Повестка на будущее: от этнического к гражданскому национализму

Понимание " народа" как территориального сообщества и понятия " нации" как многокультурной политической общно­сти, считается как бы нормой человеческого общежития по крайней мере с тех пор, как оформилась современная система государств — наиболее мощная из крупных форм социальной группировки людей. Из этой посылки исходят как большинст­во государственных доктрин, так и международно-правовая практика. Например, безусловным принципом международного права, отраженным в многочисленных декларациях и хартиях по вопросам суверенитета и самоопределения, является дефи­ниция народа как субъекта самоопределения, именно как " демоса", а не " этноса", то есть как территориальной, а не этнической общности. Эту достаточно простую вещь никак не могут осознать и внятно объяснить политикам отечественные обществоведы, даже из числа тех, кто избрал эти сюжеты сфе­рой своих профессиональных занятий.

Ставка же на этнизм в мировой политике преследовала конкретные геостратегические цели. Так, этнический национа­лизм обретал влиятельные позиции в мировой политике, в том числе и прежде всего как форма реализации политической во­ли геополитических соперников-победителей в отношении ослабленных или побежденных регионов и государств. Таковой была вильсоновская доктрина " права наций на самоопределе­ние" применительно главным образом к Центральной и Юго-Восточной Европе в начале XX века, когда перекраивалась кар­та этой части мира победившими лидерами Антанты. Тем же аргументом сначала Гитлер, а затем Сталин осуществляли тер­риториальные аннексии и меняли границы накануне и в пери­од второй мировой войны. Победой Запада над коммунистиче­ским миром объясняются отход западного сообщества от хель-синских принципов и поддержка этнонационализма в конце XX века в регионе влияния бывшего Советского Союза. В ака­демическом и политико-доктринальном планах это нашло от­ражение в объяснительной модели " распадающейся империи ", которая доминирует в интерпретации событий, произошедших и происходящих на территории бывших СССР и Югославии. О сильных и слабых сторонах этой доминирующей концепции мне уже приходилось писать²⁵.

-636-

В западной науке, представленной до этого отдельными авторами из числа каталонских, баскских, квебекских, ирланд­ских интеллектуалов, комплиментарный взгляд на этнический национализм ныне нашел более мощную поддержку со сторо­ны академического истеблишмента. Он рассматривает этот вид национализма как закономерную реакцию со стороны культур­ных сообществ и меньшинств на политический тоталитаризм или нивелирующее воздействие глобальных интеграционных процессов и распространение массовой культуры. Однако та­кой комплиментарный взгляд распространяется преимущест­венно на внешний мир и носит более осмотрительный характер применительно к действительности своих собственных оте­честв. Мало кто из американских коллег-обществоведов готов отстаивать, скажем, право на самоопределение для гавайской или навахской наций (хотя подобные движения с подобной фразеологией существуют и в США), но почти все приемлют аналогичные политические проекты внутри России. Современ­ные подвижки " в защиту либерального национализма" продик­тованы главным образом политико-идеологической заангажи-рованностью или эмоциональностью журналистской публици­стики. Это касается как западной, так и российской общест­венной мысли. Для последней никакой " подвижки" и не тре­бовалось в силу глубокой включенности основных постулатов этнонационализма в ведущиеся на протяжении многих лет об­щественно-политические дискуссии и широкой популярности так называемой советской теории этноса.

За внешней ругательно-осуждающей дефиницией нацио­нализма на самом деле присутствовал безоговорочно господ­ствующий этнонационализм как в науке, так и в политике. Таковой ситуация остается и поныне, ибо постсоветская наука и политика во многих случаях до сих пор не способны себе представить, что могут существовать такие категории и реалии, как российская, украинская, казахстанская, латвийская и дру­гие нации как многокультурные политические общности. Более естественным и " правильным" им представляется категоризо-вать граждан зарубежных государств, имеющих армянское, грузинское, эстонское или латышское этническое происхожде­ние, как представителей армянской, грузинской, эстонской или латышской наций и предоставлять им высшие государст­венные посты, в то же время отказывая даже в праве на собст­венность и голосование родившимся в Эстонии или в Латвии.

-637-

Биологический принцип крови оказывается для сторонников таких взглядов важнее культурной включенности — например, знания языка или факта проживания (часто с момента рожде­ния) на территории государственного образования, — чтобы получить статус и представительные должности в ряде постсо­ветских государств или, наоборот, по этому же принципу быть исключенным из гражданства во имя идеи " однообщинного го­сударства".

Отечественная академическая традиция в значительной мере способствовала утверждению приоритета этнической вза­имоисключающей идентичности, огосударствлению и институ-ционализации этничности, а также политической программа-тике этнонационализма. Этнографическая наука в огромной степени способствовала установлению культурных различий и категоризации этнических границ, абсолютизируя гомоген­ность и значимость этнокультурных сообществ и обеспечивая аргументацию политического этнонационализма. Академиче­ский, интеллектуальный этнонационализм обрел причудливые формы как изощренных схоластических конструкций, так и па-ранаучных построений о " подразделениях этноса", " субэтносах", " суперэтносах", " метаэтносах" и т.д., которыми питается мно­гообразный и процветающий постсоветский этнонационализм.

Весь его язык фактически заимствован из этнографических и исторических текстов, включая такие основополагающие по­нятия, как " жизнь или вымирание этносов (наций)", " этничес­кая территория", " коренная нация", " своя государственность", " национальные движения (возрождение) народов", " нацио­нальная политика", " национальный вопрос", " межнациональ­ные отношения (конфликты)", " национальность", " родной язык" (как язык национальности) и т.п. Ни одно из этих поня­тий в мировой науке не используется в качестве категорий, а если используется, то исключительно в гражданско-политичес-ком контексте: " национальность" как гражданство, " нацио­нальная политика" как политика государственных интересов, " межнациональные отношения" как межгосударственные отно­шения, " родной язык" как " материнский или первый выучен­ный язык" и т.п.

Большинство этих категорий, с научной точки зрения, уязвимы или просто бессмысленны, а с общественно-полити­ческой точки зрения, порождают тупиковые стратегии. " Этно­сы", " суперэтносы", " субэтнические группы", " национальные

-638-

группы" и многие другие неизвестные мировой науке понятия и категории вошли в язык постсоветской политики и офици-альных текстов, провоцируя конфликтность и делая невозмож-ным принятие даже минимально необходимых законов, обес-печивающих интересы и права граждан, основанные на осоз-нании или принадлежности к той или иной культурной общ-ности. Советская академическая и доктринальная логика поро-дили идеологию законопроектов, по которым национальным (этническим) меньшинством на территории, скажем, Коми и Карелии (и даже всей России!) может считаться любой, но только не этнический коми или карел. И, наоборот, возникшие ситуации равнообщинных государств (Казахстан, Украина, Латвия) были однозначно квалифицированы в рамках доктри-ны " нация и меньшинство", хотя аналогичные ситуации в ми-ре (от Великобритании, Канады, Бельгии до Фиджи и Ямайки) квалифицируются в категориях " народов-партнеров".

Проблемы гражданского национализма в отечественных общественно-политических дискуссиях нет вообще из-за отсут-ствия самого понятия гражданской нации, хотя в реальности она вполне зримо присутствует в риторике о государственном патриотизме. В чем-то с претензией на общегосударственный патриотизм выступают представители этнического национа-лизма доминирующей общности русских. В данном случае грань между этническим и гражданским (государственничес-ким) национализмом в значительной мере стирается. То же са-мое может происходить и с периферийным типом этнонацио-нализма, формулиру-ющим точно такую же претензию, но не н а общегосударственном, а на региональном (этнотерритори-альном) уровне.

Мы определяем постсоветский национализм (точнее — этно-национализм) как доктрину и политическую практику, основан­ную на понимании нации как формы этнической общности, обла­дающей членством на базе глубоких исторических и других объек­тивных характеристик, и проистекающем из этого коллективно­го членства праве обладания государственностью, включая его институты, ресурсы и культурную систему. Длительные трудно­сти с определением понятия " нация" связаны не со сложно­стью определяемой материи, а с эпистемологически неверной посылкой придать значимость объективной категории по сути пустому, но ставшему эмоционально влиятельным слову, за исключительное обладание которым состязаются две формы

-639-

социальной группировки людей, — государства и этнокультур­ные общности.

По моему убеждению, нация — это политический лозунг и средство мобилизации, а не научная категория. Состоя почти из одних исключений, оговорок и противоречий, это понятие как таковое не имеет права на существование и должно быть ис­ключительно из языка науки. В этнокультурном смысле поня­тие " нация" утратила в современном мире всякое значение и стало фактически синонимом этнической группы. Дело в том, чтобы в составе любой из таких групп (будь то русские, караи­мы или нанайцы) ныне существуют элитные элементы, пре­тендующие на подобную самокатегоризацию и способные мо­билизовать массовое " национальное" сознание, то есть исполь­зование слова в качестве атрибута самоназвания, и у ученых нет оснований в отказе на данное использование слова. Равно не происходит никаких качественных трансформаций в суще­стве этнокультурной общности при верхушечных статусных декларациях. Например, гагаузы как этнокультурная общность после получения статуса автономии Гагауз-Ери в декабре 1994 года никакого таксономического перехода из типа народности в тип нации по сути своей не совершили. Перемены коснулись лишь академических классификаций и политической риторики.

Сегодня " нациями" называют себя лидеры и активисты-интеллектуалы даже самых немногочисленных этнических общностей. В этой ситуации вполне справедливыми представ­ляется замечание одного из специалистов по проблемам этнич-ности и национализма Томаса Эриксена: " На уровне самосоз­нания национальная принадлежность — это вопрос веры. На­ция, то есть представляемая националистами как " народ" (volk), является продуктом идеологии национализма, а не на­оборот. Нация возникает с момента, когда группа влиятельных людей решает, что именно так должно быть. И в большинстве случаев нация начинается как явление, порождаемое городской элитой. Тем не менее, чтобы стать эффективным политическим средством, эта идея должна распространиться на массовом уровне" ²⁶.

Достаточно распространенное в среде общественных движе­ний и в политике метафора культурной нации или этнонации лишь только начинает уступать свои позиции в пользу идеи граж­данской или политической нации, хотя обе категории могут сосу­ществовать в ходе современных общественных трансформации.

-640-

Главное — это не возводить их в ранг научных дефиниций и офи­циальных текстов, а тем более правовых. Мое глубокое убежде-ние, что сама общественная потребность государство-строи­тельства на территории бывшего СССР довольно скоро приведет к осознанию необходимости перейти к более конструктивной и реализуемой доктрине. Тем более что оснований признать суще­ствование общероссийской гражданской общности, а тем более предпринимать усилия по ее укреплению, более чем достаточно. Рядовое сознание граждан здесь более гомогенно, чем сознание и установки интеллектуальных и политических элит.

После некоторых наблюдений я прихожу к выводу, что применяемое в государственно-политическом значении поня-тиe " нация-государство", или " национальное государство" (" nа-tion-state", или " national state"), также является одной из гранди-озных мистификаций и не может претендовать на научную категорию, ибо сегодня нет государств, входящих в Организа-цию Объединенных Наций (от Ямайки до Индии), которые считали бы себя не государствами-нациями. А это означает, что они всего лишь просто государства, а их " национальная" атри-бутика — это не более чем средство дополнительной легитим-ности. Всякие попытки разделить политическую карту мира на государства-нации и государства-ненации являются тщетными и скорее вызваны упрощенными представлениями о внешнем мире, о степени этнической гомогенности других государств и преувеличенном представлении об " уникальности" и многооб-разии собственных стран. То есть это вопрос политики и ин-теллектуальных дебатов, а не вопрос о типе государственных сообществ. Англичане вполне удовлетворены своим " нацио-нальным" государством британской (а не английской) нации, в то время как русские националисты могут ставить вопрос о не-состоявшемся " национальном" самоопределении даже в рамках Российской Федерации, хотя принципиально оба государства ничем не отличаются как друг от друга, так и от Индии или Ямайки.

В последнее время эта ничего не значащая для науки ка­тегоризация используется в геополитическом соперничестве, в котором на уровне поставщиков аргументов и идеологем участ-вуют и обществоведы. Западные ученые не используют термин " многонациональное" государство применительно к Испании, Великобритании, Индии, Нигерии, а теперь и по отношению к Украине, Казахстану или Грузии, но принимают фразу о " мно-

-641-

гонациональном народе" России, тем самым имплицитно под­вергая сомнению легитимность данного государства и призна­вая оправданность периферийного этнонационализма. Хотя на самом деле в государственно-политическом смысле в России, как и в других государствах мира (за очень редким исключени­ем!), проживает не " многонациональный народ", а " многона-родная нация", что, видимо, и было бы правильнее записать в Конституции, если уж политика так нуждается в понятии-слове " нация".

Не представляя собой научную категорию, " нация", одна­ко, сегодня сохраняется в языке политического соперничества. В обозримом будущем большие права на использование этого слова, очевидно, будет иметь та форма социальной группиров­ки, которая обладает большей властью. А таковой в паре " этни­ческая общность — государство" обладает последнее как един­ственная допускаемая пока самими людьми по общему согла­сию форма применения легитимного насилия и обладающая для этого соответствующими институтами, ресурсами и право­выми текстами. Государственная общность как более жестко оформленная территориальными границами и фиксированным гражданством коалиция имеет больше оснований называть себя нацией, чем коалиция, основанная на этнической идентификации, с ее постоянно конструируемым содержанием, взаимопроникаемы-ми границами и множественной лояльностью. Понятие граждан­ской нации более приемлемо для членов многоэтничных политиче­ских сообществ и менее конфликтогенно, чем длительно насаж­давшееся советскими учеными и поныне широко разделяемое поли­тиками понятие этнонации.

Однако государственными декретами это понятие, конеч­но, не может и, видимо, не должно быть демонтировано. То же касается и самого явления этнонационализма в обоих его вари­антах — гегемонистском и периферийном²⁷. К тому же послед­ний вариант в своих неэкстремистских культурных и политиче­ских формах играет позитивную роль, содействуя, в частности, в России децентрализации власти и сохранению культурной отличительности и целостности групп. Этнонационализм, бу­дучи антиподом основанного на правах человека гражданского общества, в настоящее время компенсирует недостаток демо­кратии и общегражданских лояльностей. Он может быть ос­лаблен или устранен только через улучшение социальных условий существования и общественного правления в рамках

-642-

доктрины культурного плюрализма и принципа единства в многообразии".

Самым серьезным препятствием на пути утверждения граж­данского национализма (или российского патриотизма) являет­ся не столько национализм нерусских народов, сколько нацио­нализм от имени " русской нации" как некой " государствообра-зующей" или " сплачивающей" нации, да еще превращающей ее в некий " суперэтнос". Казалось бы, будучи ближе всего к реализации наиболее приемлемой формулы России как госу­дарства, категория " русской нации" закрывает возможность от­крыто сформулировать понятие России как политической на­ции. Кстати, категория " русской нации" в ее этническом смысле — сравнительно недавняя элитная конструкция, а от­кровенный шовинизм части политических активистов — это вообще явление самых последних лет. Никто за всю историю государства не ставил перед собой цель изложить " Русскую идею на языке законов России", как это сделал Комитет по геополитике Государственной Думы, организовав специальные слушания по данной теме в октябре 1996 года. Рекомендации этого комитета прямо направлены против использования тер­минов " россияне" и " российский народ" как " неологизмов" и требуют их замены на " русских" и " русский народ". Самооп­ределение русской нации на основе принципа " вся Россия для русских" и воссоединение русской нации представляются как наиболее насущные политические задачи. Это — крайне неве-жественные и провокационные взгляды. В одном идеологи ЛДПР правы: Россия — " это государство мононациональное и полиэтническое": но только нацией в ней следует называть российскую нацию, т. е. граждан России, именно эту и только эту идею возможно изложить на языке законов. Что же касает-ся русских, то до сих пор подавляющее большинство россий-ских граждан, считающих себя русскими, коль скоро такой вопрос ставится перед ними политическими предпринимателя­ми, вполне обходится не менее достойным термином " народ". Поэтому вопрос о гражданском нацие-строительстве не имеет никакого отношения к " ликвидации" или " отмене" " нацио­нальностей" и " этносов" в России, а уж тем более к вопросу сохранения и развития культурного многообразия России. Это вопрос таких же целенаправленных доктринальных усилий по утверждению не исключающей этническую принадлежность общегражданской идентичности, без которой не может сущест-

-643-

вовать ни одно государство. Потому что государство — это не только границы, институты и правовые декларации, но и то, что в качестве представления существует в самих людях. Если такого представления как одной из доминирующих идей нет, то нет и государства.

Собственно говоря, если учитывать уже выполненные представительные и многократные этносоциологические заме­ры, такая доминирующая форма идентичности и лояльности в России существует, несмотря на частично сохраняющуюся со­ветскую идентичность и растущий культурно-региональный партикуляризм²⁸. Вот только выразить этот феномен в грамот­ных и политически ориентированных формулах наше общест­воведение и больная политика до сих пор никак не могут, цеп­ляясь за старые молитвы.

На мой взгляд, в России пришло время устранить лексику этнонационализма хотя бы из языка науки и перейти к обще-разделяемым методологиям и терминологии, в том числе и к более глубокому и чувствительному пониманию феномена эт-ничности. Последнее есть сложный комплекс характеристик, чувств и индивидуально-коллективистских стратегий, не разо­бравшись в котором академическое сообщество порождает не только общественную нетерпимость, плохое управление и трагические коллизии, но и неоправданные антагонизмы в собственной среде.

В. Тшиков

Директор

Института этнологии и антропологии РАН

Примечания:

¹ Бромлей Ю. В. К разработке понятийно-терминологических аспектов
национальной проблематики. " Советская этнография", 1989, №6, с. 3-17.

² См., например, Баграмов Э.А. Национальная проблема и обществозна-
ние. " Правда", 14 августа 1987; Калтахчан С. Национальное и интернацио­
нальное. " Труд", 28 апреля 1988.

³ Тшиков В.А. Тупики национальной государственности. " Правда", 4 сен­
тября 1990.

⁴ Резолюции XVIII съезда Коммунистической партии Советского Союза
М., 1990, с. 18-22.

⁵ XXVIII Съезд Коммунистической партии Советского Союза. Заседание
секции " Национальная политика КПСС". Бюллетень для делегатов съезда. М->
1990, с.ЗО.

-644-

⁶ См., например: Hurst Hannum. Autonomy, Sovereignty, and Self-
Determination. The Accom-modation of Conflicting Rights. Philadelphia, 1992;
Hurst Hannum. The Right to autonomy: chimera or solution? Ethnicity and Power in
the Contemporary World. Eds. Kumar Rupesinghe and Valery Tishkov. Tokyo —
N. Y., 1996, pp. 287-295.

⁷ См. текст моего доклада на Всемирном конгрессе историков в августе
1995 г. в Монреале: Тишков В.А. Национальности и национализм в постсовет­
ском пространстве (исторический аспект). " Исторические записки", Т.1 (119).
М., 1995. С. 117-171, а также, возможно, наиболее точный анализ истории
советской национальной политики, сделанный зарубежным ученым: R.G.Suny.
The Revenge of the Past. Nationalism, Revolution, and the Collapse of the Soviet
Union. Stan-ford, 1993.

⁸ См.: Федеративный договор. Документы. Комментарий. М., 1994, с.5.

⁹ См. последний, значительно улучшенный вариант: " Государственная
программа национального возрождения и межнационального сотрудничества
народов России (основные направления). М., 1994.

¹⁰ Абдулатипов Р.. О федеративной и национальной политике Россий­
ского государства. М., 1995, с. 14. Версия об аболиционистской позиции пере­
шла и в ряд зарубежных изданий. См., например: Victor Kremenyuk. Conflicts In
and Around Russia. Westport, 1994, p. 10; Fiona Hill. " Russia's Tinderbox". Conflict
in the North Caucasus and its Implications for the Future of the Russian Federation.
Strengthening Democratic Institutions Project Report. Harvard University, Sep­
tember, 1995, p.33; Gail Lapidus and Edward Walker. Nationalism, Regionalism, and
Federalism: Center-Periphery Relations in Post-Communist Russia. The New Russia:
Troubled Transformations. Ed. by Gail Lapidus. Boulder, 1995, p.117.

¹¹ Абдулатипов P. Указ. соч. С.20.

¹² Тощенко Ж. Концепция опять не состоялась. " Независимая газета", И
апреля 1996.

¹³ См. его интервью в " Независимой газете" от 4 июня 1996.

¹⁴ См.: Hurst Hannum. Rethinking Self-Determination. " Vigrinia Journal of
International Law", V.346, N 1, Fall 1993, p.1-69.

¹⁵ О господствующей идее государства в период территориальных транс­
формаций см.: Ian Lustick. Unsettled States, Disputed Lands: Britain and Ireland,
France and Algeria, Israel and the West Bank-Gaza. Ithaca, N.Y. and London:
Coirnell University Press, 1993.

¹⁶ Liah Greenfeld. Ethnically Based Conflicts: Their History and Dynamics.
Paper presented to International Seminar on Ethnic Diversity and Public Policies.
New York, 17 August 1994.

¹⁷ Timothy Sisk. Power Sharing and International Mediation in Ethnic
Conflicts. Washington, DC: United States Institute of Peace, 1996.

¹⁸ См. результаты обширных социологических исследований, выполнен­
ных в 1993-1995 годах Ю.В. Арутюняном, М.Н. Губогло, Л.Д. Гудковым, Л.М.
Дробижевой, В.А. Ядовым.

¹⁹ Анализ текстов деклараций о суверенитете, принятых в российских
республиках в 1990-92 годах, см.: Тишков В.А. Федерализм в национальном и
многонациональном государстве. " Межнациональные отношения в России и
СНГ". Семинар Московского Центра Карнеги, вып.2. Доклады 1994-1995. Ред.
Г. Бордюгов, П. Гобл. М., 1995, с.157-173.

I

-645-