Свадьба

Делать шоу из своей личной жизни – мерзко. Но выхода ему не оставили. И так вся страна в его грязном белье копается, так пусть видят то, что он сам им хочет показать, а не выискивают очередные сомнительные факты его биографии и уж тем более не додумывают пикантные подробности – воображение-то у людей не только богатое, но и больное.

А Чонин в этой всей истории чуть ли не как герой выглядит – по крайней мере, точно как благородный рыцарь, протянувший руку помощи оказавшемуся в беде омеге. Ведь о его-то репутации речь не шла – слова «Кай» и «скандал» и так слишком часто соседствовали в одном предложении на страницах жёлтых газет. А вот сам Чунмён... нет, конечно, речь о жизни и смерти не шла. В крайнем случае, пришлось бы продавать компанию – а это даже с огромным дисконтом сотни миллионов долларов – и переезжать куда-нибудь на Запад. Но его отец жизнь посвятил созданию империи KIM, и так легко отказываться от этого... это называется «предательство». А ещё – слабость и трусость.

К тому же ещё были дети. И как ни парадоксально, но для них Чонин тоже был защитой. Здесь, в Корее, правило «дети не отвечают за родителей» действует плохо. Разве что официально вину за преступления не перекладывают, а вот припоминать будут всё, от и до. После такого скандала им иначе от клейма «сыновья шлюхи» не отмыться вовек, а тут вроде как ради любви мальчик по вызову исправился и теперь вообще примерный семьянин. Трудами Чанёля и Лэя (спас-с-сибо ему за то интервью, ох, какое спас-с-сибо) даже блядки Кая поняли и простили – сначала пытался забыть (это ещё в Нью-Йорке), а потом забыться, ведь вернулся к любимому, весь такой в белом и на коне, а тот помолвлен. Опять Ким Чунмён крайним оказался...

А так всё всех более чем устраивает. Мальчишки счастливы, у них теперь два папы. Совет директоров в полном составе так и вовсе чуть не напился на радостях, что такой скандал удалось замять, а то ещё несколько недель назад пытались подсчитать, сколько миллиардов они потеряют из-за неприемлемого поведения главного собственника – всё-таки бизнес на Востоке до сих пор мир альф, омегам тут не место, а уж омегам более чем сомнительного поведения... сколько компаний международного уровня отказались бы после иметь с ними дело, даже подумать страшно. А уж на довольную физиономию Чонина вообще смотреть тошно.

Одному ему выть хочется. И вроде бы не с чего – репутацию трудами целого отдела пиарщиков восстановили, замуж он выходит за отца своих детей, за альфу, к которому тянет до невозможности... Но как же больно, чёрт подери! Больно оттого, что не оставили выбора, что придётся быть рядом с человеком, которому не веришь, которого до сих пор не можешь простить...

Впрочем, что уж теперь. Он принял решение, и пойдёт до конца. А все его терзания – никому не нужная лирика. Переживёт как-нибудь.

Две недели на подготовку – шикарной свадьбе не помеха. Когда венчаются наследник Того Самого Кима и известнейший танцор и хореограф, церемония просто не может быть тихой и скромной. Особенно, если это «самое ожидаемое событие года». Как оно успело стать таковым менее чем за месяц, это вопрос к журналистам. Если бы решал Чунмён, всего этого цирка не было бы. Но его тут никто не спрашивает.

А на том, чтобы всё случилось как можно скорее, Железный Пак настоял – дабы успокоить членов правление, партнёров и инвесторов. Вот и пришлось парочке агентств серьёзно поднапрячься, чтобы уложиться в столь короткие сроки. Но ничего, справились.

Всё было по высшему разряду: огромный зал, море цветов, кулинарные изыски (про себя иные Чунмён иначе чем «извращения» и не называл). А в остальном... Свадьбы в Корее вообще дело скучное и однообразное – один сценарий на всех. Да и... По обычаю, сразу после церемонии, когда гости идут есть-пить-вселиться, молодые удаляются в отдельную комнату, пхйебэксиль, приветствовать свою новую родню. Им с Каем пришлось эту часть пропустить – по понятным причинам. Лучше от этого Мёну не стало.

А потом частный самолёт на Сейшелы. Свадебное путешествие – тоже дань традициям, так что хотя бы несколько дней надо провести где-то там, бродя по улочкам европейских городов или валяясь на пляже. Чунмён выбрал второй вариант, хоть отдохнёт нормально в кои-то веке. Его пожелания были просты: чтобы тихо и можно было никого не видеть всю неделю. А остальное отдал на откуп Каю. Альфа снял виллу, с бассейном и садом, с личным дворецким и поваром. И вдали от отелей и всех туристических мест, так что они действительно будут одни, не считая изо всех сил старающейся казаться невидимой прислуги. Вот и славно.

- Две спальни... хорошо, - первое, что сказал Мён, когда они вошли.

- И не надейся, - усмехается Кай, подходя ближе. – Тебя надо пометить по-нормальному. Для полноты картины.

«По-нормальному» - значит, во время сцепки. Если сейчас, когда они просто стоят посреди гостиной, уставшие после перелёта – метка сойдёт, как обычный укус. Нужно, чтобы в крови омеги бурлили гормоны, чтобы в слюне альфы было какое-то там вещество – тогда и останется след, невыводимый, как клеймо. Обоюдная страсть и сцепка – проверенный способ. Убери что-то одно – и метка исчезнет, раньше или позже. Поэтому-то и называли её раньше «печать любви». Хотя любовь – немного про другое, с влечением у неё не так уж много общего. Особенно в течку.

Течки у него нет, и в ближайшие два месяца не будет. Но им она и не нужна. К сожалению. Будь это действительно вынужденный брак, всё было бы проще. Наверное, противнее, но проще. А сейчас сложно. И непонятно. Со стороны – так расклад идеальный, и Мёну бы благодарить того врача, что рассказал своему брату, главе PR-службы конкурентов, о кое-каких анализах, да вот...

- Меть, - усмехается Чунмён. Чего тянуть-то? Всё равно когда-нибудь случится.

Пальцы у Мёна ледяные, а ведь июль, душно и жарко, как всегда в сезон дождей. Кай подносит к губам ладонь жениха, целует – его не обманет ни ледяное спокойствие, ни счастливая улыбка, которую наверняка он ещё увидит после короткого «да». Омега не рад этой свадьбе, ох, как не рад. Но ничего, он это исправит.

На банкете Чунмён смеётся и бесстыдно льнёт к нему, как когда-то в прошлой жизни, почти восемь лет назад. Только тогда весёлая дерзость не была наигранной, как сейчас. Больше всего хотелось обнять его и увести отсюда. Так ведь не позволит. Сыграть свою роль до конца для него дело принципа. Будто не замуж выходит, а к казни готовится. И это... задевает. Для себя-то Кай уже решил: ему это надо. Ему нужен Мён, он хочет быть с ним и сыновьями. Как ни странно, но особенно ясно альфа это понял после ухода Чондэ. С ним было слишком просто и легко – у этого омеги всё-таки поразительный дар согревать и утешать – но после расставания... Чонин думал, что будет скучать. И скучал – но по Чунмёну. Чена почти и не вспоминал, разве что так, иногда – и всегда как друга или просто хорошего знакомого, не больше. Просто замена, тиха гавань, где можно отдохнуть, спрятавшись от шторма – вот кем был Чондэ для него. И, увы, понимал это лучше самого Кая. Лэй как-то сказал, что Чонин до сих пор не знает себя и чего хочет. Друг оказался прав.

В самолёте Чунмён спит, свернувшись клубочком на диване. Кай усмехается, садится рядом, обнимает, так, чтобы почти уже мужу было удобно, чтобы потом не болела затёкшая спина. Мён, не просыпаясь, чуть заметно улыбается, жмётся к нему, утыкается носом куда-то в шею. Да, так лучше. Им теперь жить вместе, так что пусть привыкает, пусть запоминает запах того, рядом с кем так тепло, спокойно и уютно. Как бы ни сильны были обиды, что бы там ни случилось в прошлом – это всё не так важно. Главное – чтобы Чунмён принял его как своего альфу всем омежьим существом, чтобы даже против воли тело омеги послушно обмякало в его руках, чтобы, не осознавая, Мён искал объятий и прикосновений. Потому что остальное можно исправить – оправдаться, искупить вину, даже заслужить доверие – а вот это, подсознательное отвращение, нет. Разве что долгим совместным сидением у психоаналитика и трудами кучи сексопатологов, да и то не факт.

Он почему-то думал, что их первый за чёрт знает сколько лет секс будет бурным, страстным, даже яростным. Но нет. Нежность, бесконечная, от которой щемило где-то там, в груди. Кай медленно расстёгивает его рубашку, ведёт ладони по плечам, рукам, вытупающим рёбрам, животу с такими чёткими, совсем не омежьими кубиками пресса... Хочется касаться бледной, мягкой, совсем как у ребёнка, кожи, рисовать пальцами невидимые узоры, игриво и ласково покусывать, как кошки своих котят...

Что он и делает. Чунмён чуть выгибается, тихий то ли вздох, то ли всхлип – а ведь сначала напряжён был, мышцы твёрдые, как деревяшка, и взгляд такой, бессмысленно-равнодушный. Хотел остаться бесчувственным и безучастным? Не выйдет, милый, не выйдет. Чонин наклоняется ниже, невесомо, как бабочка крыльями, касается губами чужого члена, ведёт вниз по стволу, ласкает яички и кожу рядом с анусом языком, легко, подражая кошке, что пьёт воду. И только когда слышит стон, долгий, громкий, протяжный, начинает растягивать, бережно, будто там, внутри, всё так тонко, что лишь надавишь – и порвётся.

Он входит медленно, осторожно, чуть подаётся вперёд. Толчки сначала неспешные, даже в чём-то аккуратные – и дело не только в том, что у его омеги явно давно не было секса. Просто Каю очень-очень хочется, чтобы Чунмён запомнил навсегда эту ночь такой, полной нежности. И его – заботливого, внимательного, чуткого. Не просто великолепного любовника - альфу, которому можно довериться, перед которым можно открыться, которого можно принять и никогда не пожалеть об этом.

Потом, много позже, Кай прогибается в спине, что аж позвонки хрустят, от того, как мышцы омеги плотно обхватывают его узел, сжимая. Хорошо... Как же хорошо. Он наваливается сверху, обнимает Мёна. Надо бы положение сменить, а то они ж ещё минут двадцать сцеплены будут...

- Я люблю тебя, Чунмён, - говорит, когда они уже лежат в постели после душа. Его муж хотел запереться в спальне один, но не вышло – он альфа и он сильнее. Чем и воспользовался. – Я сделаю всё, чтобы однажды ты меня простил.

Мён не отвечает. Впрочем, Кай иного и не ожидал. Рано ещё.