Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным 11 страница

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

давая при этом ситуации, выгодные для всех, а не динамику, при которой победители получают все». Однако сила убеждения неолиберального режима зависит от успеха, при неудачах она убывает. По мере того как возникают и воспринимаются мировые кризисы и риски, приводя к глобальным пере­косам и конфликтам, растут шансы противостоящих им космополитиче­ских движений.

Как победное шествие неолиберализма относится к национальному и космополитическому взгляду? Неолиберальный паровой каток вы­зывает противоречия и сопротивление, но в качестве глобальной политики устранения границ, возможно, открывает простор для космополитического века. Наследие неолиберальных противоре­чий не обязательно ведет к ренационализации мира, оно могло бы привести и к самокритичному космополитизму. По каким приметам можно узнать, как далеко простирается власть неолиберального ре­жима, где он кончается и каким образом может быть поставлен под сомнение? Какие индикаторы свидетельствуют о подъеме неолибера­лизма в мировой политике, а какие о его упадке? Неолиберальный ре­жим исключает выбор и манеры поведения, которые не способствуют, а препятствуют связям с глобальными структурами (и рынками, ин­ституциями). Поэтому стратегия экономического национализма — на­ционализация ядерной индустрии, правовое благоприятствование на­циональной экономике, законы о допустимых размерах иностранного капитала — дискредитировала себя. Там, где эта стратегия по-преж­нему в ходу, она стала обязательной для оправдания. Можно сказать, что место само собой разумеющейся исключительности националь­ного взгляда занял дуализм протекционизма и открытости миру. Все попытки (даже таких многонаселенных стран, как Советский Союз или Китай) минимизировать или вовсе обрубить связи с мировой сис­темой обернулись своей противоположностью. Китайская версия со­циалистической рыночной экономики была прежде всего нацелена на открытость и частичное участие Китая в глобальных связях и ин­ститутах. Не исключение, а включение в глобальные потоки капитала, информации и коммуникации, науки, технологии, туризма, а вместе с этим и миграции, преступности стало доминирующей мировой по­литикой. Идеал автаркического государства ушел в прошлое.

Неолиберальный режим принимает решение о включении в ми­ровую экономику или исключении из нее. Его власть покоится на по­тенциальном экономическом и моральном обособлении целых го­сударств и их народов. Не только государства обособляют другие государства. В условиях неолиберального режима не-государства обо-

ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

собляют государства и их население, просто-напросто отказываясь их инвестировать.

Фактическое или предстоящее исключение государств или нацио­нальных обществ связано с различными причинами: подъемом или падением на мировом рынке, поощрением или наказанием перед ми­ровой общественностью. В одном случае они исключаются из круга благоприятных для инвестирования государств, в другом — из круга признанных государств, лишая их материальной базы или признания. Негосударственная власть всемирно-экономических акторов осущест­вляется не умышленно, она, говоря юридическим языком, непредна­меренна.

Значимость и сила сцепления неолиберального режима не в по­следнюю очередь связана с тем, что его нормы учреждаются в глобаль­ном масштабе, т. е. включают национальные государства в качестве исполнительных органов. Международный валютный фонд создал систему наблюдения, в которой применяются нормы «хорошего» по­ведения на национальном и муниципальном уровне. Неолиберальный режим предусматривает обязательные глобальные решения, направ­ленные против сопротивления отдельных государств. В соответст­вии с этим пропагандируется и используется универсальный принцип policy mix 11. Политические реформы должны быть ориентированы на достижение экономических целей — низкой инфляции, уравнове­шенного бюджета, устранения препятствий для торговли и контроля за валютой, максимальной свободы для капитала, минимального ре­гулирования рынка труда и создания гибкого, легко приспосабливаю­щегося к обстоятельствам социального государства, побуждающего граждан к труду. Вот цели реформы, проводимой неолиберальным ре­жимом. Таким образом, экономическое господство может оставаться вне политики, так как приспособляемость к международной эконо­мике, прежде всего к глобальным финансовым рынкам, стала компа­сом правящей национальной политики.

Лакмусовая бумажка растущего господства неолиберализма — то, насколько сигналы-рекомендации глобальных рынков становятся рациональным масштабом политических решений и реформ. В той мере, в какой это удается, неолиберальный режим сливается с обще­ственным благом.

В политологии существует различие между партией и идеологией. Партии как организационные единства политического волеизъявле­ния могут находиться в противостоящих друг другу лагерях, например

сочетания политических мер (англ.).

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

в правительстве и оппозиции, в то время как идеология, политиче­ский прагматизм в настоящее время поверх всех партий и националь­ных границ унифицируются больше, чем это утверждается, например, в тезисе о социал-демократическом веке (Дарендорф). Точно таким же образом поверх всех границ, разделяющих партии и народы, добива­ется своих целей неолиберальный режим как единая всемирная идео­логия. Неолиберализм правит не только на уровне менеджмента ми­ровых концернов и в глобальных экономических организациях, вроде Международного валютного фонда и Международного банка рекон­струкции и развития. Он действует и доминирует также внутри на­циональных партий, парламентов и правительств. Это проявляется хотя бы в том, что межпартийные противоречия повсеместно слиты с ключевыми вопросами экономики, рынка труда, образования, с по­литикой социального государства. В этом смысле самые разные пар­тии лишились собственной программной сути и за привычными вы­весками-названиями превратились в ответвления одной политиче­ской идеологии — идеологии неолиберализма.

Во-первых, всемирно-экономическая программа неолиберализма размывает изнутри национальные особенности и границы и ускоряет реформы, направленные на национальную открытость глобальным взаимозависимостям.

Во-вторых, программа экономической глобальности претворяется в жизнь в тех сферах, где партии соперничают друг с другом, и направ­лена против приоритетов национальной политики.

И наконец, в-третьих, неолиберализм — это транснациональная идеология в том смысле, что глобальные интересы рынка осущест­вляются во взаимодействии национальных партий как во внутрина­циональном, так и в транснациональном масштабе.

Существует феномен враждующих близнецов — правящих неоли­беральных социал-демократов и оппонирующих им неолиберальных консерваторов в Великобритании, США, Германии, Франции, Японии, Южной Корее, Аргентине, Бразилии т. д. Все они борются, взаимо­действуя друг с другом в различных всемирно-экономических нишах, за утверждение неолиберального режима в национальном и трансна­циональном пространстве.

Сила соблазна неолиберализма заключается в двойном импульсе: во-первых, в обещании наградить за открытость миру богатством; во-вторых, укрепить транснациональные институты и организа­ции, т. е. установить транснациональный миропорядок глобальной эпохи. В то же время политика обретает негативный признак: под флагом безальтернативной модернизации мирового рынка она в конечном

ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

счете занимается самораскруткой. Поэтому можно говорить о западне неолиберального толкования политики.

Таким образом, мы переживаем не «конец политики», а скорее на­чало новой мировой экономической политики: неолиберальный ре­жим осуществляется как глобальная политика реформ [Sklair 2000]. Он борется за мир без границ — не для труда, а для капитала. Варианты нео­либерального будущего подвергаются резкой критике. Один из аргу­ментов гласит: имеются веские причины сомневаться в том, что неоли­беральный режим вообще в состоянии воспроизводить себя. Главные индикаторы и двигатели нестабильности следующие [Pieterse 2000]:

- финансовая нестабильность, форсируемая экономическим общест­вом риска; об этом говорит серия финансовых кризисов в районах, открытых для мирового рынка;

- безработица, неполная занятость, автоматизация и новые формы роста безработицы; сюда же относится и впечатление, что про­странство деятельности государств сжалось до дилеммы: оплачи­вать растущую нищету высокой безработицей (как в большинстве европейских стран) или же согласиться с кричащей нищетой при немного меньшей безработице (как в сша);

- соответственно растет неравенство и нищета внутри обществ и ме­жду обществами, что в свою очередь порождает многообразные со­циальные и политические конфликты, проблемы и риски;

- растет список грозящих глобальных катастроф окружающей среды и технологических рисков: климатическая катастрофа надвигается быстрее, чем ожидалось (как сообщает экспертная группа по за­щите климата при ООН). Существует угроза наводнений и засух, войн и сокращения водных ресурсов и т. д.;

- налоговые поступления концернов сокращаются тем сильнее, чем мобильнее становятся эти концерны; соответственно возрастают и трудности территориально связанных правительств осуществ­лять свое право налогообложения по отношению к транснацио­нальным хозяйственным акторам;

- соответственно возрастают трудности национального и глобаль­ного финансирования общественного благосостояния;

- повсеместно проявляются противоречия между свободой и капита­лизмом, демократией и рынком [Beck / Willms 2000]. Триединство дерегулирования, либерализации и приватизации

не ведет к исполнению опровергающих самих себя пророчеств о нео­либеральном будущем, ибо здесь дает о себе знать основное проти­воречие: минимум нормирования и регулирования в мировом мас­штабе служит собственным интересам как мировой экономики, так

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

и государств и их политических партий. Без налогообложения нет ин­фраструктуры, без налогообложения нет подготовки специалистов, нет оплачиваемого здравоохранения. Без налогообложения нет функ­ционирующей общественности. Без общественности нет легитимно­сти. Без легитимности нет безопасности. И чтобы замкнуть круг — без публичных дискуссий и форм регулируемого, т. е. признанного, а не насильственного разрешения конфликтов как в национальном, так и в глобальном масштабе, в конечном счете не будет и мировой экономики — в каком бы то ни было виде.

Космополитический режим может научиться у неолиберального тому, что успешное регулирование должно опираться на глобальные обязательства; всего остального будет недостаточно. Чтобы утвер­диться в глобальном масштабе, регулирование должно быть прием­лемым, несмотря на конфликтную линию, разделяющую Север и Юг. Такой режим должен иметь в виду глобальную перспективу развития и тем самым взять на себя поддержку интересов и особого положе­ния малых и слабых государств, находящихся на периферии мировой экономики.

5. Диалектика глобальных и локальных вопросов, или кризис легитимации национально-государственной политики

Существует диалектика глобальных и локальных вопросов, которые выпа­дают сквозь сетку национальной политики. По мере того как в повседневной жизни человека подобные вопросы становятся все актуальнее, но в нацио­нальном масштабе решаются недостаточно или не решаются вовсе, обост­ряется легитимационный кризис национально-государственной политики.

«Глобальные трансформации» [Held u. a. 1999] в этой области следует понимать как революционное развитие в двояком смысле — как смену научной и политической парадигм. Но именно этот диагноз вызы­вает ожесточенные споры. Вообще глобализация часто понимается как глобальное переплетение и взаимосвязанность, т. е. как процесс, в котором для глобального охвата должны создаваться или увеличи­ваться только технические предпосылки. «Механизмы всеобщего пе­реплетения и взаимосвязанности сами по себе не так уж и новы, как считают некоторые “глобализаторы”, суть необходимые, но недоста­точные условия глобальной трансформации в полном смысле слова, — возражает Мартин Шоу — Глобализация — это или осознанный про­цесс, или ее нет вовсе. Ключ к ней — охватывающее весь мир осоз-

ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

нание человечеством глобальности не как абстрактного морального или интеллектуального вопроса, а как проблемы, глубоко укоренен­ной в социальной борьбе и связанной с социальным развитием, как демократическое развитие, которое обычно рассматривается изоли­рованно. В этом смысле действительно можно наблюдать диффуз­ную, неодновременную и незаконченную глобальную революцию, как и многочисленные проявления антиглобалистической контрреволю­ции» [Shaw M. 2000, 230].

В этой связи можно уточнить теорию метавласти. Она исходит не из того, что глобализация сама по себе насаждает всеобщее осоз­нание глобальности. Скорее, глобальность следует истолковывать как конфликт метавласти, связанный с определением глобальности. Стра­тегии капитала, государственные стратегии и стратегии адвокатских движений открывают не только конфликтное пространство, в кото­ром пограничные конструкции национально-государственной поли­тики становятся объектом торговли. Они, таким образом, порождают глобальность как систему отношений, в том числе как self-fulfi lling prophecy 12.

С этим связаны три последствия. Во-первых, глобальность нельзя рассматривать как глобальную общность судьбы. Во-вторых, глобаль­ность (в смысле теории метавласти) следует понимать как производ­ство глобальных конфликтов и тем самым как фабрику глобальной реф­лективности. В-третьих, это значит, что теория метавласти не пре­тендует ни на определение направления, ни на результат глобального развития; тем более она не подчиняет космополитизации существова­ние всемирно-исторического субъекта. Скорее, она дает и выдвигает во главу угла теоретические и эмпирические ответы на глобальные проблемы. В то же время теория метавласти указывает на собствен­ную динамику глобальных процессов, которые производят минималь­ный политически действенный, нормативный горизонт ожидания ре­зультатов транснационального управления. Главные проблемы, вол­нующие людей, — это мировые проблемы не только в том смысле, что они по своему происхождению и последствиям вырастают из нацио­нальной политической схемы, но и потому, что повсюду — в данном селении, в данном городе — поднимают бытовые вопросы, например продовольственного снабжения, строительства, инвестиций. Эта но­вая транснациональность повседневных и политических проблем рас­тет вместе с победным шествием неолиберальной политики. За по­следние годы либерализированы зависевшие от государственного

12 сбывающееся пророчество (англ.).

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

управления отрасли; главный пример — телекоммуникации, другие примеры — энергетика, продовольствие и финансы. Освобожденная благодаря этому мировая конкуренция привела к конфликтам между национальными нормативными инстанциями. Эта проблема тем вре­менем стала глобальной из-за свободного обращения товаров. Но это только начало. Уже сегодня вырисовываются новые источники кон­фликтов — глобальное нормирование окружающей среды, финансов, рынка труда, т. е. договоренности по пространствам деятельности, где регулирование еще важнее и труднее, так как это связано с высокой политической чувствительностью.

Здесь проявляется обратная сторона неолиберальной политики. Первая волна национального де-регулирования порождает вторую волну транснационального ре-регулирования. Тем самым обесценива­ется то, что в 80-х годах хх века поднималось на щит, — государство и по­литика. Требуется прямая противоположность неолиберальной декон­струкции — сильные государства, необходимые для продвижения внутри них и за их пределами транснационального рыночного регулирования. Уже сейчас внутри Севера (например, между США и Евросоюзом) про­тиворечия, связанные с качеством и безопасностью продовольствен­ных товаров, почти необозримы. Но подобные трудности становятся все значительнее вместе с ростом противоречий в культуре, сфере до­ходов и системных политических условий сопричастных государств. В то же время ясно, что пока приходится выторговывать, находить, вы­думывать такие договоренности, глобализация остается постоянно дей­ствующим источником конфликтов не только в политике и экономике, но и в повседневной жизни людей. Это ускоряет работу названного ме­ханизма: глобальные проблемы вспыхивают, как молнии, в повседнев­ной жизни людей и приводят к смене приоритетов, но в национальном масштабе не решаются совсем или решаются в недостаточной мере.

В этой связи встают следующие вопросы:

Кто, собственно, уполномочен и имеет право принимать решения и создавать институты, которые в состоянии регулировать междуна­родные финансовые потоки?

Какой вид консенсуса необходим и кто должен привлекаться к уча­стию, чтобы соответствующим образом встретить катастрофическое изменение мирового климата?

Можно ли в частной сфере с ее заданной невменяемостью решать вопросы борьбы со спидом (или с непринятием мер), когда речь идет о жизни миллионов людей?

Какой тип политического актора или политической организации был бы идеальным, на каком уровне и с каким мандатом?

ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

Как связаны друг с другом глобальные, транснациональные, на­циональные и локальные полномочия для принятия решений и как они обособляются друг от друга?

Кто через головы национальных государств принимает обязатель­ные для них решения, устанавливает нормы и способы регулирова­ния, словно имея на это право?

Растет понимание того, что необходимы новые глобальные ин­ституты, способные заниматься вопросами глобального разрушения окружающей среды, контроля за вооружением, финансовыми про­блемами, миграционными потоками, бедностью и справедливостью, соблюдением прав человека. При этом каждое мероприятие или каж­дый институт должны учитывать, что мировые проблемы имеют ре­гиональную, т. е. национальную, и локальную стороны. Кто должен контролировать этих акторов? Кому они подотчетны? только нацио­нальным государствам? каким парламентам? какой общественности? Организации Объединенных Наций? НПО?

Возьмем для примера сообщение ООН о том, что климатическая ка­тастрофа надвигается быстрее и будет сокрушительнее, чем предпо­лагалось ранее. Вероятно, первой реакцией на это сообщение будет враждебное отношение к данному прогнозу; возможно, голос Кассан­дры —ООН будет тем громче, чем сильнее окажется общественное дав­ление ее критиков. Разве тепличного эффекта не было еще в Средние века? Но эта попытка уйти от проблемы пресекается. «Вывод отчета ООН ясен и одобрен больше чем сотней государств», — заявляет Роберт Уотсон, президент группы ООН по защите климата. Нам грозят навод­нения и засухи (сошлемся только на два последствия), которые будут иметь неожиданные и непредсказуемые синергетические эффекты.

Научно обоснованное заключение о том, что будущее человечества находится под угрозой, обращено не только к правительствам, к ме­неджерам соответствующих промышленных предприятий, но и к лю­дям земли. От всех требуется немедленно и кардинально изменить свое поведение. Мировые проблемы суть научно сформулированные моральные максимы с космополитической целью. Выдвигаются аргументы и ведутся споры об озоновой дыре, климатической катастрофе, ко­ровьем бешенстве и т. д. на языке науки. Но смысл ясен: мы должны действовать!

Собака зарыта в этом «мы». Кто это — мы? государства? международ­ные организации? Европа, США, третий мир? автомобильная промыш­ленность? ученые? потребители? средства массовой информации?

Речь идет о правовых вопросах? о вопросах передвижения людей? о расширении строительства автомобильных дорог? о конкурентной

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

стратегии производителей катализаторов на европейских рынках? об азиатском сельском хозяйстве? о возможных войнах? о дефиците питьевой воды в отдельных районах Африки и Южной Америки?

Будут затоплены морем Нидерланды и Бангладеш или речь идет о вместимости гостиниц баварской индустрии отдыха?

Проблема проблем вот в чем: речь идет обо всем этом понемногу поэтому никто не может с уверенностью сказать, что в действитель­ности имеется в виду. Во всяком случае, не вызывая возражений со стороны других промышленных отраслей, соседних государств, по­граничных научных дисциплин или стран третьего мира.

«Мы» этой неразрешаемой проблемы не способно действовать, его просто не существует. Эту дилемму выдвигают такие мировые про­блемы, как грозящая климатическая катастрофа. Не существует ни гло­бального консенсуса, ни действенных глобальных институтов. Поэтому обостряется чувство настоятельной потребности в действии без шан­сов на успех.

В Европе уже появляется политика, которая собирается всерьез за­няться такими транснациональными проблемами, как климатическая катастрофа, отказ от ядерной энергетики, правовое регулирование генетики человека, а также иммиграцией, правами человека и дру­гими сложными вопросами. Все эти вопросы являются чрезвычайно актуальными и одновременно не разрешимыми в национальном мас­штабе. Они побуждают к квантовому переходу политики, а именно к отказу от национальной автономии ради создания космополитиче­ского суверенитета для решения национальных проблем. Но против этого легко организовать успешное национальное сопротивление. Если эта транснациональная открытость национальной политики не состоится, то доверие к действенности национально-государствен­ной политики будет надолго поставлено под сомнение.

6. Западня национальности

В глобальную эпоху государства попадают в «западню национальности». Если они придерживаются постулата о суверенитете национальной поли­тики, то усиливается конкурентная борьба между государствами за инве­стиции и привязанность государства к одной национальности становится препятствием для транснационального развития политики.

Резюмируя предыдущую аргументацию, можно вывести централь­ный парадокс неолиберального понимания политики и модели го­сударства. С одной стороны, эта модель ориентирована на минима-

ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

листское государство, задачи и автономия которого должны быть приспособлены к продвижению и закреплению норм мировой эко­номики. Соответствующее мировому рынку государство должно быть легко заменяемым и взаимозаменяемым, чтобы конкурировать с воз­можно большим числом таких же государств и прочувствовать на ин­ституциональном уровне неолиберальный режим мирового рынка. С другой стороны, осуществить дерегулирование рынка и приватиза­цию социальных достижений не может слабое государство. Требуется именно сильное государство, так как соответствующий всемирно-эко­номическому устройству правовой режим в свою очередь должен быть санкционирован государством и проведен в жизнь вопреки сопротив­лению общества. Важно также модернизировать институты контроля и подавления, например устранить пограничный контроль и быть го­товым к терроризму — этому оружию слабых. Но в первую очередь го­сударство должно отдавать себе полный отчет в том, что мобильность капитала ни в коем случае не должна совпадать со сравнимой мобиль­ностью труда.

Отсюда следует второй парадокс: глобализация осуществляется вместе с подчеркиванием важности и усилением границ, с усилением погранич­ного контроля. Правда, эти новые границы функционируют не так, как прежние. Они напоминают швейцарский сыр, так как в них сис­тематически встраиваются дыры и ненадежные места, ведь в то же время они должны обеспечивать поток информации, капитала и лю­дей (туристов) (см. стр. 26 и сл. наст. изд.). Политическая власть и ав­тономия правительств ни в коем случае не должны урезываться. Го­сударства должны быть поставлены в такое положение, чтобы они могли побуждать свои общества к принятию транснациональных пра­вил господства. Более того, государства должны готовить post-hoc-ле-гитимацию для принятия совершенно недемократических решений, чтобы в конечном счете лишить власти национальную политику и пре­доставить мировой экономике узаконенную свободу действий. Чтобы достичь цели неолиберальной реструктуризации мира, власть госу­дарств пришлось бы одновременно ослаблять и усиливать.

Эта парадоксальность может оставаться не выявленной в ситуа­циях, когда те и другие — государства и всемирно-экономические ак­торы — в ситуациях погони за выгодой выигрывают от перераспреде­ления власти. Но в кризисные времена она вполне может стать источ­ником конфликтов. Серьезные протекционистские реакции в ответ на постнациональную опасность терроризма или наметившуюся все­мирно-экономическую рецессию могут не только радикально деста­билизировать отношения между государствами и всемирно-эконо-

УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

мическими организациями, но и нанести вред кооперации между ве­дущими всемирно-экономическими государствами. Что произойдет, если воинствующие движения начнут раздувать и использовать анти­глобалистский рессентимент и угрожать сотрудникам и учреждениям тех или иных попавших под обстрел глобальных концернов? К кому тогда станут обращаться их руководители с просьбой о защите? Нач­нут создавать свою собственную вооруженную полицию концернов или предпочтут просто потерять свои инвестиции?

Почему так трудно государства используют эти противоречия нео­либеральной политики для оживления и обновления политики де­мо кратической? Мобильные, действующие в масштабе всего мира экономические предприятия в состоянии науськивать отдельные го­сударства друг на друга и тем самым ослаблять их. Разрушать их транс­легальное господство тем проще, чем сильнее в мыслях и поступках людей и правительств представлена национальная оптика. Методо­логический национализм в повседневной жизни, политике и науке укрепляет и усиливает транснациональное могущество концернов. Разжигание национальной розни, эгоизма и конкуренции раскалы­вает государственную систему, мешает обнаружить, разрушить и влить в институциональные формы огромную силу государственной коопе­рации. Это позволяет всемирно-экономическим акторам, действую­щим по принципу «разделяй и властвуй», натравливать друг на друга отдельные национальные государства. Тем самым национальная ориен­тация политики ведет к ее самоизоляции.

Этой игре в кошки-мышки между экономикой и национальным государством, в принципе, можно противопоставить только одно — чтобы государства подражали не привязанным к определенному месту предприятиям и распространяли свою деятельность за пределы на­циональных границ. Это может происходить или по-старому, импе­риалистически-милитаристским путем, или же в форме межгосударст­венной кооперации (федерации). Такие объединения государств осно­вываются на взаимном понимании, что обязательные для исполнения международные договоры и режимы помогают избежать вредного для обеих сторон повышения и понижения цен. Транснациональная коо­перативная стратегия, таким образом, увеличивает конкуренцию ме­жду всемирно-экономическими акторами и уменьшает конкуренцию между отдельными государствами.

Чтобы выяснить, в какой мере государственная стратегия может противодействовать власти и стратегии капитала, целесообразно про­вести водораздел между потенциальной и наличной властью. Наличная власть государств ослаблена самоизоляцией под воздействием неоли-

ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

берализма и национализма. Напротив, потенциальная государствен­ная власть вытекает из суммы стратегий, которые открываются для государств и правительств в том случае, когда они прорывают двой­ную блокаду (самоизоляцию) и осваивают новый потенциал трансна­циональной власти и налогообложения. По мере освоения и исполь­зования концепций и путей освобождения государства и политики от стесняющих их границ можно будет находить ответы на возникаю­щие глобально-экономические вопросы новой географии.

Но что значит «освобождение государства от границ»? Когда го­сударства заключают соответствующие международному праву согла­шения или (как в Евросоюзе) объединяются в транснациональные ассоциации с единой исполнительной властью, тогда каждое прави­тельство действует в транснациональном пространстве, так как поя­вившиеся обязательства требуют от всех участников новых форм от­ветственности. В связи с этим возникают основанные на кооперации между государствами транснациональные образования, пространства кооперативного суверенитета, которые в состоянии посредством вы­работки новых типовых условий разбираться с появляющимися ми­ровыми проблемами и с действующими в глобальном масштабе кон­цернами [Zü rn / Walter / Dreher / Beisheim 2000]. Однако за эту стратегию приходится платить.

Завоевание новых пространств деятельности и господства, т. е. расширение политического суверенитета и управления, оплачива­ется активной самоденационализацией, ограничением национальной автономии. В условиях всемирно-экономической глобализации госу­дарства попадают в западню национальности. Если они держатся за по­тенциал независимости национально-государственной политики, по­вышаются конкурентная борьба государств за инвестиции и опасность образования монополий на мировом рынке, что опять-таки ослабляет власть национальных акторов. Напротив: если они благодаря объе­динению уменьшают конкуренцию между собой, чтобы таким обра­зом укрепить свои позиции по отношению к мировой экономике, им поневоле приходится подчеркивать относительность своей автоно­мии. Национальная запрограммированность и ограниченность госу­дарства становится препятствием для транснационального развития политики и государства в эпоху экономической глобализации.