Кале зачерпнула пиво раковиной и предложила Дафне, вдохновляюще кивнув. 2 страница

Она отлила чуть-чуть смертельного недопива в чашку и уставилась на него. А может, секрет в песне, но не в словах? Может быть, частота человеческого голоса каким-то образом воздействует на крохотные атомные субстанции, как это происходит, когда леди Ариадна Стретч, знаменитое оперное сопрано, разби­вает стакан своим пением? Эта гипотеза звучала очень многообещающе, особенно если учесть, что готовить пиво положено только женщинам — а у них, конечно, высокие голоса!

Демонское Питье тоже смотрело на Дафну — до­вольно самоуверенно, как ей казалось. «Ну что ж, — словно говорило оно, — удиви-ка меня чем-нибудь».

— Я, кажется, не все слова знаю, — сказала Даф­на, и тут до нее дошло, что она только что извинилась перед напитком. Беда, если тебя воспитывали в слиш­ком вежливой семье. Дафна прочистила горло.

— Однажды папа водил меня в мюзик-холл, — ска­зала она.— Возможно, вам понравится.

Она опять прокашлялась и начала:

Все пойдем на Стрэнд гулять —

Съешь банан!

Жизни лучше не сыскать,

Я вперед, а вы за мной...

Нет, пожалуй, для напитка это слишком сложно, а банан окончательно все запутывает. А может быть?.. Она заколебалась и стала мысленно перебирать пес­ни. Неужели все так просто? Она опять запела, отсчи­тывая на пальцах.

Ты скажи, барашек наш,

Сколько шерсти ты нам дашь...

Она спела шестнадцать куплетов, не переставая считать. Она пела пиву, пока оно пузырилось, и заме­тила момент, когда оно вдруг стало чистым и прозрач­ным, как алмаз. Потом проверила свой вывод, как по­ложено ученому, на другой чаше «матери пива». На этот раз Дафна была чуть больше уверена в себе и чрез­вычайно собой довольна. У нее появилась рабочая ги­потеза.

— Ты скажи...

Она вдруг замолчала: рядом с ней кто-то очень ста­рался не шуметь. Кале и Безымянная Женщина стояли в дверном проеме и с интересом слушали.

— Мущин! — бодро сказала Кале. В волосах у нее был цветок.

— А... что? — смущенно переспросила Дафна.

— Я пойти видать мой мущ!

Дафна поняла. На этот счет никаких запретов не было — мужчины не могли входить в Женскую дерев­ню, но женщины вольны были приходить и уходить, как им вздумается.

— Э... очень хорошо, — сказала она.

Вдруг что-то коснулось ее волос. Она попыталась отмахнуться и обнаружила, что Безымянная Женщи­на расплетает ей косички. Дафна хотела остановить ее, но наткнулась на предостерегающий взгляд Ка­ле. Безымянная Женщина возвращалась откуда-то, из очень плохого места, и любой признак нормальности следовало поощрять.

Дафна почувствовала, что ей осторожно распле­тают косы.

Потом ощутила волну аромата и поняла, что жен­щина воткнула ей за ухо цветок. Эти цветы росли в Жен­ской деревне повсюду, огромные, свисающие, с розо­во-фиолетовыми лепестками, и пахли так, что с ног сбивало. Кале по вечерам вплетала их себе в волосы.

Э... спасибо, — сказала Дафна.

Кале осторожно взяла ее за руку, и Дафну охва­тила паника. Что, ей тоже идти на пляж? Но она же почти голая! Под травяной юбкой у нее ничего нет, кроме одной нижней юбки, панталон и пары невыра­зимых! И ступни у нее голые по самые щиколотки!

Потом случилось что-то очень странное — Дафна так никогда в жизни и не поняла, что это было.

Ей надо идти вниз, на пляж. Это решение проплы­ло у нее в голове, ясное и определенное. Она решила, что пора идти на пляж. Но она сама не помнила, как она это решила! Ощущение было странное — все рав­но что забыть, как обедал. И что-то еще быстро зати­хало вдали, словно эхо без голоса: «У всех людей на ногах есть пальцы...»

Мау вынужден был признать, что Мило хорошо го­товит. Он отлично запек рыбу. Когда они вернулись, над лагерем пахло так вкусно, что мужчины чуть не захлебнулись слюной.

На «Милой Джуди» еще оставалось множество со­кровищ. На то, чтобы разобрать ее полностью, уйдут месяцы, а может, и годы. Да, теперь у них были инстру­менты, но людей не хватало; чтобы управиться с брусь­ями побольше, нужна была дюжина крепких мужчин. Но у них была хижина (даже если ее холщовые бока сотрясал ветер), был огонь, а теперь еще и очаг. И ка­кой очаг! Они перетащили сюда весь камбуз, до по­следнего кусочка драгоценного металла, кроме боль­шой черной печки. Печка могла подождать, потому что у них и так уже было целое состояние — горшки, сковородка, ножи.

«А ведь мы их не сделали, — подумал Мау, пока ин­струменты передавались по кругу.— Мы умеем стро­ить хорошие каноэ, но мы никогда не смогли бы по­строить " Милую Джуди"...»

— Что ты делаешь? — спросил он у Мило.

Тот вооружился молотком и железным зубилом и колотил по небольшому сундучку, обнаруженному в развалинах корабля.

— Он заперт на замок, — сказал Мило и показал, что такое замок.

— Значит, там внутри что-то важное? — спросил Мау.— Еще металл?

— Может быть, золото! — сказал Пилу.

Это тоже потребовало объяснений, и Мау вспом­нил блестящий желтый металл, окаймлявший стран­ное приглашение призрачной девчонки. Пилу сказал, что брючники любят этот металл едва ли не больше, чем свои брюки, хоть он и слишком мягкий и оттого ни на что полезное не годится. Один маленький кусо­чек золота стоит больше настоящего хорошего ма­чете. Это лишний раз доказывает, что все брючники сумасшедшие.

Но, когда замок сломался и крышка откинулась, оказалось, что в сундучке — запах застоявшейся во­ды и...

— Книги? — спросил Мау.

— Карты, — ответил Пилу.

Он ухватил несколько карт и вытащил из сундучка на всеобщее обозрение.

Атаба расхохотался.

— Что толку от этих штук? — спросил он.

Одну мокрую карту разложили на песке. Рассмот­рели ее все вместе, но ничего не поняли. Мау покачал головой. Наверное, чтобы понимать эти штуки, нуж­но быть брючником.

Что они значили? Линии, очертания. Что толку от этих штук?

— Это... картинки, они изображают, как выгля­дит океан с высоты птичьего полета, — объяснил Пилу.

— Так что, брючники умеют летать?

— У них есть инструменты, которые им помога­ют, — неуверенно ответил Пилу. Затем просветлел ли­цом и продолжил: — Вот как эти.

Мау внимательно смотрел, как Пилу вытаскива­ет из кучки своей добычи тяжелую круглую штуку.

— Это называется компас. Если у брючников есть компас и карта, они никогда не заблудятся!

— Разве они не пробуют воду на вкус? Не наблюда­ют за течениями? Не нюхают ветер? Разве они не зна­ют океан?

— О, они хорошие мореплаватели, — сказал Пи­лу, — но они плавают в незнакомые им моря. Компас говорит им, где находится дом.

Мау повертел компас в руке и посмотрел, как ка­чается стрелка.

— И еще говорит, где дом не находится, — сказал он.— У этой стрелки два конца. Она показывает и на незнакомые места. А где мы на их карте?

Он показал на что-то большое, нарисованное на карте. Очевидно, это была суша.

— Нет, это Ближняя Австралия, — сказал Пилу.— Это большая земля. А мы...

Он принялся рыться в мокрых картах и показал на какие-то отметки.

— Вот здесь... наверное...

— Так где же мы? — спросил Мау, напрягая взгляд.— Тут только какие-то линии и закорючки!

— Э... эти закорючки называются цифры, — нерв­но ответил Пилу.— Они сообщают капитану, какая в этом месте глубина моря. А это называется буквы. Они говорят: «Острова Четвертой Недели Великого По­ста». Так брючники нас называют.

— Нам это говорили на «Джоне Ди», — услужли­во подсказал Мило.

— И еще я прочитал это здесь, на карте, — сказал Пилу и сердито посмотрел на брата.

— Почему они нас так называют? — спросил Мау.— Наши острова называются Рассветными!

— Только не на их языке. Брючники часто путают названия.

— А остров? Какого размера остров Народа? — спросил Мау, все так же глядя на карту.— Я его не вижу.

Пилу отвернулся и что-то пробормотал.

— Что ты сказал? — переспросил Мау.

— Его нет на карте. Он слишком маленький...

— Маленький? Как это маленький?

— Мау, он прав, — серьезно сказал Мило.— Мы не хотели тебе говорить. Он маленький. Это малень­кий остров.

Мау открыл рот — удивленно и недоверчиво.

— Этого не может быть, — запротестовал он.— Наш остров гораздо больше любого из островов-ветроловов.

— Они еще меньше, — ответил Пилу, — и таких островов очень много.

— Тысячи, — сказал Мило.— Просто... если уж го­ворить о больших островах...

—...то этот остров — маленький, — закончил Пилу.

— Но самый лучший, — быстро добавил Мау.— И ни у кого больше не водятся осьминоги-древолазы!

— Совершенно верно, — согласился Пилу.

— Главное, чтобы мы об этом не забывали. Это наш дом, — сказал Мау и встал. Он подтянул брюки.—

— А-а-а! У меня от них все чешется! Должен сказать, что брючники, наверное, не очень много ходят!

Раздался какой-то звук, и Мау поднял глаза. На не­го смотрела призрачная девчонка. Во всяком случае, это существо выглядело как призрачная девчонка. У нее за спиной широко ухмылялась Кале и Безымянная Женщина улыбалась своей обычной слабой, отстра­ненной улыбкой.

Мау посмотрел вниз — на свои брюки, а потом на девочку — на ее распущенные длинные волосы и за­плетенный в них цветок; а она посмотрела вниз — на свои ступни и пальцы, а потом на Мау — на его брюки, которые были гораздо длиннее ног, так что он стоял как будто в двух гармошках, а капитанская шляпа ка­чалась на его кудрях, как корабль на море. Девочка посмотрела на Кале, но та глядела в небо. Мау посмот­рел на Пилу, но тот глядел себе на ноги, хотя плечи его тряслись.

Тогда Мау и призрачная девочка посмотрели друг другу в глаза, и им ничего не оставалось делать, как расхохотаться и хохотать уже до полного изнеможе­ния.

К веселью присоединились все остальные. Даже попугай крикнул: «Покажи нам панталончики!» — и нагадил Атабе на голову.

Но Мило, очень здравомыслящий человек, кото­рый случайно оказался лицом к морю, встал, показал пальцем и произнес: «Паруса».

Глава 7

Ныряя за богами

Шел тихий дождь, наполняя ночь шуршанием.

«Еще три каноэ», — подумал Мау, вглядываясь в темноту. Три каноэ пришли вместе, подгоняемые лег­ким ветерком.

Теперь на острове были два младенца (и еще один должен был скоро появиться на свет), одна малень­кая девочка, один мальчик, одиннадцать женщин (счи­тая призрачную девчонку), восемь мужчин (не считая Мау, у которого не было души) и три собаки.

Мау соскучился по собакам. Они вносили в жизнь что-то особое, чего не удавалось людям. Сейчас один пес сидел у ног Мау, в темноте, под тихим дождиком. Ни дождик, ни существа, возможно, обитающие в не­видимом сейчас море, не слишком беспокоили пса, но Мау был теплым телом, бодрствующим в спящем ми­ре, и в любой момент могла возникнуть необходи­мость поддержать его беготней и лаем. Время от вре­мени пес кидал на Мау обожающие взгляды и громко, гулко сглатывал, что, видимо, означало: «Все, что при­кажешь, господин!»

Больше двадцати человек, думал Мау, а дождь сте­кал по подбородку, как слезы. Если придут охотники за черепами, этого недостаточно. Недостаточно, что­бы сражаться, и слишком много, чтобы спрятаться. И уж конечно, вполне хватит на несколько сытных тра­пез для людоедов...

Охотников за черепами никто никогда не видел. Го­ворили, что они плавают с острова на остров, но все это были рассказы с чужих слов. С другой стороны, если кто-то своими глазами видел охотников за чере­пами, то и они его должны были увидеть...

Воздух немного посерел — не то чтобы свет, ско­рее призрак света. Свет окрепнет, и солнце выйдет, и, может быть, горизонт почернеет от каноэ, а может быть, и нет.

В голове у Мау было лишь одно светлое воспоми­нание. Призрачная девчонка — ну и дурацкий у нее вид в травяной юбке! — и он, с еще более дурацким ви­дом, в брюках, и все хохочут, даже Безымянная Жен­щина, и всё... хорошо.

И тут явились все эти новые люди. Они кишели во­круг, беспокойные, больные, голодные. Некоторые из них даже не поняли, куда попали. И все они были напуганы.

Если верить Дедушкам, это сброд. Люди, которы­ми пренебрегла волна. Почему? Они и сами этого не знали. Может быть, им удалось уцепиться за дерево, когда всех остальных унесло водой. Или они оказа­лись где-то на высоком месте, или в море, как Мау.

Те, что были в море, вернулись к своим родичам и Деревням, которых уже не было. Собрали что могли и пустились в путь, на поиски других людей. Они плы­ли, следуя течению, встретились и стали чем-то вроде плавучей деревни, где живут дети без родителей, ро­дители без детей, жены без мужей, люди безо всех ве­щей, которые окружают их и напоминают людям о том, кто они такие. Волна сотрясла мир и оставила об­ломки. Наверное, в море еще сотни таких людей.

А потом, а потом... откуда взялись эти слухи об охотниках за черепами? Кто-то из других беженцев что-то крикнул на бегу, боясь даже остановиться? Ка­кой-нибудь старухе что-нибудь приснилось? Мертвое тело проплыло мимо? Неважно, главное — испуган­ные люди снова пустились в путь на чем придется, взяв с собой крохи еды и тухлую воду.

Так пришла вторая волна и утопила людей в их соб­ственном страхе.

И вот наконец они завидели дым. Почти все они знали остров Народа. Он был каменный! Его не могло смыть! На нем лучшие в мире якоря богов!

А нашли они сброд — едва ли лучше их самих: один старый жрец, странная девчонка-призрак, вождь — ни мальчик, ни мужчина, без души, а может быть, к то­му же еще и демон.

«Спасибо, Атаба, — подумал Мау.— Люди не уве­рены, что я такое, а потому думают, что от меня всего можно ожидать». Пришельцы, кажется, не знали, как относиться к вождю, который не мужчина, но части­ца демона внушала им уважение.

Мау снилось, как остров опять наполняется людь­ми, но в его сне это были люди, которые жили здесь раньше. А эти, новые, были тут неуместны. Они не зна­ли островных песнопений, не были плотью от плоти и костью от кости острова. Они потерялись, они хо­тели получить обратно своих богов.

Вчера у них вышел разговор об этом. Кто-то спро­сил Мау: точно ли якорь Воды стоял на своем месте, когда пришла волна? Мау пришлось думать изо всех сил, сохраняя на лице спокойствие. Он видел якоря богов каждый день. Все ли три были на месте, когда он отправлялся на остров Мальчиков? Уж конечно, он бы заметил, если бы один из них исчез. Пустота бро­силась бы ему в глаза!

— Да, — сказал он, — они все были на месте.

И тогда женщина с серым лицом сказала:

— Но ведь человеку было по силам поднять один из камней, правда?

И Мау понял, к чему она клонит. Если кто-то сдви­нул якорь с места и уволок под воду, разве это не мог­ло вызвать волну? Это ведь все объяснило бы, правда? Это и должна быть причина, верно ведь?

Мау посмотрел на изможденные лица. Эти люди изо всех сил желали, чтобы он сказал «да». Скажи «да», Мау, предай своего отца, своих дядьев, свой на­род, чтобы мир этих людей стал осмысленным.

Гневные слова Дедушек громыхали у него в голове. Он подумал, что сейчас у него кровь потечет из ушей. Что за оборванцы с мелких песчаных островков яви­лись сюда и смеют их оскорблять? Дедушки приказа­ли крови петь воинственные гимны у него в ушах, и Мау пришлось навалиться на копье всем весом, чтобы не поднять его.

Но при этом он не сводил глаз с серолицей женщи­ны. Он не помнил, как ее зовут. Он знал, что она поте­ряла мужа и детей. Она шла по стопам Локахи. Мау видел это у нее в глазах и сдержался.

— Боги бросили вас. Когда вы нуждались в них, их не было рядом. Вот и все. Больше никаких объясне­ний нет. Поклоняясь им после этого, вы будете покло­няться преступникам и убийцам.

Он хотел это сказать. Но женщина смотрела на не­го, и он готов был скорее откусить себе язык, чем про­изнести эти слова. Он знал, что они правдивы, но здесь и сейчас они ничего не значили. Он оглядел напря­женные лица людей, все еще с беспокойством ожида­ющих его ответа, и вспомнил, как потрясен и ранен был Пилу. Мысль может ранить, как копье. Не броса­ют копья во вдову, в сироту, в скорбящего.

— Завтра, — сказал он им, — я подниму из лагуны якорь Воды.

И люди отступили и удовлетворенно перегляну­лись. Не самодовольно, не победительно. Просто их мир на мгновение пошатнулся, а теперь встал на место.

И вот настало завтра — оно было где-то там, за ше­лестом дождя.

«Я соберу все три камня, — подумал он.— И что слу­чится потом? Ничего! Мир изменился! Но эти люди будут все так же ловить рыбу, класть ее на якоря бо­гов и трепетать в священном ужасе!»

Свет медленно просачивался сквозь дождь, и что-то заставило Мау обернуться.

В нескольких шагах от него кто-то стоял. У этой твари была большая голова, которая, если вглядеть­ся, больше напоминала огромный клюв. И дождь па­дал на нее с каким-то необычным звуком — скорее щелкал, чем шелестел.

Про демонов рассказывают много всякого. Демо­ны бывают разные: иногда они прикидываются людь­ми, иногда зверями или чем-то средним, но...

...но демонов не бывает. Не может быть. Если бо­гов нет, то нет и демонов, а значит, то, что стоит там, под дождем, — вовсе не огромное создание с чудо­вищным клювом больше человеческой головы, спо­собным перекусить Мау пополам. Такой твари не мо­жет быть на свете, и нужно это доказать. Однако Мау решил, что вскочить и с криком броситься на чудови­ще — не самое разумное, что можно сделать.

«У меня ведь есть мозги, — подумал он.— Я должен доказать, что это не чудовище».

Налетел ветерок, и чудовище хлопнуло крылом.

Ох... но вспомни сундук с инструментами. В брючниках нет ничего особенного. Им просто повезло. Пи­лу сказал, что они происходят из места, где иногда бы­вает очень холодно. Тогда с неба падают холодные перья — наподобие града, который иногда выпадает во время шторма, но более пушистые. И потому брючникам пришлось изобрести брюки, чтобы набабуки не отмерзали, и большие лодки, чтобы уплыть туда, где вода никогда не становится твердой. Им пришлось научиться думать по-новому, выдумать новые инстру­менты.

Это не демон. Так пойдем узнаем, что это.

Мау стал смотреть на тварь. Ноги у нее были чело­веческие. А то, что он принял за хлопающее крыло, не было крылом. Если внимательно всмотреться, это было больше похоже на ткань, раздуваемую ветром. Демон существовал только в страхах Мау.

Существо вдруг заворковало. Это было настолько не по-демонски, что Мау, поднимая брызги, прошле­пал поближе и понял: это человек, обмотанный бре­зентом с «Милой Джуди», таким жестким, что он об­разовал что-то вроде палатки.

Это была Безымянная Женщина. Она баюкала мла­денца, и оба они были прикрыты от дождя. Она ода­рила Мау слабой затравленной улыбкой.

Дождь начал ослабевать. Уже стал виден прибой. Еще несколько минут, и...

— Покажи нам панталончики! Роберте опять на­клюкался!

...и попугай проснется.

Пилу сказал, что этот крик означает: «Покажи мне свои маленькие брюки». Должно быть, это клич, по которому брючники узнают друг друга.

У Мау теперь тоже были маленькие брюки. Он от­резал штанины по колено и использовал материю для самой главной вещи в брюках — для карманов. В них можно было носить столько всякой всячины.

Безымянная Женщина ушла по пляжу обратно, а Мау стал слушать, как просыпаются люди.

Пора. Нужно вернуть людям их богов.

Он выскользнул из полубрюк с очень-полезными-карманами, разбежался и нырнул в лагуну.

Вот-вот должен был начаться отлив, но вода вокруг разбитого коралла была спокойной. Волна со страш­ной силой проломилась через риф: Мау видел глубо­кую синюю воду за проломом.

Якорь Воды сверкал под ногами, прямо в проломе. Его закинуло глубже, чем другие, и дальше от бере­га. Чтобы его вытащить, понадобится очень много вре­мени. Так что лучше не откладывать.

Мау нырнул, обхватил каменный куб руками и по­тащил. Куб не шелохнулся.

Мау отвел в сторону пряди водорослей. Белый куб был зажат куском коралла. Мау попытался сдвинуть и этот коралл.

Секунд через пять голова Мау показалась на по­верхности. Он поплыл назад к берегу, медленно и за­думчиво. Он застал Атабу за отбиванием шмата соло­нины. Жрец работал металлическим молотком, взятым из плотницкого сундука. Все островитяне с удоволь­ствием ели солонину, кроме Атабы, у которого не хва­тало зубов. Ему не всегда удавалось найти доброволь­ца, который соглашался за него жевать. Мау молча сел и стал смотреть.

— Ты пришел посмеяться над моей немощью, де­монский мальчишка? — спросил Атаба, подняв го­лову.

— Нет.

— Тогда поимей совесть и хотя бы забери у меня молоток.

Мау послушался. Работа была нелегкая. Молоток отскакивал от солонины. Из нее можно было бы де­лать щиты.

— Ты что-то задумал, демонский мальчишка? — спросил жрец немного погодя.— Ты не кощунствуешь уже почти десять минут.

— Мне нужен совет, о старец, — сказал Мау.— На­счет богов, кстати говоря.

— Да? Что, сегодня ты в них веришь? Я наблюдал за тобой вчера ночью. Похоже, ты понял, что с верой все не так просто, а?

— Скажи мне: богов — трое?

— Да.

— А не четверо?

— Некоторые называют Имо четвертым богом, но Он — Всё, в нем существуют и все боги, и мы, и да­же ты.

— А у Имо нет якорей богов?

— Имо Есть. Поскольку Он Есть, Он вездесущ. А раз Он вездесущ, он не находится в каком-то опре­деленном месте. Вся Вселенная — Его якорь.

— А как насчет звезды Атинди, всегда кружащей недалеко от солнца?

— Это сын Луны. Неужели ты не знаешь?

— Ему не строят якорей?

— Нет, — сказал Атаба.— Это просто излишки глины, что остались у Имо после сотворения мира.

— А красная звезда, которую называют Костром Имо?

Атаба подозрительно посмотрел на Мау.

— Мальчик, ты не можешь не знать, что на этом Костре Имо обжигал глину, чтобы сотворить мир!

— А боги живут в небе, но в то же время находят­ся близко к своим якорям?

— Не умничай. Ты это и без меня знаешь. Боги везде, но в определенных местах они могут присут­ствовать в большей степени. Что ты ко мне пристал? Хочешь подловить на чем-то?

— Нет. Просто хочу понять. И ни у какого другого острова нет белокаменных якорей богов, верно?

— Да! — закричал Атаба.— А ты хочешь меня сбить, чтобы я сказал что-нибудь неправильно!

Он подозрительно огляделся, словно ересь мог­ла прятаться в кустах.

— И как, получилось?

— Нет, демонский мальчишка! То, что я тебе ска­зал, — истинная правда!

Мау перестал долбить, но молотка из рук не выпус­тил.

— Я нашел еще один якорь богов. Это не якорь Во­ды. А это значит, старик, что я нашел тебе нового бо­га... и, кажется, он — брючник.

В конце концов они подплыли туда на большом ка­ноэ.

Мило, Мау и Пилу ныряли по очереди с молотком и стальным зубилом из сундука с «Милой Джуди». Они молотили по кораллу, крепко зажавшему белый куб.

Мау как раз цеплялся за каноэ, переводя дух, ко­гда с другого борта вынырнул Пилу.

— Не знаю, хорошо это или плохо, — сказал он, боязливо оглядываясь на Атабу, который сгорбился на корме, — но там внизу, за первым камнем, еще один.

— Ты уверен?

— Посмотри сам. И вообще сейчас твоя очередь. Только осторожно — отлив уже очень сильно тянет.

И правда. На пути вниз Мау пришлось бороться с течением. Пока он спускался, Мило уронил на дно молоток с зубилом и поплыл вверх, разминувшись с Мау. Казалось, они трудятся под водой уже несколь­ко часов. Под водой было очень трудно бить молот­ком: казалось, он утратил свою силу.

Вот камень, за которым нырял Мау сначала. Ка­мень освободили от коралла, но там, где коралл от­били, теперь виднелся угол другого куба, из белого камня, который ни с чем не перепутаешь. Что это зна­чит? Неужели еще какие-то боги? «Нам и с этими хло­пот полон рот, — подумал он, — новые ни к чему».

Он провел пальцами по барельефу, высеченному на первом из только что найденных камней. Изобра­женная вещь напоминала инструмент из сундука брючников — Мау держал этот инструмент в руке и гадал, для чего он, пока Пилу не объяснил. Но в здешних мес­тах не было никаких брючников, даже когда дедушка Мау был ребенком. Мау точно знал. А коралл был древний. И вообще, один из этих кубов врос прямо в скалу, словно жемчужина в устрицу. Мау никогда не нашел бы его, если бы волна не разбила риф.

Наверху раздался всплеск. Протянулась рука и схватила молоток. Перед глазами Мау возникло яро­стное лицо Атабы, и старик обрушил молоток на ка­мень. Кверху побежали пузыри — жрец что-то ярост­но кричал. Мау попытался выхватить молоток и полу­чил на удивление сильный удар ногой в грудь. Ничего не поделаешь, придется всплывать с тем воздухом, какой у него еще оставался.

— Что случилось? — спросил Пилу.

Мау висел на борту каноэ и задыхался. Старый ду­рак! Зачем он это сделал?

— Что с тобой? Что он делает? Решил наконец по­мочь? — спросил Пилу с бодростью человека, еще не знающего, что происходит.

Мау покачал головой и опять нырнул.

Старик все так же бешено колотил по камням. Мау решил, что не стоит рисковать и напрашиваться на еще один пинок. Достаточно подождать. Атабе, как любо­му другому человеку, нужно дышать, а сколько воз­духа может вместить эта тощая грудь?

Неожиданно много.

Атаба со всей силы колотил по камням, как буд­то рассчитывал пробыть тут весь день... а потом по­явилось облако пузырьков — у старика окончатель­но вышел весь воздух. У Мау мурашки побежали по коже. Безумие какое-то. Что опасного может быть в куске камня? Почему этот старый дурак готов испус­тить дух, лишь бы его разбить?

Мау пробился вниз через усиливающийся отлив, схватил тело и потащил обратно на поверхность. Он почти швырнул Атабу в руки братьев. Каноэ закача­лось.

— Вылейте из него воду! — крикнул Мау.— Я не хочу, чтобы он умер! Тогда мне не на кого будет орать!

Мило уже перевернул Атабу головой вниз и хло­пал его по спине. Вылилось много воды, а затем начал­ся кашель. Старик продолжал кашлять, и Милу опус­тил его на палубу.

— Он пытался разбить новые камни, — сказал Мау.

— Но они выглядят как якоря богов, — сказал Мило.

— Да, — сказал Мау.

Они действительно так выглядели. Что бы он ни ду­мал про богов и их якоря, эти камни выглядели как якоря богов.

Мило указал на стонущего Атабу.

— А он — жрец, — сказал он. Мило уважал фак­ты.— И он пытался разбить камни?

— Да, — ответил Мау.

В этом не было сомнения. Жрец пытался разбить камни богов.

Мило посмотрел на него.

— Я не знаю, что думать, — сказал он.

— На одном из этих камней, там, внизу, изображен циркуль-измеритель, — бодро сказал Пилу.— Им брючники измеряют расстояния на своих картах. -

— Это ничего не значит, — произнес Мило.— Боги старше брючников и могут изображать на камнях что им угодно... Эй!

Атаба снова нырнул через борт. Ноги мелькнули и исчезли в воде.

— Это он камень с измерителем хотел разбить! — зарычал Мау и тоже нырнул.

Теперь вода с силой неслась через пролом. Она перехватила Мау на пути к тощей фигуре и решила с ним поиграть, швырнуть его на острые зубья коралла.

Жреца она уже поймала. Он боролся, пробиваясь к каменным кубам, но отлив, который мчался уже в полную силу, схватил его, треснул о коралл и отбросил. Тонкая струйка крови расцвела в воде, потянулась за телом.

Никогда нельзя бороться с приливом! Он всегда сильнее! Неужели старый дурак этого не знает?

Мау поплыл за стариком, изгибаясь всем телом, как рыба, всеми силами стараясь держаться подальше от краев пролома. Впереди Атаба пытался всплыть, уцепиться за что-нибудь, но его смыло в белую пену.

Мау вынырнул набрать воздуху и снова нырнул...

«Мау, в воде кровь, — сказал Локаха, плывя рядом.— А за рифом живут акулы. Что теперь, маленький краб-отшельник?»

«Да не будет!» — подумал Мау и попытался двигаться быстрее.

«Он зовет тебя " демонский мальчишка". Он тебе улыбается, а за глаза распускает слухи о твоем безу­мии. Что он тебе?»

Мау постарался не думать. Углом глаза он видел серую тень — она легко плыла вровень с ним.

«Маленький краб-отшельник. Здесь ты не найдешь себе раковину. Ты направляешься в открытое море».

Есть вещи, которые бывают, и те, которые не бы­вают, подумал Мау и почувствовал, что под ним от­крылась глубина. Сквозь волны над головой ярко све­тило солнце, но внизу все было зеленое, и эта зелень постепенно переходила в черный цвет. Вон Атаба. Он висит в солнечных лучах и не двигается. Кровь кольца­ми расходится в воде вокруг него, как дым от медлен­но горящего костра.

Тень закрыла солнце — над головой мелькнул се­рый силуэт.

Это было каноэ. Мау схватил тело жреца. Появил­ся Пилу в облаке пузырей. Он на что-то лихорадочно указывал.

Мау повернулся туда и увидел акулу. Она уже на­резала круги. Акула была маленькая, но когда в воде кровь, любая акула слишком велика. А эта, казалось, заполнила собой весь мир Мау.

Он сунул Пилу тело старика, не сводя глаз с аку­лы. Она проплыла мимо — он взглянул в ее безумный закатившийся глаз. Мау начал слегка бултыхаться, чтобы акула не отвлекалась от него, и не останавли­вался, пока над головой не закачалась лодка — это Атабу втащили туда во второй раз.

Он видел: акула бросится на него после второго круга. И...

...и вдруг ему стало все равно. Вот мир, весь мир, молчаливый шар мягкого голубого света, и акула, и Мау — без ножа. Маленький шарик пространства без времени.

Мау медленно поплыл по направлению к рыбе. Кажется, ее это обеспокоило.

Мысли приходили медленно и спокойно, без стра­ха. Пилу и Атаба уже не в воде, и это главное.