Кале зачерпнула пиво раковиной и предложила Дафне, вдохновляюще кивнув. 5 страница

Из чаши поднимался противный запах кислого, лип­кого демонского питья. Пиво прокисло, но оно явно и с самого начала было не очень хорошее. Ужасно при­знаваться в таких вещах, но у Дафны в последнее вре­мя стало получаться по-настоящему хорошее пиво. Все так говорили. Это дар, сказала Кале — точнее, час­тично сказала и частично показала жестами, — и де­вушка, которая так хорошо варит пиво, обязательно найдет очень хорошего мужа. Будущее замужество Дафны по-прежнему было волнующей темой для оби­тательниц Женской деревни. Дафне иногда казалось, что она перенеслась в роман Джейн Остин, персона­жи которого почему-то очень легко одеты.

Здесь, наверху, было ветрено и холоднее, чем вни­зу. В таком месте не хочется застревать на ночь.

Ну хорошо. Пора высказать то, с чем она сюда при­шла.

Она твердой походкой подошла к камню, подбоче­нилась и начала:

— А ну, слушайте меня! Я все знаю про предков! У меня у самой куча предков! Один из них был король, а уж более предких предков просто не бывает! Я при­шла из-за Мау! Он пытается делать все сразу, а вы его все время тираните! Он творит чудеса и чуть не урабо­тался до смерти, а вы ему даже спасибо ни разу не ска­зали! Разве можно так себя вести?

«А ведь твои предки ведут себя именно так, — ска­зала ее совесть.— Вспомни, как смотрят на тебя их портреты в Длинной галерее. Вспомни, сколько денег выбрасывает твой отец на содержание загородной усадьбы только потому, что ее построил его прапрапрапрадедушка. Да, как насчет твоего отца?»

— Я знаю, что творится с людьми, которыми по­мыкают! — закричала она еще громче.— Они в конце концов сами начинают верить, что в них нет ничего хо­рошего! Пускай они работают так, что засыпают за ра­бочим столом; все равно этого всегда мало! Они начи­нают робеть, дергаться от малейшего шума, ошибать­ся, и тогда их еще больше тиранят, потому что, видите ли, тираны никогда не останавливаются, что бы чело­век ни делал, и мой о... и тот, кого тиранят, уже готов на что угодно, лишь бы это прекратилось, но это все равно не прекращается! Я этого не потерплю, слыши­те? Если вы не исправитесь в кратчайшие сроки, то на­живете себе неприятностей, поняли?

«Я кричу на камень, — подумала она, слушая гор­ное эхо своего голоса.— Чего я жду? Что камень от­ветит?»

— Меня кто-нибудь слышит? — закричала она и подумала: «А вдруг сейчас кто-нибудь скажет " да"? И уж если на то пошло, что я буду делать, если кто-нибудь скажет " нет"?»

Но ничего не произошло, и это страшно оскорбило Дафну — особенно если учесть, скольких трудов ей стоило сюда добраться.

«Меня только что подчеркнуто игнорировала целая пещера мертвых стариков».

Кто-то стоял у нее за спиной. И она не слышала, как он подошел. Но она злилась из-за кучи разных вещей, а теперь — в первую очередь на себя за то, что накричала на камень. И кто бы там ни стоял у нее за спиной, сейчас она ему все скажет. 1

— Один из моих предков сражался в войне Алой и Белой розы, — высокомерно продолжала она, не оглядываясь, — и тогда было принято носить белую или красную розу, чтобы показать, на чьей ты стороне, но мой предок очень любил розовые розы сорта Леди Лавиния — кстати сказать, они до сих пор растут у нас в усадьбе. Из-за этого ему пришлось сражаться с обе­ими сторонами сразу. И он остался в живых, между прочим, потому что все считали, что убить умалишенного — плохая примета. Вот что вам нужно знать о моей семье: мы, может быть, упрямые и глупые, но драться умеем.

Она резко повернулась:

— Как ты смеешь ко мне подкра... Ох.

— Пнап! — раздалось в ответ.

Рядом стояла птица-дедушка и взирала на Дафну с оскорбленным видом. Правда, это была не самая заметная особенность птицы. Гораздо заметнее было то, что она оказалась не одна. Птиц было уже не мень­ше пятидесяти, и они все прибывали. Теперь их стало и слышно тоже, потому что у больших птиц аэроди­намика была как у кирпича, и они старались призем­литься как можно ближе к Дафне, а это кончалось тем, что их внимание рассеивалось и они падали на голо­вы другим птицам-дедушкам. В воздух взлетали обла­ка перьев, и злобно щелкали клювы: «Пнап! Пнап!»

Дафне казалось, что вокруг бушует метель. Снача­ла вроде бы весело и забавно, зимняя сказка и все та­кое, и думаешь — поскольку снег мягкий, он неопас­ный. А потом понимаешь, что тропы уже не видно, и темнеет, и снег закрывает небо...

Тут одна большая птица чисто случайно приземли­лась Дафне на голову и, пытаясь удержаться, вцепи­лась в волосы когтями, похожими на стариковские пальцы. Дафна закричала на птицу и умудрилась спих­нуть ее. Но птицы все валились кучами вокруг, толка­ясь и щелкая клювами. В вонючей и шумной круговер­ти из перьев Дафна соображала с трудом, но, кажет­ся, птицы не собирались на нее нападать. Они просто хотели быть там же, где она, — все равно где.

Да, а запах! Ничто так не воняет, как стая птиц-дедушек в непосредственной близости. Помимо обыч­ной птичьей вони — сухого костяного запаха перьев — у птиц-дедушек ужасно разит из клювов, как ни у одного другого живого существа. Волны этого смрада били по коже, словно шершавые щетки. И все птицы беспрестанно щелкали клювами — каждая пы­талась перещелкать другую, так что Дафна едва не про­пустила спасительный крик.

— Покажи нам панталончики! Раньше был я выпи­воха, а теперь я пахну плохо!

Птицы запаниковали. Они терпеть не могли попу­гая, так же как он их. А когда птица-дедушка хочет убраться подальше, она непременно оставит на месте все ненужное для полета.

Дафна скорчилась и закрыла голову руками отхлы­нувшего града костей и погадок из рыбы. Наверное, хуже всего был шум, но если вдуматься, в этой ситу­ации все было хуже всего.

Вдруг мимо Дафны метнулась смугло-золотистая фигура, держащая по кокосу в каждой руке. Фигура шаталась, пинками расчищая себе путь среди панику­ющих птиц, пока не достигла каменной чаши. Чаша была полна птиц-дедушек — со стороны это напоми­нало цветы в вазе. Человек поднял кокосы высоко® воздух и резким движением разбил их друг о друга.

Наружу хлынуло пиво, и его аромат разнесся по воздуху. Клювы птиц немедленно обратились в сторо­ну чаши, стремясь к пиву, как стрелки компаса — к се­веру. Про Дафну тут же забыли.

— Лучше бы я умерла, — сказала она в простран­ство, выпутывая кости из волос.— Нет, лучше бы я оказалась в хорошей горячей ванне с мылом и поло­тенцами. А потом бы оказалась еще в одной ванне, по­тому что, уж поверьте, такую голову с одного раза не отмыть. А уже потом лучше бы я умерла. Я думаю, это самое плохое, что со мной в жизни слу...— Она умолк­ла, потому что с ней случилось то, что было гораздо ху­же, и, сколько ни живи, всегда будет хуже... И закончила

— Вторая самая плохая вещь, которая со мной в жизни случилась.

Мау сел на корточки рядом с ней.

— Мужская деревня, — сказал он, ухмыляясь.

— Да уж, похоже, — отрезала Дафна. Она устави­лась на Мау.— Откуда ты взялся?

Мау нахмурился, и она поняла, что он ее не понял. Они уже более или менее нашли общий язык благода­ря Пилу и Кале, но в основном для обычных повсе­дневных вещей. А «откуда ты взялся?» было слишком сложно, потому что эти слова задавали совсем не тот вопрос, который вроде бы лежал на поверхности. Даф­на видела, как Мау пытается ее понять.

— Э... Я взялся от своей матери и от своего отца...— начал он, но Дафна была уже готова к этому.

— Я хотела спросить, как ты здесь оказался! — громко перебила она.

Пока он думал, раздалось несколько приглушен­ных ударов. Это падали птицы-дедушки, словно по­жилые дамы, перебравшие хереса на Рождество. Уж не отравились ли они пивом, подумала Дафна, ведь никто из них даже не пытался спеть песню. Но вряд ли. Как-то раз у нее на глазах птица-дедушка съела це­лого дохлого краба, пролежавшего на солнце несколь­ко дней. Кроме того, клювы лежащих птиц подерги­вались, тихо, довольно пощелкивая. На место упавших птиц заступали их жаждущие товарищи.

— Девочка сказала, что ты что-то говорила про ка­мень, — объяснил Мау.— А потом она заставила меня съесть миску мяса. Очень настаивала. А потом я при­шел сюда так быстро, как только мог, и она за мной не поспела.

Он показал рукой. Блайби шла вверх по склону — очень осторожно, стараясь не наступать на храпящих птиц.

— Она сказала, что ты ей велела за мной присмат­ривать.

Они сели и стали ждать, стараясь не смотреть друг на друга. Потом Мау произнес:

— Понимаешь, это так устроено: птицы пьют пи­во, а дух пива поднимается вверх, к Дедушкам. Так говорили жрецы.

Дафна кивнула.

— У нас дома для этого используют хлеб и вино, — сказала она и подумала: «Ох, тут лучше не вдаваться в подробности. В этих местах знают, что такое кан­нибализм. Как бы не вышло... ненужной путаницы».

— Но я думаю, что это неправда, — сказал Мау.

Дафна кивнула и подумала еще немного.

— Может быть, некоторые вещи — правда, но в ка­ком-то особенном смысле?

— Нет. Люди так говорят, когда хотят поверить в ложь, — отрезал Мау.— И обычно верят.

Воцарилась еще одна пауза. Ее заполнил попугай. Поскольку его смертельные враги были парализова­ны демонским питьем, он спикировал на них и при­нялся старательно снимать с них панталоны, то есть аккуратно, без устали ощипывать белые перышки с ног, одно за другим. При этом он издавал радостные, но, к счастью, приглушенные попугайские вопли.

— Они очень... розовые, — сказала Дафна, обрадо­вавшись, что подвернулась невинная тема для разго­вора. Относительно невинная.

Немного спустя Мау спросил:

— Ты помнишь, как мы... бежали?

— Да. Не совсем. Я помню рыбок.

— Серебряных? Длинных и тонких?

— Да, как угри! — воскликнула Дафна. Ветерок гнал перья по долине, сбивая в комки.

— Значит, это на самом деле было?

— Наверно.

— Я хотел спросить, что это было — сон или явь?

— Миссис Бурбур говорит, что да, — ответила Дафна.

— А кто... кто такая миссис Бурбур?

— Та очень старая женщина, — объяснила Дафна.

— Ты говоришь про Мар-Исгалу-Егисагу-Гол?

— Да, наверное.

— А на что именно она говорит «да»?

— На твой вопрос. Думаю, она имеет в виду, что это неправильный вопрос. Слушай, Локаха с тобой правда разговаривает?

— Да!

— На самом деле?

— Да!

— В голове? Как сон?

— Да, но я могу отличить, где сон, а где нет! — ска­зал Мау.

— Это хорошо, потому что со мной разговарива­ют Бабушки.

— Кто такие Бабушки?

Пока Дафна объясняла, а Мау старался понять, Блайби (если ее на самом деле так звали) дошла до них и уселась у их ног, играя перьями птиц-дедушек.

Мау подобрал перо и стал вертеть в пальцах.

— Значит, они не любят воинов.

— Они не любят, когда людей убивают. И ты не любишь.

— Ты знаешь про охотников за черепами? — спро­сил Мау, смахивая перышко с лица.

— Конечно. Про них все знают. У них огромные боевые галеры, борта которых обвешаны черепами врагов. А их враги — это все остальные люди.

— На острове сейчас около тридцати человек. Се­годня утром прибыло еще несколько. Большинство едва держатся на ногах. Они пережили волну, но не собирались дожидаться прихода охотников за чере­пами.

— Ну что ж, у нас достаточно каноэ. Может, возь­мем и поплывем на восток?

Она сказала это, не подумав. Потом вздохнула.

— Мы не можем, да?

— Не можем. Если бы у нас было больше крепких и здоровых людей, больше времени, чтобы собрать еду в дорогу, тогда можно было бы попробовать. Но нас ждет восемьсот миль открытого океана.

— Те, кто послабее, умрут. А ведь они приплыли сюда, чтобы спастись!

— Наш остров называется «место, где рождается солнце», потому что он на востоке. Они надеются, что мы их спасем.

— Тогда мы можем спрятаться и ждать, пока охот­ники за черепами уйдут. Бабушки велели отвалить ка­мень.

Мау так и уставился на нее.

— И спрятаться среди мертвецов? Ты думаешь, мы должны так поступить?

— Нет! Мы должны сражаться!

Она сама изумилась тому, как выпалила эти слова. Их выкрикнули ее предки — все эти хладнокровные каменные рыцари в подземной часовне. Им бы нико­гда не пришло в голову прятаться, даже если бы это был единственный разумный выход.

— Тогда я придумаю способ, — сказал Мау.

— А что говорят Дедушки?

— Я их больше не слышу. Только щелканье... и жу­жжание насекомых.

Дафна захихикала.

— Наверное, Бабушки их как следует отругали. Моя бабушка вечно ругала моего дедушку. Он знал о пятнадцатом веке все, что только можно, и при этом вечно спускался к завтраку без зубов.

— Они выпадали у него ночью?

— Нет. Он их вытаскивал, чтобы почистить. Это были новые зубы, сделанные из костей животных.

— Вы, брючники, умеете давать старикам новые зубы? Что еще? Может, вы и глаза новые умеете встав­лять?

— Э-э-э... Да, вообще-то у нас есть кое-что очень похожее.

— Почему вы настолько умнее нас?

— Знаешь, я не думаю, что мы умнее. Просто ко­гда живешь в местах, где половину времени очень хо­лодно, поневоле начнешь изобретать всякие вещи. Я ду­маю, что вся наша империя образовалась из-за погоды. Люди были готовы что угодно делать, лишь бы не си­деть взаперти из-за дождя. Я почти уверена: они вы­глядывали в окно и тут же неслись открывать Индию и Африку.

— Это большие острова?

— Огромные, — сказала Дафна.

Мау вздохнул и сказал:

— И там живут люди, от которых остались камни.

— Что?

— Якоря богов, — объяснил Мау.— Я теперь пони­маю Атабу. Я не думаю, что он верит в богов, но он ве­рит в веру. И еще он думает, что брючники приплыли сюда очень давно.

Мау замолк и покачал головой.

— Может быть, они привезли с собой камни как балласт. Да, наверное. Посмотри, сколько камней бы­ло в «Милой Джуди». Для вас это ничего не стоящие булыжники, для нас — самые разные орудия. А мо­жет быть, те люди принесли нам металл и орудия, как дарят игрушки детям, и мы вытесали камни, желая, чтобы те люди вернулись. Наверняка было так. Мы ведь очень маленький остров. Крошечный.

Финикийцы, мрачно подумала Дафна. Они совер­шали очень, очень дальние морские путешествия. И ки­тайцы тоже. А как насчет ацтеков? Или даже египтян? Говорят, они посещали Дальнюю Австралию. А кто знает, что тут было тысячу лет назад? Наверняка он прав. Но он ужасно грустный.

— Ну да, это очень маленький остров, но зато очень старый, — сказала она.— Я думаю, Бабушки не просто так приказали тебе отвалить большой камень.

Оба посмотрели на камень, который отсвечивал зо­лотисто-желтым светом в лучах заката.

— Знаешь, я не припомню такого длинного дня, — сказала Дафна.

— А я помню, — сказал Мау.

— Да. Тот день был тоже очень длинный.

Мау помолчал.

— Чтобы отвалить камень, нужно десять крепких мужчин, — сказал он.— У нас столько нету.

— Я об этом думала, — ответила Дафна.— А сколь­ко надо мужчин, если один из них будет Мило со сталь­ным ломиком?

Дело оказалось не быстрое. Пришлось выцарапы­вать желобок в камне и подтаскивать древесные ство­лы, чтобы дверь не вывалилась наружу, когда ее на­чнут двигать. Солнце уже совершило полпути по не­босводу и начало спускаться, когда Мило подошел к камню с шестифутовым стальным ломом.

Мау мрачно посмотрел на лом. Это был полезный инструмент, и хорошо, что он у них есть, но это вещь работы брючников, очередной подарок с «Милой Джу­ди». Они все еще обдирали ее, как термиты.

Даже у каноэ есть своего рода душа. Это все зна­ли. Иногда эта душа была не очень добрая, и тогда ка­ноэ, даже хорошо построенное, плохо слушалось. Ес­ли человеку везло, ему доставалось каноэ с хорошей душой, как то, которое Мау построил на острове Маль­чиков. Оно как будто само всегда знало, что нужно хозяину. Мау видел, что у «Милой Джуди» была хо­рошая душа. Ужасно жалко было разбирать корабль и неприятно сознавать, что они опять не могут достиг­нуть цели без помощи брючников. Мау было почти стыдно, что и у него в руках ломик, но эти ломики бы­ли такие полезные. Только брючникам некуда было девать металл до такой степени, что они догадались делать из него палки. Но ломики были замечательные. Они открывали что угодно.

— Возможно, на этой двери лежит проклятие, — сказал Атаба за спиной Мау.

— А ты можешь определить, лежит или нет?

— Не могу! Но мы поступаем неправильно.

— Это мои предки. Я хочу получить их наставле­ния. С какой стати им меня проклинать? С какой ста­ти мне бояться их старых костей? Почему ты боишься?

— Нельзя тревожить то, что покоится в темноте.— Жрец вздохнул.— Но меня нынче уже никто не слу­шает. Люди говорят: «В коралле полно белых камней, так какие же из них священные?»

— Так какие?

— Три старых якоря, конечно.

— Можно их испытать, — влезла Дафна, не поду­мав.— Оставить рыбу на новом камне и посмотреть, придет удача или нет. Хм... надо продумать научный подход...

Она поняла, что все прислушиваются к ее словам, и умолкла.

— Ну, по крайней мере, это будет интересно, — не­ловко закончила она.

— Я ничего не понял из твоих слов, — сказал Ата­ба, холодно глядя на нее.

— Я понял.

Мау вытянул шею, чтобы увидеть говорящего, и уви­дел высокую худую фигуру Том-Али, строителя ка­ноэ. Он прибыл на остров с двумя детьми. Чужими детьми, мальчиком и девочкой.

— Говорите, почтенный Том-Али, — сказал Мау.

— Я хочу спросить богов, почему моя жена и сын погибли, а я нет.

В толпе послышался ропот.

Мау знал этого человека. Он знал всех новопри­бывших. Они ходили одинаково — медленно. Неко­торые все время сидели и глядели на море. И все они были какие-то серые. Их лица словно спрашивали: «За­чем я здесь? Почему именно я? Неужели я плохой че­ловек?»

Теперь Том-Али чинил каноэ, и мальчик помогал ему, а девочка помогала в Женской деревне. Дети ино­гда справлялись лучше взрослых: пережив волну, они находили себе место и приживались там. Но Том-Али произнес вслух то, что многие не хотели слышать. На­до поскорее дать им какую-нибудь другую пищу для размышлений.

— Нам всем сегодня нужны ответы, — сказал Мау.— Поэтому я прошу всех помочь отодвинуть ка­мень. Никому не придется заходить внутрь. Я один ту­да войду. Может быть, я найду истину.

— Нет, — твердо сказал Атаба.— Я войду туда с тобой, и мы найдем истину.

— Хорошо, — ответил Мау.— Так мы найдем вдвое больше истины.

Атаба встал рядом с Мау, и мужчины заняли свои места.

— Ты сказал, что не боишься. Ну а я боюсь, знаешь ли, мальчишка, до кончиков пальцев на ногах.

— Истина в том, что в этой пещере хранятся мерт­вецы, вот и все, — сказал Мау — Сушеные. Пыль. Ес­ли тебе непременно надо бояться, подумай об охотни­ках за черепами.

— Не отмахивайся от прошлого так легко, демон­ский мальчишка. Оно тебя еще научит кой-чему.

Мило всунул ломик между камнем и скалой и на­лег на него. Камень заскрипел и сдвинулся на дюйм.

Они работали медленно и осторожно, потому что камень, упав, действительно мог раздавить кого угод­но. Но желобок оказался очень полезен. Камень ак­куратно откатился прочь, и открылась половина зева пещеры.

Мау заглянул туда. Там ничего не было. Он вооб­ражал себе все, что угодно, только не пустоту. Пол был довольно гладкий. На полу было немного пыли, и несколько жуков удрало в темноту, но, кроме этого, в пещере ничего не было. Только глубина.

Почему он думал, что, если отвалить камень, нару­жу вывалятся кости? Почему решил, что пещера за­бита до отказа? Он подобрал камешек и со всей силы швырнул в темноту. Камешек полетел, отскакивая от стенок. Казалось, он скакал очень долго.

— Ну хорошо, — сказал наконец Мау, и пещера швырнула эти слова обратно ему в лицо.— Дафна, нам понадобятся эти лампы.

Она встала, держа в каждой руке по фонарю с «Ми­лой Джуди».

Красный и зеленый. Сигнальные фонари с пра­вого и левого борта. Я прошу прощения, но каютных ламп осталось очень мало, и керосина у нас в обрез.

— А вот этот белый фонарь рядом с тобой? — спро­сил Мау.

— С этим я сама пойду, — ответила девочка-при­зрак.— Чтобы не терять время зря, будем считать, что мы это уже обсудили и я настояла на своем.

«Опять вещи брючников, — подумал Мау и взял свой фонарь.— Интересно, а что мы раньше использовали?»

Он коснулся низкого потолка и получил ответ на этот вопрос. На пальцах осталась сажа.

Значит, факелы. Из свиного жира получались впол­не приличные факелы. Если находился лишний жир, их использовали для ночной рыбалки, потому что ры­ба идет на свет. «Мы жили рыбой и солониной с " Ми­лой Джуди", потому что так было проще всего, — по­думал он.— Теперь нам придется искать своих мерт­вецов при свете фонарей брючников».

Глава 10

Вижу, ибо верую

Пещера ждала. Мау подумал: «В ней может быть что угодно. В том-то и дело. Мы должны это выяс­нить. Нам нужно знать». Дафна, кажется, не боялась. Мау предупредил ее, что тут могут быть кости, и она ответила, что это очень хорошо, ведь кости не могут никого убить, а раз это она получила послание от Бабушек, то она и должна проследить, чтобы его выполнили, большое спасибо за беспокойство.

Дедушек они нашли там, где далекий дневной свет уже едва брезжил вдали, и Мау начал понимать. Они были не страшные... их было жалко. Кое-кто до сих пор сидел так, как его когда-то посадили, — прижав колени к подбородку, глядя плоскими мертвыми глазами на далекий источник света. Пустые оболочки и раскрошенные кости, и больше ничего. Хорошо присмотревшись, можно было увидеть, что тела не распадались, потому что были обмотаны бумажной лианой.

Действительно очень разностороннее растение, даже после смерти человеку от него есть польза.

Они остановились, когда от дневного света осталась маленькая точка в конце туннеля.

— Сколько же их еще будет? — подумал вслух Атаба.

— Я считаю, — ответил Мау.— Пока сто с чем-то.

— Сто два, — сказала Дафна.

Казалось, Дедушкам нет конца. Они сидели в заты­лок друг другу, как старейшая в мире гребная коман­да, уводящая лодку в вечность. Некоторые все еще дер­жали копья и дубинки, привязанные к рукам.

Исследователи пошли дальше, и свет пропал. Ми­мо них проходили сотни мертвецов. Дафна уже сби­лась со счету. Она все время напоминала себе, что ей совсем не страшно. Ведь ей же было интересно на той лекции по анатомии! Неважно, что всю лекцию она просидела с зажмуренными глазами.

Однако теперь ей приходилось смотреть на сотни и тысячи покойников, и скользящий по ним свет фо­наря Атабы не облегчал дела. Из-за этого света каза­лось, что мертвецы двигаются. Все они были острови­тяне: Дафна видела на древней дубленой коже выцвет­шие татуировки, какие и сейчас носят все мужчины на острове... точнее, все, кроме Мау. Волна на фоне за­ходящего солнца...

— Как давно вы хороните людей в этой пещере? — спросила она.

— Испокон веков, — ответил Мау, убегая вперед.— Здесь есть люди и с других островов тоже!

— Вы не устали, почтенный? — спросила Дафна Атабу, когда они остались одни.

— Нет, девчонка.

— Вы тяжело дышите.

— Это мое дело. Тебя оно совершенно не касается.

— Я просто... побеспокоилась.

Я буду очень признателен, если ты перестанешь беспокоиться, — отрезал Атаба.— Я знаю, к чему ты ведешь. Начинается с ножей и горшков, а потом мы все вдруг оказываемся собственностью брючников, да-да, и приходят ваши жрецы, и наши собственные души нам уже не принадлежат.

— Я ничего подобного не делаю!

— А что будет, когда явится твой отец на большой лодке?

— Не знаю...— ответила Дафна.

Правду сказать она не могла. «Что толку отрицать, у нас действительно есть привычка втыкать флаги где попало. Мы это делаем почти машинально, — думала она, — словно домашнюю работу выполняем».

— Ага, замолчала, — сказал жрец.— Женщины говорят, ты хорошая девочка и приносишь пользу, но брючники отличаются от охотников за черепами толь­ко тем, что охотники за черепами рано или поздно уби­раются восвояси!

— Разве можно так говорить! — горячо возрази­ла Дафна.— Мы не едим людей!

— Есть разные способы пожирать людей, и ты до­статочно умна, да, достаточно умна, чтобы это пони­мать. Иногда люди даже не осознают, что их съели, пока не услышат сытую отрыжку!

— Идите скорей! — крикнул Мау, чей зеленый фо­нарь слабо светился вдалеке.

Дафна побежала, чтобы Атаба не видел ее лица. Да, ее отец — хороший человек, но нельзя отрицать, что нынешний век — век имперских игр. Никто не по­терпит, чтобы маленький островок принадлежал са­мому себе. Что сделает Мау, если кто-нибудь воткнет флаг на его пляже?

А вот и он. Лицо у него было зеленое, и он указы­вал на строй Дедушек.

Подойдя поближе, Дафна увидела белый камень, стоящий у стены коридора. На камне сидел Дедушка. Он сидел как вождь, но в той же позе, что и прочие оби­татели пещеры, — обхватив руками колени. И смотрел он в другую сторону, прочь от устья пещеры, в неве­домое.

Перед ним продолжался строй мертвых воинов, обращенных лицом в сторону... чего? Дневной свет те­перь был у них за спиной.

Мау, блестя глазами, ждал, пока приковыляет Атаба.

— Атаба, ты знаешь, почему они смотрят не в ту сторону? — спросил он.

— Они как будто охраняют нас от чего-то, — от­ветил жрец.

— Здесь? От чего? Здесь ничего нет, кроме тем­ноты.

— А может, есть и еще кое-что, о чем лучше всего забыть? Думаешь, волна никогда не приходила рань­ше? А в последний раз она пришла и не ушла. Вода так и не схлынула. Это был конец света.

— Это всего лишь сказка. Я помню, мать мне ее рас­сказывала, — ответил Мау.— Ее все знают: «Давным-давно, когда все было по-другому и луна тоже была Другая...» Люди испортились, и потому Имо наслал на них огромную волну.

— Там был ковчег? Ну... какая-то большая лод­ка? — спросила Дафна.— Я хочу сказать, как люди вы­жили?

— Кто-то был в море, а кто-то на высоких мес­тах, — сказал Мау.— Так говорится в этой сказке, правда, Атаба?

— Что они сделали плохого? — спросила Дафна.

Атаба прокашлялся.

— В истории говорится, что они хотели стать бо­гами, — сказал он.

Верно, — ответил Мау.— А ты можешь мне ска­зать, что мы сделали такого плохого в этот раз?

Атаба заколебался.

Мау колебаться не стал. Он заговорил быстро и рез­ко, словно пружина разворачивалась:

— Я говорю про своего отца, свою мать, про весь свой народ! Они все погибли! Моей сестре было семь лет! Назови мне причину. Должна быть какая-то при­чина! Почему боги позволили им умереть? Я нашел в ветвях дерева труп младенца. Чем он оскорбил богов?

— Мы ничтожны. Нам не суждено постичь приро­ду богов, — сказал Атаба.

— Нет! Ты этому сам не веришь, я слышу по голо­су! Мне не суждено постичь природу птицы, но я могу наблюдать за ней, слушать, как она поет, и так узнать о ней больше. Разве нельзя то же сделать с богами? Где правила? Какое зло мы совершили? Скажи мне!

— Я не знаю! Ты думаешь, я их не спрашивал? — Слезы покатились по щекам Атабы.— Думаешь, у ме­ня не было семьи? Я не видел свою дочь и ее детей с то­го дня, как пришла волна. Ты слышал, что я сказал? Не все вертится вокруг тебя! Я завидую твоей ярости, демонский мальчишка. Она заполняет тебя! Она пи­тает тебя, дает тебе силу. Но мы, все остальные, слу­шаем, желаем определенности, а находим пустоту. Но в душе мы знаем, что должно быть... что-то, какой-то ответ, какая-то закономерность, порядок, и потому взываем к молчаливым богам — они лучше, чем тьма. Вот и все, мальчишка. У меня нет для тебя ответов.

— Тогда я пойду искать их в темноте, — сказал Мау, поднимая фонарь.— Пойдем дальше с нами, — добавил он уже спокойнее.

В свете фонаря заблестели дорожки слез на ще­ках жреца.

— Нет, — хрипло ответил он.

— Тогда нам придется оставить тебя здесь, — ска­зал Мау.— Среди мертвецов. А я думаю, тебе тут не место. Или иди с нами. Тогда на твоей стороне будут хотя бы призрак и демон. Кроме того, нам может по­надобиться твоя мудрость.

К удивлению Дафны, старик улыбнулся.

— Думаешь, она у меня еще осталась?

— Не сомневаюсь. Так идем? Вряд ли там окажет­ся что-то еще хуже меня.

— У меня вопрос, — быстро вставила Дафна.— Ска­жите, пожалуйста, как часто сюда помещают нового Дедушку?

— Раз или два за полвека, — ответил Атаба.

— Вы уверены? Здесь их тысячи.

— Эта пещера существует испокон веков, и мы то­же, — ответил Мау.

— Хотя бы на этом мы сошлись, — решительно произнес Атаба.

— Но это же очень давно!

— Потому здесь так много Дедушек! — ответил Мау.— Это же очевидно.

— Да, — сказала Дафна.— Действительно, все очень просто, если так посмотреть.

Они тронулись в путь, и она спросила:

— Что это за звук?

Они остановились, и на этот раз все трое услыша­ли за спиной слабое потрескивание и шорох.

— Это мертвые восстают? — спросил Атаба.

— Вы знаете, я надеялась, что такая возможность никому в голову не придет, — ответила Дафна.

Мау прошел несколько шагов назад по пещере, ко­торую наполнял тихий треск. «Мертвые не могут хо­дить, — подумал он.— Это один из признаков, по ко­торому определяют, что человек умер. Поэтому я за­брался сюда, так далеко от синего неба, и мне нужно выяснить: а что же они могут делать? Так в чем же при­чина? И где я раньше слышал этот звук?»

Он прошел чуть дальше по туннелю, туда, где зву­ка уже не было, и подождал. Немного спустя опять послышался треск, и Мау вспомнился солнечный свет в жаркие дни. Там, где он оставил своих спутников, тоже трещало.