цКЮБМЮЪ ЯРПЮМХЖЮ яКСВЮИМЮЪ ЯРПЮМХЖЮ йюрецнпхх: юБРНЛНАХКХюЯРПНМНЛХЪаХНКНЦХЪцЕНЦПЮТХЪдНЛ Х ЯЮДдПСЦХЕ ЪГШЙХдПСЦНЕхМТНПЛЮРХЙЮхЯРНПХЪйСКЭРСПЮкХРЕПЮРСПЮкНЦХЙЮлЮРЕЛЮРХЙЮлЕДХЖХМЮлЕРЮККСПЦХЪлЕУЮМХЙЮнАПЮГНБЮМХЕнУПЮМЮ РПСДЮоЕДЮЦНЦХЙЮоНКХРХЙЮоПЮБНоЯХУНКНЦХЪпЕКХЦХЪпХРНПХЙЮяНЖХНКНЦХЪяОНПРяРПНХРЕКЭЯРБНрЕУМНКНЦХЪрСПХГЛтХГХЙЮтХКНЯНТХЪтХМЮМЯШуХЛХЪвЕПВЕМХЕщЙНКНЦХЪщЙНМНЛХЙЮщКЕЙРПНМХЙЮ |
сТАТЬЯ 38
Отречение таковое, когда оно будет обнародовано и обращено в закон (курсив наш – А.С.), признается потом уже невозвратным. Царствующий Император, действительно, может налагать на Членов Императорской Фамилии взыскания, но эти взыскания не могут касаться их прав на престолонаследие. Согласно статье 220 Учреждения об Императорской Фамилии Каждый Член Императорского Дома обязуется к лицу Царствующего, яко Главе Дома и Самодержцу, совершенным почтением, повиновением, послушанием и подданством. В соответствии со статьей 222 Царствующий Император, яко неограниченный Самодержец, во всяком противном случае имеет власть отрешать неповинующегося от назначенных в сем законе (курсив наш – А.С.) прав и поступать с ним яко преслушным воле Монаршей. И Император Николай II не раз пользовался такой властью: в частности в отношении дяди Императора, Великого Князя Павла Александровича и брата Государя, Великого Князя Михаила Александровича, вступивших в брак без разрешения царствующего Императора. Однако в этих случаях речи о лишении прав на наследование Престола не шло. Рассматривая указанное право Монарха, необходимо иметь в виду, что Свод Основных Государственных Законов есть результат такой формы систематизации законодательства, как инкорпорация, которая, в отличие от кодификации, есть сведение в одном издании действующих нормативных актов без изменения их содержания, т.е. юридически является не единым законом, а сборником таковых. Главным источником главы второй раздела первого Основных Государственных Законов «О порядке наследия Престола» является утвержденный Императором Павлом I Петровичем Акт о порядке престолонаследия от 5 апреля 1797 г., отдельно от которого стоит Учреждение об Императорской Фамилии. Эти два законодательных акта не могут расцениваться, как один и тот же, что подтверждается и фактом переиздания в 1886 году одного только Учреждения об Императорской Фамилии. Из этого следует, что санкции, применяемые на основании статьи 222 Учреждения об Императорской Фамилии, могут применяться лишь в отношении прав, предусмотренных самим Учреждением, и не могут затрагивать прав на престолонаследие, закрепленных в Основных Государственных Законах, являющихся самостоятельной частью Свода Законов Российской Империи. Таким образом, Великий Князь Кирилл Владимирович, поскольку имплементации (придания силы закона) изложенной резолюции не было и, в силу закона, не могло быть, право на наследование Российского Императорского Престола, безусловно, сохранил. Самодержавный Монарх не есть властитель абсолютный, действующий не по закону, а исключительно по личному произволу, о чем забывают воспитанные мечтой о демократии некоторые отечественные «прогрессивные " монархисты"», Согласно статье 219 Учреждения об Императорской Фамилии Царствующий Император во всяком случае почтен быть должен Главою все Императорской Фамилии и есть на всегдашнее время попечитель (курсив наш – А.С.) и покровитель оной, Поэтому вступление в брак без согласия Государя, несомненно, являлось правонарушением, но не влекущим недействительности брака. В отношении браков дореволюционное российское гражданское право устанавливало специальное правило. Согласно этому правилу брак, совершенный без требуемого по ст. 6 Свода Законов гражданских[46] согласия попечителя, вообще не может быть оспорен с точки зрения его действительности. Об этом же писал знаменитый дореволюционный русский цивилист Г.Ф. Шершеневич[47]. В отношении лиц православного исповедания брак есть не только гражданско-правовой юридический факт, но и церковное таинство, а поскольку последнее совершено, то брак не может быть признан недействительным в силу одного лишь нарушения светских установлений. По этой же причине признание брака между христианами недействительным является исключительной прерогативой духовного суда (ст. 38 Свода Законов гражданских). В соответствии со ст. 1567 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных[48] единственным неблагоприятным юридическим последствием такого брака было наложение исправительного наказания, или, как сейчас принято говорить административного взыскания, и то по заявлению попечителя. Здесь следует иметь в виду, что определение преступления, изложенное в ст. 3 Уголовного уложения[49], на квалификацию предусмотренных Уложением о наказаниях правонарушений в соответствии с Примечанием к ст. 1 Уголовного уложения, не распространяется. Такое правонарушение не является преступлением, т.е. деянием, преследуемым в уголовном порядке. Примечательно, что статья 183 Учреждения об Императорской Фамилии включена в состав главы пятой названного акта, именуемой «О гражданских правах Членов Императорского Дома», поэтому, хотя Учреждение об Императорской Фамилии является источником публичного права, аналогия с нормами общегражданского законодательства, на наш взгляд, применима. Конституционные нормы государственного права, как известно, могут быть также и источниками иных отраслей права. Так, например, норма, содержащаяся в статье 77 Основных Государственных Законов, гласящая, что «Собственность неприкосновенна. Принудительное отчуждение недвижимых имуществ, когда сие необходимо для какой-либо государственной или общественной пользы, допускается не иначе, как за справедливое и приличное вознаграждение», является, несомненно, также и источником гражданского права. В связи с этим представляется возможным учесть еще одно положение законодательства, касающееся юридического значения «неполномочных» действий. В случае совершения действий без наделения соответствующими полномочиями, такие действия являются юридически значимыми в случае последующего одобрения. При этом последующее одобрение имеет обратную силу и одобренные действия считаются юридически действительными с момента их совершения. Последующее одобрение может быть как явно выраженным, так и следовать из действий лица, в пользу которого установлены прерогативы, в частности из действий, свидетельствующих о признании последствий, каковые должны были вытекать из соответствующих законных действий лица, полномочия которого ограничены. Таким действием является следующий, надлежащим образом обнародованный[50], в отличие от вышеизложенной резолюции, документ:
ИМЕННОЙ ВЫСОЧАЙШИЙ УКАЗ Правительствующему Сенату Снисходя к просьбе Любезнейшего Дяди Нашего, Его Императорского Высочества, Великого Князя Владимира Александровича, Всемилостивейше повелеваем: Супругу Его Императорского Высочества, Великого Князя Кирилла Вла димировича именовать Великою Княгинею Викториею Феодоровною, с титулом Императорского Высочества, а родив шуюся от брака Великого Князя Кирилла Владимировича с Великою Княгинею Викториею Феодоровною дочь, наречен ную при Св. Крещении Мариею, признавать Княжною Крови Императорской, с принадлежащим правнукам Императора титулом Высочества. Правительствующий Сенат к исполнению сего не оставить сделать надлежащее, в чем следует, распоряжение. На подлинном Собственною Его Императорского Вели чества рукою подписано: " НИКОЛАЙ" Петергоф. 15 Июля 1907 года Скрепил: Министр Императорского Двора. Генерал-Адъютант Барон Фредерикс. Данным Указом Император Николай II признал дочь Великого Князя Кирилла Владимировича Княжною Императорской Крови с титулом Высочества, как это предусмотрено статьей 147 Учреждения об Императорской Фамилии: Титул Высочества, Князя и Княжны Крови Императорской принадлежит правнукам Императора, от мужеского поколения происшедшим, а в роде каждого правнука титул Высочества присвояется старшему сыну и его старшим, по праву первородства, потомкам, мужеского пола и поколения. Если лицо, носившее титул Высочества, скончается без потомства, то титул переходит в боковые линии, в порядке, установленном для наследования заповедными имуществами. Тем самым была юридически подтверждена законность брака и право на престолонаследие потомства Великого Князя Кирилла Владимировича - Великого Князя Владимира Кирилловича, ныне здравствующей Ее Императорского Высочества Государыни Великой Княгини (де-юре Императрицы) Марии Владимировны и ее сына Наследника-Цесаревича Великого Князя Георгия Михайловича. Необходимо здесь также иметь в виду, что согласно 42-му правилу свт. Василия Великого после того, как " имеющие власть" изъявят согласие на сожитие вступивших в брак без их позволения такое супружество " получает твердость". III Видимо понимая всю юридическую несостоятельность «законных доводов», враги Российского Императорского Дома доходят в своих «изысканиях» уже и до поистине «исторического» подлога. Именно такими словами всякий порядочный человек может только и назвать измышления об «отречении» Великого Князя Кирилла Владимировича от прав на наследование Престола. «Письменным отказом Великого Князя Кирилла Владимировича от прав на Престол с передачей этого вопроса на будущую волю народа» они называют следующий, с позволения сказать, «документ»: «Относительно прав наших и в частности моего на престолонаследие, я, горячо любя свою Родину, всецело присоединяюсь к мыслям, которые высказаны в акте отказа Великого Князя Михаила Александровича. Великий Князь Кирилл Владимирович». Здесь уже «законники» даже и не пытаются, в революционно-радостном ослеплении, подвести какую-либо юридическую базу под подобного рода доказательство. Однако, при нелицеприятном рассмотрении смысла и значения изложенного, совершенно ясно, что никакого отречения оно не содержит. Как уже было нами рассмотрено, отречение от прав на престолонаследие, чтобы иметь какие-либо правовые последствия должно быть обнародовано (ст. 38 Основных Государственных Законов), причем обнародовано через Правительствующий Сенат. Однако вышеизложенное заявление Великого Князя Кирилла Владимировича, если оно фактически имело место, нигде опубликовано не было. «Публикация» же такового в «исторических изысканиях» приравнена к обнародованию Сенатом быть, естественно, не может. Но самое главное, что в приведенном заявлении полностью отсутствует явно выраженная воля на отказ, а он может быть только безусловным, от прав на престолонаследие. Это очевидно каждому, кто не стремится выдавать желаемое за действительное. Вместе с тем, необходимо, наконец-то, дать должную юридическую оценку заявлению Великого Князя Михаила Александровича, которое также голословно объявляется отказом: «Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшего Мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных. Одушевленный единою со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае восприять Верховную власть (курсив наш – А.С.), если такова будет воля народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном Собрании, установить образ правления и новые Основные Законы Государства Российского. Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа. Петроград. Михаил 3 марта 1917 г.». Прежде всего, как следует из данного заявления, Великий Князь Михаил Александрович принял твердое решение восприять Верховную Власть. Что же касается поставленного им условия, то оно никакого правового значения иметь не может в силу следующих существенных обстоятельств. Во-первых, такое условие абсолютно противоречит правилу о наследовании Престола исключительно на основании закона, без необходимости согласия народа, который уже выразил в 1613 году свою действительную волю, дав священную присягу на верность всей Династии. Условие о согласии народа на принятие Престола Основными Государственными Законами Российской Империи не только не предусмотрено, но и введено в них не может. Каждый Член Российского Императорского Дома, присягая при торжественном объявлении совершеннолетия, произносит, в том числе и в качестве церковной клятвы, следующие слова: «… По званию моему Члена Императорского Дома (или же: лица, принадлежащего к Императорскому Дому) обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии Престола и порядке фамильного учреждения, в Основных Законах Империи изображенные, во всей их силе и неприкосновенности (курсив наш – А.С.), как пред Богом и судом Его страшным ответ дать могу. Господь Бог мне в сем душевно и телесно да поможет. Аминь». Во-вторых, для лиц, сколько-нибудь знакомых с обстоятельствами «отречения» Государя Императора Николая II от Престола, совершенно ясно, что никакого отречения, не было. Телеграмма в Ставку, адресованная не Русскому народу, а генерал-адъютанту М.В. Алексееву, фарисейски названная февралистами «манифестом об отречении», с точки зрения юридической формы никаких, чаемых для заговорщиков, последствий, строго говоря, не имела. Более того, волеизъявление Государя Императора Николая II Александровича ни в коем случае нельзя признать соответствующим свободно сформированной воле, при каком условии только и может быть юридически значимым любое действие. Государь действовал под влиянием не только личного заблуждения в отношении порядочности и способностей лидеров государственной думы, но и под воздействием прямого обмана в отношении настроения войск и народа. Более того, имела место прямая угроза расправы над Августейшей Семьей, и, угроза гражданской войны в условиях борьбы с внешним врагом. В третьих, Основные Государственные Законы Российской Империи вообще не предусматривают возможности отречения Царствующего Императора от своего Царского Служения, которое в большей степени долг, чем права, для исполнения долга данные. В любом случае, отречение от Престола Царствующего Императора не может иметь место без разрешения соответствующей духовной властью от клятвы, приносимой Императором при Священном Короновании. Не предусматривают законы также и возможности отречения за Наследника, Который, как мы уже выяснили, не может быть лишен права на наследование Престола даже и по действительной воле Императора. Однако в вихре «революционных перемен» большинство присягавших Государю и от присяги духовной властью не освобожденных не обратило внимания на эти совершенно явные обстоятельства. Как писал генерал А.И. Деникин «Был и такой вопрос: имел ли право Император Николай Александрович отказаться от прав престолонаследия за своего несовершеннолетнего сына?.. Скоро однако другие вопросы стали занимать войска…» [51]. Но для нас очевидно, что Святой Царь-Мученик оставался законным Государем Российский Империи вплоть до Его, подобной Господней Жертве на Кресте, кончины 17 июля 1918 г. Следовательно, право на непосредственное занятие Престола до Великого Князя Михаила Александровича, расстрелянного 13 июня 1918 г., не дошло и заявление от 3 марта 1917 г. не может рассматриваться в качестве документа, имеющего правовое значение. Юридически это было лишь личное мнение, мнение, в сущности своей, верное – залогом прочности Самодержавной Монархии является из веры в Бога проистекающая верность подданных Государю, о чем следовало бы не забывать всем, именующим себя монархистами.
IV Верхом научной нечистоплотности, а именно на звание ученых претендует большинство лжемонархических толкователей законов и правил, является гнусная ложь об «измене» Великого Князя Кирилла Владимировича. Здесь клеветники применили полный арсенал манипулирования сознанием и извращения действительных исторических фактов. Умалчивая о бесспорных и подтвержденных очевидцами событиях, они строят свою «систему доказательств» на воспоминаниях лиц, заведомо предвзятых или вовсе отсутствовавших в соответствующее время в соответствующем месте. Привлекаются ими также «материалы» известных еще в ту пору своей антирусской ориентацией газет, вроде издававшихся неким Проппером «Биржевых Ведомостей». Сего «независимого журналиста» еще С.Ю. Витте назвал типичным представителем самозабвенно нахальничающей полуеврейской прессы[52]. Более того, в качестве «доказательств» для придания «весомости» своим утверждениям путем увеличения числа «свидетелей обвинения» приводятся «показания», никакого отношения к Великому Князю Кириллу Владимировичу не имеющие. Так, ссылаются на французского посла в России Палеолога, говорившего о существовании заговора против Государыни Императрицы Александры Федоровны. Однако в соответствующих воспоминаниях ничего не говорится о причастности к такому заговору кого-либо из Членов Императорской Фамилии. Дворцовый же комендант В. Воейков, также привлекаемый для «свидетельствования» против Великого Князя Кирилла Владимировича, 1 марта 1917 года в Петрограде вообще отсутствовал. В результате у политиканствующих шулеров, возомнивших себя судьями, остаются «показания» лишь самих заговорщиков, о лживости «воспоминаний» которых яснее всего говорит их антимонархическая позиция и поведение в рассматриваемый период. Такими «свидетелями» являются лишь председатель государственной думы М.В. Родзянко и будущий «первый революционный главнокомандующий Петроградского военного округа», произведенный бунтовщиками в генералы член масонской «военной ложи» полковник П. Половцев. Назначенный 13 августа 1915 г. на совещании лидеров так называемого «прогрессивного» блока кандидатом в премьеры будущего революционного правительства М.В. Родзянко[53], еще за несколько месяцев до февральского переворота, «подготавливая почву» в офицерской среде, распускал гнусные слухи об Императрице. Вот, что пишет об этом генерал А.И. Деникин (здесь и далее орфография авторов соответствующих воспоминаний): «После приезда в армию осенью 1916 г. представителя Государственной думы Родзянко, у нас распространилось письмо его к государю: оно предостерегало царя о той громадной опасности, которая угрожает трону и династии, благодаря гибельному участию в управлении государством Александры Федоровны (курсив наш – А.С.) [54]. Удивительно трогательная забота о судьбе династии у заведомого заговорщика. Но наиболее ярко о нравственном облике этого «свидетеля» говорит его поведение в марте 1917 г. 27 февраля 1917 г. государственной думой был получен Высочайший указ о перерыве ее, как тогда говорили, занятий. Однако члены государственной думы этому указу не подчинились, что само по себе уже является государственной изменой. По воспоминаниям П.Н. Милюкова «члены Думы, без предварительного сговора, потянулись из залы заседания в соседний полуциркульный зал. Это не было ни собрание Думы, только что закрытой, ни заседание какой-либо ее комиссии. Это было частное заседание членов Думы… Были предложения вернуться и возобновить формальное заседание Думы, не признавая указа, передать власть диктатору (генералу Маниковскому) объявить Думу Учредительным собранием взять власть и создать свой орган… Я выступил с предложением … создать временный комитет членов Думы… Предложение было принято, и выбор «временного комитета» был поручен совету старейшин (членов Думы с наибольшим депутатским стажем - А.С.). Это значило – передать его блоку («прогрессивному» – А.С.)… В состав временного комитета вошли, во-первых, члены президиума Думы (Родзянко, Дмитрюков, Ржевский) и затем представители фракций: националистов (Шульгин), центра (В.Н. Львов), октябристов (Шидловский), к.-д. (Милюков и Некрасов – товарищ председателя), присоединены, в проекте, левые: Керенский и Чхеидзе… К вечеру, когда выяснился состав временного комитета, выяснился и революционный характер движения, - и комитет решил сделать дальнейший шаг – взять в руки власть… Временный комитет занялся восстановлением (читай, захватом – А.С.) административного аппарата и разослал комиссаров Думы во все высшие правительственные учреждения» [55]. Хотя П.Н. Милюков говорит, что не помнит о том, что на этом «совещании», названным частным, но взявшим, тем не менее, на себя решение важнейших государственных вопросов, председательствовал М.В. Родзянко, о том, что последний непосредственно руководил захватом власти свидетельствует В. В. Шульгин: «Он (циркульный зал – А.С.) едва вместил нас: вся дума была налицо. За столом были Родзянко и старейшины. Кругом сидели и стояли, столпившись, стеснившись, остальные» [56]. «Полки по-прежнему прибывают, чтобы поклониться. Все они требуют Родзянко… Родзянко идет, ему командуют «на караул»; тогда он произносит речь громовым голосом… Кричат «ура»!.. Играют марсельезу…» [57]. «Решили посылать членов Государственной думы «комиссарами» … То есть временно «исполняющими должность сановников… Никто не смел отказываться… Ведь все обещали беспрекословное повиновение (присяга? – А.С.) «Комитету Государственной думы» … И не было случая отказа… Мы назначали такого-то туда-то, Родзянко подписывал (курсив наш – А.С .), и человек ехал» [58]. «Родзянко… уже чувствовал себя главой и вождем свершившегося… «… Я требую, – говорил Родзянко, - чтобы все члены комитета… безусловно и слепо (курсив наш – А.С.) подчинялись моим распоряжениям…». «С нами говорил диктатор русской революции» [59]. Характер подобных действий действительного изменника настолько очевиден, что не требует какой-либо юридический оценки. И «показания» этого человека, как и некоторых его соучастников, нам предлагают считать заслуживающими доверия. Разительно отличает от поведения этих «свидетелей» действия самого Великого Князя Кирилла Владимировича. В феврале 1917 г. верный до конца присяге Кирилл Владимирович сделал все, что было в его силах для прекращения мятежа. Петроградский градоначальник А. Балк подтверждает, что еще 27 февраля Великий Князь предлагал военному министру генералу Беляеву и командующему Петроградским военным округом генералу Хабалову свой Гвардейский экипаж для борьбы с беспорядками. «Не успели еще кончить совещания генералы Беляев и Хабалов, — пишет А. Балк, — как, проходя по приемной в кабинет, я к немалому удивлению увидал подымавшегося по парадной лестнице моей квартиры Великого Князя Кирилла Владимировича. За ним шел растерявшийся швейцар. Увидев меня, Великий Князь поздоровался и выразил желание переговорить... Великий Князь, сохраняя полное спокойствие, сел удобно в мягкое кресло, предложил мне сесть насупротив, и ровным, отчетливым, так хорошо всем известным голосом его покойного отца, спросил: «Каково, по-Вашему, положение?» - «Военный бунт начался с 8 часов утра и до сих пор не только не подавлен, а с каждым часом увеличивается». - «Разве войска из окрестностей не прибыли?» - «Насколько мне известно, прибыли два эскадрона, но они бездействуют». - «Что же будет дальше?» - «Я полагаю, что ночью столица окажется в руках бунтовщиков». Закончив разговор, спросил: «Не знаете ли, где генерал Беляев?» - «Здесь, на совещании с генералом Хабаловым». - «Я хотел бы его повидать. Проводите меня...» [60]. Великий Князь потребовал у генерала Хабалова распоряжений относительно Гвардейского экипажа. Однако «Хабалов доложил, что Гвардейский Экипаж ему не подчинен». Тем не менее, Кирилл Владимирович по своей инициативе «прислал к вечеру две «наиболее надежные роты учебной команды» Гвардейского Экипажа» [61]. Некоторыми подробностями дополняет эти описания очерк, опубликованный в июле 1931 г. во французской газете “ Revue Hebdomadaire”: „ Ничего не сделано, ничего не решено. Градоначальничество кишит генералами и офицерами, полное тревожной и болезненной суеты. В это время прибывает Великий Князь Кирилл Владимирович, двоюродный брат Царя, командир Гвардейского Экипажа. Возмущенный малодушием военных властей, он выражает недовольство тем, что его не осведомили о событиях, и побуждает Беляева (военного министра) принять более решительные меры. Но чего можно добиться Беляева (военного министра) принять более решительные меры. Но чего можно добиться от этих заводных паяцев со сломанной пружиной? Великий Князь предлагает послать моряков Гвардейского Экипажа: эти войска могли бы быть могущественной опорой для слабого правительства. Но это была бы борьба, быть может, вооруженное сопротивление, т.е. как раз то, чего командующий войсками Хабалов хочет избежать во что бы то ни стало. Он пытается уклониться от ответа: по его словам, Гвардейский экипаж ему неподведомствен. Тем не менее, Великий Князь настаивает, и немного спустя присылает две роты из самых надежных. Что с ними стало в невыразимом смятении этого рокового вечера?». Таким образом, очевидно, что Великий Князь Кирилл Владимирович с самого начала пытался предотвратить катастрофу, но столкнулся с возмутительным «непротивлением» бездарных и безвольных военных. 28 февраля 1917 г. Временный комитет государственной думы, принявший для введения в заблуждение относительно своих целей достаточно благонамеренное название «Временный комитет Государственной Думы по водворению порядка в столице (курсив наш – А.С.) и для сношения с лицами и учреждениями», выпустил воззвание, в котором провозглашалась незыблемость монархического начала [62]. Население призывалось оберегать общественные учреждения, правительственные места, указывалось на недопустимость посягательства на жизнь и имущество частных лиц, а солдатам и командирам предлагалось прийти к Таврическому дворцу и продемонстрировать, таким образом, поддержку мероприятий по восстановлению порядка. Великий Князь 1 марта под пулями революционеров пришел в Таврический дворец, чтобы предоставить Гвардейский Экипаж в распоряжение единственного в столице органа, провозгласившего, хотя, как мы сейчас знаем, мягко говоря, неискренне, необходимость действий против анархических элементов. Нелегитимность этого органа, который, судя по названию, должен был действовать исключительно в столице и только на время беспорядков, еще не была очевидной. Вот, что писал об этом генерал-лейтенант А.А. Мосолов, оставшийся до конца своих дней истинным монархистом, участвовавший в 1918 году в попытках спасти государя Императора Николая II и Августейшую семью, одного из организаторов Общероссийского монархического съезда в мае 1921 года: «Великий Князь Кирилл Владимирович во главе командуемого им гвардейского экипажа отправился в Думу, надеясь этим способствовать установлению порядка в столице и спасти династию в критический момент. Попытка эта не нашла поддержки и осталась безрезультатною» [63]. Черная клевета впоследствии заволокла правду об этом распространяемыми антирусской революционной печатью нелепыми слухами о «красных бантах и флагах», опровергнутыми бывшим капитаном императорской яхты „ Штандарт" контр-адмиралом Р. Д. Зеленецким, корреспондентом газеты " Таймс", автором книги „ Последние дни Романовых" Р. Вильямсом, генерал-майором А. Ю. Деллинсгаузеном, полковником Б. Энгельгардтом и многими другими действительными очевидцами[64]. Стоявший рядом с Родзянко товарищ председателя Государственной Думы С.Т. Варун-Секрет свидетельствует «Великий Князь вошел (в Екатерининский зал Таврического дворца – А.С.) в сопровождении двух офицеров; все трое были одеты по форме, в черных шинелях, с башлыками, продетыми по погоны, и ни на одном из них не было никаких бантов или каких-либо неформенных отличий» [65]. Все это, не говоря о том, что известно о личности и характере Великого Князя, не позволяет усомниться в его преданности, дисциплине и самоотверженности - и в малом, и в большом. Вспомним известные слова, сказанные им спасателям, нашедшим Великого Князя держащимся за обломок катера после того, как флагманский эскадренный броненосец «Петропавловск» подорвался 31 марта 1904 г. на японской мине: «Со мною все в порядке, спасайте остальных». Верность долгу Великого Князя Кирилла Владимировича бесспорна. Тем же, кто клевещет на нашего законного Государя, хочется напомнить статью 103 Уголовного уложения: Виновный в оскорблении Царствующего Императора, Императрицы или Наследника престола, или в угрозе Их Особе, или в надругательстве над Их изображением, учиненных непосредственно или хотя и заочно, но с целью возбудить неуважение к Их Особе, или в распространении или публичном выставлении с тою же целью сочинения или изображения для Их достоинства оскорбительных, наказывается каторгою не свыше восьми лет.
|