Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Сцена восьмая
Король Генрих сидит у окна в кабинете, мурлыкая себе под нос песню и записывая ее музыку. Входит Кромвель. Генрих. Вы припозднились, сэр, – у нас ведь горы дел. Кромвель. Я к вам с дурного вестью. Генрих. С какой же? Кромвель. Ее величество поутру разрешилась сыном. Мертворожденным. Генрих (непонимающе). Мертворожденным сыном... Кромвель. Да. Генрих. Не верю. Кромвель. Я тоже не поверил сразу. Поверил только собственным глазам. У вас родился сын. Родился мертвым. Генрих. Уйдите. Мне не до работы. Кромвель. Иду, милорд. (Уходит). Генрих. И этот сын на свет явился мертвым, подобно сыновьям Екатерины. Подумать – сын! – и та же божья кара. За то, что я грешил с ее сестрой? За то ли?. За что бы ни было, господь его убил. О боже, помоги! Скажи, чего ты хочешь? Тебе не по душе моя жена? А может быть, тебе не по душе Я сам? Но я король, избранник божий, здоровый, полный сил мужчина. Нет, дело в ней. Жена виной всему. Она не оправдала ожиданий, И мне пора подумать о другой Свет постепенно гаснет. Снова звучит музыка – та же мелодия. Сцена девятая
Прожекторы освещают Генриха, сидящего за столом в левой стороне сцены. Перед ним стоят три певца. Генрих. Пропойте эту песню нежно... А, где вам, юным, знать про нежность! Пропойте задушевно, тихо Для дамы, что читает в уголке. Прожекторы освещают Джейн Сеймур – она сидит с книгой в руках. Певцы направляются к ней. Джейн. Вам что? Генрих. Они споют вам, Джейн. Джейн. Спасибо, сир. Певцы (поют). Ночью бессонной к окну подхожу, Нежностью, грустью, любовью томим. В россыпи звезд я одну нахожу – Ту, что сияет над домом твоим. Спишь ли ты? Видишь сны? Незаметно для участников этой сцены входит Анна Болейн и останавливается слушая. Если да, то со мной ли в них ты? В бое часов слышу голос родной. «Любишь Меня?» – прошептал я тогда. Ты мне сказала, качнув головой: «Всегда, никогда, иногда». Когда песня допета, Генрих замечает стоящую в тени Анну. Она с насмешливым видом слегка приседает перед ним в реверансе. Генрих. Послушай, Анна, подойти сюда. Анна подходит. Ты думаешь, я счастлив? Нет, несчастлив. Анна. Доигрывайте свой спектакль. (Уходит). Генрих. Пропойте песню снова. Как только начинается пение, свет гаснет. Занавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Пролог Анна Болейн в том же платье с меховой опушкой, в котором мы ее видели в самом начале пьесы, сидит с вощеной дощечкой и палочкой для письма в камере Тауэра и пишет Анна. Со дня, когда он взял меня впервые, до дня, когда он был моим в последний раз, у нас с ним было... Сколько ж это дней? Сейчас сочтем – в цифири я сильна. Итак, тех дней, что я была его, но не любила, было – столько. Тек дней, что я была его, но не была уже любимой – столько. (Записывает). А в сумме – тысяча. За годы. Как странно – тысяча, день в день. Из этой тысячи – один, когда любили оба. Всего один, когда его любовь слилась с моей, моя любовь слилась с его любовью. На день они слились – -и разошлись. Как только ненависть во мне заснула, она сейчас же пробудилась в нем. А мальчик наш, единственный наш сын, зачатый жаркой похотью и гневом, погиб в моей утробе в страшный час, когда король был ранен на турнире... Потом он, глядя мне в лицо, сказал: «И этот брак, как прежний, проклят богом. Я с самого начала это знал. На нем клеймо проклятия господня». И, круто повернувшись, вышел... Ну, где же, Анна, ненависть твоя? Ты в юности умела ненавидеть! Так ненавидь его, кляни его, и он ничем тебя не сможет ранить. Но – не могу! Однажды он сказал: «Нельзя себя заставить полюбить». А разлюбить – подавно не заставить. И если он, большой глупыш, задира, сейчас придет ко мне, протянет руку и вымолвит одно словечко, я буду вновь его. Свет постепенно гаснет; освещенным остается только лицо Анны. Затем освещается левая сторона сцены. И даже в миг, когда они вошли...
|