цКЮБМЮЪ ЯРПЮМХЖЮ яКСВЮИМЮЪ ЯРПЮМХЖЮ
йюрецнпхх:
юБРНЛНАХКХюЯРПНМНЛХЪаХНКНЦХЪцЕНЦПЮТХЪдНЛ Х ЯЮДдПСЦХЕ ЪГШЙХдПСЦНЕхМТНПЛЮРХЙЮхЯРНПХЪйСКЭРСПЮкХРЕПЮРСПЮкНЦХЙЮлЮРЕЛЮРХЙЮлЕДХЖХМЮлЕРЮККСПЦХЪлЕУЮМХЙЮнАПЮГНБЮМХЕнУПЮМЮ РПСДЮоЕДЮЦНЦХЙЮоНКХРХЙЮоПЮБНоЯХУНКНЦХЪпЕКХЦХЪпХРНПХЙЮяНЖХНКНЦХЪяОНПРяРПНХРЕКЭЯРБНрЕУМНКНЦХЪрСПХГЛтХГХЙЮтХКНЯНТХЪтХМЮМЯШуХЛХЪвЕПВЕМХЕщЙНКНЦХЪщЙНМНЛХЙЮщКЕЙРПНМХЙЮ
сИМФОНИЯ СВЕТСКОЙ И ДУХОВНОЙ ВЛАСТЕЙ
|
|
Наряду с лозунгом разделения государственных властей республиканскими идеологами выдвигается вторая составляющая принципа " разделяй и властвуй" - идея отделения Церкви от государства. Эта идея с необходимостью вытекает из самой сущности республики, отрицающей объективный источник права. На первый взгляд, идея отделения Церкви от государства представляется в качестве гаранта свободы вероисповедания вплоть до атеизма. На самом же деле, республиканское государство, не ограничивающее себя объективными нормами, претендует на объединение в лице республиканских властей функций и политического образования и церкви. Но уже не Церкви Христовой, а псевдоцеркви человеконадеяния, т.е. объединение антихристианского, богопротивного, погрязшего в первом грехе человека, поддавшегося диавольскому искушению " будете как боги, знающие добро и зло" (Быт., 3: 5).
Для такого «государства» истинные Церковь и Вера - дело частное и не нужное. Республиканцы внушают, что монархия поддерживает Церковь, а Церковь - монархию для обеспечения собственного существования и власти для себя. Что ж, такая позиция вполне характерна для тех, кто, называя себя демократами и радетелями народных интересов, принципиально считает власть средством для обеспечения благополучия самих самозванных властителей. Однако, союз Церкви и самодержавно-монархического государства, как в теории, так и на практике, в историческом аспекте, совершенно опровергает это республиканское обвинение.
Сам факт богоустановленности, производности самодержавно-монархической власти от воли Божией, ограничивающей власть самодержца извне, предполагает не только признание необходимости существования наряду с государством самостоятельной в делах духовных Церкви. Этот факт выдвигает и требование союза, взаимного согласия и поддержки в достижении общей главной цели власти светской и власти духовной – цели содействия спасению человека. Союз государства с Церковью достигается подчинением монарха религиозной идее и личной его принадлежностью к независящему от государственной власти объединению верующих.
Для того, чтобы духовно-нравственное начало могло быть ориентиром в области политических отношений, источник зарождения и созревания по самому своему существу свободной от человеческого произвола нравственности, каковым, в первую очередь, является Церковь, должен быть независим от государства. Единоличная власть способна на деле быть верховною только тогда, когда объединенный в Церковь народ ставит всеобъемлющий нравственный идеал выше государства. Если монархия начинает подчинять этику политике, она отнимает у нравственного начала его верховенство, а, следовательно, лишает и себя свойства истинно государственной власти.
Признание носителем верховной власти в государстве одного человека не может иметь места, если в подданных нет уверенности, что в монархе действует некоторая высшая сила, которой народ не может не подчиняться. Без хранимого Церковью религиозного начала власть Самодержца не была бы властью нравственного идеала. Без него единоличная власть самого светски гениального человека может быть только диктатурой, властью безграничной, но не верховной, т.к. получает права реально или декларативно в порядке народной делегации.
Самодержавно-монархическая государственность, осознающая свою главную цель, признает необходимость Церкви безусловной. Духовные дары в людях различны, а между тем целью святости поставлена полнота совершенства, возвращение утерянного вследствие греха полноты образа Божия, как пути спасения. Будьте совершенны, как Отец ваш небесный (Мф., 5, 48), - гласит Евангелие. Эта полнота оказывается недостижимой иначе как совместной духовной жизнью, жизнью в Церкви, учрежденной Богом, который и является ее Главой, духовным организационным элементом, пребывающим Духом Святым, сошедшим на апостолов и передаваемым священству для всех верующих.
Единство нравственного начала самодержавного монарха и государство-образующей нации есть один из основных принципов самодержавно-монархической государственности. Он требует от власти церковной обеспечения постоянного духовного бодрствования всех членов Церкви, ясного видения нравственного начала, ограничивающего волю подданных и власть самодержавного монарха, начала, определяющего их содержание. Он требует также и понимания нардом священности, благотворности и неприкосновенности власти Государя. Этот же принцип требует от государства ограждения Церкви от антидуховных внешних посягательств и внутреннего нестроения, со-действия (но не замены) в усилиях, направленных на сохранение нравственного идеала.
При этом власти церковные не имеют права принимать решения в сфере, свойственной исключительно государственной компетенции (" Кесарю кесарево и Богу Божие" - Мф., 22, 21). Это, конечно же, не устраняет несомненное право и обязанность Церкви печаловаться, как раньше говорили, Государю по тому или иному вопросу. Осуществление властями церковными, в противоречие данному принципу, функций властей светских ведет к папоцезаризму и утрате свойства добровольности духовного объединения, т.е. ведет к фактическому превращению Церкви в государство.
Государь, в свою очередь, также не вправе принимать единоличные решения в области внутренней жизни Церкви и вероучения. Но быть выслушиваемым по этим вопросам, дабы силою государства воспрепятствовать искажениям Веры, на которой покоится сама власть государственная, Монарх, несомненно, должен. Принятие государством функций власти духовной, именуемое цезерепапизмом, также как и папоцезаристская тенденция влечет замену Церкви государством, включения её в систему государственных органов и, далее, к отделению и упразднению. В обоих случаях, это ведет к подрыву самого государства и превращения его из орудия и подобия Царства Божия в царство произвола. Государство и Церковь в обоих случаях идут к своей совместной гибели.
Воздействие на обладающего свободной волей человека осуществляется двумя основными способами – убеждением и принуждением. Исполнение заповеди любви к Богу и ближнему, поскольку настоящая любовь не может быть неискреннею и результатом заставления, возможно обеспечить только путем благожелательного убеждения, властью примера и авторитета. Это, в основном, прерогатива Церкви.
Обеспечение исполнения заповедей об уклонении от зла, поскольку, воздействуя на тело силою, можно предотвратить или пресечь реализацию злых, греховных помыслов, есть область действия государственного принуждения, а также его угрозы. Поэтому на пути к общей цели, цели содействия спасению человека, обращению его к Богу и Святой Воле Божией, Церковь и самодержавно-монархическое государство действуют как два относительно самостоятельных в средствах действия, но единых в своей богоустановленности и предназначении, а, следовательно, и взаимодополняющих, взаимоподдерживающих властных образования.