Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным 7 страница

10 Т

ак, в 1909 году было примерно 37 наднациональных правительственных и 176 НПО, в то время как в 1989 году в транснациональном пространстве действо­вало примерно 300 наднациональных правительственных и 4624 НПО. В сере­дине XIX века проходили две или три конференции (съезда), организован­ные и профинансированные наднациональными организациями; в 1998 году состоялось ровно 4000 таких мероприятий. Когда представляешь себе мно­гообразие дискуссий на конференции 1992 года по проблемам земного кли­мата (Рио-де-Жанейро) или на конференции 1995 года по правам женщин (Пекин), то уже один факт созыва этих конференций — а не только их возмож­ные неудачи — свидетельствует о связующей силе сознания риска (см. об этом: Held и . a. 1999).

ГЛАВА ii. КРИТИКА НАЦИОНАЛЬНОГО ВЗГЛЯДА

3. КОММУНИТАРИСТСКИЙ МИФ

Широкое осознание социальной рефлексивности грозящих человече­ству опасностей одновременно устраняет то, что можно назвать комму-нитаристским мифом, т. е. сначала должны быть в наличии обществен­ные связи и только потом в этих национальных или этнических, тер­риториально ограниченных рамках и пространствах станет возможной политическая деятельность. Этот временной и логический приори­тет заданной общности, якобы являющейся единственной формой, в которой возможна сначала общественная и только потом и благо­даря этому политическая деятельность, путает отсутствие связующей силы решений и коллективного действия как такового с политизи­рующим воздействием воспринимаемых опасностей.

Методологический национализм основывается на фиксации не только государственного, но и этнического начала. Национальная социология, опираясь на мнимую заданность и приоритетность общ­ности, которая создает политическую идентичность для политических действий индивидов, приходит к ложному выводу: она отворачивается от задаваемого Дьюи вопроса о том, может ли быть независимой общест­венная открытость (и тем самым политическая деятельность) от пред­варительных эссенциалистских решений. Коммунитаристский миф, таким образом, ведет к параличу мысли, из-за чего не видно главного — как, собственно говоря, создаются общественное транснациональное пространство и политика действенной опеки и обязанностей инди­видов. Если принцип коллективности не вытесняется, то не разруша­ется и политическое действие. Вероятно, возникает новая форма од­новременно индивидуализированной и глобализированной общности риска, которая рождается (при соответствующих условиях в мировом масштабе) из конфронтации модерна с непроизвольно вызванными им самим же последствиями и угрозами.

Ключевое возражение против теории национального подхода и на­ционального государства одновременно вскрывает и монологически-национальный самообман этого метода: история насилия, мифы, кажу­щиеся ценности национальной идеи возникали, пересекая границы, нарушая границы, т. е. они всегда транс национальны, и в конечном счете могут быть реконструированы и поняты только в рамках космо­политического взгляда. Национальная история, если она не удваивает национальное право, есть история транс национальная, кровавая ис­тория империализма, колониализма, порабощения, войн, нападения и защиты, история обществ-преступников, которые видят в себе веч­ных жертв. Только тот, кто отходит от национально-государственной

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

парадигмы, в состоянии понять скрытую транснациональность на­ционального сотворения мифов. Расшифровка национализма и его государственной идеи возможна только в рамках космополитического объяснения сути дела. Только постнациональная и транснациональ­ная смена перспективы может соответствующим образом реконструи­ровать и деконструировать национализм как глобальный принцип на­ведения порядка XIX—хх веков. Образ эгоцентричного, интровертив-ного национализма, который, анализируя его на собственной базе, создает Энтони Смит (1995), — это ложное, отражающее только одну сторону понятие, упускающее из виду имперский интеграл. Нацио­нально-государственный модерн есть экспансионистский проект, эмо­циональная и политическая сила которого вытекает из постоянного нарушения границ — нации, рынка, науки, техники. Энтони Смит со­вершенно не замечает, что кровавую историю и политическую ак­тивность национальных обществ можно понять только с точки зре­ния постнационального столетия, его истории и социологии и что только через такое объяснение национализма можно прийти к глав­ному методологическому проекту космополитического просвещения. Если и возможны немецко-еврейские, немецко-французские, французско-алжирские, британско-индийские, североамериканско-южноамери-канские, польско-русские, японско-китайские и т. д. проекты взаимо­понимания и институционализированные, диалогические форумы воспоминаний, где можно было бы раскрыть, распутать и, может быть, даже устранить травмы и мифы национальной эпохи, то только воз­вращаясь к начальным этапам, когда складывались эти отношения.

Для этого нужна метаточка зрения, в которой национальные точки зрения могли бы сравниваться и меняться местами таким образом, чтобы каждую из них можно было поставить в определенный кон­текст, используя при этом систематическую смену перспектив. Только так будет возможно открыть друг для друга изолированные монологи национальных обществ, в которых постоянно повторяются и закосте­невают стереотипы своего и чужого, а также осознать особость, свое­образие собственной точки зрения.

«Освобожденная из национального контейнера “история” может уже и не быть славной историей. Скептически рассказанная история неожиданно подчеркивает былую несправедливость собственной на­ции. Появляется чувство вины. Космополитическая память означает, наряду с прочим, необходимость признать и включить в свою исто­рию также историю (и историческую память) “других”. Такой угол зрения оттесняет историю уверенной в своей правоте нации на зад­ний план. Героическая история Первого модерна — это история “дея-

ГЛАВА ii. КРИТИКА НАЦИОНАЛЬНОГО ВЗГЛЯДА

тельных” преступников. Напротив, история Второго модерна стано­вится историей “бездеятельных” жертв. Им причиняют или причи­нили зло, и это дает им право на моральное превосходство. В Первом модерне различение между памятью преступников и памятью жертв было важным аспектом взаимного непонимания и служило отграни­чению одних от других. Во Втором модерне осуществляется компро­мисс, основанный на взаимном признании истории другого. Именно этот акт примирения становится главным переживанием памяти. Речь во многих отношениях идет уже не о неправедных деяниях как тако­вых (так как пострадавшие чаще всего уже стали жертвами биологи­ческого времени), а о том, как их потомки обойдутся со своими исто­риями и своей исторической памятью. Иными словами, приобщение другого смягчает различение между памятью виновников и их жертв. Остается только память об общей истории. Не общность судьбы, по­рожденная угодными кому-то мифическими представлениями и слу­жащая продолжению прежнего процесса, а осознанное, доброволь­ное приобщение к страданиям другого создает космополитическую память о прошлом. Таким образом, из коммуникации и взаимозави­симости возникает новая морально-политическая ответственность. И не только это: возникают новые космополитические установки Вто­рого модерна. Космополитическая память как эпистемологическое начало ставит под вопрос так называемый методологический нацио­нализм» [Levy / Sznaider 2001: 236 f.].

Космополитический режим означает в этой связи, что националь­ные монологи о принесенных жертвах, отмечаемых как праздники национальной исторической памяти, заменяются транснациональ­ными формами, диалогами и форумами памяти, которые позволяют прийти к взаимному открытию глубинной сути нации — ее мифотвор­чества. Национальный модерн, ориентированный на фиксацию одно­родности, предельно умалял образующую идентичность силу межна­ционального, межэтнического, межрелигиозного диалога — силу, часто мучительную и парадоксальную, диалогической фантазии. Именно эту силу проверяет и учреждает космополитический взгляд. Это значит, что национальные пункты непроизвольно превращаются в интерна­циональные, в пункты, где должны создаваться условия для встречи и обеспечиваться публичность этого процесса. Необходимы трансна­циональные организации, объединенные общими интересами, и на­ционально-интернациональные всемирные партии или же соответст­вующим образом переориентированные и реорганизованные партии, которые отражали бы и укрепляли пространство транснационального опыта и горизонты транснациональных ценностей. Тесное сближение

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

чужих идентичностей является неисчерпаемым источником креатив­ности и конфликтов. Без испытания способов урегулирования транс­национальных конфликтов в центре национально-государственных, политических и корпоративных организаций может возникнуть уг­роза предстоящей нам фазы появления рефлексов ренационализации или вступления в постполитическую эру высокой технократии.

4. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ КАК ИСТОЧНИК ОШИБОК

Существует пять систематических ошибок методологического нацио­нализма, которые обнаруживает и исправляет Новая критическая теория, на которых она проверяет свой теоретический уровень и до­казывает свою эмпирическую плодотворность.

Во-первых, это самовольное включение в социологическую перспективу наблю­дения и анализа границ, категорий, представлений об общественном уст­ройстве и вариабельности, присущих национальному взгляду. Приведем пример. Если политика и общество отказываются от границ и раз­государствляются, то в результате то, что считалось по отдельности национальным и интернациональным, становится неделимым, а ка­жущаяся однородность, т. е. священное средоточие национально-го­сударственного пространства власти, становится непосредственным полем интервенций со стороны интернациональных, наднациональ­ных и транснациональных акторов, организаций и «кризисных про­исшествий». Больше нельзя делать вид, будто, например, националь­ные неравенства и конфликты поддаются анализу с помощью нацио­нальной методологии, как нельзя исходить из того, будто акторы, темы, бюрократические системы и властные органы внутренней по­литики совпадают с акторами, темами, бюрократическими системами и путями влияния, что молчаливо допускается национальным взгля­дом и методологическим национализмом. Новая критическая теория, напротив, концептуально показывает, что классические границы ме­жду внутренней и внешней политикой размываются и стираются, что отдельные политологические дисциплины, такие как международная политика и национальная наука управления, освобождаются от догм национального взгляда и объединяются и что наука управления должна быть создана заново, под космополитическим углом зрения. Такие, с классической точки зрения, внешние факторы, как глобаль­ные риски, глобальные нормы, наднациональные акторы, условия жизни и нарушения прав человека в Африке и арабском мире, ста-

ГЛАВА ii. КРИТИКА НАЦИОНАЛЬНОГО ВЗГЛЯДА

новятся внутренними вариантами и должны быть поставлены в сис­тематическую взаимосвязь с их отражением в национальной общест­венности, в политике национальных и интернациональных объеди­нений, НПО и т. д., «и при этом должна быть преодолена ориентация исследования международных отношений на государство». Перед ли­цом факта, что «управление во все большей мере происходит в “про­странстве без границ”, постоянно критикуемое, но все еще характе­ризующее эту дисциплину разделение между внутренней и внешней политикой, между наукой управления и международными отноше­ниями можно считать окончательно устаревшим. Речь идет не только о том, чтобы включать национальные факторы объяснения в ана­лиз интернациональных политических процессов или подчеркивать важность интернациональных доминант в национальном политиче­ском процессе, как это не раз делалось в прошедшие годы; а о том, чтобы поставить под вопрос само деление политики на внутреннюю и внешнюю. Требуется понимание того, что такие традиционные по­нятия, как “внутренняя политика” и “внешняя политика” или “обще­ство” и “государство” все меньше годятся для аналитического подхода к вызовам, связанным с глобализацией и “управлением без границ”» [Grande / Risse 2000, 251 f.].

Во-вторых, это ошибки, заблуждения и искажения национального и нацио­нально-государственного центризма. Здесь важно представить себе ка­жущуюся невозможной возможность следующего: то, что в нацио­нальной перспективе предстает распадом и гибелью, с космополити­ческой точки зрения может рассматриваться и анализироваться как вклад в новый порядок. Хотя денационализация экономики подры­вает способность национального государства к самостоятельной по­литико-экономической деятельности, она же может стать важным ша­гом к транснационализации этого государства. Денационализация го­сударства содействует национальной плюрализации общества и тем самым, возможно, космополитизации государства. Точно так же де­национализация права может привести к разнообразным формам транснационализации и космополитизации права и государства.

Мы, разумеется, не утверждаем, что это обязательно произойдет и уж тем более что крах национально-государственного устройства станет причиной установления космополитического режима. Но со­вершенно ясно, что расширение поля зрения и взаимодействие на­циональной и космополитической точек зрения играют в этом про­цессе центральную роль. В незыблемом методологическом национа­лизме процессы и феномены, выходящие за его рамки, обязательно

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

игнорируются или рассматриваются как распад, в то время как в кос­мополитической перспективе, по крайней мере, может и должен ставиться и исследоваться вопрос возникновения нового строя, т. е. не является ли кажущийся крах существенным элементом трансфор­мации. Вполне возможно также, что кажущиеся непоколебимыми ре­зультаты исследований, достигнутые на основе опыта национального государства, нельзя переносить на транснациональное пространство опыта. Благодаря переплетению политики в национальном и транс­национальном пространстве власти могут проявиться противоречи­вые качества и функции, когда в национальном масштабе способность к действиям уменьшается, а в транснациональном — увеличивается (см. об этом с. 332 и сл.).

В-третьих, это неисторичность и абстрактность государства и понятия го­сударства. То новое, что открывает космополитический взгляд и ради чего следует открывать теорию политического действия, заключается в глобализации контингентности [Palonen Karl 1998]; точнее, контин-гентизации национальной политики; более того, понятия государства и политики через посредство экономической, культурной и полити­ческой глобализации. Так называемым побочным последствиям гло­бализации удается извне и в широких масштабах добиться того, чего революционные движения не добивались изнутри и что было немыс­лимо для Макса Вебера, а именно прорвать железный футляр нацио­нально-государственной зависимости и открыть путь к политике. «Это новое изобретение политики не должно ограничиваться националь­ным уровнем и сферой политики социального государства. Примеры глобализации и политизации встречаются также в области защиты прав человека и окружающей среды. В обеих сферах глобализация со­циальных движений гражданского общества и негосударственных ак­торов (нпо) создает предпосылки для проникновения международ­ных норм во внутреннюю политику 11 … Вполне можно допустить, что дни иерархически структурированного национализма сочтены и что, напротив, организация политического господства на основе между­народных взаимосвязей и взаимозависимостей, при которых нацио­нальные государства упраздняются, откроет новые возможности дей­ствия в глобализированной экономике и культуре» [ Grande / Risse 2000, 241, 245]. Это, однако, не означает, что государство перестает играть какую-либо роль, но эта роль государства остается неясной и откры­той для разных государств — конкурентного, неолиберального, неона-

Ср.: Keck / Sikkink 1998; Risse et al., 1999; Beetham 1995. 80

ГЛАВА ii. КРИТИКА НАЦИОНАЛЬНОГО ВЗГЛЯДА

ционального, государства, существующего только как название, гло-кального, космополитического государства и т. д.

В-четвертых, следует проводить четкое различие между национально-госу­дарственной и государственной ориентацией. Новая критическая теория выступает против разгосударствления политического мышления и ищет предпосылки и возможности самостоятельного перехода государ­ства в государство космополитическое. Такая постановка вопроса раз­ными способами подменяется посредством:

- неолиберального подхода, согласно которому государство не отмерло; напротив, оно располагает возможностью внутренней трансфор­мации, но использует ее односторонне — в плане приспособляе­мости к мировому рынку, например, через приватизацию (транс­ферт состояний и контроля за такими сферами общественных услуг, как здравоохранение, транспорт и телекоммуникация в ча­стные руки) или дерегулирование (разрушение национальных границ и линий защиты при движении капиталов и финансовом обмене); эта позиция удивительным образом сближается с точ­кой зрения ее решительных критиков, а именно с точкой зре­ния представителей международной политической экономии. Здесь тоже доминирует примат экономизации: если национальное го­сударство хочет выжить в глобальной рыночной экономике, оно должно превратиться в экономическое государство, конкуренто­способное государство, неолиберальное государство. Чем сильнее национальное народное хозяйство интегрировано в глобальные рынки, тем больше плата за экономическую политику, ориенти­рованную ради достижения полной занятости не на либерализа­цию и дерегулирование, а на экспансионистскую денежную и фис­кальную политику 12;

- подчеркивания governance (управления) в противоположность govern­ment (правительству), а также ставки на глобальное гражданское обще­ство с целью демократизации наднациональной власти и господ­ства и — как deus ex machina — для решения глобальных проблем.

В-пятых, национальная оптика искажает взгляд на ключевой вопрос: ка­ковы основы легитимации, необходимой для трансформации правил игры в эпоху перехода от национального к космополитическому модерну? Или, формулируя вопрос по-другому, какие доводы приведут в свое оправ-

Gill 1995; Strange 1996; Narr / Schubert 1994; Hirsch 1995; Altvater / Mahnkopf 1996; Schirm 1999.

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

дание наднациональная власть и господство? 13 Методологический национализм проецирует свое понимание легитимности на новые, транснациональные уровни формирования власти и ее антагонистов. Отсюда легитимность наднациональной власти есть легитимность, производная от национально-государственного устройства. Наднацио-

Андре Гунтер Франк в своей захватывающей книге «ReOrient: Global Economy in the Asian Age» (самой, кстати, решительной и тщательно аргументирован­ной работе, направленной против воззрений Маркса и Вебера, какая когда-ли­бо попадалась мне в руки) показывает, что отождествление историографии с национальной историографией ведет к сходным ошибкам и заблуждениям, которые можно систематически раскрывать и исправлять только в рамках всемирной историографии. Правда, чтобы избежать недоразумений, следует отметить, что называемое Франком глобальной перспективой, не совпадает с тем, что я называю космополитической перспективой. Она не обязательно должна быть глобальной, а может быть транснациональной, глокальной и т. д. Обосновывая свою глобальную перспективу, Франк указывает на то, что мето­дологический национализм (выражаясь моим языком) запутывается в двух источниках ошибок. Во-первых, он раз за разом делает один и тот же ложный вывод о внутренней причинной зависимости; во-вторых, он сводит варианты исторического развития к «или-или»: эволюция или упадок. «Принципиальная цель в том, чтобы показать, почему нам необходим глобальный взгляд и под­ход, который позволит нам анализировать не только историю мировой эконо­мики, но также отдельные ее регионы и особенно секции, районы и страны внутри глобального целого, частью которого они являются. Говоря конкрет­но, нам необходима глобальная перспектива, чтобы заметить, понять и объяс­нить — одним словом, воспринять — то, что кроется за формулами типа “подъ­ем Запада”, “развитие капитализма”, “гегемония Европы”, “подъем и упадок великих держав” (включая Великобританию, Соединенные Штаты Амери­ки и бывший Советский Союз), “превращение в третий мир Лос-Анджелеса”, “восточно-азиатское чудо”… Ни одно из этих событий или развитий не было обусловлено структурами и действиями, которые можно понять изнутри. Все они были частями или моментами структуры и развития единой мировой эко­номики» (4). Франк ставит созданное Европой представление о себе и о евро­пейской социологии с головы на ноги: «… Это был мир, сотворенный Евро­пой» (3). «Европа забралась на спину Азии, потом встала ей на плечи — вре­менно» (5). В то же время всемирно-исторический анализ Франка показывает, что (опять-таки выражаясь моим языком) различение между методологиче­ским национализмом и космополитизмом является различением между лож­ной и правильной историографией и не относится к нормативным или поли­тическим вопросам.

ГЛАВА ii. КРИТИКА НАЦИОНАЛЬНОГО ВЗГЛЯДА

нальное господство мыслится и легитимируется как национально-го­сударственное господство. Моделью служат теории договора; в соот­ветствии с ними легитимность наднациональной концентрации вла­сти возникает из договоров, заключаемых между предполагаемыми национально-государственными субъектами. Но, таким образом, ме­тодологический национализм игнорирует ключевой вопрос о том, как при переходе от национальной эпохи к космополитической происхо­дит смена легитимационных основ политического действия. Режим миро­вого гражданства не есть возведенный на более высокий уровень на­ционально-государственный режим; во всяком случае, не обязательно становится таковым даже чисто эмпирически. Но отсюда вытекают щекотливые проблемы: какой вид легитимности может потребо­ваться режиму, который, с одной стороны, внутренне меняясь, функ­ционирует под видом узаконенного национально-государственного господства, но с другой стороны, считается не только партикулярно-территориальным (как национальная форма господства), но универ­сально-глобальным образованием? Совместимо ли транснациональ­ное право, опирающееся на космополитический режим, с идеей де­мократии; не ставит ли оно на ее место другие модусы легитимации, например идею самообоснования? 14

Поэтому необходима смена парадигмы, характеризующаяся такими противоречащими национально-государственному статусу понятиями, как интернациональный и космополитический. Как следствие этого раз­личения возникает новый образ мира. Национальный космос рас­пался на четко определяемый внутренний и внешний, в центре ко­торого правит и устанавливает порядок национальное государство. Во внутреннем пространстве опыта воспринимаются и разрабатыва­ются темы труда, политики, культурной идентичности и вытекающие отсюда конфликты в рамках нации, учреждающей коллективное един­ство действий. Внешнее, интернациональное пространство опыта со­ответствует образу мультикультурализма, в котором, отграничиваясь от чужого и снимая эти границы, отражается и утверждает себя на­циональное самосознание. Различение между национальным и ин­тернациональным, следовательно, всегда было чем-то большим, чем просто различение; оно, скорее, действует перманентно, как подтвер­ждающее себя пророчество.

Антитеза космополитического взрывает эти смысловые рамки изнутри. В перспективе методологического космополитизма вдруг становится ясно, что национальное нельзя четко отличить от ин-

Этот вопрос будет рассмотрен в последней главе.

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

тернационального, на этом пути можно отграничить друг от друга однородные образования. Таким образом, источник власти нацио­нального государства размывается изнутри и снаружи, и возникают новая оптика, новая перспективность пространства и времени, но­вые координаты социального и политического аспектов, новый об­раз мира, оправдывающий новое эпохальное понятие — Второй мо­дерн (табл. 3).

Что отличает Второй модерн от постмодерна? Пишущие о постмо­дерне делают упор на устранении границ — благодаря «networks» 15 (Кастеллс), «flows» 16 (Бауман), «scapes» 17 (Аппадураи). Напротив, тео­рия Второго модерна ставит в центр вопрос о том, как перед лицом неопределенности государственного суверенитета возникают другие, специфические для данного контекста, т. е. изменяющиеся, множе­ственные пограничные конструкции? Космополитическая перспек­тива, таким образом, противоречит постмодернистскому устранению границ. Но именно там, где мир лишается границ, где стирается раз­личение между национальным и интернациональным, нужно не в по­следнюю очередь решать вопрос о том, кто должен принимать ре­шение и нести за него ответственность [Beck / Bonss / Lau 2001]. Это разграничение между национальным и транснациональным приня­тием решения и ответственностью за него становится неоднознач­ным. Бывают специальные наделения ответственностью (ad-hoc-Zu-rechnung), произвольные наделения, множественные компетенции и т. д., а также политические инструменты их осуществления. Суще­ственно то, что эта транснациональная метаполитика множественных границ, эта диалектика космополитизации и денационализации стра­тегий не попадает в поле зрения, не расшифровывается и система­тически не изучается ни в национальной, ни в постмодернистской перспективе; это становится возможным только в перспективе кос­мополитической.

Однако парадигматическое противоречие между (интер) нацио­нальностью и космополитизмом служит обоснованием не логической или временнó й исключительности, а отнюдь не мирного сосущество­вания переходного периода, своеобразной одновременности неодно­временного. Его не следует понимать как игру с нулевым балансом — что теряется в национальном масштабе, выигрывается в космополи­тическом, и наоборот.

социальным сетям (англ.).

потокам (англ.).

разветвлениям (англ.).

ГЛАВА ii. КРИТИКА НАЦИОНАЛЬНОГО ВЗГЛЯДА

То же самое относится и к конфликтам между полами, классами, этническими образованиями, лицами традиционной и нетрадицион­ной половой ориентации; хотя эти конфликты зародились в нацио­нальных рамках, в действительности они давно уже вышли за их пре­делы, переплелись и обрели транснациональный характер. Очевидна также космополитизация социальных движений, как и тот факт, что эти движения стали носителями глобального сознания, глобальных ценностей, конфликтов, требований, прав и обязанностей.

Таблица 3. Смена парадигмы социальных наук от Первого ко Второму модерну

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА