Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным 22 страница






Аналогичные исходные пункты существуют и для транснациональ­ной политики ре-регулирования. За прошедшие годы были либерализиро-ваны отрасли промышленности с интенсивным регулированием; глав­ный пример здесь — телекоммуникация, а также энергетика, пищевая промышленность и финансы. Возникшая в результате этого мировая конкуренция привела к конфликту между национальными нормирую­щими инстанциями. Проблема стала глобальной, когда началось сво­бодное передвижение товара. Однако все это лишь цветочки. Уже сего­дня вырисовываются дальнейшие источники конфликта — глобальное нормирование экологии, рынка рабочей силы и т. п., т. е. договоренно­сти в переговорных полях, где регулирование еще важнее и сложнее, поскольку оно крайне восприимчиво к политической погоде.

Здесь также выявляется оборотная сторона неолиберальной поли­тики, которая может стать объектом политического обновления. Пер­вая волна национальных дерегулирований порождает волну трансна­циональных ре-регулирований. Но тем самым дается более высокая оценка тому, что в 1980-е годы оценивалось довольно низко. Требу­ется абсолютная противоположность неолиберальной деконструк­ции — сильные кооперативные государства, способные осуществить транснациональные рыночные регулирования во внутренней сфере и вне ее.

3. Стратегии отказа от монополий мирового рынка

Государства улучшают свое властное положение в той мере, в какой им удается обострять конкуренцию между мировыми экономиче­скими акторами, а также снижать конкуренцию между государствами. На достижение первой цели направлены стратегии отказа от монопо­лий мирового рынка, на достижение второй — стратегии снижения меж­государственной конкуренции.

Таким образом, вид и масштаб конкуренции между мульти- и транс­национальными фирмами за инвестиционные шансы в конкретной стране определяют в существенной мере также переговорную силу го­сударств-оферентов. Если какие-то концерны обладают монополией в отношении специфического предложения со стороны определен­ного государства, то это приводит к недостаточной конкуренции ме­жду инвесторами, что коренным образом ослабляет позицию данного


ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ…

государства. Верно и обратное: чем больше концерны конкурируют из-за государства с привлекательными предложениями, чем больше различия этих концернов и солиднее их «национальное происхожде­ние», тем больше власть того или иного государства пребывания.

Если иметь в виду расширение национально-транснациональной свободы действий, можно было бы сказать: пусть процветают муль-тинациональные концерны! В соответствии с этим можно разраба­тывать государственные стратегии повышения конкуренции между мировыми экономическими акторами в двух направлениях — вовнутрь и вовне. Стратегии, направленные вовнутрь, подчеркивают привлека­тельность данной страны для инвесторов, выделяют ее особенность и стремятся обеспечить игру с положительной суммой, которая по­зволяет поприжать внутренних национальных критиков и сгладить противоречия с помощью расширенных возможностей и участия раз­личных групп в доле. Так, конкуренция между концернами могла бы расти там, где государства-оференты предлагают крайне необходимые ресурсы (нефть), дешевый труд или хорошо подготовленных и редких (причем сильно востребованных) специалистов, да к тому же посред­нические институты (экспорт), позволяющие инвесторам обслужи­вать как внутренние, так и внешние рынки.

Если подобные структурные преимущества и услуги предоставля­ются недостаточно или вообще отсутствуют, то конкуренция между инвесторами снижается и растет вероятность того, что власть дан­ного государства в отношении монополии перетечет к какому-нибудь иностранному инвестору.

В то время как административный потенциал отдельных государств весьма ограничен и по сути сводится к тому, что правительства копи­руют неолиберальный идеал государства, подавая его как образ своей реформаторской политики, властные отношения сдвигаются в пользу государств тогда, когда в поле зрения попадают внешние, транснацио­нальные административные потенциалы. Именно для стран и госу­дарств так называемого третьего мира крайне важен скачок от моно­полистической зависимости к возможности выбора между доброжела­тельными иностранными инвесторами, поскольку только возможность и способность выбирать позволяет этим государствам высвободиться из традиционных, часто постколониально-империалистических за­висимостей от господствующей западной державы и, таким образом, с помощью диверсификации и плюрализации торговых отношений ут­вердить свою относительную самостоятельность внутри и вовне.

В 1950-1960-е годы конкуренция между иностранными инвесторами была очень слабой (если вообще существовала), так что власть стран


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

третьего мира по отношению к государственным и всемирно-эконо­мическим властным блокам Запада снизилась до нуля. То, что с точки зрения постколониальных и борющихся за независимость и шансы на развитие стран и государств является неотъемлемым свойством империализма, с которым они ведут борьбу, всегда несет отпечаток стратегии мирового рынка. Можно сказать, что для этой империали­стической констелляции характерны следующие признаки:

а) максимальная межгосударственная конкуренция, поскольку доступ­
ность альтернативных источников сырья и наличие дешевой рабо­
чей силы сводили к минимуму переговорную силу отдельных госу­
дарств;

б) доминирование американских концернов на мировом рынке, вслед­
ствие чего национальное и военное доминирование связывалось
с монополиями мирового рынка.

Оба признака окончательно закрепили почти безысходное, зависи­мое положение соответствующих стран.

Теперь мы имеем прорыв в обоих направлениях. В международной нефтедобывающей промышленности странам, располагающим запа­сами нефти, удалось организовать и развернуть конкуренцию между мультинациональными концернами, чтобы соответственно повысить свою долю в производстве нефти. Дело в том, что в этот же период в Латинской Америке стали действовать «японские» концерны как альтернативы «американским, штатовским» фирмам, подобно тому как «американские» и «германские» концерны все чаще проникают в Африку, становясь альтернативой «французским» фирмам.

Однако здесь остаются старые и возникают новые империалисти­ческие констелляции. Так, в особо привлекательных секторах ма­нуфактурного производства, новых технологий (информационных и коммуникативных, биотехнологий и генетики, робототехники и соз­дания искусственного интеллекта), а также инициативы в сфере услуг характерно образование новых монополий и привилегированных го­сударств. Эти новые сверхтехнологии, изменяющие мир во всех отно­шениях, требуют колоссальных инвестиций и потому осуществимы только с помощью богатых государств, которые к тому же финанси­руют развитие этих технологий не в последнюю очередь через во­енно-технологические инвестиции. Тем не менее дискуссия в Герма­нии о green cards 6 для индийских специалистов по информационным технологиям и специалистов по высоким технологиям показывает,

зеленых картах (англ.), т. е. документах, дающих право на жительство и работу в данной стране.


ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ…

что за это время новые компьютерные технологии прорвались в так называемые экономики третьего мира, причем настолько успешно, что так называемые высокоразвитые страны могут оказаться в зави­симости от них.

Центральным моментом для властного положения государств и стран, которые борются за доступ к мировому рынку и к вытекаю­щим отсюда «шансам на взлет», является то, в какой мере им удается фактически активизировать свою потенциальную власть и исполь­зовать ее в игре против акторов мирового рынка [Tazi 2000, 162f.]. Эту активизацию властного потенциала государств можно, помимо прочего, оценить по тому, насколько охотно те или иные прави­тельства вступают в конфликты и способны отстаивать в них свои интересы.

Деятельность иностранных инвесторов становится источни­ком всевозможных внутриполитических споров. Она вызывает кон­фликты, которые можно либо притушить, либо сделать ключевым ин­струментом для переговоров с инвесторами и странами, осуществляю­щими их поддержку и защиту. В той мере, в какой удается преодолеть империалистическую констелляцию, т. е. снизить конкуренцию между государствами, расширить предложение по управленческим кадрам (Management-Kompetenzen) в контактах с транснациональными кон­цернами и т. п., страны пребывания получают дополнительную воз­можность внести в переговоры конфликтную динамику своей собст­венной страны и извлечь из этого выгоду. Так, с мобилизацией насе­ления — студентов, рабочих, локальных, национальных предприятий и заводов, наконец, управляющего персонала в государственных вла­стях — для улучшения условий внутри национальных рынков, а также шансов на улучшение образования, прав граждан, транспортной сис­темы и т. п., растет уровень национальных конфликтов вокруг иност­ранных инвестиций и их условий.

Ключевой вопрос, особенно для слабых государств, заключается в том, в какой мере их правительствам удается на фоне улучшений, достигнутых через переговоры и многочисленные диверсифициро­ванные международные торговые отношения, указанием на акту­альные или потенциальные конфликты в обществе повысить цену их разрешения и так, пусть медленно и постепенно, выходить из роли подгоняемых и проигравших, получать свою долю выигрыша от гло­бализации.

Здесь в очередной раз становится ясно: конфликты не ухудшают, но улучшают позицию государств по отношению к мировой экономике. Противоположное толкование, распространяемое через political


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

correctness' неолиберализма, проистекает в конечном счете именно из его властного расчета, нацеленного на то, чтобы ослабить пози­цию государств, причем именно тех, которые борются за самостоя­тельное развитие, по отношению к доминирующим акторам миро­вого рынка.

Сюда относится вердикт минимизации государственного автори­тета, который так же входит в число символов веры и идеологиче­ских постулатов экономистического развития власти. Именно развиваю­щиеся страны и регионы вынуждены рассчитывать на сильные государ­ства, которые в свою очередь способны нарастить относительную силу, противостоящую превосходящей силе западных стратегий монополии. Поэтому дискурс критики государства в регионах со слабыми государ­ствами приводит к завуалированному требованию безоговорочной ка­питуляции перед организованными монополиями мирового рынка.

И наоборот: свою якобы чисто экономическую власть концерны вполне могут использовать для целей внутренней демократизации. Почему бы, к примеру, в союзе транснациональных концернов не соз­давать стандарты для политико-моральных рамочных условий и не за­креплять их в качестве обязательных, чтобы таким путем с помощью «мягкого насилия» экономики оказывать давление для утверждения прав человека и социальной справедливости?

Вопрос возникает уже потому, что и мультинациональные кон­церны целенаправленно развивают кооперативные стратегии, чтобы свести к минимуму или даже сломить переговорную силу государств. Стремясь прежде всего минимизировать политический риск своих инвестиций, транснациональные концерны образуют и выстраивают транснациональные альянсы, которые почти полностью переваливают возможные затраты, связанные с политической нестабильностью, на страны-оференты и, таким образом, изменяют (если не просто диктуют) условия инвестиционного проекта в свою пользу. Подоб­ные мультинациональные экономические кооперативы и альянсы часто мобилизуют в своих интересах также политическое, финансо­вое и дипломатическое могущество государств, под флагом которых они охотно плавают всегда, когда речь идет о поддержке таких про­ектов. Так, например, опыт, приобретенный правительствами стран третьего мира в работе с фармацевтической и автомобильной про­мышленностью, демонстрирует, как подобная сеть альянсов, выстро­енная глобальными концернами, может подавлять или даже сокру­шать власть стран пребывания.

политическую корректность (англ.).


ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ…

Мультинациональные концерны оказывают влияние и на трансна­циональных политических акторов, таких как Всемирный банк, Ми­ровой валютный фонд и др., чтобы не только в отдельном случае, но и структурно — с помощью соответствующего перевода стрелок — улуч­шить свою позицию в отношении стран-оферентов. Возможности для этого растут, поскольку торговые интересы транснациональных пред­приятий, носящих неолиберальный характер, отвечают скорее инте­ресам и политике указанных международных организаций, тогда как эта политическая «лояльность», т. е. сходство по интересам с выс­шими должностными лицами международной экономики, у нацио­нальных правительств и не-интернациональных фирм отсутствует.

Поэтому политика и кризисный менеджмент международных инсти­тутов должны принять ключевую роль для упрочения властного и ры­ночного положения слабых государств: с одной стороны, они вполне могли бы противодействовать образованию монополий транснацио­нальных концернов и даже пресекать его целенаправленным вмеша­тельством и регулированиями; с другой стороны, отказ от такой поли­тики порождает вопрос: служат ли транснациональные организации всемирно-экономического регулирования, такие как Всемирный банк, МВФ, ОЭСР, страны «восьмерки» и т. п., монополистической протекции и контролю над мировым рынком посредством господствующих транс­национальных олигополий? Иными словами, является ли риторика свободного рынка всего лишь маскарадом фактической поддержки из­вращенной политики протекционизма, а точнее — политики монополь­ного протекционизма для мировых экономических акторов?

4. Стратегии снижения межгосударственной конкуренции

В отношении конкуренции между государствами существует несколько подходов. Эта конкуренция возникает и поддерживается в результате того, что отдельные государства не являются автаркическими и их эко­номические интересы реализуются не только на национальных рын­ках. Все они в большей или меньшей степени оказываются на миро­вом рынке, становясь конкурентами друг для друга.

В этой «большей или меньшей степени» уже содержится сущест­венный момент относительности. Так, например, от величины внут­реннего рынка (огромного в таких странах, как США, Китай и Россия) зависит, насколько значительно положение страны на рынке миро­вом. Можно также поставить вопрос: в какой мере влияния акторов мирового рынка ограничивают вес национальных предприятий ми-


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

рового рынка внутри «национальных» экономических пространств, вытесняют ли вторые первых или первые вторых? Не проводят ли именно государства с мощной экономикой политику рыночно-экономи-ческой двойной морали, настаивая на соблюдении принципов свобод­ных рынков для всех остальных стран и одновременно протекцио­нистски защищая собственные внутренние рынки от «иностранного вмешательства»? Это имеет место в крупных экономически развитых странах, которые действуют в соответствии с иерархией неравенства, свойственной протекционистской политике. Они клеймят все про­текционистские тенденции в других странах, свой же протекциони­стский эгоизм считают «самым естественным» на свете.

Отчетливее всего эта глобально институционализированная ши­зофрения проявляется вдоль пограничной линии между капиталом и трудом. В то время как капитал и его владельцы пользуются свободой передвижения по всему миру, в интернациональном альянсе нацио­нального протекционизма то же самое право для рабочих всего мира национально ограничивается как «самое естественное» на свете дело. Сегодня для капитала и его владельцев открыты все границы, тогда как рабочие, желающие найти применение своему трудовому и обра­зовательному капиталу в других странах, ищущие свое «инвестицион­ное счастье», как правило, считаются сильно подверженными крими­нализации «азюлантами», экономическими беженцами. Полиция или военные силы препятствуют именно в этом применении «без границ» их гуманитарного капитала. Подобная шизофрения углубляется за счет того, что в случае, когда в какой-либо стране не хватает рабочих опре­деленной квалификации, там выпускают green cards или же делают ус­ловием для получения достойного места опыт работы за границей.

Эта фундаментальная асимметрия между капиталом и трудом очень показательна. Никто не говорит о «беженцах капитала». Не сущест­вует требования сгонять инвесторов в сборный лагерь при аэропор­тах и допрашивать их по поводу мотивов прибытия. Никто не требует от посольств или министерств иностранных дел, чтобы они разрабо­тали критерии принятия решений, из каких стран и в каком количе­стве могут быть допущены «законные беженцы капитала». Вспыхи­вали когда-нибудь дискуссии о том, в какой мере мультинациональные концерны интегрируются в национальную и локальную культуру? Та­кие дискуссии порой возникают. Но поражает та простодушная уве­ренность в нормальности происходящего, с какой мы живем на нашей планете в мире расколотого сознания. Мы говорим о глобализации, а подразумеваем глобализацию только капитала, в то время как глоба­лизация труда есть преступное деяние, а люди вынуждены завоевы-


ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ…

вать это право (на самом деле — бесправие), отдавая себя в лапы бессо­вестных контрабандистов, поставщиков живого товара. За последнее время эта возродившаяся торговля людьми превратилась в процве­тающую отраслей экономики. Когда обнаруживают 58 несчастных лю­дей, задохнувшихся в морозильном контейнере, общественное возму­щение не знает границ. Но к ответу в лучшем случае привлекают лишь тех, кто извлекает выгоду из расистского различения миграции и мо­бильности, но не тех, кто охраняет асимметрию мобильности капи­тала и немобильности труда.

Становится очевидным, что огульное применение к труду требова­ния об отсутствии границ действительно покончило бы с образом мира, со­стоящего из национальных государств. Именно эта глобальная шизофрения свободной, либеральной рыночной экономики, созданной исключи­тельно в интересах капитала, поддерживает территориальные прин­ципы и фасады национально-государственной политики и общества.

Если в этой форме с помощью мирового рынка инициируется кон­куренция между государствами — с произвольным отбором и ограни­чениями, то не менее важно проводить различие между межгосударст­венной конкуренцией на мировом рынке и национальным соперничест­вом государств. Последнее связано с понятием национальной угрозы и предполагает обеспечение национальной автономии по отношению к другим государствам. Национальные соперники или враги на самом деле содействовали друг другу, когда угрожали друг другу в военном от­ношении. В противоположность этому конкурирующие на мировом рынке государства взаимно поддерживают друг друга, когда ограничи­вают конкуренцию посредством переговоров и кооперации. Именно это осуществляется стратегиями снижения межгосударственной кон­куренции. Цель снижения конкуренции для государств можно достичь с помощью стратегий специализации и стратегий гегемонии; причем эти стратегии доступны для государственных акторов в национальных рамках, но в крайне неравных условиях. От этих стратегий надо отли­чать стратегии транснационализации. Но государства могут приме­нять их только в том случае, если им удастся путем максимизации пре­имуществ кооперации компенсировать затраты, вызванные упраздне­нием национального суверенитета, который считается священным.

Государственные стратегии специализации

Специализацию как стратегию, ограничивающую межгосударствен­ную конкуренцию на мировом рынке, можно объяснить по аналогии с профессиями. Если под профессиями понимать набор навыков, по-


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

лученных в ходе обучения, или как рыночный товар «рабочая сила», которые приобретаются в системе профессиональной подготовки и продаются на рынке рабочей силы, то получение определенной профессии означает, что для ее обладателя конкуренция в результате этого сужается или канализируется. Медицинские сестры конкури­руют не с налоговыми экспертами, а с медсестрами — и тем ожесто­ченнее, чем более ограниченным, защищенным номенклатурой про­фессий является поле, в котором все это происходит.

Этот пример с профессиями, разумеется, лишь с оговорками можно применить к отношениям государств на мировом рынке, но и здесь справедлив тот же принцип — государства могут вырабатывать на мировом рынке особые профили рыночного товара, которые уко­ренены не только в технико-функциональном, но и в политически-культурном отношениях и которые так и надо рассматривать. Государ­ства с одинаковым или сходным профилем рыночного товара ожес­точенно конкурируют друг с другом, тогда как между государствами с разным профилем специализации конкуренция снижается.

Для классификации подобных государственных стратегий спе­циализации можно выделить два вида. Это можно сделать, ограни­чившись технико-экономической точкой зрения. Тогда приходишь — вместе с Мануэлем Кастеллом — к новым образцам национального разделения труда, которые характерны для Новой мировой эконо­мики. При этом проводится различие между высокоценными произ­водителями сферы нового информационного или научного труда, производителями с высокой интенсивностью труда сферы низкоквали­фицированного, одновременно сомнительно и гибко организован­ного труда, а также группами, обрабатывающими сырьевые мате­риалы и т. п. 8. Такие профили специализации имеют то преимуще­ство, что охватывают дифференциации обозримого будущего, но обладают тем недостатком, что это делается чисто технократически, т. е. во-первых, без учета стратегически-политического характера глобального разделения труда, а во-вторых, без учета того, что раз­деление труда между государствами никогда не может быть проана­лизировано в технико-функциональном аспекте, но всегда только в совокупном профиле, причем технические, экономические, функ-

См. в этой связи статьи Мануэля Кастелла. Вильгельм Райх параллельно различа­ет символических аналитиков, т. е. профессии рефлексивного использования информационных технологий, и новых массовых информационно-технологи­ческих работников, которые предлагают и оказывают услуги в сфере неквали­фицированного и легкозаменимого труда.


ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ…

циональные аспекты остаются включенными в культурно-политиче­ские традиции и мифы.

Взяв за основу последнюю точку зрения, можно различать четыре государственные стратегии рыночного товара, или стратегии специа­лизации:

а) социал-демократическая стратегия защищающего государства (кон­
сенсуса),

б) стратегия деградации государств с низкой оплатой труда,

в) паразитическая стратегия государств налогового рая,

г) англосаксонская стратегия неолиберальной деполитизации, разго­
сударствления государства 9.

Стратегии специализации государств направлены на использова­ние и создание экономически-культурных, а также политических осо­бенностей и сильных сторон — «рыночных товаров» — и тем самым против политики неолиберального копирования, оперирующей в со­ответствии с one-way 10 девизом американизации: «учиться у США — значит учиться побеждать на мировом рынке». Ему противопостав­ляется следующий аргумент: если все государства станут «пекарями», то мир государств рухнет как минимум по двум причинам: во-первых, все погибнут, объевшись хлебом и пирожными. Иными словами: тут пренебрегают законами специализации, поощряющими различия и разнообразие. Во-вторых, в результате этого возможность обмена, а значит, и конкуренция между государствами, возрастает, т. е. не сни­жается и не канализируется. Это в свою очередь приводит к тому, что власть государств минимизируется, власть мировой экономики мак­симизируется. Благодаря примату капитала закрепляется новая кон­фронтация капитала и политики.

Стратегии специализации, т. е. стратегии, позволяющие стать оп­ределенным рыночным товаром на мировом рынке, предполагают, наоборот, не исключение конкуренции, не наращивание ее вплоть до всеобщей взаимозаменяемости, а ее канализацию. В рамках оди­наковых государственных моделей модерности («рыночный товар») конкуренция растет, тогда как между государствами разных профилей и моделей модерности она сокращается.

Теория мирового рынка без границ противопоставляется, та­ким образом, теории частичных мировых рынков. Последняя исходит из того, что в глобальном капитализме не существует единого пря-

Эту типологию стратегии государства и тем самым также последующую аргумен­тацию я заимствовал в работе Palan / Abbot (1999).

односторонним (англ.).


УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА

мого («королевского») пути, а имеется множество путей, т. е. альтер­нативных модернов, в которых требования мирового рынка связыва­ются с культурными логиками, господствующими институциональ­ными структурами и акторами, а также политическими проектами типа «как нам жить дальше?».

Всем расхожим стратегиям рыночного товара государственной спе­циализации, однако, угрожает неолиберальная эрозия. Это вопрос, в какой мере все эти ответы, которые разрабатывались и завоевывали себе признание в фазе Первого (национально-государственного) мо­дерна, могут быть перенесены на Второй (транснациональный) мо­дерн или в какой мере все эти стратегии, отмеченные печатью нацио­нального и территориального подхода, должны быть реформированы, а возможно, даже заново изобретены в других формах. Поэтому уже введенное выше различение актуальной (национально определенной) и потенциальной (транснациональной) власти государств является главным и в связи со стратегиями специализации: необходимость для государств настраиваться на конкуренцию на мировом рынке не сле­дует смешивать с безальтернативностью политики, конформной к ми­ровому рынку, исполняющей законы мирового рынка. Ибо при этом исключается стратегическая альтернатива, транснационализация по­литики, которая открывается на пути детерриториализации государ­ства. Изменения и реформу государства ни в коем случае нельзя сме­шивать с ликвидацией и гибелью государства.

а) Социал-демократическая стратегия консенсуса

В условиях гегемонии неолиберального дискурса социал-демократи­ческая стратегия государства «всеобщего благоденствия» в послед­ние годы была загнана в глухую оборону. При этом в основу кладутся не только ложные масштабы one-way капитализма англосаксонско-неолиберального толка. Гораздо более серьезными последствиями чревато непонимание того, что социал-демократическая стратегия консенсуса (у которой, как подчеркивает Эспинг-Андерсен [Esping-Andersen 1991], имеются различные внутриевропейские варианты и пути развития) представляет собой в историческом плане специ­фический, политический букет ответов, в котором селективное рас­крытие навстречу мировому рынку сочетается с определенными стратегиями защиты и ниш, а также с представлениями политиче­ской культуры о равенстве и солидарности. Катценштайн [Katzenstein 1985], Палан и Абботт [Palan / Abbott 1999] подчеркивают, что решаю­щей особенностью, фишкой этих стратегий «защищающего государ­ства» «is a selective integration into world economy — what we refer to as


ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ…

economic dualism» 11 (103). Но экономический дуализм — это семанти­ческий эвфемизм, который призван выразить следующее положение дел: социал-демократическая стратегия специализации на мировом рынке покоится на институционализированной двойной морали свобод­ного рынка. В ней сравнительно радикальная открытость навстречу мировому рынку (более радикальная по сравнению со многими дру­гими странами) соединяется с протекционистской политикой за­щиты во многих других секторах. С помощью этого институционали­зированного противоречия достигается одновременно многое и во­вне, и внутри [Palan / Abbot 1999].

Вовне социал-демократические государства консенсуса и благоден­ствия могут профилировать себя как лидеры либерализации миро­вого рынка и, таким путем, одновременно максимизировать шансы своей экспортной экономики.

Внутри они в состоянии защитить национальные фирмы, рынки и рынки труда посредством создания или поддержания национальных барьеров против вредных влияний конкуренции мирового рынка.

Данная двойная мораль оправдывается прежде всего националь­ными соображениями стратегической безопасности, а также требова­ниями сохранения общности и культуры — это «немецкий путь». Здесь становится зримым стратегическое значение коммунитаризма в евро­пейском контексте. Акцент на традиционных общественных ценно­стях и их культивирование часто исходят из подсознательной мысли о том, что в коммунитаристическом обрамлении можно делать то, что публично исповедовать и отстаивать можно лишь с трудом, — напри­мер, добиваться исключения чужих и возврата к старым иерархиям (мужчины и женщины).

Институционализированная двойная мораль социал-демократиче­ских «государств благоденствия» позволяла, однако, реализовать став­шую возможной, благодаря росту доходов и социальной безопасно­сти, индивидуализацию в таких государствах. Этот институционали­зированный индивидуализм вел не только к тому (на что в основном делается упор), что традиционные иерархии и ожидания в семейном быту, в сексуальности, в браке, а также в союзах, в сообществах посто­янных избирателей политических партий разбивались и тем самым повсеместно возникал вопрос о том, как снова загнать дух индивидуа­лизма в институционализированные «бутылки коллективов» — партии, профсоюзы, церкви. Более того, тем самым сформировалось созна-


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.013 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал