Глава 24. Книга Скотта Пека «Заброшенная дорога» начинается коротким предложением из двух слов: «Жизнь трудна»

Несправедлив ли Бог?

Книга Скотта Пека «Заброшенная дорога» начинается коротким предложением из двух слов: «Жизнь трудна». Если свести книгу Иова к одному предложению, то отча­янный крик «Жизнь несправедлива!» звучал бы на каждой странице.

Нам сегодня «проглотить» несправедливость так же тя­жело, как и Иову тысячи лет назад. Самое распространен­ное ругательство в английском языке содержит слова «Бог» и «проклятие». Люди употребляют его не только перед ли­цом огромной трагедии, но и когда у них не заводится ма­шина, когда проигрывает любимая команда, когда во время пикника начинается дождь. Это проклятие выражает ин­стинктивное суждение о том, что жизнь должна быть спра­ведлива и что Бог должен лучше управлять этим миром.

Постоянное противоречие между двумя состояниями нашего мира — таким, какой он есть, и таким, каким он должен быть, — ярчайшим образом проявляется в книге

Иова. В течение трех долгих, многословных раундов Иов и его друзья состязаются в словесном боксерском матче. Они все согласны с основополагающими правилами: Бог должен награждать тех, кто творит добро, и наказывать тех, кто делает зло.

Почему же тогда праведник Иов страдает от явного на­казания? Друзья Иова, уверенные в справедливости Бога, рассуждают с позиций обычного человека. «Рассуди здра­во, — говорят они Иову. — Бог не причинил бы тебе стра­дания без причины. Ты, должно быть, совершил тайный грех». Но Иов, не сомневающийся в том, что не заслужи­вает такого наказания, не может с ними согласиться. Он утверждает, что невиновен.

Однако постепенно страдание стирает убеждения Иова, которые он так хранил. «Как может быть Господь на моей стороне?» — размышляет Иов, сидя на пепелище, на разва­линах собственной жизни. Он — разбитый, отчаявшийся че­ловек, «преданный» Богом. «Посмотрите на меня и ужасни­тесь; и положите перст на уста», — восклицает Иов.

В нем назревает кризис веры. Справедлив ли Господь?

Этот вопрос ставит под сомнение все, во что верит Иов, но как иначе можно объяснить происшедшее с ним? Он огля­дывается в поисках других примеров несправедливости и видит, что грешники иногда процветают и их не наказы­вают, а праведники в то же самое время страдают. Многие люди живут счастливо и плодотворно, даже не задумыва­ясь о Боге. Все эти факты просто не укладываются в голо­ве Иова. «Когда я думаю об этом, меня охватывает ужас; я дрожу всем телом».

Причина, по которой книга Иова кажется такой совре­менной, заключается в том, что все, происходящее с ним, кажется нам невероятным. Являющая собой резкое обли­чение жизненной несправедливости, книга Иова кажется особенно подходящей для нашего измученного от боли столетия. Просто приложите следующие иллюстрации к его доводам: «невинные» голодающие дети в странах тре­тьего мира; пасторы, заключенные в тюрьмы Южной Аф­рики за свою веру; христианские лидеры, умирающие во цвете лет; главари мафии и развращенные любители раз­влечений, попирающие заповеди Бога; миллионы людей в Западной Европе, живущие счастливо, не задумываясь о Боге. Вопросы Иова о несправедливости мира не теряют своей актуальности. Они звучат громче и острее. Все же мы ожидаем, что Бог любви и силы будет следовать определен­ным правилам на земле. Почему же Он этого не делает?

Разберемся с несправедливостью

В какой-то момент любой человек сталкивается с тай­нами, которые заставили Иова трепетать от ужаса. Неспра­ведлив ли Бог?

Жене Иова один из выборов казался очевидным. «Про­кляни Бога и умри», — посоветовала она. Зачем придержи­ваться сентиментальной веры в любящего Бога, когда так много в жизни замышляется против тебя? И во времена Иова люди больше, чем когда-либо, соглашались с ней. Некоторые еврейские писатели, среди которых Ержи Ко-зинский и Илия Визель, начинали с сильной веры в Бога, но увидели, как она улетучилась в газовых камерах во вре­мя Холокоста. Столкнувшись лицом к лицу с величайшей в истории несправедливостью, они пришли к выводу, что Бога не существует. (Все же, человеческий инстинкт заяв­ляет о себе. Козинский и Визель не могут избежать гнев­ного тона, как будто чувствуя себя преданными. Они упу­стили очень важный момент — понимание того, откуда ис­ходит наше основное чувство справедливости. Какие у нас основания ожидать, что мир будет справедливым?)

Другие, в равной степени озабоченные несправедливо­стью в мире, не доходят до отрицания существования Бога. Вместо этого они предполагают другую возможность: вероятно, Бог согласен с тем, что жизнь несправедлива, но не может ничего с этим поделать. Раввин Гарольд Куш-нир выбрал этот подход в его известной книге «Когда пло­хое случается с хорошими людьми». После того, как его сын умер от прогерии, Кушнир заключил, что «даже Богу трудно контролировать хаос» и что Бог есть «Бог справед­ливости, но не силы».

Согласно раввину Кушниру, Бог растерян, даже разгне­ван несправедливостью на этой планете, как всякий дру­гой человек, но не в Его власти изменить мир. Миллионы читателей нашли утешение в том, каким Кушнир предста­вил Бога — сострадательным, но слабым. Любопытно, как эти люди интерпретируют пять последних глав книги Ио­ва, в которых Бог защищает Себя. Никакая другая часть Библии не передает силу Бога так впечатляюще. Если Бог немощен, почему Он избрал самую худшую ситуацию, чтобы настаивать на Своем всемогуществе, когда было проще всего поставить Его власть под сомнение? (Илия Визель выразился о Боге, описанном Кушниром, так: «Ес­ли Бог таков, почему бы Ему не уйти в отставку и не поз­волить кому-то более компетентному занять Его место?»)

Третья группа людей избегает проблемы несправедли­вости, устремляя взоры в будущее, когда суровая спра­ведливость будет царить во Вселенной. Они считают несправедливость временным состоянием. Индусская доктрина Кармы, применяющая к вере математическую точность, делает следующие расчеты: душе может потре­боваться 6.800.000 воплощений, чтобы достичь идеаль­ной справедливости. В конце всех этих воплощений человек испытает сполна ту боль и удовольствие, кото­рые заслуживает.

Четвертый подход — решительно отрицать существова­ние данной проблемы и настаивать на том, что мир спра­ведлив. Вторя друзьям Иова, эти люди настаивают на том, что мир живет по раз и навсегда установленным законам: добрые люди будут процветать, злые - терпеть неудачу. Я столкнулся с этой точкой зрения в церкви, занимающей­ся излечением верой в Индиане; я слышу об этом всякий раз, когда смотрю религиозные телепередачи, в которых какой-нибудь проповедник обещает идеальное здоровье и финансовое благополучие любому, просящему с истин­ной верой. Такие щедрые обещания несут в себе явный призыв к вере, но они не могут объяснить многих фактов. Младенцы, заболевающие СПИДом в утробе матери, пе­рекличка подверженных гонениям святых в «Книге муче­ников» Фокса — как все это вписывается в доктрину жиз­ненной справедливости? Я бы, пожалуй, хотел сказать Мэг Вудсон: «Мир справедлив, и поэтому, если вы будете усердно молиться, дочь не умрет». Но я не мог этого ска­зать тогда, как не могу сказать и сейчас: «Бог забрал Пегги, потому что ты что-то сделала неправильно». Обе точки зрения представлены в книге Иова; обе отклонены Богом в конце этой книги.

Необходимо олимпийское спокойствие, чтобы утвер­ждать, что жизнь абсолютно справедлива. Чаще всего хри­стиане реагируют на жизненную несправедливость, не от­рицая, а сглаживая ее. Они, как и друзья Иова, ищут скры­тые причины страданий:

«Бог старается научить Вас чему-то. Вам не должно быть горько. Напротив, вы должны радоваться привилегии иметь возможность вверить себя Богу».

«Подумайте о благословениях, которыми можете насла­ждаться, ведь по крайней мере вы живы. Тверды ли вы в вере?»

«Вы находитесь в тренировочном режиме. У вас есть возможность потренировать мышцы веры. Не беспокой­тесь — Бог не дает испытаний сверх сил».

«Не жалуйтесь так громко! Вы потеряете возможность продемонстрировать вашу веру неверующим».

«Кому-то всегда хуже, чем вам. Благодарите Бога, невзирая на обстоятельства».

Друзья Иова предлагали свою версию подобных мудрых изречений, и каждое из них содержало долю истины. Но книга Иова явно показывает, что такой «совет» не по­могает в поисках ответов на вопросы страдающего челове­ка. Это как верный медицинский препарат, прописанный не вовремя.

И, наконец, еще один способ объяснить несправедли­вость в мире. Выслушав всевозможные альтернативы, Иов пришел к заключению, предложенному мною в качестве краткого содержания всей книги: жизнь несправедлива! Для Иова, да и для всех, испытывающих страдание, это, скорее, непроизвольная реакция, нежели философия жиз­ни. Мы тоже спрашиваем: «Почему это случилось со мной? Чем я провинился?»

Современный Иов

Работая над этой книгой, я решил регулярно встречать­ся с людьми, которые чувствовали себя преданными Богом. Я хотел видеть печать разочарования и сомнения на лице. Когда настало время писать о книге Иова, я ре­шил побеседовать с человеком, жизнь которого очень на­поминала жизнь Иова. Я назову этого человека Дуглас.

Для меня Дуглас — праведник, равно как и Иов. Он, ко­нечно, не идеален, но является образцом веры. После дол­гих лет занятий психотерапией он отказался от выгодной карьеры в пользу служения Богу. Беды Дугласа начались несколько лет назад, когда его жена обнаружила опухоль в груди. Хирурги удалили грудь, но два года спустя рак перешел на легкие. Дуглас возложил на себя все родитель­ские обязанности и работу по дому, когда его жена боро­лась с ослабляющими здоровье последствиями химиотера­пии. Иногда она ничего не могла есть. У нее выпадали во­лосы. Она всегда чувствовала упадок сил и была уязвима для страха и депрессии.

Однажды ночью, в период этого кризиса, когда Дуглас ехал с женой и двенадцатилетней дочерью по городской улице, пьяный водитель свернул со средней полосы и вре­зался в их машину. Жена Дугласа не пострадала, хотя ис­пытала сильное потрясение. Его дочь сломала руку. На ее лице были серьезные порезы от разбитого лобового стекла. Больше всех пострадал сам Дуглас - он сильно ударился головой.

После этой аварии у Дугласа стали появляться частые головные боли. Он не мог работать целый день. Иногда он становился забывчивым и рассеянным. Но хуже всего бы­ло то, что ушиб повлиял на его зрение. Один глаз совер­шенно перестал фокусировать. У Дугласа двоилось в гла­зах, и он с трудом спускался по лестнице без посторонней помощи. Дуглас научился справляться со всеми недугами кроме одного — он не мог прочитать больше одной-двух страниц за раз. Всю жизнь он любил книги. Теперь ему приходилось довольствоваться ограниченным набором из­даний и прослушиванием медленно записанных на аудио­кассеты книг.

Когда я позвонил Дугласу, чтобы договориться об интер­вью, он предложил встретиться за завтраком. Я настроился на тяжелое утро. К тому времени я побеседовал с разными людьми и услышал множество историй о разочаровании в Боге. Если у кого-то и было право сердиться на Бога, так это у Дугласа. На той неделе его жене пришло пугающее со­общение из больницы: на легких появилось еще одно пят­но. Когда подали завтрак, мы начали рассуждать о жизни. Толстые стекла очков отчасти корректировали нарушения зрения Дугласа, но ему с трудом удавалось направить вилку в рот. Я заставлял себя смотреть прямо на него, когда он го­ворил, стараясь не обращать внимания на блуждающий глаз. Когда наконец мы закончили завтракать и дали знак официантке принести еще кофе, я описал свою книгу о ра­зочаровании в Боге и спросил: «Не могли бы Вы рассказать о своем разочаровании? Что, исходя из Вашего опыта, мог­ло бы помочь другим пережить трудности?»

Дуглас молчал, и его молчание, как мне казалось, дли­лось долго. Он поглаживал свою бороду с проседью и при­стально смотрел поверх моего правого плеча. Я подумал, что он впал в психический ступор. Наконец он ответил: «По правде говоря, Филип, я не чувствовал разочарования в Боге». Я был изумлен. Кристально честный Дуглас всегда презирал легковесные свидетельства религиозных телеви­зионных программ типа: «Превратите шрамы в звезды!» Я ждал объяснений.

«Причина вот в чем. Я научился, сначала в связи с бо­лезнью жены и особенно после несчастного случая, не смешивать Бога с жизнью. Я не стоик. Я очень расстро­ен тем, что случилось, как и всякий другой, окажись он на моем месте. Я не боюсь ругать жизнь за ее несправедли­вость и дать выход моему горю и гневу. Но я верю, что Бог испытывает то же самое по поводу этой аварии — гнев и горе; я не виню Его в том, что случилось».

Дуглас продолжал: «Я научился видеть дальше физиче­ской реальности и устремлять взор в реальность духовную. Мы часто думаем: «Жизнь должна быть справедлива, пото­му что Бог справедлив». Но Бог и жизнь — это не одно и то же. Если я смешиваю Бога с физической реальностью жиз­ни, всегда ожидая, к примеру, хорошего здоровья, тогда я обрекаю себя на сильное разочарование.

Существование Бога, — продолжал он, — даже Его лю­бовь ко мне не зависит от моего хорошего здоровья. Приз­наюсь, что у меня было больше времени и возможности поработать над взаимоотношениями с Богом после того, как мое состояние ухудшилось».

В той сцене была глубокая ирония. Несколько месяцев я был поглощен поиском историй о людях, разочарован­ных в Боге. Я избрал Дугласа на роль современного Иова и ожидал от него горького протеста против Бога. Меньше всего я ожидал прослушать курс выпускного класса по ос­новам веры.

«Если мы развиваем взаимоотношения с Богом отдель­но от жизненных обстоятельств, — сказал Дуглас, — тогда мы в состоянии выдержать изломы физической реально­сти. Тогда мы можем верить Богу, несмотря на жизненные невзгоды. Не такова ли в действительности основная мысль книги Иова?»

Хотя строгое разделение Дугласом «физической и ду­ховной реальности» волновало меня, я счел его понимание интригующим. В течение следующего часа мы вместе изу­чали Библию, проверяя его идеи. В Синайской пустыне Божьи гаранты физического успеха — здоровье, процвета­ние и военная победа - никак не укрепили дух израиль­тян. Большинство героев Ветхого Завета (Авраам, Иосиф, Давид, Илия, Иеремия, Даниил) подверглись почти таким же испытаниям, как Иов. Каждому из них физическая ре­альность временами представляла Бога как врага. И все же они верили в Бога, несмотря на лишения и тяготы. В таких поступках их вера двигалась от «веры по контракту» — «Я буду следовать за Богом, если Он будет хорошо со мной обращаться» — к взаимоотношениям, которые преодолеют любые трудности.

Неожиданно Дуглас взглянул на часы и понял, что опаздывает на другую встречу. Он поспешно надел паль­то, встал, чтобы попрощаться, и сказал: «Когда придете домой, прочтите еще раз историю Иисуса. Была ли жизнь справедлива к Нему? Для меня крест раз и навсе­гда разрушил предположение о том, что жизнь будет справедлива».

Мы с Дугласом начали беседу с обсуждения Иова, а закончили размышлением об Иисусе, и этот образец со мной и по сей день: в Ветхом Завете рассказывается о любимце Бога, страдающем от ужасной несправедливости, а в Новом Завете — о единородном Сыне Бога, пострадав­шем еще больше.

Вернувшись домой, я последовал совету Дугласа и вновь перечитал Евангелия, пытаясь представить, как Иисус ответил бы на прямой вопрос; «Является ли жизнь справедливой?» Нигде в Писании я не нашел, чтобы Иисус отрииал несправедливость. Когда Иисус встречал больного человека, Он никогда не читал лекцию о том, «как принимать трудности жизни», но излечивал всякого, приходящего к Нему. Его едкие слова о богатых и власть имущих того времени ясно дают понять, что Он думал о социальном неравенстве. Сын Божий реагировал на жиз­ненную несправедливость примерно так же, как другие. Когда Он встречал больного человека, Он испытывал к не­му глубокое сострадание. Он плакал, когда умер Его друг Лазарь. Когда Иисус сам сталкивался со страданием, то испытывал ужас и три раза спрашивал, нет ли другого выхода.

Бог ответил на вопрос о несправедливости не словами, а появлением, воплощением. Иисус — это воплощенное отношение Бога к несправедливости, ибо Он взял на Себя все невзгоды жизни, физическую реальность в ее самом несправедливом воплощении. Он дал окончательный от­вет на все тайные вопросы о благости Бога. (При чтении Евангелий мне пришло в голову, что если бы мы все жили так, как жил Он, — служа больным, кормя голодных, ока­зывая сопротивление силам зла, утешая скорбящих и неся Благую весть о любви и прощении — тогда, возможно, во­прос о справедливости Бога не звучал бы сегодня с такой остротой.)

Великая несправедливость

Справедлив ли Бог? Вопрос зависит от того, насколько мы отождествляем Бога и жизнь. Конечно, жизнь на зем­ле несправедлива. Дуглас был прав, говоря, что крест ут­вердил это навечно.

Писатель Генри Ноувен рассказывает о семье из Параг­вая. Отец семейства, врач, выступал против военного ре­жима и нарушений прав человека в этой стране. Местная полиция отомстила ему, арестовав его сына-подростка. В тюрьме мальчика замучили до смерти. Разгневанные жители хотели превратить похороны ребенка в величай­ший марш протеста, но доктор решил выразить протест по-иному. На похоронах отец показал всем обнаженное тело мальчика, каким он нашел его в тюрьме — со следа­ми избиений, ожогов от сигарет и шрамов от электрошо­ка. Все жители деревни шли за телом, которое лежало не в гробу, а на окровавленном тюремном матрасе. Это был самый мощный протест, который можно было себе представить.

Не похоже ли это на то, что Бог сделал на Голгофе? Те, кто злится на Бога за несправедливость жизни, гово­рят: «Он должен страдать, а не мы». Бранные слова выра­жают то же: Бог, будь ты проклят. И в тот день Бог был проклят. Крест с обнаженным и израненным телом Иисуса выразил всю несправедливость и насилие этого мира. Крест раскрыл суть этого мира и суть Бога: мир огромной несправедливости и Бог, любящий до само­пожертвования.

Никому не избежать трагедии и разочарования, даже Богу. Иисус не предложил иммунитета от несправедливо­сти или избавления от нее. Он показал путь через неспра­ведливость на противоположную сторону. И как Страст­ная пятница разрушила инстинктивную уверенность в том, что жизнь должна быть справедлива, Пасхальное воскресенье дало удивительный ключ к разгадке Вселен­ной. Из тьмы воссиял яркий свет.

Естественное желание справедливости умирает тяжело, и это объяснимо. Кто из нас не молится о большей спра­ведливости сегодня? Признаюсь, я страстно желаю, чтобы мир был защищен от разочарования, чтобы мои журналь­ные статьи всегда находили признание, а мое тело не ста­рилось и не слабело. Я хочу, чтобы в этом мире у моей не­вестки не родился ребенок с повреждением мозга, а Пегги Вудсон дожила до глубокой старости. Но если я буду осно­вывать свою веру на том, что жизнь на земле не имеет изъ­янов, моя вера меня подведет. Даже величайшие из чудес не разрешают проблему жизни на земле: все люди, излечи­вающиеся физически, в конце концов умирают.

Нам нужно что-то большее, чем чудо. Нам нужно новое небо и новая земля. Пока их у нас нет, несправедливость не исчезнет.

Мой друг, перенесший много страданий и боли, веря­щий в любящего Бога, изрек следующее утверждение: «Единственное извинение Бога — это светлое Христово воскресение!» В этой фразе сокрыта истина, хотя звучит она не по-богословски. Крест Христа, возможно, преодо­лел зло, но он не преодолел несправедливость. Для этого и нужно воскресение. Придет день, Бог восстановит фи­зическую реальность надлежащим образом и будет ею править. Пока же, хорошо бы помнить, что мы прожива­ем наши дни в Пасхальную субботу.

«Получить заповедь любить Бога, будучи брошенным в пустыне, равносильно заповеди чувствовать себя хорошо, когда вы больны; петь от радости, когда вы умираете от жары; бежать, когда у вас поломаны ноги. Но это - самая великая заповедь. Даже в пустыне — особенно в пустыне — вы должны любить Бога».

— Фредерик Бюхнер Библейские ссылки: Иов 21, 2.

«Кто сей, помрачающий Провидение, ничего не разумея? - Так, я говорил о том, чего не ра­зумел, о делах чудных для меня, которых я не знал».