Сцена седьмая

Освещается вся сцена, и мы видим детскую Елизаветы в Йоркском дворце: колыбель, пара стульев; остальную обстановку воссоздают диапроекции на занавесе в глубине сцены. Елизавета Болейн и Генри Норрис стоят возле колыбели и смотрят ни ребенка. Марк Смитон поет колыбельную, аккомпанируя себе на ка­ком-то струнном инструменте. Анна и Мадж Шелтон слушают.

Смитон. Вот диво-то, вот диво:

растет в саду орех,

и золотые сливы

висят на ветках всех.

Норрис (подходя к Анне). Нельзя ли станцевать под это?

Анна. Конечно, можно.

Делают несколько па во время исполнения следующего куплета.

Елизавета. Шш, тише. Пускай она заснет.

Смитон. (напевает).

Дочь короля Испании

призналась, скрывши злость:

«Такого чуда ранее

мне видеть не пришлось».

Елизавета. Заснула.

Норрис. Не то разнеженная этим пением, не то затем, чтоб от него спастись.

Анна. Вы спели хорошо. Но вы могли бы не напоминать о дочери испанского монарха. Дочь короля Испании мне причинила слишком много бед.

Смитон. Не буду.

Справа входит Норфолк.

Норфолк. Король приехал, детки.

Анна. Король испанский?

Вслед за Норфолком входит Генрих в сопровождении Кромвеля.

Генрих. Нет, девочка, английский.

Анна. Я думала, скорей уж явится сюда король испанский.

Генрих. Да-да, охота наша малость затянулась.

Анна. Принцесса подросла. Не хочешь ли взглянуть?

Генрих. Еще бы!

Норрис и Смитом с поклоном отступают в глубину сцены.

(заглядывает в колыбель). Похожа на тебя.

Анна. И на тебя.

Генрих. И на меня. За красоту ее, конечно, не повесят.

Анна. По-моему, она красива.

Генрих. Вокруг нее, гляжу, собрался цвет двора. (Обводит взглядом окру­жающих). Мы с Кромвелем должны сказать с тобой два слова.

Анна (матери). Перенесите маленькую в спальню. Марк с, Норрисом снесут ее в кроватке.

Елизавета. Конечно, милая.

Смитом и Норрис несут колыбель вправо. Елизавета и Мадж следуют за ними.

Поосторожней.

Смитон. Я убаюкивал ее не для того, чтобы снова разбудить.

Уходят. На сцене остаются Генрих, Анна, Кромвель и Норфолк.

Анна (после паузы). Неужто, мой король, возник такой вопрос, который ты хотел бы обсудить совместно с королевой?

Генрих. Буквально час назад ко мне явились

придворные Эдвард и Томас Сеймур

с настойчивою просьбой объяснить,

куда могла исчезнуть их сестра.

Анна. И это так тебя перепугало?

Генрих. Они – мои друзья.

К тому же есть особая причина

не причинять им никаких обид.

Анна. О да, понятно.

Генрих. Где Джейн?

Анна. В Нортумберленде. Самое ей место.

Генрих. Ее два брата громко негодуют:

отставка от двора кладет пятно

на честь сестры.

Анна. Она противна мне.

лицом – овца, манерами – овца,

Но не овечка нравом.

Терпеть ее мне было в тягость.

Генрих. Она должка сюда вернуться.

Анна. Нет-нет, уволь.

Ты хочешь сам ее приблизить?

Тогда устрой ее в своем дворце,

а Йоркский замок – мой, тобой подарен.

Покуда он мой дом, в его стенах

Джейн Сеймур не найдет приюта.

Генрих. Послушай, детка., ладно...

Скажите вы ей, Норфолк.

Норфолк. Дружок, поверь: дела твои неважны.

Простой народ тебя поносит вслух.

Закон карал роптавших на тебя.

Теперь он отменен,

и люди злоупотребляют этим:

честят тебя в церквах, В присутственных местах

повсюду, где они ни соберутся.

Твоих защитников средь них – ни одного.

Анна. Выходит, я во власти черни?

Норфолк. Не ты одна – мы все во власти черни,

а чернь всегда добьется своего,

когда на него нет железной воли,

готовой ропот потопить в крови.

Анна. Я голос подала за милосердье.

Норфолк. Но не за то, чего желает чернь:

она желает прежней королевы.

Генрих. Теперь скажите, Кромвель, вы.

Кромвель. Случись, что так пойдет и дальше,

палата общин встанет на дыбы.

Развод тогда признают незаконным

И недействительным – ваш брак.

Нам стоило лишь отпустить узду –

И вот уж нас берут за горло.

Не короля – меня и вас!

Анна. Но вас-то почему?

Кромвель. Так это я закрыл монастыри

И реквизировал в казну их деньги.

А вы в глазах толпы повинны в том,

что ради вас король влюбленный

отрезал Англию от римской церкви.

Ни вам, ни мне вовеки не простят.

Ни вашей дочери.

Боюсь, ей не видать престола.

Генрих. Вот так-то, милая.

Не грех бы сбавить гонор.

Анна. Джейн Сеймур спать в моем дворце не будет.

Генрих. Она как фрейлина здесь будет жить,

И ты ее любезно примешь.

Я, кстати, уже послал за ней.

Анна. Есть способы дать женщине понять,

как нежелательна ее персона... (Помолчав).

А впрочем, может возвратиться –

ее тут примут честь по чести.

Но пусть они умрут.

Пусть Фишер, Хоктон, Мори с ними все,

кто не поставил подписи под актом

о там, что дочь моя займет престол,

пусть все они взойдут на плаху.

Ты подтвердишь права Елизаветы –

единственной наследницы престола.

Вот сделай так – и я привечу Джейн.

У нас с тобой был старый уговор,

И часть его ты выполнил. Теперь же

пора исполнить и другую часть.

Генрих. Но эта часть его невыполнима.

Все эти люди – близкие друзья.

Анна. Ты помнишь, как, любя в душе другого,

Я все ж должна была твоею стать

лишь только потому, что ты король.

А после я должна была годами

без радости терпеть постылый груз.

Потом – носить под сердцем дочь,

зачатую с тобой не по любви,

но потому, что ты король.

Во имя этих вымученных лет

ты должен сделать дочку королевой!

Генрих. Не надо, Нэн. Убить их не могу.

Анна. Ты это делал раньше!

Генрих. Я стал умней, и после Бекингема

не тронул пальцем никого из тех,

кто высоко стоит и мною чтим,

чья смерть могла бы обратиться в символ.

И если, Нэн, меня ты вправду любишь,

забудь о праве дочери на трон.

Анна. О, я люблю тебя.

Наверное, теперь до гроба буду

любить тебя – и ненавидеть.

Но как ты можешь, помня это все,

бесчестя данное тобою слово,

сказать, что дочь не будет королевой,

и мне смотреть в глаза?

Генрих. Я не могу смотреть в глаза их смерти.

Но верь же, не могу!

Других казнил, но их казнить Не в силах.

А разве ты смогла бы их казнить?

Анна. О Боже мой, король английский,

слепой король!

Я тысячи людей убить готова,

лишь только бы мне не пригреть змею,

которая тебя в себя влюбила,

и не лишить престола дочь!

Генрих молча стоит перед нею, затем начинает медленно говорить.

Генрих. Тогда пришлось бы – Норфолк прав – крамолу топить в крови. Побить людей без счету.

Порвать в клочки весь мир!

Ты знаешь, Нэн, меня, как я – себя.

Взгляни:

похож я на примаса церкви?

Смешно ведь, да? Нельзя принять всерьез?

Но это – факт. Я сам себя назначил,

поскольку воля короля – закон.

И вот он я, гляди, король и папа

В одном лице. А все лишь для того,

чтоб узаконить мой развод,

ребенка нашего, наш брак!

Анна. Наш мертвый брак.

Но все равно ты должен это сделать!

Ты будешь впредь главой английской церкви,

ты защитишь меня, свою жену,

престол свой передашь Елизавете!

И если уж никак нельзя без крови,

без эшафотов, без костров –

пусть льется кровь и пусть горят костры!

Не сделать этого – прольется кровь

Елизаветы, Кромвеля, моя.

И Кромвель, твой подручный, знает это!

Вели ему казнить всех тех людей.

Пусть дело делает без промедленья,

без жалости и без пощады!

Для знатных и простых закон один:

подпишешь акт, не то пойдешь на плаху!

Ты дал мне слово – так держи его,

будь верен слову, пусть для нелюбимой!

Мне хочется, чтоб ты меня любил,

но ты не любишь. что ж, утешусь тем,

что буду королевой,

а наша дочь наследует престол.

Пауза.

Генрих. Нет. Это – нет.

Но как же ты красива в гневе!

Вот если бы у нас был сын... (Приближаясь к ней).

Я должен доказать свою способность

родить наследников... Поможешь мне?

Анна. Как это все понять?

Генрих. Для дочери, Елизаветы, – нет.

Для дочери не стану их убийцей.

Но будь у нас наследник, мальчик... (Придвигаясь еще ближе).

Наш общий сын...

Анна. Нет, ты меня еще не видел в гневе,

когда я в ярости, я безобразна!

Я знаю, с кем ты в сердце! С Джейн!

Генрих. При чем тут сердце, Анна?

Нам нужен сын и будущий король!

Да, я не юн, не верен, не правдив,

ожесточен и опытен и злобен –

такому доверять нельзя.

Я разлюбил тебя. Твоя беда,

что ты меня, как прежде, любишь.

Но в этот миг я вновь тебя хочу:

меня пьянит твой гнев, лицо твое

как жарко вспыхнуло оно от гнева.

Роди мне принца – этим все изменишь.

Быть может, даже я переменюсь!

(Приближаясь к ней вплотную).

Анна. Нет, нет, сначала ты убьешь

И Хоктона, и Фигшера, и Мора,

И всех, кто не желает признавать

наследницей твоей Елизавету!

Генрих (Кромвелю). Казнить их. Идите – и за дело!

Кромвель и Норфолк уходят.

Вот видишь, я и граблю, и казню,

И святотатствую, как ты желаешь.

Анна Ты сделал то, чего давно желал,

желанье же приписываешь мне.

Генрих обнимает ее.

Я ненавижу и тебя и жар,

тебя объявший... и меня.

(Освобождается из его объятий).

Генрих. Все может стать другим.

И даже я. Ведь я любил тебя.

Я видел, как твое лицо пылает

вот этим жарким пламенем.

Роди мне сына. (Снова обнимает ее).

Свет гаснет. Через некоторое время три скрипки начинают наигрывать где-то в темноте мелодию песни.