Кале зачерпнула пиво раковиной и предложила Дафне, вдохновляюще кивнув. 9 страница

Утром они выстрелили из пушки. Это мероприятие состояло в следующем: сначала его участники поджи­гали очень длинный фитиль, а потом очень быстро убе­гали в противоположном направлении. Грохот был впечатляющий, и большинство зрителей успели под­няться на ноги вовремя, чтобы увидеть брызги от яд­ра, упавшего в воду у противоположного края лагуны.

Но Дафна не разделяла всеобщего ликования. Ко­нечно, и Кокчик говорил, что вся оснастка «Джуди» слишком старая и годится только на свалку, но Дафна заглянула в стволы пушек, и это действительно было душераздирающее зрелище. В четырех пушках были трещины, а внутренность пятой была бугриста, как по­верхность Луны. Человеку, выросшему в уверенности, что при выстреле из пушки ядро должно вылетать из жерла, хватило бы одного взгляда на такое орудие, чтобы отказаться из него стрелять. Дафна пыталась объяснить это Мау, но он не стал слушать, и на лице его появилось уже знакомое ей выражение: «Я знаю, что делаю. Не мешай. Все будет хорошо». А пока что Мило и Пилу у огня загадочно молотили по пустым жестянкам с камбуза «Джуди», расплющивая их влепешку, и отказывались объяснить зачем. Некоторые мужчины и мальчики постарше учились стрелять из пушки. Поскольку пороха было мало и по-настояще­му стрелять они не могли, они ограничивались тем, что засовывали в ствол деревянную гильзу и кричали «Бабах!». Дафна съязвила: она надеется, что предпо­лагаемый противник тренируется кричать «А-а-а-а!».

Ничего не происходило, и это продолжалось до­вольно долго. Они доделали ограду от свиней, и, зна­чит, теперь можно было закончить посадки. Они нача­ли строить новую хижину, но гораздо выше по склону горы. Сажали деревья. Одному из мужчин кабан вспо­рол ногу — это произошло на первой кабаньей охоте со времен волны, — и Дафна зашила ногу, промыв ра­ну «матерью пива». Мау нес еженощную вахту на пля­же, и Безымянная Женщина часто составляла ему ком­панию, но, по крайней мере, она стала доверять лю­дям настолько, что оставляла с ними своего мальчика. И это было хорошо, потому что у нее внезапно по­явился большой интерес к бумажной лиане. Она сре­зала длинные листья по всему острову, а потом бес­конечно плела из них веревку за веревкой. Поэтому теперь Безымянную Женщину называли Женщиной — Бумажной Лианой, потому что так уж работают мыс­ли у людей.

Однажды она с серьезным видом вручила своего ребенка Дафне, и Кале что-то сказала — Дафна не ра­зобрала слов, но все женщины вокруг расхохотались, так что почти наверняка это было что-то вроде: «Пора тебе уже и своим обзавестись!» Люди расслабились.

И тут явились охотники за черепами — утром, ко­гда едва начало светать.

Они явились с барабанами и факелами.

Мау помчался вверх по пляжу, к хижинам, крича: «Охотники за черепами! Охотники за черепами!»

Люди проснулись и побежали, точнее, забегали, на­тыкаясь друг на друга, а снаружи по-прежнему слы­шались звяканье и барабанный бой. Собаки лаяли и путались у людей под ногами. Мужчины по одному и по два поспешили к пушкам на холме, но было уже слишком поздно.

— Вы все покойники, — сказал Мау.

Туман над лагуной начал рассеиваться. Мило и Пи­лу перестали барабанить и грохотать и погребли об­ратно к берегу. Люди глупо и обиженно озирались. Тем не менее на склоне горы один человек во весь го­лос закричал: «Бабах!», явно очень довольный собой.

Чуть позже Мау спросил у Дафны о несчастных случаях.

— Ну, один человек уронил копье себе на ногу, — сказала она.— Одна женщина растянула лодыжку, споткнувшись о собственную собаку. А у мужчины, который был наверху у пушки, рука застряла в стволе.

— Как это он умудрился? — спросил Мау.

— Видишь ли, он засовывал в пушку ядро, а оно выкатилось обратно и прищемило ему пальцы, — объ­яснила Дафна.— Может, ты бы написал письмо лю­доедам, чтобы они не приплывали. Я знаю, что ты не умеешь писать, зато они, наверное, не умеют читать.

— Я должен получше организовать людей, — вздох­нул Мау.

— Нет! — возразила Дафна.— Скажи им, чтобы сами себя организовали. Пусть выставляют часовых. Пусть кто-нибудь всегда дежурит у пушек. Скажи жен­щинам, чтобы заранее разобрались, куда им бежать. Да, и пообещай, что самый быстрый пушечный расчет получит лишнюю порцию пива. Заставь их думать. Ска­жи им, что надо сделать, и пускай сами соображают как. А теперь извини, у меня пиво не готово!

Дафна вернулась в хижину и, обоняя знакомые, уют­ные домашние запахи котла, пива и миссис Бурбур, задумалась о Кокчике. Пережил ли он волну? Если кто ее и должен был пережить, это, конечно же, он.

Дафна много времени проводила на камбузе «Ми­лой Джуди», потому что это была кухня, а на кухнях она чувствовала себя как дома. Еще там было безопас­но. Даже в самый разгар мятежа с Кокчиком все дру­жили, и врагов у него не было. Любой моряк, даже бе­зумец вроде Кокса, знал, что с коком нужно дружить: у кока всегда найдется масса возможностей незаметно сквитаться с обидчиком, а тот обнаружит свою оплош­ность, лишь когда придется среди ночи перегибаться через борт в попытках выблевать собственный желу­док.

И кроме всего прочего, Кокчик был интересным со­беседником. Он, кажется, ходил во все моря на всевоз­можных кораблях; еще он постоянно совершенство­вал собственный гроб, взятый с собою в плавание. Гроб стал частью обстановки камбуза, и на него обычно складывались кастрюли. Кокчик очень удивился, ко­гда Дафна сочла это некоторой странностью.

Возможно, из-за самой важной подробности, свя­занной с гробом: дело в том, что гроб нужен был Кокчику не для смерти. А для жизни, потому что гроб был плавучий. Кокчик даже приделал к нему киль. Он е огромным удовольствием демонстрировал Дафне, как хорошо обустроена внутренность гроба. В гробу был саван на случай, если Кокчик действительно умрет, но до того злосчастного дня саван можно было исполь­зовать как парус; для этой цели в гробу имелась не­большая складная мачта. Внутри гроба была мягкая обивка с многочисленными карманами, содержавши-ми в себе корабельные галеты, сухофрукты, крючки й лески, компас, карты и замечательное устройство для опреснения морской воды. Это был крохотный пла­вучий мир.

— Мне подкинул эту идею один гарпунер. Я встре­тил его, когда работал на китобойных судах, — объ­яснил ей однажды Кокчик, пришивая очередной кар­ман к внутренней обивке гроба.— Вот он был стран­ный, это точно. У него было больше татуировок, чем можно увидеть на Эдинбургском фестивале, а зубы подпиленные и острые, как кинжалы. Каждый раз, нанимаясь на судно, он притаскивал с собой этот гроб — чтоб, значит, если умрет, его похоронили по-христиански, а не просто сбросили за борт зашитым в холстину, вместе с пушечным ядром. Я подумал, что и мне такое не помешает, — основная идея хороша, но нуждается в доработке. Как бы то ни было, с того судна я скоро списался на берег, мы еще мыс не обогнули — у меня завелись черви в кишках, и меня высадили в Вальпараисо. Но нет худа без добра, потому как, я уверен, тот рейс добром не кончился. Я в свое время по-видал чокнутых капитанов, но этот был сумасшедший, как я не знаю что. И поверь мне, если капитан чокну­тый, то и корабль у него чокнутый. Я часто гадаю, что с ними со всеми случилось.

Дафна закончила возиться с «матерью пива» и по­шла вниз по склону, чтобы посмотреть на небольшой, нависающий над пляжем утес из крошащегося камня. Там сидел Мау, и все артиллеристы тоже, а с ними по­чему-то Женщина — Бумажная Лиана.

«От этой пушки никакого толку, — подумала Даф­на.— Он не может этого не понимать. Так что же он затеял?»

Донесся крик «Бабах!», и Дафна вздохнула.

Двое Джентльменов Последней Надежды выбежа­ли на палубу и присоединились к капитану, стоящему у борта.

— Что за срочность? — спросил мистер Блэк.— Мы ведь, кажется, еще довольно далеко от островов Четвертого Воскресенья Великого Поста?

— Впередсмотрящий заметил, что кто-то стрелял на необитаемом острове, — сказал капитан, глядя в подзорную трубу.— Должно быть, какой-нибудь бед­няга потерпел кораблекрушение. Вон там остров. На картах его нет. Технически, мистер Блэк, для смены курса мне нужно ваше разрешение.

— Разумеется, капитан, вы должны, э-э-э, вы долж­ны изменить курс, — сказал мистер Блэк.— Собствен­но говоря, я вижу, что вы это уже сделали.

— Совершенно верно, сэр, — осторожно сказал ка­питан.— На море свои законы.

— Отлично, капитан. Мне следует прислушивать­ся к вашим советам.

Воцарилось молчание, вызванное тем, что никто не заговорил о дочери короля.

— Я уверен, что Роберте привел корабль в порт, сказал капитан, снова старательно разглядывая не­обитаемый остров.

— Очень любезно с вашей стороны так говорить.

— А пока что, — бодро продолжал капитан, — я, похоже, вижу перед собой потерпевшего кораблекру­шение моряка, которому очень повезло. Похоже, кто-то раньше нас открыл этот остров. Я вижу костер и человека, который удит рыбу с...

Капитан запнулся и стал подкручивать подзорную трубу.

— Да, я вынужден признать, что он, по-видимому, сидит в гробу...

На следующий день тревоги не было, а через день ее устроили опять, и Мау сказал, что все прошло хо­рошо. Каждое утро у людей все лучше получалось во­пить «Бабах!». И каждый день Дафна гадала, что же такое на самом деле задумал Мау

Глава 13

Перемирие

Охотники за черепами явились прямо перед рассве­том.

Они пришли с барабанами и факелами. Факелы го­рели в тумане, словно красные солнца.

Уши Мау слышали их шум. Пламя факелов отра­зилось у него в глазах. Потом он очнулся от чего-то, что было не совсем сном, и почувствовал, как вершит­ся будущее.

«Как это у меня получается?» — задумался он. В самый первый день, когда он стоял на часах, охра­няя Народ, у него уже было это воспоминание. Оно летело к нему из будущего. Он часто пользовался фо­кусом с серебряной нитью — воображал будущее у себя в голове, а потом подтягивался к нему, держась за серебряную нить. Но на этот раз будущее дергало его, тянуло к себе, в это место и в это время.

— Явились, — шепнул кто-то рядом. Он увидел Бе­зымянную Женщину. Обычно ее лицо было лишено всяких эмоций, но сейчас смертельно испугало Мау. Оно выражало неприкрытую, жгучую ненависть.

— Звони в колокол, — скомандовал он, и она по­мчалась вверх по пляжу.

Мау пошел обратно, вглядываясь в туман. Этого он не ожидал. Он этого не видел!

Звон колокола «Милой Джуди» раскатился по ла­гуне. Мау помчался по тропе и с облегчением увидел в сырых туманах едва различимые силуэты спешащих людей. Где же солнце? Ему уже давно пора взойти!

— Ва-а-ак! Старый ханжа и врун!

И тут взорвался рассветный хор. Все птицы, лягуш­ки, жабы и насекомые заорали что было мочи. Золо­той свет накатился на остров с востока, проплавляя рваные дыры в тумане. Пейзаж был прекрасен, если не считать черно-красных военных каноэ. Многие из них были настолько велики, что не пролезли в лагуну. Они причалили к острову Малый Народ, и люди тол­пами выскакивали из каноэ на песок.

«И никаких голосов в голове, — подумал Мау.— Никаких покойников. Я один. Нельзя ошибиться...»

К нему подбежал Пилу с тяжелым свертком, замо­танным в листья бумажной лианы.

— Мы держали его сухим. Все будет хорошо.

Мау взглянул наверх, на склон горы. У каждой пуш­ки стоял человек с длинным запалом. Все они с беспо­койством смотрели на него. Все смотрели на него.

Он снова посмотрел вниз, на пляж, и увидел Кок­са, который возвышался среди охотников за черепами.

Мау ожидал увидеть кого-то вроде Фокслипа — тощего, болезненного на вид. Но этот человек был на добрый фут выше и почти таких же габаритов, как Мило. На голове у него была брючниковская шляпа с торчащими из нее перьями. Перья красные — цвет вождя. Значит, он сделал именно то, что предсказыва­ла девочка-призрак: захватил власть. Таков был закон у охотников за черепами: вождем становился самый сильный мужчина. В этом был определенный смысл. Во всяком случае, для сильных мужчин.

Однако охотники за черепами не нападали. Они дер­жались возле лодок; только один из них шагал вверх по пляжу, подняв копье над головой.

В каком-то смысле, в каком-то странном смысле, это было облегчение. Мау не любил держать в голове сразу два плана.

— Он с виду очень молодой, — сказала рядом де­вочка-призрак.

Мау стремительно обернулся. Она действительно здесь и кажется совсем маленькой рядом с Мило. Ми­ло держал дубинку размером со среднее дерево; точ­нее, это и был обтесанный ствол средних размеров де­рева.

— Ты должна была спрятаться в лесу с остальны­ми! — сказал он.

— Да? Может быть. Но я пойду с тобой.

Мау посмотрел на Мило, но поддержки не полу­чил. Со дня рождения Путеводной Звезды девочка-призрак в глазах Мило была безупречна и могла де­лать все, что считает нужным.

— Кроме того, — добавила она, — если они побе­дят, нас всех ждет один конец. Почему они не атакуют?

— Потому что хотят говорить.— Мау показал на приближающегося человека. Тот был очень молод и изо всех сил старался не показывать, что ему страшно.

— Почему?

Юноша воткнул копье в песок и обратился в бегство.

— Может быть, потому, что они видели пушку. Я на это надеялся. Посмотри на них. Они недовольны.

— Им можно доверять?

— Насчет перемирия? Да.

— В самом деле?

— Да. Существуют правила. Пилу и Мило будут говорить. Я — всего лишь мальчишка, у меня нет та­туировок. Со мной охотники за черепами разговари­вать не станут.

— Но ты же вождь!

Он улыбнулся.

— Да, только им не говори.

«Интересно, а в битве при Ватерлоо все было так же?» — задумалась Дафна, пока они шли по пляжу к ожидающей их кучке людей. Это... странно. Это очень... цивилизованно, словно битва — что-то такое, что на­чинается по свистку. Существуют правила — даже здесь. А вот и Кокс. Боже милостивый, даже воздух после него хочется помыть.

Первый помощник Кокс подошел к ним. Он ухмы­лялся, словно встретил давно потерянного друга, ко­торый должен ему деньги. Кокс никогда не хмурился. У него, как у крокодилов и акул, всегда находилась улыбка для людей, особенно беспомощных, отданных на его милость или, во всяком случае, туда, где нахо­дилась бы его милость, если бы у него была хоть капля.

— О, кого я вижу, — сказал он.— Здравствуйте, барышня. Значит, «Джуди» добралась аж сюда? А где же старина Роберте и его праведная команда? На мо­литве?

— Они здесь и вооружены, мистер Кокс, — отве­тила Дафна.

— В самом деле? — бодро спросил Кокс.— Ну то­гда я — царица Савская.

Он указал на склон над пляжем, где явственно вид­нелись пушки.

— Эти пушки с «Джуди», верно?

— Я вам ничего не скажу, мистер Кокс.

— Значит, да. Металлолом, насколько я помню.

Скряга Роберте пожмотился на новые, я-то знаю. Вы­стрели хоть раз, они и лопнут, как колбаса! Хотя мо­их смельчаков-верноподданных они почему-то напу­гали. Да, кстати говоря, я ведь ихний вождь. Видишь мою новую шляпу? Модная, а? Я — король канниба­лов! — Он подался вперед.— Теперь, раз я король, будь со мной почтительна. Обращайся ко мне «ваше вели­чество»!

— Как же вы стали королем, мистер Кокс? — спро­сила Дафна.— Я уверена, что без убийств тут не обо­шлось.

— Только одного пришлось убить, не переживай. Мы как раз получили замечательную новую шлюпку от одних очень любезных голландцев. И только выбро­сили их за борт, эти черножопые друзья подвалили, быстро так, ну и завязалась дискуссия. Я пристрелил одного — он как раз собирался расплющить меня сво­ей кувалдой, здоровый такой черт, сплошная боевая раскраска да перья... А я как раз забрал пистолет у ка­питана-голландца, отличная машинка, я и подумал, что сырная голова обойдется, и забрал у него пушку, прежде чем выбросить его акулам... в общем, я про­делал господину дикарю дополнительное отверстие для вентиляции, у этого пистолета замечательно плав­ный ход и никакой отдачи — все гладко, как поцелуй. И вдруг, фокус-покус — и я оказываюсь ихним коро­лем. И все поплыли к ним на остров, на пиршество по случаю коронации. Не смотри на меня так, я ел рыбу.

Он огляделся.

— Боже милостивый, где мои манеры? Позвольте представить вам моих ребят с острова, который они называют Землей Тысячи Огней! Надеюсь, вы о них слыхали? Таких закоренелых негодяев и в дюжине ча­совен не найдешь!

Он театрально махнул рукой в сторону группы лю­дей — видимо, вождей рангом поменьше, — собрав­шихся вокруг Пилу и Мило, и продолжал:

— Они слегка воняют, что да то да, но это все из-за ихней диеты. Мало растительной пищи. Я им гово­рю: да ешьте вы их прямо в одеже, пуговицы вам на пользу пойдут! Что поделать, не слушают. Почти та­кие же негодяи, как я, а я на такие похвалы не скор. Парни, что вон там стоят, — ихнее дворянство, хоти­те верьте, хотите нет.

Дафна взглянула на представителей указанного дворянства и, к своему ужасу, узнала их. Она знала этих людей. Она жила среди них большую часть своей жизни. Конечно, ее знакомые не были каннибалами в прямом смысле (хотя насчет десятого графа Кростерского ходили всякие слухи, но за званым обедом, как Дафна подслушала с помощью все того же кухонно­го лифта, общественное мнение сошлось на том, что он просто был очень голоден и чрезвычайно близорук).

Эти старики украшали себя костями в носу и рако­винами в ушах, но все равно в них было что-то знако­мое. У них был цветущий, важный вид людей, которые стараются не оказаться на самом верху. Семья Дафны часто принимала у себя очень похожих людей из пра­вительства. За многие годы они узнали, что на самом верху неуютно и небезопасно. На одну ступеньку ни-_же — _Вот место для разумного человека. Можно быть советником короля, обладать значительным влияни­ем, но не напоказ, и тогда тебя будут убивать гораз­до реже. А если правителю втемяшивалось в голову что-то странное и он явно зарывался... можно было принять меры.

Стоявший ближе всех к Дафне «государственный деятель» нервно улыбнулся ей, хотя потом она поня­ла, что он, возможно, был просто голоден. В общем, если убрать длинные волосы, уложенные в затейли­вую прическу с пером наверху, и добавить очки в сереб­ряной оправе, он был как две капли похож на премь­ер-министра ее родной страны или, по крайней мере, на премьер-министра, который провел год под ярким солнцем. Под боевой раскраской на его лице Дафна заметила морщинки.

«Вождь людоедов, — подумала она.— Неприятный чин». Но на поясе у него болтался отполированный череп, на шее — ожерелье из белых ракушек и фаланг человеческих пальцев, и, насколько знала Дафна, у премьер-министра не было большой черной дубинки, усаженной зубами акулы.

Удивительное сходство, не правда ли? — спро­сил Кокс, будто прочитав ее мысли.— А на острове остался еще один — в сумерках сойдет за архиепис­копа Кентерберийского. Подумать только, как много меняют стрижка и костюм с Сэвил-роу!

Он подмигнул — чудовищно, как всегда, — и Даф­на, которая поклялась себе не вступать с ним в дискус­сии, услышала собственный голос:

— Архиепископ Кентерберийский не людоед!

— Он бы с этим не согласился, мисс. Хлеб и вино, милая барышня, хлеб и вино.

Дафна вздрогнула. У Кокса был необыкновенный дар — заглядывать к человеку в голову и оставлять за собой изгаженное пространство. Ей хотелось изви­ниться перед пляжем за то, что Кокс осквернил песок своими ступнями. Но она пригляделась к лицам мор­щинистых стариков, и сердце ее подпрыгнуло. Они сверлили Кокса взглядами. Они его ненавидели! Он привел их сюда, и они оказались под жерлами пушек! Их могут убить, а ведь они всю жизнь положили на то, чтобы их не убили. Ну да, он убил их предыдущего вож­дя, но только потому, что у него оказалась волшебная стреляющая палка. От него разило безумием. Тради­ции — это прекрасно, но иногда приходится вспоми­нать о здравом смысле...

— А вы, мистер Кокс, выучили язык своих новых подданных? — невинно спросила Дафна.

Кокса этот вопрос ужасно удивил.

— Что, я? Да разрази меня гром, если я стану учить ихнюю тарабарщину! Уга-вуга, буга-муга! Это не для меня. Если уж тебе так интересно, я учу их англий­скому. Я их, материных детей, цивилизую, даже если придется перестрелять всех до одного. Кстати насчет уга-вуга, о чем это они там разболтались?

Дафна прислушалась краем уха. Переговоры меж­ду воюющими сторонами проходили как-то странно.

Вражеские воины слушали Пилу, но, когда он отвечал, поглядывали на Мило, словно Пилу сам по себе ниче­го не представлял.

Мау был вообще не у дел. Он стоял за спиной у бра­тьев, опершись на копье, и слушал. Дафна подошла, ожидая, что придется расталкивать толпу, и обнару­жила, что не пришлось: вражеские вожди стремитель­но расступались перед ней.

— Что происходит? — шепнула она.— Они боят­ся пушек?

— Да. Они верят, что надо устроить поединок — один вождь против другого. Если наш вождь побьет их вождя, они уплывут.

— Им можно доверять?

— Да. У них вера такая. Если их бог к ним небла­госклонен, они не сражаются. Но Кокс хочет, чтобы они сразились все разом, и они знают, что должны ему повиноваться. Он хочет устроить побоище. Он ска­зал им, что пушки не сработают.

— А ты думаешь, что сработают, — сказала Дафна.

— Думаю, что одна сработает, — тихо ответил Мау.

— Одна? Одна?!

— Не кричи. Да, одна. Всего одна. Но это неважно, потому что все равно у нас пороху только на один вы­стрел.

Дафна потеряла дар речи. Наконец она выдавила из себя:

— Но ведь было три бочонка!

— Верно. Маленький бочонок из твоей каюты был наполовину пуст. В остальных — пороховой суп. Ту­да попала вода. Вышла вонючая каша.

— Но вы стреляли несколько недель назад!

— В маленьком бочонке хватило пороху на два выстрела. Первый раз мы попытались выстрелить из самой целой пушки. У нас получилось. Ты видела. Но теперь вдоль всей пушки трещина, а это была самая лучшая пушка. Но не бойся, мы ее починили.

Дафна нахмурилась.

— Как можно починить пушку? Никак нельзя! Во всяком случае, не здесь!

— Брючникам, может, и нельзя, а мне можно, — гордо сказал Мау.— Вспомни, ты ведь и свинью подо­ить тоже не умела!

— Ну хорошо, так как же вы починили разорван­ную пушку?

— Нашим традиционным способом, — просиял Мау.— Связали веревкой!

— Вере...

— Ва-а-ак! Кокс — чертово отродье!

Даже Дафна, уже открыв рот, чтобы возразить, повернулась на крик...

Но Кокс опередил всех. Его рука двигалась быст­рее попугая, летящего вдоль пляжа. Кокс одним дви­жением взвел курок, прицелился и выстрелил трижды. Попугай вскрикнул и свалился в заросли бумажной лианы над пляжем. В воздухе повисло несколько пе­рышек.

Кокс поглядел на зрителей, раскланялся и пома­хал рукой, как музыкант, только что сыгравший очень сложный фортепианный концерт. Но охотники за че­репами глянули на него так, словно он маленький маль­чик, который обмочился и похваляется этим.

Дафна все еще пыталась осознать слова Мау про веревку, но поверх этого всплыла мысль: «Три выстре­ла подряд! У голландского капитана был не пистолет, а револьвер!»

— Думаю, пора. Пилу, наверное, уже достаточно заморочил им головы. Переводи, пожалуйста, мои сло­ва на язык брючников.

Она не успела и возразить, как он зашагал по пля­жу. Собравшиеся в кучку не успели опомниться, как он уже растолкал их и стал посреди круга, лицом к охотникам за черепами.

— Кто сказал, что наши пушки не стреляют? — громогласно прокричал он.— Хватит споров! Огонь!

Наверху, на утесе, Безымянная Женщина, или Жен­щина — Бумажная Лиана, которая до этого сидела, послушно скрючившись над зеленой пушкой, под­несла шнур к запалу и, как было велено, очень быст­ро отбежала в сторону. Она постояла за деревом, пока не затих грохот, а потом еще быстрее прибежала об­ратно. Она не обращала внимания на пушку, окутан­ную облаком пара, и смотрела на лагуну.

Ядро упало посреди лагуны, и три лодки перевер­нулись. В воде бултыхались люди. Она улыбнулась и оглянулась на пушку. Без единого слова Безымянная Женщина упросила остальных, чтобы ей разрешили выстрелить. Разве не она собирала бумажные лианы? Разве не она плела из них веревки с рассвета до зака­та, вплетая в них неистощимую ненависть из собст­венного сердца? Разве Мау не видел, как она помогала Пилу заделывать трещины в стволе металлическими пластинами? Разве он не видел, как бережно она об­матывала веревками пушку, слой за слоем, и каждый слой был прочен, как ее жажда мести?

Он видел. И веревки выдержали. Узкие полоски бу­мажной лианы удержали красный гром внутри пушки.

Она вернулась к дереву, взяла своего ребенка из колыбельки, сплетенной из бумажной лианы, поцело­вала его и зарыдала.

— Мы снова будем стрелять, — закричал Пилу, пользуясь всеобщим замешательством.— Мы унич­тожим ваши большие каноэ. Мы бросили вам вызов! Вы должны принять его! Или хотите плыть домой?

Охотники за черепами сгрудились вокруг Кокса, который ругал их последними словами.

— Что вам терять, мистер Кокс? — прокричала Дафна, перекрывая шум.— Неужели вы сомневаетесь в своей победе?

А потом прошипела на островном языке:

— Мы потопим все ваши каноэ! Наши пушки хоро­шо охраняются! — Мау что-то шепнул ей, и она доба­вила: — Мистер Кокс, если вы возьмете в руки оружие в кругу Каханы, они убьют вас. Это против всяких пра­вил!

Раздался гулкий стук. Это Мило колотил себя ку­лаками в грудь.

— Кто со мной сразится? — закричал он.— Кто со мной сразится?

— Ладно! Я буду сражаться! — рявкнул Кокс. Он оттолкнул нескольких прилипал и отряхнул пыль с ру­бахи.

— Видишь, как тяжело быть королем в здешних местах? — пожаловался он Дафне.— Небось, «мед­вежьи шкуры» так не ополчаются на своего короля! Это форменный мятеж!

Он злобно поглядел на Мило.

— Я буду сражаться с этим, здоровенным, — ска­зал он.— В такого легче попасть.

— У тебя ведь был план? — прошипела Дафна, об­ращаясь к Мау.— Ты ведь не дашь ему застрелить Ми­ло насмерть?

— Да, у меня есть план. Нет, он не застрелит Ми­ло. Мы хотели сказать, что Мило — вождь, только ес­ли на поединок выйдет кто-то из охотников за черепа­ми, потому что Мило победил бы. Но я не могу позво­лить, чтобы Кокс его застрелил. Он слишком большой, в него легко по...

Дафна стала наконец понимать, и у нее окамене­ло лицо.

— Это будешь ты, да? Ты собираешься с ним сра­зиться?

Ее оттеснили — это Мило уронил огромную руку на плечо мальчика, отчего Мау поневоле слегка скосо­бочился.

— Слушайте меня! — закричал он охотникам за черепами.— Я не вождь! Мау — вождь! Он побывал в стране Локахи и вернулся оттуда. Он отпустил на во­лю мертвецов. Боги спрятались от него в пещере, но он их нашел, и они раскрыли ему тайну мира! И еще у не­го нет души.

«Японский бог!» — подумала Дафна. Однажды, когда ей было восемь лет, один лакей выругался при ней этими словами, и его за это уволили. До плавания на «Милой Джуди» она считала, что это самое плохое ругательство на свете. Ей и до сих пор так казалось.

Японский бог! Обычно Мило столько не говорит и за целый день! Эти слова словно исходили из уст его брата — они были правдой, замаскированной под ложь, и почему-то отдавались эхом в голове. Кажет­ся, у вражеских воинов они тоже отдавались эхом в голове. Воины изумленно уставились на Мау.

Тяжелая рука опустилась и на плечо Дафны.

— Эй, барышня! Мне придется стрелять в этого сопляка, верно? — спросил Кокс.

Она резко повернулась и сбросила его руку. Но он крепко ухватил ее запястье.

— Я бы могла вас застрелить, Кокс, что бы вы там ни говорили!

Он засмеялся.

— Никак нашей барышне понравилось убивать? — спросил он, приблизив свое лицо вплотную к ее ли­цу.— Только имей в виду, я всегда думал, что отрав­ление не считается. Интересно, он позеленел? А в горле у него булькало? Но ты молодец, вышибла Поулгрейву, мартышке чертовой, два передних зуба... Наде­юсь, он не пытался тебя лапать? Если пытался, я его застрелю. Впрочем, я его и так вчера застрелил, говню­ка такого, извините, что я по-французски...

Дафне удалось выдернуть руку.

— Не смейте меня трогать! И не смейте даже на­мекать, что я похожа на вас! Не смейте...

— Хватит.

Мау не кричал. Громче его слов кричало копье. Оно было направлено в сердце Коксу.

Несколько секунд никто не двигался, а потом Кокс очень медленно, рассчитывая каждое слово, произ­нес:

— Никак это твой миленький? Ах, ах, что скажет наш папочка? Боже, боже! Да ты его еще и разговари­вать научила!

Людоедский двойник премьер-министра встал меж­ду ними, воздев руки, а остальные вдруг начали гро­зить копьями и дубинками.

— Еще нет драться! — сказал премьер-министр Коксу на ломаном английском и обратился к Дафне.

— У мальчика нет души? — спросил он на остров­ном языке.

— Волна забрала его душу, но он сделал себе но­вую, — ответила она.

— Неправда. Никто не может сделать себе душу!

Все равно он обеспокоен, подумала Дафна.

— А он сделал! Он сделал ее снаружи себя. Ты на ней стоишь, — сказала она.— И не пытайся отскочить в сторону. Его душа обнимает весь остров, каждый листок, каждый камень!

— Девочка-призрак, говорят, что ты обладаешь силой.— Мужчина отступил на шаг.— Это правда? Скажи, какого цвета птицы в стране Локахи?

— Там нет цветов. И птиц нет. Рыбы там серебря­ные и быстрые, как мысль.

Слова будто ждали наготове у нее в голове. Боже милостивый, подумала она, я знаю ответ!

— Сколько времени можно находиться в стране Локахи?

— Пока падает капля воды, — ответили губы Даф­ны, не успел он и договорить.