Своеобразие лирики И.А. Некрасова.

Некрасов 1821-1877 (1878).

Самый популярный писатель среди людей своего поколения. Современники ценили его за правдивость, верность действительности.

Разрушение литературных стереотипов присуще реализму. Постоянный диалог с романтизмом.

Дебютировал как канонический поэт-романтик: 1840 - мечты и звуки. Каталог расхожих романтических мотивов.

Сам поэт чувствовал исчерпанность выбранной поэтики. 1842 год - ''к ней''. Иван грибовников - псевдоним. Совмещение сугубо романтической лексики с лексикой сниженной. Именно мех-м пародии на первых порах станет основным для Некрасова. Лермонтов - основной объект пародии. Иногда - Жуковский.

Постепенно методы работы с ром.традицией становятся более и более тонкими.

''Секрет''. Опыт современной баллады''. Нет ничего романтического, возв., фант. Романтизм и реализм у некрасова это два узких языка в разработке описания одной и той же темы реального мира.

Два ближ Суд в подземелье и Мцыри. Сближает ямб и исключительно мужские рифмы. Стилистическое совмещение реализма и романтизма. Некрасовская модель мира, парадокс - в основе> необходимость рассматривать сдвух сторон. У Некрасова мир глобально несправедливый.

Ст-я, посвящённые жизни крестьян. Акцент на обилие несчастных случаев. ''В деревне''. Как подслушанный диалог двух старух. Механизм меняется, потом ломается, человек не успевает приспособиться.

сборник стихов «Мечты и звуки» (1840; еще двумя годами раньше — первая журнальная публикация стихотворения «Мысль»).

Середина и вторая половина 40-х годов показала наглядно, что предшествующая подспудная работа не прошла даром. Такие шедев­ры, как «В дороге», «Когда из мрака заблужденья...», «Огородник», «Тройка», «Еду ли ночью по улице темной...», «Вчерашний день, часу в шестом...», «Нравственный человек», созданы в 1845—1848 гг. Это уже настоящий Некрасов, без всяких скидок на молодость, на неза­вершенность поисков.

Из перечисленных стихотворение «В дороге» — раннее и в неко­торых отношениях особенно интересное. Оно многое начинает и пред­восхищает в некрасовской лирике.

Во многих некрасовских стихотворениях воспроизводится одна устойчивая ситуация: встречаются, приглядываются друг к другу пред­ставители противостоящих социальных укладов— барин и мужик, интеллигент и человек из народа. Стихотворение «В дороге» также может служить в этом отношении примером. Здесь не только «барин» беседует с ямшиком. но и в рассказе ямщика звучит та же тема — соприкосновение двух инородных, резко противоположных социаль­ных начал в лоне одной семьи, для которой это соприкосновение болезненно.

У Некрасова же— не психологическая и не пластическая, а прежде всего социальная стереоскопия, социальная объемность предметного мира. «Выпуклость» изображаемого предмета воспроизводится не за счет того, что на него смотришь с разных сторон или же сначааа в хорошем, а затем в дурном настроении, но за счет того, что этот предмет дан в двух разных социальных ракурсах. Например, безмя­тежная Волга— колыбель барского дитяти, и она же беспощадная бурлацкая Волга («На Волге»); красивая железная дорога — «столби­ки, рельсы, мосты», облитые сиянием луны и генеральского прекрас­нодушия, и она же чудище — вдоль насыпи «косточки русские» стро­ителей, толпы мертвецов («Железная дорога»).

Городские н ничуть не «народные» виде­ния наплывали на реалии крестьянского быта и сельской природы. Так, снопы в зелени вызывали представление о грудах золота на лом­берном столе, обтянутом зеленым сукном (Некрасову доводилось вес­ти крупную карточную игру), а на проселочной дороге, на проезжем встречном возу, вместо деревенского мужика и бабы «чудились»

Это не что иное, как нарушение социальной стереоскопии, когда теряется правильная соотнесенность объемов, чуждые миры парадок­сально совмещаются в одном фокусе. В другом стихотворении зелень сравнивается с изумрудами и шелковыми коврами, луг— со ска­тертью, озера — с серебряными блюдами, т. е. опять-таки на образы родной природы наслаивается, словно приползая из далекой столицы, призрачная роскошь аристократических обедов.

Разумеется, такого рода состояния — редкость для Некрасова. Как правило, его пристальный взгляд четко различает социально-контрас­тные явления в их реальных пространственных соотношениях. В этих случаях столичный шум не нарушает «вековой тишины» русских раз­долий («В столицах шум, гремят витии...»), соблюдается необходимая дистанция между нишей деревней и богатым городом («Утро»).

Отмеченные особенности некрасовского видения мира имеют са­мое прямое отношение к проблеме народности в его творчестве. Ведь поэт не смог бы овладеть приемами социально-стереоскопического отображения действительности, если бы не умел переносить точку художественного зрения с ненародных позиций на народные (и об­ратно); воссозданная им реальность не была бы социально-объемной, не будь этой чудесной способности сочетать мужицкий взгляд на вещи с «интеллигентским». Некрасову присуща своеоб­разная двуплановость многих стихотворений. На уровне лирического сюжета такая двуп­лановость чаще всего реализуется как встреча горемыки из народа с человеком обеспеченным и власть имущим. Если эта встреча намеча­лась, но по каким-то причинам так и не состоялась, то лирическая атмосфера стихотворения сразу насыщается чувством острой неудов­летворенности (эффект обманутого ожидания): таковы «Размышле­ния у парадного подъезда», «Забытая деревня». Если же все-таки состоялась, то дело кончается либо враждебным столкновением, как, например, в «Псовой охоте», либо жадным взаимным созерцанием: вспомним в этой связи «противостояние очей» в «Крестьянских де­тях», в первой сцене (в сарае), когда разглядывающие охотника ребя­тишки пытаются определить, насколько он «барин».

Очень похожий на него охотник (не тот ли самый?) в стихотворе­нии «Похороны», написанном вслед за «Крестьянскими детьми» (1861), лежит в фобу, но и здесь на него, самоубийцу, устремлены изучающие взгляды, и по нему плачут дети, — должно быть, те, кото­рые раньше наблюдали за спящим охотником в щели сарая. Коль скоро между «Крестьянскими детьми» и «Похоронами» существует определенная сюжетная связь, то эти два произведения, состоящие из ряда самостоятельных, но объединенных главным героем сцен, могут восприниматься как, части единого целого — неосуществленной поэ­мы о заезжем барине-охотнике и крестьянских детях.