Овладение приманкой при помощи подкатывания вдоль решетки 4 страница

3 и 4. Разумеется, формирование представления отдаленной цели и деятельности для осуществления этой цели в будущем возможно только при наличии определенных средств — вербальных понятий, материализованных в слове. На данный момент считается, что ^ ких понятий (и соответственно языка человеческого типа) у пон! гид нет. Но определенные предпосылки формирования вербаль-

I

ных понятий у них уже можно обнаружить. Как указывалось выше, антропоиды способны к высокому уровню обобщений и абстра­гирования различных признаков объектов и их соотношений в наглядном плане. Но для свободного оперирования этими образа­ми-представлениями у них нет средств. Когда такое материальное средство дается извне, от человека (обучение понгид искусствен­ным языкам-посредникам: ручной знак, плексиграмма, символ на дисплее и т.д.), то эти животные не только обучаются с помо­щью таких знаков называть объекты и действия, используя выра­ботанные навыки для получения подкрепления, но и применяет эти средства для организации своей памяти — «говорит» о про­шедшем, для представления будущих целей — «говорит» о буду­щем... и т.д. (исследования по обучению антропоидов искусствен­ным средствам коммуникации, описанные в третьей главе первой части пособия).

Такие функции приобретаются и реализуются при направляю­щем обучении со стороны человека. В онтогенезе у ребенка это происходит сходным образом. Разумеется, до человеческого языка этим навыкам далеко, об этом свидетельствуют специальные срав­нения онтогенеза овладения языком (в том числе и знаковым) человеческими детьми и понгидами: у понгид нет физиологичес­кого субстрата — соответствующих структур мозга. Однако их не было и в антропогенезе на определенной стадии. Необходимая функция должна была первоначально формироваться на уже име­ющейся основе. Эту основу — уровень развития психических про­цессов, позволяющих перестроить деятельность и отражение со­гласно задачам новой ситуации (которая в экспериментах с обу­чением искусственным языкам организуется человеком), мы и обнаруживаем у понгид.

5. Неспособность понгид к оперированию вербальными понятиями ведет к невозможности отражения подлинных причинно-следствен­ных отношений и объективного познания мира. Однако из этого не следует, что животные не учитывают соотношения объектов в ситуации. Об обратном свидетельствуют все эксперименты с об­ходными путями по изготовлению орудий и широкому переносу навыков.

Как уже отмечалось, способность к переносу навыка по сход­ству отношений между объектами в ситуации является одним из основных критериев интеллекта (В.Кёлер, А. Н.Леонтьев). С этой точки зрения представляются ошибочными выводы о стереотип­ности использования антропоидами выработанных навыков и не­способности их к изменению поведения при изменении ситуа­ции, основанные на результатах экспериментов с шимпанзе, по тушению огня и лабиринтом с более легким решением (Э. Г. Ва-цуро). В опытах с огнем шимпанзе предлагалось залить водой пла­мя перед приманкой, налив воду из бака в кружку. Когда навык

1 5 Фили

был выработан, ситуацию изменили. Шимпанзе должен был, наполнения кружки водой перейти по шаткому мостику, отделу ющему плот с приманкой от плота с баком на озере. ПредполаЩ лось, что если животное понимает, что вода обладает свойство! тушить огонь, то оно зачерпнет воду из озера, а не пойдет, рис куя упасть в воду, на другой плот к баку.

В методике с лабиринтом (описанной в предыдущей главе) шимпанзе сначала образовывался навык выкатывания палкой лабиринта приманки по обходному пути, а затем открывался пря мой выход из лабиринта, и приманку можно было подкатить ор ним движением, к тому же более естественным для шимпанзе к себе, а не от себя, как при обходном пути. Экспериментатор предполагал, что если обезьяна не использует более легкий то она действует на основе выработанного навыка без учета изме нений в ситуации.

Видимо, здесь мы сталкиваемся не с ограниченностью интел лекта антропоидов, а с неучетом истинной мотивации животны| в эксперименте, что отмечается не только в экспериментах с га- тропоидами (Я.Дембовский), но и с детьми (М.Доналдсон). Выш| уже говорилось, что Л. А. Фирсов в опытах на шимпанзе с залива нием огня получил противоположные результаты, а автор это| книги — в опытах на орангутанах с лабиринтом. Этим же недс статком грешат все эксперименты на выбор оптимального реше ния, т. е. нахождения и использования более легкого и быстрот»! способа достижения цели. Дело в том, что в ситуации экспери| мента у антропоида далеко не всегда есть мотивация «сделать ка можно быстрее и легче». Несмотря на использование в большин| стве случаев пищевого подкрепления, это не пищедобывательна деятельность, удовлетворение пищевой потребности происходр в другое время и в другой обстановке. А в эксперименте пере| животным стоит задача не просто достать приманку, а сделать каким-то одним, определенным способом, который удовлетвс ряет экспериментатора. Для самой обезьяны оптимальный спосо| тот, который можно осуществить с помощью имеющихся у не< | операций. И лишь при невозможности с их помощью достичь цел* она будет изобретать новые. Как свидетельствуют протоколы экс> § периментов, на начальном этапе у этих животных есть свои, дос-* таточно эффективные способы решения: забить огонь кружкой| свалить установку; в лабиринте — перекатить приманку, прижи^ мая ее палкой к бортику, или перекинуть, поддев снизу. Но периментатор последовательно отсеивает все «ненужные» попыт-| ки — не позволяет взять приманку. Найдя наконец нужное реше* ние, животное, естественно, придерживается его и дальше. Этому! способствует то, что во всех этих экспериментах последний этап —I закрепление навыка, т. е. доведение результатов до необходимого! критерия правильных решений в нескольких опытах подряд. В из-|

мененной ситуации антропоид сначала старается осуществить пре­жнее решение, так как в его представлении это именно то, что от него требуется. И лишь через какое-то время применяет другой способ.

Так же можно рассматривать опыты по нахождению оптималь­ного решения задачи. В них животному предлагаются задачи, ко­торые можно решить разными способами, затратив на это раз­личное количество времени и усилий. В опытах с доставанием при­манки из трубки при помощи палки (Н.Н.Ладыгина-Котс) шим­панзе предлагались различные предметы, которые могли быть использованы как палка только при доработке — отсоединении мешающих деталей. Некоторые детали можно было не отсоеди­нять, так как они либо свободно сгибались и не мешали прохож­дению палки в трубку, либо располагались на одном конце палки и также не были помехой. При большом количестве деталей на палке можно было отсоединить только часть деталей для ее ис­пользования. Экспериментатор заранее предполагал, что живот­ное должно стремиться как можно быстрее, и затратив минимум усилий, достать приманку. Но действительно ли обезьяна воспри­нимает задачу именно так? Ведь от того, сколько минут потребу­ется на изготовление орудия, не зависит жизненно важный ре­зультат деятельности: приманка не исчезнет. А предъявление каж­дый раз нового необычного объекта ведет к стимулированию ори­ентировочно-исследовательской деятельности. Кроме того, перед тем как предложить шимпанзе объекты, из которых можно было бы изготовить эффективное орудие разными способами (с затра­той разного количества времени и усилий), ему в течение дли­тельного времени предлагали такие палки, от которых надо было отсоединить все детали до получения гладкого стержня. Поэтому шимпанзе, во-первых, активно обследовал все объекты, так как они каждый раз были новые, и играл с ними, производя манипу­ляции, не ведущие к получению палки нужного вида, а во-вто­рых, используя объект для добывания приманки из трубки, обра­батывал его в соответствии с закрепленным в прошлом опыте представлением о нем. К тому же разница в затраченном времени и усилиях (отсоединить 2 или 5 боковых деталей и т. п.) не являет­ся значительной.

В естественных условиях, а также в условиях необходимости быстрого решения лишние действия отсеиваются и обобщенный опыт становится оптимальным способом действия. Об этом сви­детельствуют интереснейшие эксперименты по использованию в зоопарках игровых автоматов для игры обезьяны с человеком, описанные Т. Мэйплом и X. Марковичем. В этой ситуации обезья­ны (мандрилы и орангутаны) вырабатывали очень экономный способ действия, неизменно обыгрывая людей. В игре надо было как можно быстрее нажать клавишу на панели, соответствующую

загорающейся на другой панели лампочке. Интересно, что под«| креплением служила не только пища, но и факт выигрыша: обе4 зьяна, во-первых, очень эмоционально реагировала на успех я неуспех и реакцию человека, а во-вторых, гораздо охотнее играл| с человеком, а не с компьютером. Факт заинтересованности жи* вотных самой процедурой «зарабатывания» подкрепления; а на только овладения им, ярко проявляется при использовании в зоо| парках конструкций и аппаратов для стимуляции активных дей| ствий животных: они предпочитали пользоваться аппаратами дл «зарабатывания» пищи, хотя могли получить ее и без этого.

С методической точки зрения следует критически отнестись: к экспериментам по «моделированию» процесса образования слож| ной формы поведения. Экспериментаторы заранее предполагают! что сложные целостные формы поведения у антропоидов образу| ются как цепочки надстраивающихся друг над другом навыкоЕ образованных условно-рефлекторным путем. Моделируя этот про| цесс, они обучают обезьяну разбивать камнем доску, последова тельно подкрепляя вначале удары кубиком по кубику, затем кам| нем по субстрату, камнем по любым предметам и в конце концо| по доске (А. И.Кац). В другом исследовании шимпанзе обуче поэтапно соотносить форму ключа с замком, форму жетона — прорезью, расположение ящика — с замком и ящика — с жето| ном определенной формы; обучение сопровождалось определен! ным подкреплением — пищевым, игровым, общением с друго| обезьяной (А. Н. Счастный). Но для животного это не является це лостным актом поведения. В естественных условиях всегда есть про! блемная ситуация — предмет потребности, данный в определен! ных условиях. Задачей для животного является, используя имею| щийся опыт, достичь цели именно в данной ситуации. А в приве^ денных выше экспериментах перед животным не ставится изна| чально общая цель, каждое действие формируется вне связи ней, изолированно. В итоге эти эксперименты иллюстрируют н! механизм образования сложной целостной деятельности, а спо| собность антропоидов к обучению длинной цепочке действий.

Но, кроме того, результаты описанных исследований выявляв ют еще одну особенность психики высших антропоидов. Это ширение подготовительной фазы деятельности. Несмотря на кусственный способ формирования такого поведения, шимпанз^ все же объединяет все эти навыки в единый процесс по достиже*) нию подкрепления в конце цепочки. Подготовительная фаза ста«| новится многоступенчатой, а сам акт поведения при этом, ка» указывал В. Кёлер, остается цельным, направленным от начала до конца на достижение конечной цели.

6. Еще одним отличием понгид от человека считается отсут» ствиеуних совместной деятельности. В естественных условиях отме­чена только одна ситуация, требующая совместных действий,

агрессия по отношению к хищнику (Дж.Лавик-Гудолл). В экспе­риментах с гамадрилами и шимпанзе (Н.А.Тих) было показано, что обезьян можно обучить координированным действиям для по­лучения подкрепления. Они не только способны установить связь между своими действиями и действиями партнера, но и могут побуждать друг друга к выполнению необходимых действий. Сход­ные данные были получены при обучении обезьян пользоваться указательным жестом. Гамадрилы обучались по указанию челове­ка подавать нужный объект и указывать на желаемый самостоя­тельно, а также использовать указательный жест для стимулиро­вания действий другого животного (Н.А.Тих). Шимпанзе по тре­бованию человека находили приманку, спрятанную в один из ящиков, и указывали человеку, в свою очередь, в каком ящике она находится. Интересно, что в ситуации, когда человек не отда­вал ее обезьяне, она намеренно показывала на пустой ящик, а сама быстро открывала ящик с приманкой.

7. Возможность осуществления совместной деятельности, в ко­торой происходит разделение отдельных действий между участни­ками, связана с возможностью оперировать вербальными понятиями, что в свою очередь ведет к возникновению сознания. Кроме того, ситуация совместной деятельности ставит перед индивидом зада­чу осознать себя как одного из исполнителей этой деятельности. Поэтому кроме предпосылок, дающих возможность для форми­рования вербальных понятий, языка, должны быть и соответству­ющие психические способности для становления самосознания. Доказательством наличия таких предпосылок у понгид могут слу­жить три феномена.

Первый феномен — это узнавание понгидами себя в зер­кале. Сейчас уже достаточно ясно показано, что все крупные ант­ропоиды, имеющие опыт общения с себе подобными и возмож­ность действий с зеркалом, идентифицируют себя и свое отраже­ние. В экспериментах они используют зеркало для рассматривания частей тела, которые без него не видны (например, лицо, глаза, полость рта и т.п.). Глядя в зеркало, понгиды очищают участки лица, специально помеченные краской. Эксперименты по срав­нению способности к узнаванию своего отражения в зеркале низ­ших и высших человекообразных обезьян свидетельствуют о том, что в сходных условиях низшие обезьяны себя не узнают (Р.Томп­сон). Однако кое-какие способности у них есть: они обращают внимание на отражение предметов в зеркале и способны соотне­сти это изображение с настоящим предметом. Неспособность к узнаванию себя у антропоидов, выращенных в изоляции, говорит о том, что это качество формируется в онтогенезе на основе узна­вания и различения особей в группе. О развитой способности уз­навать и различать партнеров в группе, наблюдающейся у обезьян в природе, свидетельствуют многие авторы.

Второй феномен — это определенная форма самоощущ^ ния, основанная на проприо-, интеро- и экстерорецепции (пр| обследовании и чистке тела), которой обладают все животны< | У понгид наблюдается интереснейшая форма поведения, отличи ющая их в этом отношении от других животных. Это склонность < j| самоукрашению. В природе замечено, что они кладут на себя ве1 ки и другие объекты. Считается, что это делается для защиты насекомых и дождя и для переноски объектов. Но в неволе посте янно наблюдается, что животные, без надобности положив плечи, на голову, на спину различные объекты (тряпки, верев£ ветки и даже камни), расхаживают туда-сюда или подолгу сидя1 накутывая, наматывая, надевая на себя различные объекть Н.Н.Ладыгина-Коте отмечала, что дети и детеныши шимпанзе, ' определенном возрасте помещают предметы как распорки пальцами и другими частями тела и так прохаживаются или наме ренно двигают рукой. Единственное объяснение этому с точ* зрения психологии было дано В.Кёлером. Он считал, что тако| поведение основывается на повышении чувства собственного те.г и делается понгидами для получения определенных тактильныз ощущений, доставляющих им удовольствие. Это поведение быст ро закрепляется как форма игры.

Третий феномен был обнаружен при обучении крупны, антропоидов (всех трех видов) искусственным языкам. Получи внешние средства (ручные знаки, плексиграммы и т.д.) для обо< | значения своих обобщенных образов-представлений, понгиде смогли соотнести их со своими собственными физическими и эме циональными состояниями, своими желаниями и намерениями! Смогли соотнести свои действия с собой и действия другого ин| дивида с ним, а также использовать свое имя по отношению себе.

Все приведенные данные относительно предпосылок развит самосознания являются фрагментарными, не собранными в сис'| тему, они не стали еще предметом обобщающего, целенаправ* ленного теоретического и экспериментального исследования. HaJ| блюдаются разногласия и в трактовке терминов, используемы: различными авторами: сознание, самосознание, самоощущение,!

Изложенные выше факты позволяют сделать вывод, что у гид есть целый набор качеств, отличающих их от других млекопи-| тающих. Эти качества необходимы обезьянам для повседневной жизни, их в той или иной мере можно наблюдать в природе, ого обеспечивают успешное приспособление этих приматов к услови-| ям существования. Все это позволяет сделать выводы о том, что| основное отличие понгид от человека заключается в способности' человека к изготовлению орудия с сознательной целью и соответ­ственно отражению связи результата такого изготовления с вы-¹ полнением отдаленной цели и использованию такого отражения;

для планирования деятельности. Такое отражение зафиксировано в форме функционально-знаковых образований (С.Л.Новосело­ва), что дает возможность свободно действовать с ними вне зави­симости от наличной ситуации. Существование искусственных знаковых средств позволяет человеку означивать, материализо­вать и отчуждать от себя промежуточный результат деятельности и, таким образом, освобождать его от жесткой пространственно-временной детерминированности, использовать этот результат для планирования деятельности (путем проигрывания различных ее способов) с представляемым конечным результатом во внутрен­нем плане, т. е. представлять последовательный процесс операций и действий.

Кроме того, такая материализованная форма становится дос­тупной для других индивидов. Вместе с тем возникает необходи­мость развития самих средств объективации этого отражения, зна­кового оформления чувственных образов — представлений для того, чтобы можно было: 1) сделать их общим достоянием для целей разделения труда; 2) отсоединить их от деятельности, а значит, от мотива, придающего им пристрастность, чтобы мож­но было свободно применять их вне зависимости от отношения к ним субъекта. Это есть процесс отсоединения отношения к объек­ту — от содержательной, информационной стороны его отраже­ния. Согласно Ф. Энгельсу, это выражает становление самосозна­ния и объективного отражения действительности — разделение в отражении содержания образа и своего отношения к нему и осоз­нание на этой основе себя как участника совместного процесса труда. С помощью развития внешних средств означивания образа происходило становление самосознания.

6.3. Основные взгляды на психологическую сущность

антропогенеза

Уточнив характеристики содержания отражения и структуры деятельности на переходной фазе от стадии интеллекта к стадии человеческого сознания (в том виде, как оно возникло в антропо­генезе, а не в современном состоянии), рассмотрим, какие воз­можности перехода между этими стадиями описаны в литературе.

Ф. Энгельс основное отличие видит в наличии у человека чле­нораздельной речи. В процессе разделения труда у людей появилась потребность что-то сказать друг другу, которая создала новый орган — гортань. У животных нет необходимости в членораздель­ной речи. Труд и речь превратили мозг обезьяны в мозг человека. В свою очередь труд — это планомерное изменение природы. Кро­ме того, у животного не разделены отношение к объекту и сам объект, а у человека это происходит в труде.

По мнению Л. С. Выготского, употребление и изобретение чело-: векообразной обезьяной орудий завершает органическое развитие по­ведения и создает психологические предпосылки исторического раз­вития. Основной путь развития — труд и употребление психологи­ческих орудий, т. е. знаков для овладения своим поведением. По­воротным моментом в антропогенезе является переход от исполь­зования знака к созданию искусственного знака. В этом переходе вы­деляется два этапа:

1) знак для других — в целях организации общения;

2) знак для себя — как средство субъективной представленно-
сти.

При этом Л. С. Выготский отмечает, что функциональное отно­шение к предмету — первый шаг на пути развития культурных форм поведения, так как ведет к овладению функциональным использованием предметов и возникновению опосредованных; процессов, которые перестраивают поведение на основе исполь­зования стимулов-средств. Причем в онтогенезе ребенок эти сред- ■ ства получает и усваивает, а в филогенезе эти средства изобрети- \ ются, т. е. пути онто- и филогенеза в этом отношении принципи­ально разные. Главное у Л. С. Выготского — становление знака (вы­раженного окончательно в форме слова) как средства отражения. Основной путь антропогенеза — изобретение знаков и их упот­ребление в целях организации поведения — внешнего и внутрен­него, что формируется в процессе труда.

А.Н.Леонтьев подчеркивает, что в отличие от психического отражения у животных отражение действительности человеком] отделено от его наличного отношения к ней, т.е. это отражение] объективных свойств среды. Такое отражение возникает в процес­се труда. В чувственности животных внешние свойства объектов щ их способность удовлетворять потребность субъекта не отделены I друг от друга, это разделяется только на уровне человека, когда! в акт отражения вклиниваются словесные значения. Таким обра-! зом, А.Н.Леонтьев делает упор на возникновении словесно оформ-\ ленных значений, являющихся основой объективного познания и спо-; собности сопоставлять, таким образом, означенные отражения! друг с другом, в отрыве от отношения к ним субъекта. Это спо-5 собность учитывать их объективные отношения друг к другу, в i результате чего есть возможность работы в плане представления! с промежуточным результатом и осознанием действия. Данная| способность формируется в труде, смысл которого в овеществ-fi лении продукта деятельности, переходе живой деятельности^ субъекта в материальную форму — опредмечивание. В таком виде ■ сущность труда определяется и Гегелем: человеческая работа как опредмечивание сущностных сил человека. А. Н.Леонтьев указы­вает, что происходит опредмечивание не только практической деятельности, но и тех представлений, которые побуждают дея-

тельность, т.е. мотива. Согласно Л.С.Выготскому это средства, которые организуют не только внешнюю деятельность, но и отра­жение.

Процесс такого развития А. Н. Леонтьев представляет в два этапа:

1) сначала субъект начинает делать по-человечески, т. е. произ­
водить средства для своего существования (мы уже отмечали, что
это происходит поэтапно — от использования готового объекта —
до его специального изготовления);

2) в результате этого субъект начинает отражать по-человечес­
ки, что есть прямой путь формирования средств отражения в труде.

По мнению А.Н.Леонтьева, в труде впервые происходит выде­ление объектов как объектов означивания и появляется предметно-отнесенная речь. Сам предмет и отношение к нему должны стать общим достоянием, поэтому речь первоначально должна иметь отношение к процессу труда. В процессе совместной деятельности слово впервые приобретает свою предметную отнесенность. Про­цесс труда опосредован отношением человека к человеку, а сло­во, в свою очередь, опосредует это общение, т.е. является его средством. Слово становится носителем обобщения, которое в чув­ственной форме есть у животных, и это открывает неограничен­ные возможности развития общения — основы мышления.

Процесс означивания предмета возникает тогда, когда этот предмет существует не только для меня, но и для другого, т.е. становится предметом общения, и возникает необходимость на­звать этот предмет. По Ф. Энгельсу, это и есть потребность что-то сказать друг другу. Остается добавить, что потребность эта возни­кает из разделения труда — разделения между участниками со­вместной деятельности действий для достижения общего резуль­тата. Вследствие такого разделения этот общий результат должен быть одинаково представлен каждому, так же как и промежуточ­ный результат, в целях координации совместных действий. Для этого необходимо средство объективирования образа, которое со­гласно Л. С. Выготскому и А. Н.Леонтьеву первоначально закрепле­но в материальном объекте, а затем в форме слова.

На данном этапе анализа взглядов на психологическую сущ­ность антропогенеза ясна общая картина. Суть ее в возникновении труда — деятельности с разделением между участниками отдель­ных действий, необходимости изготовления промежуточного ма­териального продукта для достижения конечного результата. Это требует развития общения по данному поводу и образования средств такого общения с целью представления промежуточных и конечного результатов в форме, общей для всех участников, еще до достижения результатов, так как необходимо этот процесс планировать.

Ориентируясь на это положение, посмотрим, какие более част­ные представления о прохождении этого процесса от орудийных

действий антропоидов до трудовых действий человека и возник­новения словесно-логических средств отражения есть в литературе.

С.Д.Смирнов выделяет в человеческой деятельности появле­ние сознательной цели действия, т. е. в структуре деятельности и отражения возникает осознание результата промежуточного дей­ствия. Он указывает, что в отличие от функции деятельности жи­вотных — пользования природой — функция деятельности чело­века — преобразование природы. Как известно, это отличие было сформулировано классиками марксизма. Но конечной целью че­ловека (а тем более его первоначальных форм) является все же приспособление к природе, удовлетворение своих потребностей, а преобразование природы — это способ достижения такой цели. Однако любое живое существо достигает той же цели в процессе ассимиляции, т. е. не потребляет объект в готовом виде, а изменя­ет его, приводя в состояние, годное к употреблению, что отмече­но еще Гегелем. Различие состоит в качестве этого изменения и в способе, которым оно достигается. Более сложные организмы име­ют дело с более сложно организованными объектами.

Следует отметить, что объект для субъекта — не просто кусок внешней реальности. Объект определяется тем, как он задейство­ван в деятельности субъекта. Поэтому более сложному субъекту ^[ соответствует и более сложный объект, усложняются и способы и средства для овладения им и приведения его в состояние, годное к употреблению. У животных это происходит на основе субъек-: тивного отражения свойств объектов и изменения их с помощью \ этого отражения, а на стадии интеллекта осуществляется посред­ством отражения соотношения объектов и изменения ситуации] на этой основе. Понгиды уже способны изменять сообразно ситу- i ации само средство достижения — орудие. Человек способен на] основе объективного отражения среды целенаправленно изменять! объекты и ситуацию для достижения цели. Это позволяет ему в| конечном итоге организовать сложную деятельность для преобра-! зования действительности на основе объективного ее отражения! в результате специально организованного процесса познания для| удовлетворения своих первичных и вторичных потребностей.

По мнению А. В.Агафонова, развитие труда как основного кри-| терия возникновения человека заключается в развитии предмет-! ных значений. Это связано с усложнением познания объектов,! происходящим в процессе манипулятивной активности, и разви­тием совместной деятельности, в связи с чем возникают потреб­ность и возможность возникновения слова. То есть опять же воз­никновения в процессе труда потребности что-то сказать друг дру и наличия такой возможности в форме отражения связей и отно-| шений объектов. А.В.Агафонов представляет процесс труда ка* процесс изготовления орудий, характеризующийся формирова-i нием обобщений, и общением по этому поводу.

Г. Ф. Хрустов рассматривает труд как качественно преобразо­
ванную предметно-опосредованную деятельность, которой пред­
шествовало развитие орудийной деятельности у животных. Он
выделяет в деятельности две формы — предметную, направлен­
ную на предметную среду, и социетарную, направленную на дру­
гого субъекта. Г. Ф. Хрустов определяет минимум человека как объе- |
динение этих двух деятельностей, которые до этого были самостоя­
тельными и не обусловливали одна другую. Уже упомянутый выше
предметно-информационный комплекс как форма отражения у
антропоидов отличается от человеческой цели действия тем, что
он существует только для самого субъекта и сформирован в про­
цессе предметной деятельности. А у человека это отражение суще­
ствует не только для себя, но и для целей коммуникации с необ­
ходимостью передать это отражение другому, что возникает
в процессе труда. Формирование такого отражения у человека про-
исходит в процессе социетарной деятельности. Таким образом,
автор констатирует отличия отражения у высших антропоидов и у
человека по двум параметрам: как формы существования (пред- |
ставленности субъекту) и как способа возникновения в индиви- |
дуальной или социетарной деятельности, а также по функции —
организации индивидуальной деятельности или деятельности,
опосредованной общением. По мнению Г.Ф.Хрустова, процесс
передачи предметно-информационного комплекса должен стать
специфическим компонентом социетарной деятельности. Остает­
ся добавить, что такая деятельность — совместное достижение
результата — это процесс труда с разделением действий между
участниками, в котором необходимо наличие коммуникации, т. е.
возникновение потребности что-то сказать друг другу.

Однако остается открытым вопрос о конкретном генезисе это­го процесса, начиная от уровня антропоидов, так как Г. Ф. Хрус­тов считает, что они не обладают необходимыми качествами, ко­торые могли возникнуть только у «промежуточного звена».

П. Ф. Протасеня считает, что мышление, как способность ис­пользовать словесные средства, развивается в процессе изготов­ления орудий. Сами орудия труда, первоначально возникшие, произвели сознание. Автор видит отличие человеческого труда от «инстинктивного труда» у антропоидов в том, что в первом слу­чае имеет место разделение предмета труда (того, на что направ­лен процесс труда) и продукта труда, т.е. способность к изготов­лению промежуточных средств труда. В этом проявляется способ­ность человека к отражению промежуточного результата и плано­мерному его достижению.