Часть четвертая. Повествующая о божественных церемониях

Если вести речь о начале саругаку в эру богов[148], то о том времени, когда Великая Богиня Аматэрасу скрылась в небесном гроте и мир погрузился в вечную тьму; и мириады богов, стремясь смягчить сердце Великой Богини, собрались на небесной горе Кагуяма и устроили кагура[149], а затем перешли к сэйно[150]. И тогда небесная богиня Удзумэ вышла из общего круга, украсила лентой сидэ[151] ветку сакаки[152], вскричала, охваченная божест­венной одержимостью, и возжгла костер на костровище; и, гро­моподобно топнув, начала петь и танцевать. Ее голос стал при­глушенно слышен в небесном гроте, и потому Великая Богиня слегка приотворила его. И Земля снова озарилась светом; и осветились лица богов.

Говорят, что божественные игры тех мгновений и являются началом саругаку.

Многое [об истоках саругаку], должно быть, скажу в [записях] устных наставлений.

Во время богослужения после постройки богачом Сюдацу храма Гион[153], что на родине Будды, проповедь говорил Сяка-нёрай[154]. Но Дайба[155], который пришел туда со множеством последователей других путей, устроил танцы с ветками деревьев и листьями бамбука в руках, прикрепив к ним сидэ, так что стало невозможно произносить проповедь. Тогда Будда подал знак глазами [своему ученику Сярихоцу[156], тот обрел силу Будды и, удалившись к задним дверям храма, ударил в барабан и запел, Талант и ученость Анана[157], ум и находчивость Сярихоцу, красноречие Фуруна[158] соединились, и они [втроем] исполнили шестьдесят шесть мономанэ[159]. Заслышав звуки флейты и барабана последователи других путей перешли к задним дверям храма и стихли наблюдая игру. А между тем Нёрай досказал свою проповедь.

Так началось наше искусство в далекой заморской стране.

В Японии в правление императора Киммэй[160], однажды во время разлива реки Хацусэ, что в провинции Ямато, принесло какой-то кувшин с ее верховьев. Один придворный подобрал этот кувшин у священной криптомерии, вблизи ворот святилища Мива. В кувшине оказался младенец. Внешность его была вос­хитительна, подобна драгоценному камню. Придворный поду­мал, что сей младенец является небесным существом, и потому сообщил о своей находке во дворец.

В ту же ночь микадо приснился младенец и сказал: «Я воплощение первого императора [из династии] Син Великой Стра­ны[161]. Я имею кармическую связь с японскими пределами и вот теперь явился к тебе». Микадо почел событие чудесным и взял младенца во дворец.

По мере возрастания ребенок, превосходил умом мудрецов, в пятнадцать лет возвысился до положения министра и был на­речен именем Син. Это и был Кокацу Хада-но, потому что, иероглиф син [по-японски] читается хада.

Во времена малой смуты в Поднебесной император Дзёгу Тайси[162] повелел этому Кокацу исполнить шестьдесять шесть мономанэ, полагаясь на древние примеры эры богов и Будды в Индии. Он сам изготовил ровно 66 масок и тут же передал их Кокацу. Представление было устроено во дворце Сисиндэн им­ператорского двора в Татибана[163], после чего Поднебесная утишилась, в стране воцарилось спокойствие.

Для будущих поколений Дзёгу Тайси изменил написание слова «кагура»: он убрал из первого иероглифа его ключ, и ос­талась часть иероглифа без ключа. Поскольку оставшаяся часть — это иероглиф летосчисления сару, то и вышло название саругаку, что буквально значит «говорить для услады»[164]. Это название появилось с тем, чтобы отличать кагура [от саругаку].

Кокацу находился в услужении у императоров Киммэй, Би-дацу, ёмэй, Сюсюн, императрицы Суйко и принца-регента Дзё­гу Тайси. Он передал свое искусство потомкам, но, поскольку «чудесным образом рожденный не оставляет следа»[165], он сел в челн в заливе Нанива провинции Сэтцу и, отдавшись воле вет­ра, вышел в Западное море. Он пристал к берегу в заливе Сякуси[166], что в провинции Харима.

Жители залива подобрали челн, и когда заглянули в него, то увидали существо, по облику отличное от человека. Все ока­зались в полной власти этого существа, и произошло много удивительного. Тогда люди стали поклоняться ему как божеству, и провинция забогатела. Считая [божество] очень грозным, его нарекли именем Тайкувау Даймёдзин[167]. И в нынешний век удивительно его чудотворное воздействие. В своих исконных зем­лях он явлен как Бисямон-тэнно[168]. И говорят, во времена, ко­гда Дзёгу Тайси усмирял непокорность [своего вассала] Мориясей Кокацу помог ему своей божественной силой, и Мория был повержен.

Во времена хэйанской столицы, в правление императора Мураками[169], сам император изволил посмотреть старинные записи о саругаку-эннэн, сделанные кистью Дзёгу Тайси, в которых говорилось, что «саругаку берет начало в эру богов и на родине Будды, распространилось потом в Гэсси[170], Китае и Японии; об­ладая острым и блестящим словом, саругаку восхваляет Будду и хранит верность первооснове учения тэмпорин[171], отводит злые стихии и несет с собою благоденствие и счастье. Если исполнять саругаку-маи[172], то утверждается мир в стране, вселяется покой в людей, продлевается жизнь». Опираясь на записи Тайси, им­ператор Мураками веровал, что представление саругаку — это молитва о мире в Поднебесной.

В те времена жил Удзиясу Хадано[173], потомок Кокацу Ха-дано, воспринявший у него искусство саругаку. Он исполнял 66 саругаку во дворце Сисиндэн. В то время жил также некто, нареченный Ки-но Го-но ками[174], и был он человеком с талан­том и умом. Этому Удзиясу он доводился зятем, и они неред­ко исполняли саругаку совместно.

И вот потом уже, по невозможности отслужить в один день все 66 пьес, они выбрали из них и определили к исполнению такие три: Инацуми-но Окина [в маске Окина], Ёнацуми-но Окина [из трех саругаку] и Тити-но дзё. [Действо] Сики сам-бан[175] нынешних времен из них и состоит. Исполняя три эти пьесы, создают образ трех тел Нёрай: хоцу-по-о[176]. Устные на­ставления о Сики самбан, должно быть, запишу особо.

От Удзиясу Хадано до [нынешнего] Мицутаро Компару сме­нилось двадцать девять долгих поколений. Этот последний име­ет цех Энманъи-но дза в провинции Ямато. В их доме со вре­мен Удзиясу передаются из поколения в поколение три вещи:

маска демона, вырезанная Сётоку Тайси, изображение божества святилища Касуга и мощи Будды.

В наше время, когда отправляется [священный обряд] Юимаэ[177] в храме Кофукудзи южной столицы[178], в зале для про­поведей идет богослужение, и в тот же час в трапезной испол­няются маи-эннэн. Так умягчают последователей других путей и умеряют злые стихии. В это же время перед трапезной чита­ется сутра Юима. Таков старинный обычай храма Гион.

Замечу кстати, что богослужения в Касуга и Кофукудзи про­винции Ямато, что проводятся во второй день второй луны и в пятый день той же луны, означают начало постоянных на протяжении года богослужений в Миядэра[179] с участием че­тырех цехов саругаку. Это молитвы о великом мире в Поднебесной.

Вот четыре цеха саругаку, что вместе сопровождают бого­служения в святилище Касуга провинции Ямато-оби, Юдзаки, Сакадо, Энманъи[180].

А вот три цеха саругаку. которые вместе отправляют богослужения в святилище Хиэ провинции Гасю-Ямасина, Симосака, Хиэ[181]. В святилище Исэ есть два цеха сюси[182]

Три цеха саругаку служат в храме Хоссёдзи[183] во время но­вогодних молитвословий:

Синдза [из Каваути], Хондза [из Тамба], Ходзёдзидза[184] [из Сэтцу].

Эти же три цеха сопровождают вместе богослужения в святилищах Камо и Сумиёси[185].