![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Днепропетровск и Минск 1 страница
Одной из основных проблем Днепропетровской епархии, правящим архиереем которой с 1955 года был назначен архиепископ Гурий (Егоров), являлась катастрофическая нехватка священников. Собственно, в те годы на территории СССР не было ни одной епархии, где бы не стояла эта проблема. Государство в течение четверти века не позволяло Церкви воспитывать молодых священнослужителей на смену пастырям, планомерно уничтожавшимся богоборческим режимом. Служившие еще в дореволюционное время и уцелевшие от репрессий священники к пятидесятым годам уже состарились. Вторая и не менее насущная проблема заключалась в том, что уровень образования духовенства был очень низким. Духовные школы, которые власти позволили открыть в конце Великой Отечественной войны, физически не могли восполнить явной нехватки церковных кадров. Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви по Днепропетровской области в своем информационно-отчетном докладе за 1957 год писал: «В составе духовенства произошли <...> изменения в сторону уменьшения. Если на I января 1957 года бьл зарегистрирован 201 человек, то на I января 1958 года осталось 189 чел[овек], т.е. произошло сокращение на 12 человек за счет умерших или уволенных за штат по старости <...>. По нашей области 32 церковных прихода находятся без священников. <...> Духовенство в своем составе разнородно; по возрасту, грамотности, опытности и другим качествам. Большинство из них престарелые. По грамотности большинство с низшим [образованием] — 67% со средним образованием — 27% и высшим — 6% Духовное образование имеют лишь 35%». «Правящий архиепископ Гурий заметно старается сократить свободные приходы, то есть прикрыть их священниками. С этой целью он охотно принимает священников, приезжающих из других епархий <...>». 23 июня 1957 года протоиерей Сергий Никитин прибыл в город Днепропетровск. На вокзале его встречала инокиня Свято-Тихвинского монастыря Анастасия (Волощук), командированная архиепископом Гурием сопроводить нового члена епархиального клира к архиерею. Основанный в 1866 году Свято-Тихвинский женский монастырь, старшим священником которого архиепископ Гурий назначил протоиерея Сергия Никитина, был закрыт большевиками в 1924-м и открылся вновь в 1942 году во время немецкой оккупации. Главный собор монастыря (в честь Вознесения Господня и Тихвинской иконы Божией Матери), тогда же отремонтированный, после единственной совершенной в нем службы был взорван неизвестными. На момент приезда отца Сергия в монастыре действовало два храма: летний — Марии Магдалины и зимний в честь великомученицы Варвары. Монастырь был бедным, бесприходным. Храмы стояли без куполов. С 1953 года в нем служил один семидесятилетний иеромонах. Монахинь было 8о, большею частью — старушки. Регистрация нового монастырского священника была оформлена уполномоченным к 28 июня, после чего протоиерей Сергий смог приступить к исполнению своих обязанностей. Важным источником сведений о днепропетровском периоде жизни епископа Стефана наряду с его собственными письмами служат воспоминания игумении Свято-Никольского Могилевского-на-Днепре монастыря Евгении (Волощук). С июля 1942 года по 5 августа 1959 года она являлась насельницей Свято- Тихвинского Днепропетровского монастыря. Обладая высшим техническим образованием и замечательной памятью, инокиня Анастасия (с 23 марта 1959 года — монахиня Евгения) несла послушание делопроизводителя в монастыре и в Епархиальном управлении. Принимая большое участие в жизни будущего святителя, игумения Евгения сообщила много подробностей о его жизни в Днепропетровске и тех изменениях, которые внес при своем появлении в обители протоиерей Сергий Никитин. Первым делом старший священник не мог не заметить искажений богослужебного устава, имевших место в монастыре. Его сильно огорчало и расстраивало, когда на литургии сразу вслед за заупокойной ектеньей неожиданно исполнялся кондак «Со святыми упокой» или «Вечная память», а на вечерне вдруг вовсе опускались стихиры. А на панихиде вместо заупокойного тропаря вдруг звучала сразу последняя его строчка. Однако, будучи человеком в монастыре новым и опасаясь вызвать «своими нововведениями» смущение привыкших к этим устоявшимся уже отступлениям престарелых батюшки- иеромонаха и монастырских насельниц, протоиерей Сергий решил навести порядок в службе как бы руками самого епархиального архиерея. По совету матушки Анастасии, он составил и передал архиепископу Гурию рапорт о всех замеченных им богослужебных нестроениях, прося архиерейского благословения на их исправление. Владыка Гурий, будучи активным поборником возрождения Русской Церкви и любителем уставного богослужения, воспринял просьбу старшего священника Тихвинского монастыря с большой радостью. Еще во времена своего архиерейства в Саратове он собственноручно составил и издал обращение к настоятелям храмов епархии, где достаточно подробно разбирал насущные проблемы организационно-хозяйственного устройства приходов, нравственного облика клира, первое и центральное место отводя при этом вопросам богослужебным. Недаром уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви Я. Днепровский в августе 1958 года, узнав, что архиепископ Гурий намерен распространить текст этого «Обращения» среди духовенства Днепропетровской епархии, писал Г.Г. Карпову в Москву: «Гурий с особой приверженностью описывает воспитательное значение богослужебных вопросов. <...> Богослужение, по его выражению, должно быть чинным, благолепным, понятным, назидательным, с внешней стороны благоговейным и красивым. <...> Священнику <...> надо чаще совершать литургию, независимо от того, соберется народ или нет. Частое благоговейное совершение литургии имеет, — утверждает Гурий, — большое воспитательное влияние как на самого священника, так и на прихожан, которые будут знать, что их пастырь молится о них, они ведь, прежде всего, ищут в священнике искренне верующего, хорошо настроенного пастыря, любящего молитву. <...> Я <...> считаю, что надо под благовидным предлогом посоветовать Гурию <...>, чтобы он этого воззвания не рассылал духовенству епархии потому, что в нем [проглядывает] ярко выраженное стремление к поднятию авторитета духовенства и укреплению церкви». Итак, сам являясь сторонником уставной службы, Днепропетровский архиерей всецело поддержал инициативу нового монастырского священнослужителя и на основании представленного рапорта и в ответ на него издал документ «Обязанности регентши монастыря и уставщицы». Хотя имя старшего монастырского священника на нем не значится, по свидетельству игумении Евгении, возник он благодаря рвению и заботе о правильности храмового богослужения именно протоиерея Сергия Никитина. Текст документа показывает, что отец Сергий, как и владыка Гурий, придавали особое значение тому, каким напевом исполнялись в храме молитвы: оба делали выбор в пользу напевов «строго церковных, монастырских, и без сольных элементов». Следить за «строго церковным направлением пения», а также заботиться о внятном и понятном чтении в храме обязывался регент. Порядок каждой службы и ее музыкальный состав должен был отныне согласовываться регентом со старшим священником, то есть как раз с протоиереем Сергием, и с настоятельницей монастыря. Основная (по объему) часть «Обязанностей регентши...» посвящалась разъяснениям, что именно надлежало «немедленно исправить» в исполнении читаемых и поемых текстов. Указания касались, в частности, третьего антифона, тропарей и кондаков по входе, 33-го псалма на литургии. На вечерне предписывалось исполнять по возможности все стихиры, положенные по уставу, и уж ни в коем случае не опускать первую и последнюю (Богородичен). Давались рекомендации по исправлению отступлений при служении всенощного бдения, малого повечерия, а также водосвятного молебна. В отношении нарушений при совершении отпевания и панихиды отмечалось, что необходимо «после кондака „Со святыми [упокой]” петь полностью икос „Сам Един еси”», и пояснялось, что «пение конца икоса „Надгробное рыдание...” без начала икоса бессмысленно». «Монастырь стал духовно обогащаться, — рассказывала игумения Евгения. — При этом жизнь исправлялась тихо и спокойно. Мы шли на полунощницу, вместе с нами — батюшки... Помолятся, совершат проскомидию. Заранее. Синодики почитают. Не борзясь». Священники служили в чреде поседмично. Матушка Евгения вспоминала, как назидательно было смотреть на взаимоотношения двух внешне таких разных пастырей. Иеромонах Антоний, с юности инок Киево-Печерской лавры, был почти неграмотным, протоиерей же Сергий — высокообразован ным, но это не мешало им относиться друг ко другу с истинно христианской любовью, которая не могла укрыться от сестер обители. Епископ Стефан, рассказывая духовным детям о своей жизни в Днепропетровске, сравнивал два года, проведенные там, с золотым яичком, что «раз в жизни курочка приносит: никакой заботы — только молитва, монастырь. Ни лагерей, ни двадцаток». С епархиальным архиереем были полное единодушие и взаимопонимание. 23 октября 1957 года отец Сергий писал А.С. Богомоловой: «Моя жизнь идет, по милости Божией, более или менее спокойно. Конечно, где розы, там и шипы, нельзя без этого, но все же мне надо и день и ночь благодарить Бога. Одно то, что нет пресловутой „двадцатки” и церковноприходского совета (так как я живу в монастыре, а здесь не положено ни 20, ни прих[одского] совета), много значит: я хлебнул полную чашу со всеми этими двадцатками и советами. Затем, я не знаю ни хозяйственных, ни административных дел. Архиепископ, помимо моего основного служения, дал мне целый ряд ответственных назначений: х) с I октября я назначен членом епархиального совета; 2) духовником духовенства г. Днепропетровска и района, а также ставленников епархии; 3) председателем экзаменационной комиссии по испытанию лиц, желающих получить духовный сан, но не имеющих семинарского образования. Помолитесь обо мне: особенно боюсь ответственности перед Богом за пункт второй (духовничество)». Готовить ставленников к принятию сана в основном приходилось нелегально, поскольку возможности получения ими семинарского образования практически не было: Днепропетровская епархия, как и большинство епархий того времени, не имела ни своей семинарии, ни каких-либо официально зарегистрированных курсов по подготовке духовенства. Священников же, как уже было сказано выше, катастрофически не хватало. Поначалу протоиерея Сергия с приехавшей вслед за ним из Ташкента келейницей тетей Катей разместили в двух комнатках священнического дома, рядом с отцом Антонием. А примерно через год им была выделена отдельная квартирка в пристройке при Варваринском храме — три комнаты и веранда с отдельным входом в церковь. Одну из комнат заняла тетя Катя, две — отец Сергий. Оба были очень рады и благодарны: «Самое главное, <...> я живу не при храме, а в самом храме. Из моей квартиры есть ход в храм. Утренние и вечерние молитвы могу совершать в храме перед св. алтарем. Это — великая милость Божия и не сравнимое ни с чем счастье». Здесь же, на первом этаже, располагалась монастырская больница на 20 коек, откуда в церковь вело слуховое окно: больные монахини могли слышать службу. Монастырские сестры с медицинским образованием ухаживали за больными. К этому служению с радостью подключился и старший священник монастыря, квалифицированно оказывая нуждающимся одновременно и врачебную, и духовную помощь. Но не только в монастырском лазарете доводилось применять свои медицинские навыки протоиерею Сергию Никитину. Поклониться образу Тихвинской иконы Божией Матери в обитель стекалось множество верующих. Ближе к концу 1950-х годов городские власти, видимо, «в порядке устранения недостатков научно-атеистической работы» стали устраивать провокации на почве народного почитания монастырской святыни. Засылали хулиганов, которые, притворяясь бесноватыми, начинали кричать на все голоса и безобразничать, мешая службе и не обращая внимания ни на какие просьбы и замечания монахинь. Игумения Евгения вспоминает, как спокойно и по-деловому отец Сергий реагировал на подобные выходки: «Он смиренно выходил к толпе бесчинников в белом халате поверх подрясника, на голове — колпак, и, как врач <...>, принимал соответствующие меры. Ко всем: — Ну что, больные, будем лечиться? Подойдет к одному: — Что, миленький дружок?.. И какой-то разговор с ними заводит.... Потом одних туда поставит, других — сюда. Бесчинных, как правило, оказывалось больше, чем пришедших помолиться. Нам: — Вызовите мне „скорую”, я их сопровожу в больницу — надо проверить как следует и оказать помощь». После такого оборота событий толпа постепенно начинала рассасываться, и к приезду машины «скорой помощи» отправлять на ней было некого. Действительно же больным людям отец Сергий всегда был готов с любовью прийти на помощь.
Одним из днепропетровцев-мирян, активно посещавших в 1950-х годах службы в Свято-Тихвинском монастыре, был Сергей Сергеевич Бояринцев. Он сблизился с протоиереем Сергием Никитиным и познакомил с будущим святителем всю свою семью. 16-летний сын Сергея Сергеевича Валерий стал духовным сыном старшего монастырского священника. Сегодня протоиерей Валерий Бояринцев вспоминает: «Общение с ним оставляло своеобразное, неповторимое ощущение прикосновения к чему-то совершенно уже не встречающемуся в жизни. К чему-то древнепатриархальному и в то же время искрометно живому, активно интересующемуся всем происходящим. Прихожу однажды в монастырь. Он сидит у домика на лавочке и читает учебник географии: — Все нужно знать! Его облик был очень характерным, в Днепропетровске уже никто так не ходил: в рясе, скуфье, огромная седая борода, низкого роста, полный, очень спокойный. Часто, идя в школу, я, хотя это и было некоторым крюком, заходил в монастырь, прикладывался к иконам и шел дальше — учиться. Однажды я так вот перемещался по церкви от иконы к иконе, отец Сергий кадил храм на 6-м часу. Остановил меня и строго отчитал за шумные шаги. Вообще на службе он был очень строг. На исповеди однажды спросил, чем я грешен. — Всем грешен, — ответил я. — У соседа корову крал?.. На большой дороге убивал?.. Глупостей не отвечай! Недалеко от монастыря жили бдительные комсомолки- одноклассницы <...>. От них в школе стало известно, что я хожу в монастырь. Были проблемы. Я рассказал об этом отцу Сергию. Он очень огорчился: что за этим может последовать, знал прекрасно. Дал мне наказ — в монастырь не ходить. Не появляться вообще. Ходить в окраинные церкви. Я, не послушавшись, стал ходить в расположенный недалеко Благовещенский храм, где вскорости меня ввели в алтарь. Узнав об этом, отец Сергий сам приехал туда во время одной из служб и объяснял священникам, которые там служили, почему мое посещение алтаря их храма неуместно. Он всегда рассудительно предвидел, что может произойти из того или иного действия». Действительно, несоблюдение необходимых правил предосторожности на фоне вновь разворачивавшейся в стране волны гонения на Церковь могло серьезно отразиться на всей дальнейшей жизни семьи Бояринцевых, и ее духовник не мог этого не понимать. Насколько прав или неправ был протоиерей Сергий, запретивший духовному сыну приходить к себе в монастырь, а потом, узнав о посещении последним алтаря Благовещенского храма, ринувшийся «отбивать» мальчика у тамошнего настоятеля, показывает отчет уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви по Днепропетровской области за 1958 год: «Из вопросов, касающихся нарушений духовенства, наиболее характерным был установлен[ный] факт прислуживания двух мальчиков школьного возраста в Благовещенской церкви. Привлек их к прислуживанию настоятель указанной церкви Волкославский Н.П., который в беседе со мной по этому вопросу заявил, что он это сделал по просьбе родителей. Последнему было разъяснено, что участие детей и подростков <...> в церковных службах противоречит законам о труде и всеобщем обучении и поэтому является недопустимым <...>. По этому вопросу мною информированы обком КП Украины и облисполком».
Из Днепропетровска протоиерей Сергий вел обширную переписку. Сохранились его письма того времени к епископу Афанасию (Сахарову), А.С. Богомоловой, Н.П. Сосновской. В начале сентября 1957 года старший священник Днепропетровского Свято-Тихвинского монастыря во время небольшого отпуска гостил в Петушках. Там в ознаменование очередной приближавшейся годовщины его священнической хиротонии и ко дню своего рождения отец Сергий получил в дар от епископа Афанасия «Служебник» с памятной надписью: «Возлюбленному о Господе всечестному протоиерею отцу Сергию Никитину на память о празднике Воздвижения Честнаго Креста и мученика Никиты и к празднику преподобного Сергия — от епископа Афанасия. День Воздвижения. 14/27 сентября 1957 года»125. Бывший «карабановский доктор» старался использовать любую возможность, чтобы навестить любимого Владыку. Удавалось это, однако, далеко не часто. Не прерывалась связь почтой и с «бабой Олей», О.А. Остолоповой. В июне 1958 года священники Евгений Амбарцумов и Борис Златолинский, находясь в отпуске, по очереди гостили у отца Сергия в Днепропетровском монастыре, но в основном им приходилось общаться с духовником посредством писем. Переписывался отец Сергий и с самаркандским игуменом Серафимом (Суторихиным). Частыми были известия от архимандрита Иоанна (Вендланда), который, впрочем, и сам неоднократно приезжал в Днепропетровск к архиепископу Гурию и своей сестре монахине Евфросинии (в миру Елизавете Николаевне Вендланд). Она была фактически личным врачом архиепископа Гурия и, случалось, помогала монастырским сестрам в лечебнице Тихвинской обители. Приходилось ей пользовать и протоиерея Сергия Никитина. Украинский климат был мягче среднеазиатского, нагрузка в монастыре и епархии — более щадящей, однако здоровье старшего монастырского священника оказалось серьезно подорвано. Спустя месяц после прибытия в Днепропетровск он писал владыке Афанасию: «И в смысле климата, и в смысле нагрузки, не говоря уже об отношении епископа, здесь гораздо легче. Несмотря на облегченные условия, не могу похвалиться здоровьем: сердце не пришло в нормальное состояние, а находится в неустойчивой компенсации. Таким образом, я совершил исход из Средней Азии, можно сказать, в последний час». Позднее, с весны 1958 года, после перенесенного воспаления легких физическое состояние отца Сергия еще усугубилось ослаблением иммунитета: субфибрильная температура и общая слабость не оставляла его в течение целого года. Несмотря на недомогание, старший священник монастыря добросовестно исполнял свои послушания. 25 мая 1958 года архиепископ Гурий наградил его палицей (так и не полученной в Ташкенте от епископа Ермогена). Шутя, протоиерей Сергий писал сестре: «Теперь остались только 2 награды: крест с украшениями и золотая шапка (митра) и... гроб. А может быть, последний без 2-х первых». В пастырских трудах и заботах прошел год пребывания в Днепропетровске. Однажды, приехав в монастырь, архиепископ Гурий предложил отцу Сергию принять монашество. Как рассказывала игумения Евгения, присутствовавшая при этом, было заметно, что предложение явилось неожиданным для священника, и ответ архиерею он дал не сразу, а несколько замешкавшись. Был назначен день для пострига и разосланы известия родным и друзьям. Епископ Афанасий, получив телеграмму, сразу же предсказал, что спокойная жизнь «карабановского доктора» скоро закончится: «Пришла телеграмма из Днепропетровска: „Тридцатого назначен мой постриг”. Вероятно, и Вам такое сообщение прислано. Но все же пишу Вам об этом. Отец Сергий и раньше был в сущности монах в м1ру... В этом отношении мало что изменится... Но телеграмма была для меня большой неожиданностью. До сих пор я очень радовался за него. Большое счастье служить под руководством такого архиерея, как преосв[ященный] Гурий; совершать богослужение по монастырскому чину и, самое главное, не иметь касательства ни к каким хозяйственным делам. Теперь он едва ли долго пробудет на том же месте и едва ли убережется от хозяйственных и административных дел? Помоги ему Господь...» Игумения Евгения рассказывала, как, пытаясь решить, какое имя при постриге наречь отцу Сергию, архиепископ Гурий поручил ей аккуратно выяснить, кого из святых тот особенно любит. Ответ был простым: «Больше всех я почитаю преподобного Сергия, это — мой небесный покровитель. <...> А всех остальных почитаю равно, они все у Бога великие». В том же разговоре протоиерей Сергий поведал будущей игумении Евгении, что идеалом смерти христианина- священнослужителя считает кончину архиепископа Мелхиседека (Паевского), скончавшегося в храме перед литургией. В ответ на полученные телеграммы из столицы приехали сестры отца Сергия и трое друзей из «клённиковских» — Елена Владимировна Апушкина, Ирина Сергеевна Мечёва и Серафима Александровна Соловьева. Однако архиепископа Гурия срочно вызвали в Москву, и постриг не состоялся. Стали приходить телеграммы с поздравлениями о принятии монашества. Поначалу назначались новые сроки, затем все отложилось на неопределенное время. Гости разъехались восвояси, жизнь пошла прежним порядком. Протоиерей Сергий воспринимал произошедшее как волю Божию, однако ожидание заметно тяготило его: «Я знаю, что ты не обижаешься на меня за молчание, так как понимаешь мое состояние душевное: это откладывание со дня на день производило во мне тяжелое напряженное ожидание — вот-вот, вот-вот. А сейчас, когда выяснилось, что это откладывается на неопределенное время, у меня как будто отлегло от сердца: <...> восстановилось равновесие духа и спокойствие. Вот почему я не писал. Веришь ли: у меня на письменном столе скопилась груда писем (около 30), и вся эта махина ждет ответа. Я с ужасом гляжу на эту пачку, но пока что этим и ограничиваюсь». В ноябре 1958 года архиепископ Гурий благословил протоиерея Сергия съездить в отпуск, окончившийся 25 числа. 20 декабря 1958 года старший священник монастыря внезапно и тяжело заболел. Случился сердечный приступ, но диагноз поставили не сразу. Врачи — монастырский доктор инокиня София (Софья Максимовна Тарасова) и монахиня Евфросиния (Вендланд), а также другие приглашенные специалисты — заключили: положение крайне серьезное, надо вызывать «скорую», везти оперировать, чтобы уточнить, в чем именно дело, и помочь больному посредством хирургического вмешательства. Однако от операции протоиерей Сергий отказался наотрез. Инокине Анастасии (впоследствии игумении Евгении) (Волощук) привелось ухаживать в монастыре за опасно больным отцом Сергием. Она рассказывала, что, лежа на одре и опасаясь, что жить ему осталось немного, 63-летний протоиерей сильно сокрушался, что так и не успел принять монашество, виня себя за нерешительность, проявленную им в ответ на предложение архиепископа Гурия. На вопрос, в чем же заключалась причина колебания, отец Сергий ответил, что первым его желанием было спросить совета у другого близкого ему архиерея, епископа Афанасия, поскольку именно он тайно рукополагал его во священника по благословению Святейшего Патриарха Тихона. Тяжелобольной протоиерей Сергий писал епископу Афанасию г января 1959 года: «Здоровье мое совсем никуда: после Ни-
колина дня, на следующий день, случился со мною „коллапс”, т.е. прекращение сердечной деятельности. Хорошо, что в том доме, где я живу, имеется монастырский лазарет во главе с монахиней-врачом. Она и приняла все меры, а если бы бежать в город в пункт скорой помощи, я не дождался бы помощи. Я смерти как таковой не боюсь, но страшусь суда Божия. Прошу Вас, дорогой Владыка, помолиться о мне, грешном. Целую Ваши руки и прошу святительского благословения. Любящий Вас и всегда благодарный протоиерей Сергий». 2 января 1959 года архиепископ Гурий в Варваринском зимнем храме Свято-Тихвинского монастыря постриг протоиерея Сергия Никитина в монахи. Подводил его к постригу иеромонах (будущий архиепископ) Михей (Хархаров) — духовный сын и помощник архиепископа Гурия. Он же во все время священнодействия поддерживал с трудом стоявшего на ногах из-за болезни отца Сергия. На вопросы постригаемый отвечал сам, обеты давал четко, ясно и молитвенно, так что все присутствовавшие плакали. «Постриг был совершенно неожиданным», никаких приглашений, естественно, в этот раз не рассылалось, но, по счастливому совпадению, буквально в тот же день из Москвы в гости к дяде приехала племянница Валерия. Она, единственная из москвичей, и присутствовала на пострижении. Новому иеромонаху архиепископ Гурий дал имя в честь преподобного Стефана Махрищского, вблизи обители которого в тридцатые и сороковые годы явный врач и тайный священник Сергий Никитин жил и служил Богу и людям. С принятием монашества оказалось связано поистине чудесное избавление нового иеромонаха от тяжелой болезни. Сам он — опытный медик — так описывал совершившееся с ним чудо: «В день пострига <...> был сильный отек ног, боли в сердце, тяжелая одышка и тахикардия, одним словом, были явления значительно выраженной декомпенсации сердца. Ты знаешь, что это явление при благоприятном лечении исчезает недели через 3-4. Я рассчитывал вернуться к служению к I февраля. В пятницу 2 января был совершен постриг, а вечером 5-го января, в понедельник, накануне сочельника я служил и служу все время до настоящего момента так, как до болезни. Уже 4 января прекратились боли в сердце и тяжелая одышка, отеки исчезли, появились силы. Нельзя этого объяснить лечением, ибо так не бывает с такими заболеваниями: Господь совершил ЧУДО». Радуясь об иеромонахе Стефане и одновременно беспокоясь, что сразу же по востании со одра болезни тот принялся служить с полной нагрузкой, епископ Афанасий писал О.А. Остолоповой: «Очень Вам благодарен за сообщение о новом отце Стефане. Ему я написал, что, в-1-х, врач телесный должен знать, как должно беречь здоровье, и что, в-2-х, врачу духовному должно быть ведомо, что растрачивать великий Божий дар — здоровье есть великий грех и после бывшего чуда не следует искушать Господа, требуя повторного чуда. В самом деле, какая милость Божия явлена. А говорят, что ныне нет чудес и что, следовательно, рассказы о прежде бывших чудесах только выдумки о том, чего якобы на самом деле никогда не было. Но неверующих никогда ни в чем не уверишь». Исцеление было поистине удивительным и радостным для отца Стефана, так как давало ему возможность совершать любимое дело — служить в храме. Служба давала его натруженному сердцу столь необходимый ему покой. Сестре он писал по этому поводу: «Прости меня, Христа ради, за неаккуратные ответы: ты прислала уже 2 письма, а я все еще не ответил на первое. Дело в том, что когда я «седмичный», то никак не могу написать. В самом деле: встаю утром очень рано, прихожу домой к 12, а в половине 4-го нужно снова идти к вечернему богослужению. Обычно после обеда я ложусь. Это мне дает много сил. Если же этого, паче чаяния, не сделаю, еле-еле заканчиваю трудовой день. <...> Никаких санаториев, курортов, отдыха мне не надо. Но я боюсь искушать Бога и поэтому соблюдаю строгий режим и вообще стараюсь следить за собой. А вынужденный отдых доставит мне только беспокойство. В моем заболевании особенное значение имеет состояние психики и нервной системы. Если, не дай Бог, будет возникать нечто серьезное, тогда — другое дело».
Из Днепропетровска протоиерей Сергий (иеромонах Стефан) через сестру, Елизавету Алексеевну, предпринял ряд попыток розыска своих прежних друзей и знакомых — еще долагерных и менее давних. Некоторые из найденных были счастливы обрести вновь старую дружбу. Другие не желали возобновления отношений, то ли боясь общения с «врагом народа», а теперь еще и священником, то ли по каким-то иным причинам. Переписка брата с сестрой открывает, как радовало будущего Владыку обретение потерянных когда-то связей: «Лизинька, напиши бабе Оле. У нас сейчас гостит ея большая приятельница из Горького, — знаешь кто? Племянница покойного
Мих[аила] Михайловича] Кострова, с которой я познакомился, когда приезжал на Вишеру в 1938 году проведать М[ихаила] Михайловича]. Правда, тесен Божий мир <...>». «Спасибо тебе за письма и подарки. Все-таки нашла Анну Николаевну Хвостову. Рассказала про меня? Если встретишь ее еще раз, передай ей самый сердечный привет и скажи, что я молюсь о ней <.„>». «Теперь найти бы мне Виктора Добронравова. Если можешь, напиши адрес Ал[ексан]дры Анатольевны [Правдолюбовой]». Не могло, конечно, не огорчать нежелание прежних приятелей восстановить былую дружбу. «Теперь, конечно, я больше не буду ей писать. И вообще, несмотря на все попытки с моей стороны как-то возобновить с ними отношения, ничего не получается: по-видимому, все мои попытки являются гальванизацией трупа. Это очень жаль, но приходится сказать...» «Относительно Митина: я не расстраиваюсь и не обижаюсь, — просто мне жалко его, так как человек должен пережить очень много, чтобы ожесточить свое сердце и отказаться от лучших воспоминаний юности. <...> Добронравова зовут Виктор Александрович. Что такое ты узнала о нем? Обязательно напиши. <...> На фоне Мигина особенно ярко выделяется образ покойного Семена Ал[ексан]дровича, незабвенного друга». За время, пока готовился постриг протоиерея Сергия Никитина, состав Днепропетровского Епархиального управления претерпел заметные изменения: был поспешно пострижен в монахи, возведен в сан архимандрита и рукоположен во епископа прежний секретарь епархии протоиерей Виталий Лелюхин, с 17 августа 1958 года — епископ Сумской и Ахтырский Иоасаф. Новым секретарем Днепропетровской епархии стал иеромонах Михей (Хархаров). Сообщая своей сестре об архиерейской хиротонии архимандрита Иоанна (Вендланда), совершившейся в этот же период в Москве, протоиерей Сергий попутно высказал и общее впечатление от рукоположения бывшего протоиерея Виталия: «Владыка, отец Михей и мать Евфросиния (Елизавета Николаевна [Вендланд]) срочно выехали в Москву на хиротонию, и теперь нет больше о. 1оанна: есть владыка Iоаннъ. Хиротонию совершал сам Патриарх в Елоховском соборе. Это событие несравненно более приятное, чем подобное, бывшее в августе в нашем городе».
|