Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным 14 страница






отдельные вопросы (англ.). не на моем дворе (англ.).


ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

На действенность этой субструктуры определения риска указывает целая серия вопросов.

Кто и что должен доказывать?

Кто, следовательно, несет бремя доказывания в чрезвычайной си­туации?

Что можно считать свидетельством причинной связи, а что доказа­тельством в условиях познавательной неуверенности?

Что следует считать нормой вменяемости?

Кто несет за это ответственность?

На чьи плечи ложатся расходы?

По мере того как в поле зрения попадают эти познавательные ос­новы отношений определения, углубляется понимание взаимосвязи между риском и властью, а также появляется исходная позиция для того, чтобы посредством изменения отношений определения (напри­мер, посредством нового распределения бремени доказывания или правил ответственности за производимый продукт) воздействовать на политическую динамику конфликтов риска. Изменение отноше­ний определения может не только улучшить шансы протестных дви­жений, но и заставить глобальные предприятия брать на себя ответ­ственность за порождаемые ими еще неизвестные последствия.

12. ЕВРОПЕЙСКИЕ И ВНЕЕВРОПЕЙСКИЕ КОНСТЕЛЛЯЦИИ

Разумеется, споры о Втором модерне напоминают об одном настоящем недо­разумении. Во-первых, они вводят сомнительную эволюционную периодиза­цию, согласно которой резко подходит к концу одна эпоха и начинается дру­гая, в которой все старые связи в определенный момент навсегда исчезают, одновременно уступая место совершенно новым отношениям.

Во-вторых, это эволюционное недоразумение напрямую связано с еще од­ним, которое имплицитно выводит из первого то, что констелляция Вто­рого модерна в одинаковой мере касается всех частей света, регионов и куль­тур с их отличной друг от друга историей.

То и другое нельзя считать само собой разумеющимся. Если это различе­ние вообще имеет смысл, то только как эвристика, поднимающая вопрос о новых категориях и теоретических направлениях развития общественных наук и в то же время позволяющая им систематически различать противо­стоящие друг другу, но связанные противоречивыми отношениями констел­ляции Второго модерна.

Но и старые понятия первого, второго и третьего мира становятся зомбироваными. Это прежде всего означает, что перспектива глобально­сти, а именно опыт саморазрушения цивилизации и конечности планеты,


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

уничтожающий сосуществование многих народов и государств и создающий замкнутое пространство деятельности интерсубъективно связанных ме­жду собой значений, становится исходной точкой для всех. Однако в этой перспективе глобальности возникли исторически обусловленные крайние си­туации, которые в ответ на вызовы глобальности продолжают все дальше отдаляться друг от друга. Даже если африканец в зоне Сахары живет в но­вых космополитических условиях и сохранившиеся условия жизни кажутся ему не драматически разрушенными, а скорее предоставляющими новые ма­ленькие возможности, вероятность того, что он умрет в отеле Риц, снизи­лась невообразимо.

Африканская ситуация — об этом говорит космополитическая перспек­тива — не предшествует модерну и не лежит вне его; она скорее впле­тена в европейские, азиатские, южноамериканские и североамери­канские конфликты модернизации: entangled modernity 21 (Рандериа). Говоря о европейской констелляции Второго модерна, следует начи­нать, например, с Африки. Ибо историческая судьба Африки, разру­шения, учиненные колониализмом и империализмом, — это, как учат теории постколониализма, вытесненная оборотная сторона европей­ской национально-государственной истории Первого модерна.

И как судьба Африки неразрывно связана с Первым европей­ским модерном (даже если это и отрицается забывшей историю са­модовольной европейской автаркией), так и космополитическая кон­стелляция Второго модерна обретает для Африки совершенно иной смысл — смысл Второго модерна без Первого, ибо ключевые европей­ские институты национально-государственной констелляции (госу­дарство, право, наука, демократия, социальное государство с полной занятостью, национальное единство) представлены здесь только как опровергающая самое себя мечта об африканском модерне без евро­пейского империализма. И все же не может быть сомнения в том, что в ситуации метавласти с преобладанием признаков мировой эконо­мики Африка тоже должна будет найти и обрести свой голос.

«Хотя колониальное господство прервало в Африке процесс об­разования государств, африканские общества по своей сути всегда были многонациональными. Доколониальные нации, придавшие этой многонациональной системе ее идентичность, существуют до­ныне, пусть и в разобщенном, нередко распределенном по многим государствам виде. Однако эта ситуация не обязательно является пре­пятствием для восстановления общественных взаимосвязей. Напро-

запутанная современность (англ.).


ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

тив: кризис западного национального государства делает возможным то, что, вероятно, станет решающим для африканской ситуации, — от­деление от государства (которое остается навязанным подарком ко­лониализма) и восстановление рассеянного по разным территориям африканского национального многообразия, которое все еще присут­ствует в памяти людей. Реабилитация этих “наций” будет способст­вовать не только окончанию кризиса сознания и конфликтов иден­тификации, сотрясающих Африку, но и воспрепятствует в будущем политическим глумлениям посредством отрицания национальной принадлежности…» [Tshiyembe 2000, 14].

В период между началом хх и началом xxi века европейская констел­ляция претерпела драматические изменения. На пороге хх века в мире доминировали народы Европы, и эти народы были настроены воинст­венно. Но сегодня Европа уже не является центром мира и война ме­жду важнейшими членами Европейского союза если и не исключена полностью, то по меньшей мере маловероятна. Европейцы миролю­бивы, состоятельны, их волнует только наличие ядов в продуктах пита­ния. Национально-воинственная культура сменилась, по язвительному замечанию Карла Шмитта, духом торговли. Дело зашло так далеко, что стала достижимой (по крайней мере для Европы) философская мечта о вечном мире, высказанная некогда Иммануилом Кантом.

Можно даже сказать, что чудовищные ужасы, которые Вторая миро­вая война обрушила на европейский континент, и прежде всего страх перед холокостом не только сломили внутреннюю гордость европей­ского национализма, но и открыли Европу для космополитического обновления — в отличие, например, от обусловленных религиозными и территориальными причинами раздоров между израильтянами и палестинцами. В итоге речь в европейской констелляции — в каче­стве ответа на вызовы глобализации — идет об историческом экспери­менте с транснациональным, космополитическим государством.

Между европейской и азиатской констелляцией существует четкое различие. Ситуация в Азии останется совершенно непонятой, если ис­ходить из того, что этой части света, как и послевоенной Европе, свой­ственно свободное пространство для глобального капитала и неоли­берализма как в экономической, так и в политической сфере. Огром­ные экономические успехи государств-тигров — в отличие от простых моделей модернизации — разными способами оживили и сделали мод­ными традиции и культурное происхождение, что отнюдь не привело к открытию их культурного пространства для ориентированных на за­пад демократических движений. Исторические сломы, происходящие в этом регионе, следует воспринимать в прямой зависимости от его


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

собственной истории — как отказ от постколониального государства и как обращение к новому синтезу азиатской модернизации, которая соединяет транснациональные семейные и этнические идентичности и институты с требованиями глобального капитализма [Ong 19 99].

Региональные неравенства применительно к трудностям, выте­кающим из последствий модернизации, следует рассматривать в их напряженных взаимоотношениях с глобальной целокупностью про­блемных ситуаций. То, что крах глобальных финансовых рынков или изменение климатических зон по-разному затрагивает отдельные го­сударства, ничего не меняет в том, что каждый может стать жерт­вой этих угроз и что преодоление проблемных ситуаций требует глобального напряжения сил. Это можно интерпретировать таким образом, что принцип «глобальности» [Albrow 1996] — в смысле рас­тущего сознания глобальных взаимозависимостей — приобретает все большее значение. Так, например, глобальные проблемы сохране­ния окружающей среды могут способствовать их восприятию насе­лением Земли (нынешним и будущими поколениями) как общность судьбы. Эта общность отнюдь не свободна от конфликтов, если за­даться вопросом, в какой мере индустриальные страны могут требо­вать от развивающихся стран, чтобы они охраняли важные глобаль­ные ресурсы, такие как тропические леса, в то время как сами раз­витые страны притязают на львиную долю энергетических ресурсов. Но уже сами эти конфликты имеют интерактивную функцию, вы­зывая понимание того, что глобальные решения необходимо нахо­дить и они могут быть достигнуты не войнами, а в результате пере­говоров. Решения эти вряд ли возможны без новых глобальных ин­ститутов и правил, т. е. без определенной конвергенции. Тем самым из глобальных долгосрочных последствий и ожидания неожиданного возникают и крепнут транснациональные общественные движения против этих последствий, способствуя непреднамеренной политиза­ции мирового общества риска.

Это всего лишь возможное следствие глобальных угроз. Возможны позиции, которые из дилемм глобальных угроз позволяют делать про­тивоположный вывод о том, что следует стремиться не к адекватному глобальному, а к другому, улучшенному модерну. Такие политики, как Мохатхир в Малайзии или Ли Куан Ю в Сингапуре, не требуют пря­мого отказа от модерна, а хотят способствовать развитию современ­ных методов производства, средств массовой информации и науки. Они, конечно же, носятся с мыслью прибегать к методам западного модерна только выборочно. Любопытно, что при различении призна­ков этих альтернативных модернов ссылаются на проблемы, связан-


ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

ные с последствиями западного модерна, и западная модернизация вместе с ее дефектами с неизбежностью попадает в разряд контраст­ного фона и ссылок на собственные представления о путях развития [Holzer 1999, Kap. 4].

Таким образом, роль проблем, вытекающих из последствий мо­дернизации, весьма противоречива. С одной стороны, она выступает приводным ремнем глобализации, а с другой — поводом и основа­нием для отделения других модернов от европейского. Это неизбеж­ное следствие исторической ситуации, в которой неопределенности космополитического Второго модерна переплетаются с различными в региональном отношении исходными точками частично развитого, частично стремящегося к такому развитию и частично отвергнутого Первого модерна. Из разногласий по поводу непредвиденных послед­ствий модерна и возникает поверх всех национальных границ, в но­вых overlapping communities of fate 22 [Held 2000, 400] открытый для мировой общественности дискурс, требующий глобального взаимо­действия.

13. Космополитический реализм

Главный аргумент этой книги нацелен не на полемику с космополити­ческим идеализмом или даже романтизмом, а на обоснование космо­политического реализма, смысл которого в том, что без понятийных и наглядных космополитическим форм политическая деятельность и политические науки будут продвигаться вслепую.

Несомненно, здесь дает о себе знать и нормативная политическая теория самокритичного космополитизма — cosmopolitan imagination, но основная задача книги — эмпирико-аналитическая. Я хочу пока­зать в ней, что, во-первых, национальный взгляд ложен и, во-вторых, только космополитический взгляд способен анализировать реальное поло­жение вещей и указывать направление деятельности. Это касается сферы как политической деятельности, так и политологии (см. табл. 4). Кто придерживается национального взгляда, тот отстает от жизни.

Поскольку национальный взгляд запутался в культурно-пессими­стическом круге самоутверждения, национальная аксиоматика порож­дает мировые проблемы, которые не могут быть разрешены или даже восприняты, если следовать маленькой и большой национальной таб­лице умножения. Напротив, космополитический взгляд не пессими­стичен и не оптимистичен, а скептичен и самокритичен. Мир, пред-

наслаивающихся друг на друга сообществах веры (англ.).


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

Таблица 4. К различению измерения реальности и измерения ценности

 

  Национальный взгляд Космополитический взгляд
Измерения реальности: эмпирически-аналитическая теория и иссле­довательский подход Национально-государст­венные рамки референт­ности; эндогенная кау­зальность; национальные ситуации и проблемы; эмпирически ложная зом­бирующая наука о нации; культурно-пессимистиче­ский круг самоутвержде­ния Транснациональные рамки референтности; глобаль­ные взаимозависимости и причинные связи; интер­ференция национальных и глобальных кризисов и неравенств; эмпириче­ски правильно: космополи­тический реализм; крити­ка национального взгляда; космополитическая теория мета-власти
Измерения цен­ности: норма­тивная и поли­тическая тео­рия и утопия Нормативный национа­лизм: теория националь­ного государства и нацио­нально-государственной демократии; политиче­ский реализм власти Самокритический космопо­литизм: принципы, шансы, опасности и проблемы леги-тимиции космополитиче­ского режима

стающий в космополитической перспективе, не затемнен культур-пессимизмом и не освещен верой в прогресс. Мы не втираем людям очки, уверяя их, будто находимся на пути к обществу всеобщего бла­годенствия; скорее наоборот: мы утверждаем, что человечеству гро­зят гибельные катастрофы, но в то же время ему предстоят и подъ­емы. И чаще всего трудно понять, не является ли то, что наступает или только намечается, тем и другим сразу. Главная примета космопо­литического взгляда в том, что он другой. Что же составляет структуру космополитического взгляда? Каковы его понятийные и наглядные формы, координаты, пограничные конструкции, горизонты ожида­ния, ценности, внутренние дилеммы и противоречия? В чем заклю­чается его раскованность?

Несколько утрируя, можно сказать: даже этнический националист, борющийся как с культурной и финансовой космополитической эли­той, так и с правовым национальным государством, должен усваивать космополитический взгляд, если он хочет утвердиться в раскованном


ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

Таблица 5. Космополитический реализм: структура космополитического взгляда, или политика в мировом обществе

Транснациональное политическое пространство

мире, т. е. находить и воспринимать возможности для деятельности в транснациональных рамках. Если же он придерживается «позиции сэндвича», то этническая политика самоограничения и самоизоляции войдет в противоречие с мировыми экономическими зависимостями, транснациональными информационными и культурными потоками, глобальными рисками и кризисами, а также с возможностями вмеша­тельства всемирно-политических акторов. Это значит, что даже тот, кто спит и видит вокруг себя этническое единство, должен быть кос­мополитическим реалистом.

Космополитический реализм раскрывается в следующих измере­ниях или постановках вопроса (см. табл. 6):

1) На каком уровне я образую или выбираю понятия? Не на нацио­нально / интернациональном, а на транснациональном уровне, ко­торый учитывает взаимодействие мировых экономических акторов, гражданского общества, наднациональных организаций и, разуме-


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

Таблица 6. Раскованный мир в переходную эпоху: трансформация понятийных и наглядных форм политологии

 

  Национальный взгляд Космополитический взгляд
Уровень обра­зования поня­тий (коорди­наты / рамки референтно-сти) Политика по эту сторо­ну границ: политическая система в национально-государственных рамках референтности; сфоку­сированный на государ­стве взгляд; националь­ное / интернациональное Политика границ: распро­страняющаяся поверх гра­ниц интерференция побоч­ных последствий; транс­национальные оптика, политический уровень и политические арены; без фокусировки на государстве и системности
Нормы и сис­темы правил Национально-государст­венный режим: система и идеал Вестфальского мира; деление человече­ства на суверенные, тер-риториальньно эксклю­зивные национальные государства; политиче­ский реализм власти Космополитический режим: исторически откры­тая мета-игра мировой внут­ренней политики; интерна­ционализация националь­ных государств; конфликты, вызванные регулировани­ем мировой экономики и защиты прав человечества, а также транснациональным обновлением демократии
Акторы и стратегии Национальное государ­ство, правительство, пар­тии, интернациональные организации; интерна­циональная дипломатия; формальные позиции в политической системе Мобилизация и органи­зация общих интересов поверх границ; увеличе­ние количества новых центров власти над и под национальными государ­ствами и параллельно им; институционализация рас­ширенных связей межго­сударственной политики, включая всемирно-эконо­мических акторов и страте­гия в рамках гражданского общества

ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

 

  Национальный взгляд Космополитический взгляд
Легитимация Формы легального гос­подства; демократиче­ски легитимированная национальная политика; анархия национальных государств Нормы транслегально­го господства; отсутствие (прямой) демократической легитимации; фрагментар­ная система власти и проти­водействия власти
Культура Идеал национальной однородности; позитив­ная интеграция Культурное многообразие: масштабы, в которых внеш­не далекие друг от друга куль­туры и общества на локаль­ном уровне пронизывают друг друга, сосуществуют и конфликтуют; «критическая интеграция» самых разных традиций
Армия Сфокусированные на государстве образы врага; ни война, ни мир Образы врага вне связи с государством: транснацио­нальный терроризм; гума­нитарные интервенции; и война, и мир; политический реализм власти как реализм космополитический

ется, национальных государств. Необходимые и в транснациональ­ном пространстве конструкции отграничения (например, внутрен­ней внешней политики и внешней внутренней политики) создаются не по национальным образцам; их следует каждый раз политически и стратегически заново определять и легитимировать в меняющихся условиях с учетом транснационального взаимодействия.

2) Что означает в транснациональном смысле слово «политика»? По­литика множественных границ — в условиях текучего, многозначного пограничного размежевания. Необходимость установления транс­национальных границ, которое влечет новые проблемы (погранич­ные конфликты, конфликты ответственности), возникает и состоит из двойной интерференции: во-первых, правил старой националь-


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

ной игры и новых (еще диффузных) правил космополитического режима; во-вторых, транснациональная пограничная политика вы­текает из интерференции побочных последствий от потоков капи­тала и культурных потоков, миграционных движений, рисков, тер­рористических актов, религиозного фундаментализма, антиглобали­стских движений, экологических и экономических кризисов. Таким образом, транснациональная политика имеет в виду уровень органи­зованной, более или менее неформальной внутренней, внешней, ме­жеумочной и субгосударственной политики, которая отражает все другие феномены — мировые экономические отношения власти, кри­зисы и стратегии, национально-государственные ситуации и реакции отдельных государств и групп государств, вмешательства мировой об­щественности, общественно-гражданские и военные интервенции, угрозы окружающей среде и т. д. Транснациональная политика — по­меха на пути национальной политики. Она включает национально-государственную политику. И наоборот: национально-государствен­ная политика становится местом проведения транснациональной политики. Что касается отношений между ними, то тут действует принцип: национально-государственная политики без космополитического взгляда слепа; космополитический взгляд без национально-государственной политики пуст.

В соответствии с этим космополитический реализм можно и должно специфицировать и определять на разных мировых внутриполити­ческих («глокальных») уровнях для разных исторических и геополи­тических констелляций (см. табл. 5) — глобально, локально, но также и для разных регионов мира (Азии, Европы, Африки, Северной Аме­рики). В целом можно сказать, что транснациональная политика в ин­ституциональном и инфраструктурном отношении есть политика не­доразвитая, что означает недостаточно разработанные правовые структуры и инфраструктуры, демократические и легитимационные формы, а также промежуточные институты мировой внутренней по­литики (например, юрисдикции, парламентского и партийно-полити­ческого представительства или баланса между мировыми региональ­ными силовыми блоками). Еще одна характеристика — разнообразие и неравенство акторов; например, не все члены транснационального гражданского общества соответствуют правилам этого общества или могут представлять его. Кроме того, акторы радикально отличаются друг от друга в отношении ресурсов, власти, допуска к информации и центрам, где принимаются решения. Транснациональная политика есть политика поликратическая, т. е. плюралистическая, насквозь про­тиворечивая, скорее информационно-субполитическая, несвободная


ГЛАВА iii. МЕНЯЮЩАЯ ПРАВИЛА МИРОВАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

от многообразных взаимозависимостей, но эффективная, так как она способна действовать в различных национальных контекстах.

3) Что значит «интерференция побочных последствий»? Речь о ме-
тавласти экономических акторов двусмысленна. Она может означать,
что экономика в свою очередь становится политикой, экономическая
деятельность превращается в политическую. Но здесь не это имеется
в виду, а скорее то, что мировая экономическая деятельность, судя
по тому как она сама подает себя, остается деятельностью экономи­
ческой, т. е. неполитической. Однако это порождает феномены ин­
терференции побочных конфликтов, которые в свою очередь устра­
няют границы, базисные и институциональные различения Первого
модерна и в условиях политики, как изменяющей правила метаполи-
тики, воспринимаются при слушании дел в транснациональном мас­
штабе 23.

Возьмем для примера арбитражный суд при Всемирной торговой организации. В каком качестве встречаются там судьи? Они представ­ляют разные юридические системы и правовые традиции. Как бы они ни отличались друг от друга, судьи выносят приговор в рамках и на ос­нове транснациональной политики.

Я говорю не о мировой экономике как о политике, а о транснацио­нальной политике, вытекающей из феноменов интерференции по­бочных последствий. Из этого источника подпитываются мобилиза­ция и организация общих интересов, а также вовлечение новых цен­тров власти, стоящих над национальными государствами, под ними и параллельно им.

4) Что станет с национальными государствами? Они ни в коем случае
не будут распущены, их станут интерпретировать по-новому в транс­
национальном пространстве они утратят старое значение. Система
интерференций транснациональной политики не повинуется прави­
лам ни классического международного права, ни мирового граждан­
ского общества, ни территориально-государственным границам и ус­
тановкам национального суверенитета. В соответствии с этим пока
еще не получили развития формы, формулы и форумы транснацио­
нальной политики и архитектуры безопасности на основе ограни­
ченной автономии государств. Лишенный государственной принад­
лежности образ врага открывает, с одной стороны, национальные

В общем плане, т. е. применительно не только к сфере политики, это основная идея «рефлексивной модернизации» [Beck / Bonss / Lau 2001].


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

пространства для новых, гибких форм объединения (антитеррори­стические альянсы, обесценивающие такие негибкие союзы, как НАТО); с другой стороны, для длительного военного вмешательства, т. е. для новых войн [Kaldor 2000] — без объявления войны и без воз­можности прекратить это вмешательство путем переговоров и мир­ных договоров.

Таким образом, понятие «космополитический реализм» имеет три значения: во-первых, реализм научного подхода к действитель­ности; во-вторых, реализм политической власти, что подразумевает, в-третьих, реализм политических границ, т. е. не ликвидацию, а плю­рализацию границ как политику метавласти. Слияние внутригосудар­ственных, межгосударственных и внегосударственных очагов борьбы за власть не следует помещать только в национальные или только в интернациональные рамки. Политическая теория национально-по­литического реализма эмпирически ложна. Но это не означает, что ее место занимает космополитический идеализм. Она уступает ме­сто именно космополитическому реализму. В том числе и потому, что эту взрывающую, смешивающую границы и устанавливающую новые гра­ницы политику метавласти нужно осмысливать и анализировать как Новую мировую политическую экономию. Об этом пойдет речь в сле­дующих главах.


Глава IV

Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма. стратегии капитала 1

Вот так новость: игра идет без правил, причем в радикальном смысле — старую игру продолжать уже нельзя, а новые правила игры еще не ут­вердились. Мало того, неясно даже, могут ли прежние рамки порядка быть заменены новыми или в какой мере контингентность полити­ческого может и должна одобряться и посредством глобального кос­мополитического правопорядка легитимироваться и затем устанавли­ваться на продолжительный срок.

Под пространством стратегии, которое в данной и последующих главах будет раскрываться категориально, подразумевается стратеги­ческая логика игры в динамической взаимозависимости трех перспек­тив действий — мировой экономики, государств, глобального граждан­ского общества, статус акторов которых конституируется сам собой (или не конституируется) во взаимном антагонизме силовой мета-игры с ее меняющимися правилами. Однако имеются в виду не-эмпи-рические игровые процессы.

Пространство и понятие стратегии в этом контексте подразуме­вает ни то, ни другое: ни структуру, ни хаос, но противоречивое взаи­моотношение стратегий метавласти, причем понятие власти употреб­лено здесь в несубстанциализированном смысле. «Ни то ни другое»

В этой главе я использовал следующую литературу: Amin 1998; Altvater / Mahnkopf 1996; Boyer / Drache 1996; Dunning 1993, 1997; Bronschier 2002; Dunkley 1999; Drucker 1997; Easterley 2001; Eichengreen 2000; Featherstone 2000; Freiden 2000; Frieden / Lake 2000; Gill 1995; Goldstein / Kahler / Keohane / Slaughter 2000; Gilpin 1987, 2001; Goodman / Pauly 2000; Greider 1997; Cerny 1998; Cooter / Ulen 1999; Gü nther / Randeria 2002; Hutchinson 1966; imf 2000; Jessop 1999, a, b, 2000, a, b; Jones 2000; Koch 1995, Korten 1995; Krasner 2000; Krueger 1998; Krugman / Venables 1995; Krugman 2000; Krugman / Obstfeld 2000; Kindleberger 2000; Lane / Ersson 2002; Lake 2000; Ohmae 1990; Randeria 1999, c, 2001; Sassen 1991; Sen 1999; Stalker 2000; Stein 1995; Stiglitz 1999, 2002; Smart 1995; Streeck 1998, a, b; Stubbs / Underhill 2000; Teivainen 2000; Wadlington 1999.


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

означает также, что стратегии нужно понимать как квазиинституты — ведь ни старый порядок национальных государств, ни новый поря­док мирового государства, или космополитический порядок, не суще­ствуют, не правят. Итак, существуют лишь стратегии как формы дей­ствия контингентности политического, которые дифференцируются по различным группам акторов — капитал, глобальное гражданское общество, государства 2. Стратегия есть синоним отсутствия всемир­ного государства в сочетании с эпохой космополитического грюндер­ства — борьбы за глобальную систему правил. Иными словами, в том, что касается типа теории, речь идет о теории действия в аспекте по­литики мировой власти, о начальном вкладе в космополитический реализм и макиавеллизм с их теорией власти 3.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.016 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал