XIII, 167), предла-

гал бороться с ней пением на мотив " Один сижу во компа-

нии...". И Гете, и Пушкин, конечно, имели в виду не

идеал безответственного щебетанья, а право искусства

вырываться из сферы однозначных смыслов в пространство

открытого поиска.

Предсказания будущего - занятие, лишенное смысла,

ибо сущность будущего в его непредсказуемости, в его

потенциальной возможности пойти по какой-то одной из

множества дорог, и именно это придает поведению совре-

менника этическую ответственность и требует от него ак-

тивности. Поэтому мы воздержимся от соблазна каких бы

то ни было предсказаний. Но нельзя не сказать, что уси-

лия, направленные на возрождение пушкинской роли ис-

кусства в культуре, могут иметь поистине судьбоносный

характер. Позволим себе один предостерегающий пример:

на рубеже XIX и XX вв. русской культуре был дан гений,

все творчество которого шло вразрез с

" Я пою, как птица" (нем.).

" идейными" направлениями предшествующей эпохи и могло

послужить великим предостережением. Это был Чехов.

Только Чехов, подобно Пушкину, полностью удержался от

соблазна однозначных проповедей и от снижения искусства

до роли служанки пропаганды. Но зато и не было в русс-

кой литературе более одинокого гения и, что самое глав-

ное, писателя, чье творчество не получило продолжений

(художественная позиция Чехова если и получила продол-

жение, то, как показала 3. Г. Минц, оно прозвучало в

поэзии - области, максимально удаленной от художествен-

ного самосознания писателя).

Обращение к пушкинско-чеховской традиции может сде-

латься опорной точкой для нового, будущего (?) этапа

русской литературы.

7. Переживаемый нами момент - еще один пункт поворо-

та в культуре. И, как и все другие, он чреват непредс-

казуемостью. Непредсказуемость - универсальная черта

культурного развития - в данном случае становится эле-

ментом самосознания. Обилие открывающихся дорог состав-

ляет потенциальную силу эпохи, но субъективно в созна-

нии современников оно выражается чувством растеряннос-

ти, особенно у людей, воспитанных эпохой " полной" яс-

ности.

Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,

Но чу! - матросы вдруг кидаются, ползут

Вверх, вниз - и паруса надулись, ветра полны;

Громада двинулась и рассекает волны.

Плывет. Куда ж нам плыть?

(А. Пушкин. " Осень", 1833)