Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
О доктринальном наследии и первых поисках нового подхода
За последние годы в отечественной и зарубежной научной литературе и публицистике появилось большое число работ о природе этнического фактора и его политических проекциях в современной истории России. В данном случае меня больше интересует доктринальная сторона вопроса, или то, что я называю политической концептуальностью. Политическая концеп-туальность — это своего рода система элитных предписаний, которая вырабатывается учеными, политиками и просвещенной публицистикой, чтобы через эти предписания в виде доктрин, концепций и программ осуществлять гражданскую миссию, утверждать свой статус, отправлять власть и управлять обществом. Тексты законов, силовые институты государства и нормы морали являются недостаточными для управления обществом, ибо только верхушечные предписания (своего рода образ обладания " истинным знанием", или " верным учением") придают их " производителям" авторитет, необходимый для обретения последователей и коллективной мобилизации. Осуществление власти (в ее универсальном понимании как способность определять социальное пространство других) через формулирование концептуальных предписаний имеет особое значение для формирования общественных (политических, этнических и других) коалиций и для консолидации Аппарата как совокупности участников управления, включая политиков, чиновников и экспертов. Советское общество как общество прежде всего идеологическое было перегружено политической концептуальностью и разного рода предписаниями, без которых было бы невозможно жесткое регулирование представлений и поведения его членов. Неслучайно самым массовым отрядом отечественных об-ществоведов были и остаются философы, чьи интеллектуальные усилия направлены исключительно на концептуальный -597- уровень (метадискурс), на формулирование и оперирование такими глобальными категориями, как цивилизация, общество, стадия развития, народ, нация, национальный характер и нацио нальная идея, аскеза, миссия, судьба и т. п. В свое время представители марксистско-ленинской фи лософии осуществили масштабную узурпацию в отношении дисциплины этнологии и социально-культурной антропологии. Все, что касалось изучения и объяснения этнической политики, функционирования этнических общностей и их взаимодействий определялось как " теория нации и национального вопроса", а научная дисциплина — этнография самоограничила себя преимущественно эмпирическими, внутригрупповыми описаниями, особенно после того, как рождающаяся советская этнология была объявлена " буржуазной" наукой, а этнологический факультет МГУ был закрыт в 1931 году. Концептуально-терминологический аспект теории нации имел особое значение, ибо он непосредственно проецировался на саму основу государственности и характер взаимоотношений Центра и периферии. В лексике ученых и политиков в течение десятилетий утвердились настолько прочные категории-демиурги, что выражение каких-либо сомнений насчет их содержательной адекватности вызывали жесточайшее неприятие даже в условиях начавшейся идеологической либерализации. Когда во второй половине 80-х годов начался процесс переосмысления концептуальных основ экономики и социологии общества, сфера межэтнических отношений в теоретическом плане оставалась похожей на ледяную глыбу, охраняемую армией бдительных сторожей, построивших свои академические и политические карьеры на основе старых классификаций. Даже имевший вкус к теоретико-методологическим построениям академик Ю.В. Бромлей отреагировал на мое предложение пересмотреть понятие нации в пользу ее гражданского, а не этнического содержания почти паническим замечанием: " Ну это тогда будет полный хаос! " и опубликовал свою последнюю перед смертью статью о понятийно-терминологических проблемах, которая в несколько модернизированном виде защищала господствовшую парадигму1. Что же говорить о профессиональных пропагандистах теории национального вопроса, которые встретили новые вызовы этнических проблем и конфликтов " установочными" статьями в центральных газетах под привычными заголовками и с еще более привычными подходами2. -598- Еще в период деятельности первого Съезда народных депутатов СССР и вскоре после XXVIII съезда КПСС мною была опубликована в газете " Правда" статья, в которой подвергался сомнению сам принцип построения государства и его внутреннего устройства на этнической основе и высказывалась мысль, чтo в условиях развития демократии и стремления к суверенитету советские республики в этом смысле не могут категоризи-роваться как " национальные (читай — этнонациональные) государства", как это было определено Конституцией СССР 1977 года и охотно поддерживалось " центральными" теоретиками, а также интеллектуальной и политической элитой " коренных наций" 3. О стойкой инерции мышления свидетельствовал, например, принятый в 1990 году Съездом народных депутатов СССР закон " О свободном национальном развитии граждан СССР, проживающих за пределами своих национально-государственных образований или не имеющих их на территории СССР". Непонятно что означающее " национальное развитие граждан" (видимо, имелось в виду этнокультурное), а также выделение некой категории жителей страны без " своей" государственности при том, что государственность на всех уровнях провозглашалась от имени всех граждан, было малопрофессиональной манипуляцией через старую фразеологию найти ответ на новые проблемы и политические требования. Хотя цель при этом преследовалась вполне достойная: защита прав и культурных запросов граждан, проживающих в доминирующей инокуль-турной среде, но только грамотно выразить эту ситуацию правовым текстом прежний доктринальный багаж не позволил. Здесь, к сожалению, не на должной высоте оказались и отечественные правоведы, также разделявшие парадигму этнонацио-нализма и лексику " национального самоопределения" в этническом варианте. Еще более разительным примером саморазрушительной логики понимания государства стала внешне малопримечательная, но крайне знаменательная поправка депутата-поэта Евгения Евтушенко к тексту президентской присяги, которую принимал Съезд народных депутатов СССР в 1980 г., будущий президент должен был присягать не " народу", а " народам" своей страны. Получалось, что в доктринальном плане страна Не имела определения своей гражданской общности: вместе со словом " советский" из лексики ушло и слово " народ", а кате- -599- гория " нации" уже была прочно зарезервирована только за эт ническими общностями или " этносами". Внутренняя эмоцио нально-ценностная легитимность государства (а она столь же необходима для государства, как конституция или международ ное признание) в такой ситуации становилась крайне уязвимой. Зато поэты, оказавшиеся в роли законодателей, считали свои поправки, по признанию самого Евтушенко, " высшим жизненным достижением". В тогдашней ситуации инерционного догматизма какие-либо серьезные переоценки были фактически невозможны Со страниц " Правды" уже прозвучало грозное предупреждение одного из партийных теоретиков национального вопроса, профессора Э.В.Тадевосяна, что " некоторые осмеливаются подвергать сомнению даже сам принцип национальной государственности". Однако кое-что в те годы все же удалось сделать. В резолюции по проблемам межнациональных отношений XXVIII съезда КПСС, которую поздно ночью 5 июля 1990 года после заседания секции " Национальная политика КПСС" в кабинете заведующего отделом ЦК КПСС Вячеслава Михайлова мы писали вместе с эстонским академиком Виктором Пальме, термин " нация" вообще не был употреблен, а целью национальной политики впервые вместо традиционной фразы об укреплении дружбы народов и развитии интернационализма определялось всяческое содействие и создание условий для свободного развития и обеспечения прав граждан, принадлежащих к национально-культурным общностям4. Это была первая попытка провести в официальном документе мысль, что права гражданина выше прав нации. Именно тогда в выступлении на съезде мною было сказано о вмонтированном в общественное сознание и в государственно-правовую практику страны доктринальном этнонационализме, который " проявился в объявлении одних народов нациями, других — народностями и национальными группами, в создании иерархии нацио-налъных государственных образований с центром, через который насаждался русскоязычный официоз, в дележе народов на коренные и некоренные со своей и не своей государственностью, в государственной фиксации национальной принадлежности граждан, причем только по одному из родителей... '* В " эпоху Горбачева" основной водораздел все-таки прошел не между идеями гражданского нациестроительства и эт-нонациональной государственности (для этого просто еше не -600- пришло время!), а между сторонниками " совершенствования" старой доктрины и энтузиастами радикального осуществления ленинско-вильсоновского принципа государственного самоопределения этнонаций. Последний вариант так называемого «упразднения империи" инициировался и поддерживался ча- стью столичных интеллектуалов и политиков и почти всецело элитой большинства союзных республик. Этот вариант был подкреплен мощным авторитетом академика А. Д. Сахарова, ко-торый предложил утопический проект конституции " Соединенных государств Европы и Азии". Согласно этому проекту все 53 национально-государственных образования должны были стать равноправными, суверенными государствами. Вере в упразднение последней империи способствовало также неверное прочтение международно-правовых документов и норм о самоопределении народов в форме образования самостоятельных государств. Как известно, поддержка национально-освободительных войн и движений долгое время входила в арсенал советской внешней политики и ее внутреннее пропагандистское обеспечение было огромным. Хотя на самом деле самоопределение допускается только в контексте деколонизации и только для народов как территориальных сообществ, а не этнических общностей6. Именно под лозунгом " упразднения империи" произошел распад СССР и образование новых 15 государств, в том числе и Российской Федерации. Все государства, кроме России, объявили себя " национальными государствами"; Россия объявила свой суверенитет от имени " многонационального народа". В доктринальном плане это был триумф, а точнее — последняя месть именно ленинской национальной политики и всей 70-летней практики " национально-государственного строительства", важнейшим компонентом которой был этнический национализм, т.е. представление о нации как высшем типе этнической общности, на основе которой, якобы, только и может быть построена " нормальная" государственность7. Со стороны политиков понятие нации как многоэтничнои государствообразующей общности в момент распада СССР отсутствовало, уступив место этнонациональной идее. Представление о гражданской нации было робко признано только в Литве и лишь несколько лет спустя не менее осторожно — в Казахстане и Украине, а в самое последнее время — в Латвии и Эстонии. В Латвии, например, несмотря на возведенный в ранг -601 - государственной политики этнонационализм, начинают серь езное обсуждение вопроса о политической нации и приглаше ние на дискуссию по данной теме мною было получено от кол лег из Латвии летом 1996 года. 23 сентября 1996 года, в про грамме НТВ " Герой дня" избранный на второй срок президен том страны Ленарт Мери сказал, что " в Эстонии одна нация -это эстонские граждане". Это означает, что категория эстон ской гражданской нации включает в себя всех неэстонцев, в том числе и этнических русских, имеющих гражданство. В России на этот счет была полная сумятица, среди кото рой рождались по сути противоположные доктринальные пред ставления. Если в плане реформирования экономики и поли тической демократизации с приходом Правительства Eгopа Гайдара, не без дискуссий и ошибок, но все же стратегически верно был взят курс на глубокие преобразования, то в сфере национальной политики бал правили импровизация и амбиции. Ответственная международная экспертиза этой сферы преобразований не была обеспечена по ряду причин. Ситуация казалась по-российски уникальной и слишком деликатной для внешних советов. Что же касается внешних советчиков, то и среди них слишком была сильна формула " распадающейся империи" и искус продолжить закрепление победы либерализма через возможные новые самоопределения был слишком велик Мало кто из западных экспертов осмеливался тогда высказываться по поводу опасностей растущего периферийного национализма в России и в то же время почти все жестко осуждали аналогичные явления в других постсоветских государствах, особенно если они были связаны с деятельностью представителей русскоязычного населения или так называемых " пророссийских сил" (Приднестровье, Крым, Южная Осетия, Абхазия).
|