Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным 22 страница
Аналогичные исходные пункты существуют и для транснациональной политики ре-регулирования. За прошедшие годы были либерализиро-ваны отрасли промышленности с интенсивным регулированием; главный пример здесь — телекоммуникация, а также энергетика, пищевая промышленность и финансы. Возникшая в результате этого мировая конкуренция привела к конфликту между национальными нормирующими инстанциями. Проблема стала глобальной, когда началось свободное передвижение товара. Однако все это лишь цветочки. Уже сегодня вырисовываются дальнейшие источники конфликта — глобальное нормирование экологии, рынка рабочей силы и т. п., т. е. договоренности в переговорных полях, где регулирование еще важнее и сложнее, поскольку оно крайне восприимчиво к политической погоде. Здесь также выявляется оборотная сторона неолиберальной политики, которая может стать объектом политического обновления. Первая волна национальных дерегулирований порождает волну транснациональных ре-регулирований. Но тем самым дается более высокая оценка тому, что в 1980-е годы оценивалось довольно низко. Требуется абсолютная противоположность неолиберальной деконструкции — сильные кооперативные государства, способные осуществить транснациональные рыночные регулирования во внутренней сфере и вне ее. 3. Стратегии отказа от монополий мирового рынка Государства улучшают свое властное положение в той мере, в какой им удается обострять конкуренцию между мировыми экономическими акторами, а также снижать конкуренцию между государствами. На достижение первой цели направлены стратегии отказа от монополий мирового рынка, на достижение второй — стратегии снижения межгосударственной конкуренции. Таким образом, вид и масштаб конкуренции между мульти- и транснациональными фирмами за инвестиционные шансы в конкретной стране определяют в существенной мере также переговорную силу государств-оферентов. Если какие-то концерны обладают монополией в отношении специфического предложения со стороны определенного государства, то это приводит к недостаточной конкуренции между инвесторами, что коренным образом ослабляет позицию данного ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ… государства. Верно и обратное: чем больше концерны конкурируют из-за государства с привлекательными предложениями, чем больше различия этих концернов и солиднее их «национальное происхождение», тем больше власть того или иного государства пребывания. Если иметь в виду расширение национально-транснациональной свободы действий, можно было бы сказать: пусть процветают муль-тинациональные концерны! В соответствии с этим можно разрабатывать государственные стратегии повышения конкуренции между мировыми экономическими акторами в двух направлениях — вовнутрь и вовне. Стратегии, направленные вовнутрь, подчеркивают привлекательность данной страны для инвесторов, выделяют ее особенность и стремятся обеспечить игру с положительной суммой, которая позволяет поприжать внутренних национальных критиков и сгладить противоречия с помощью расширенных возможностей и участия различных групп в доле. Так, конкуренция между концернами могла бы расти там, где государства-оференты предлагают крайне необходимые ресурсы (нефть), дешевый труд или хорошо подготовленных и редких (причем сильно востребованных) специалистов, да к тому же посреднические институты (экспорт), позволяющие инвесторам обслуживать как внутренние, так и внешние рынки. Если подобные структурные преимущества и услуги предоставляются недостаточно или вообще отсутствуют, то конкуренция между инвесторами снижается и растет вероятность того, что власть данного государства в отношении монополии перетечет к какому-нибудь иностранному инвестору. В то время как административный потенциал отдельных государств весьма ограничен и по сути сводится к тому, что правительства копируют неолиберальный идеал государства, подавая его как образ своей реформаторской политики, властные отношения сдвигаются в пользу государств тогда, когда в поле зрения попадают внешние, транснациональные административные потенциалы. Именно для стран и государств так называемого третьего мира крайне важен скачок от монополистической зависимости к возможности выбора между доброжелательными иностранными инвесторами, поскольку только возможность и способность выбирать позволяет этим государствам высвободиться из традиционных, часто постколониально-империалистических зависимостей от господствующей западной державы и, таким образом, с помощью диверсификации и плюрализации торговых отношений утвердить свою относительную самостоятельность внутри и вовне. В 1950-1960-е годы конкуренция между иностранными инвесторами была очень слабой (если вообще существовала), так что власть стран УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА третьего мира по отношению к государственным и всемирно-экономическим властным блокам Запада снизилась до нуля. То, что с точки зрения постколониальных и борющихся за независимость и шансы на развитие стран и государств является неотъемлемым свойством империализма, с которым они ведут борьбу, всегда несет отпечаток стратегии мирового рынка. Можно сказать, что для этой империалистической констелляции характерны следующие признаки: а) максимальная межгосударственная конкуренция, поскольку доступ б) доминирование американских концернов на мировом рынке, вслед Оба признака окончательно закрепили почти безысходное, зависимое положение соответствующих стран. Теперь мы имеем прорыв в обоих направлениях. В международной нефтедобывающей промышленности странам, располагающим запасами нефти, удалось организовать и развернуть конкуренцию между мультинациональными концернами, чтобы соответственно повысить свою долю в производстве нефти. Дело в том, что в этот же период в Латинской Америке стали действовать «японские» концерны как альтернативы «американским, штатовским» фирмам, подобно тому как «американские» и «германские» концерны все чаще проникают в Африку, становясь альтернативой «французским» фирмам. Однако здесь остаются старые и возникают новые империалистические констелляции. Так, в особо привлекательных секторах мануфактурного производства, новых технологий (информационных и коммуникативных, биотехнологий и генетики, робототехники и создания искусственного интеллекта), а также инициативы в сфере услуг характерно образование новых монополий и привилегированных государств. Эти новые сверхтехнологии, изменяющие мир во всех отношениях, требуют колоссальных инвестиций и потому осуществимы только с помощью богатых государств, которые к тому же финансируют развитие этих технологий не в последнюю очередь через военно-технологические инвестиции. Тем не менее дискуссия в Германии о green cards 6 для индийских специалистов по информационным технологиям и специалистов по высоким технологиям показывает, зеленых картах (англ.), т. е. документах, дающих право на жительство и работу в данной стране. ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ… что за это время новые компьютерные технологии прорвались в так называемые экономики третьего мира, причем настолько успешно, что так называемые высокоразвитые страны могут оказаться в зависимости от них. Центральным моментом для властного положения государств и стран, которые борются за доступ к мировому рынку и к вытекающим отсюда «шансам на взлет», является то, в какой мере им удается фактически активизировать свою потенциальную власть и использовать ее в игре против акторов мирового рынка [Tazi 2000, 162f.]. Эту активизацию властного потенциала государств можно, помимо прочего, оценить по тому, насколько охотно те или иные правительства вступают в конфликты и способны отстаивать в них свои интересы. Деятельность иностранных инвесторов становится источником всевозможных внутриполитических споров. Она вызывает конфликты, которые можно либо притушить, либо сделать ключевым инструментом для переговоров с инвесторами и странами, осуществляющими их поддержку и защиту. В той мере, в какой удается преодолеть империалистическую констелляцию, т. е. снизить конкуренцию между государствами, расширить предложение по управленческим кадрам (Management-Kompetenzen) в контактах с транснациональными концернами и т. п., страны пребывания получают дополнительную возможность внести в переговоры конфликтную динамику своей собственной страны и извлечь из этого выгоду. Так, с мобилизацией населения — студентов, рабочих, локальных, национальных предприятий и заводов, наконец, управляющего персонала в государственных властях — для улучшения условий внутри национальных рынков, а также шансов на улучшение образования, прав граждан, транспортной системы и т. п., растет уровень национальных конфликтов вокруг иностранных инвестиций и их условий. Ключевой вопрос, особенно для слабых государств, заключается в том, в какой мере их правительствам удается на фоне улучшений, достигнутых через переговоры и многочисленные диверсифицированные международные торговые отношения, указанием на актуальные или потенциальные конфликты в обществе повысить цену их разрешения и так, пусть медленно и постепенно, выходить из роли подгоняемых и проигравших, получать свою долю выигрыша от глобализации. Здесь в очередной раз становится ясно: конфликты не ухудшают, но улучшают позицию государств по отношению к мировой экономике. Противоположное толкование, распространяемое через political УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА correctness' неолиберализма, проистекает в конечном счете именно из его властного расчета, нацеленного на то, чтобы ослабить позицию государств, причем именно тех, которые борются за самостоятельное развитие, по отношению к доминирующим акторам мирового рынка. Сюда относится вердикт минимизации государственного авторитета, который так же входит в число символов веры и идеологических постулатов экономистического развития власти. Именно развивающиеся страны и регионы вынуждены рассчитывать на сильные государства, которые в свою очередь способны нарастить относительную силу, противостоящую превосходящей силе западных стратегий монополии. Поэтому дискурс критики государства в регионах со слабыми государствами приводит к завуалированному требованию безоговорочной капитуляции перед организованными монополиями мирового рынка. И наоборот: свою якобы чисто экономическую власть концерны вполне могут использовать для целей внутренней демократизации. Почему бы, к примеру, в союзе транснациональных концернов не создавать стандарты для политико-моральных рамочных условий и не закреплять их в качестве обязательных, чтобы таким путем с помощью «мягкого насилия» экономики оказывать давление для утверждения прав человека и социальной справедливости? Вопрос возникает уже потому, что и мультинациональные концерны целенаправленно развивают кооперативные стратегии, чтобы свести к минимуму или даже сломить переговорную силу государств. Стремясь прежде всего минимизировать политический риск своих инвестиций, транснациональные концерны образуют и выстраивают транснациональные альянсы, которые почти полностью переваливают возможные затраты, связанные с политической нестабильностью, на страны-оференты и, таким образом, изменяют (если не просто диктуют) условия инвестиционного проекта в свою пользу. Подобные мультинациональные экономические кооперативы и альянсы часто мобилизуют в своих интересах также политическое, финансовое и дипломатическое могущество государств, под флагом которых они охотно плавают всегда, когда речь идет о поддержке таких проектов. Так, например, опыт, приобретенный правительствами стран третьего мира в работе с фармацевтической и автомобильной промышленностью, демонстрирует, как подобная сеть альянсов, выстроенная глобальными концернами, может подавлять или даже сокрушать власть стран пребывания. политическую корректность (англ.). ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ… Мультинациональные концерны оказывают влияние и на транснациональных политических акторов, таких как Всемирный банк, Мировой валютный фонд и др., чтобы не только в отдельном случае, но и структурно — с помощью соответствующего перевода стрелок — улучшить свою позицию в отношении стран-оферентов. Возможности для этого растут, поскольку торговые интересы транснациональных предприятий, носящих неолиберальный характер, отвечают скорее интересам и политике указанных международных организаций, тогда как эта политическая «лояльность», т. е. сходство по интересам с высшими должностными лицами международной экономики, у национальных правительств и не-интернациональных фирм отсутствует. Поэтому политика и кризисный менеджмент международных институтов должны принять ключевую роль для упрочения властного и рыночного положения слабых государств: с одной стороны, они вполне могли бы противодействовать образованию монополий транснациональных концернов и даже пресекать его целенаправленным вмешательством и регулированиями; с другой стороны, отказ от такой политики порождает вопрос: служат ли транснациональные организации всемирно-экономического регулирования, такие как Всемирный банк, МВФ, ОЭСР, страны «восьмерки» и т. п., монополистической протекции и контролю над мировым рынком посредством господствующих транснациональных олигополий? Иными словами, является ли риторика свободного рынка всего лишь маскарадом фактической поддержки извращенной политики протекционизма, а точнее — политики монопольного протекционизма для мировых экономических акторов? 4. Стратегии снижения межгосударственной конкуренции В отношении конкуренции между государствами существует несколько подходов. Эта конкуренция возникает и поддерживается в результате того, что отдельные государства не являются автаркическими и их экономические интересы реализуются не только на национальных рынках. Все они в большей или меньшей степени оказываются на мировом рынке, становясь конкурентами друг для друга. В этой «большей или меньшей степени» уже содержится существенный момент относительности. Так, например, от величины внутреннего рынка (огромного в таких странах, как США, Китай и Россия) зависит, насколько значительно положение страны на рынке мировом. Можно также поставить вопрос: в какой мере влияния акторов мирового рынка ограничивают вес национальных предприятий ми- УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА рового рынка внутри «национальных» экономических пространств, вытесняют ли вторые первых или первые вторых? Не проводят ли именно государства с мощной экономикой политику рыночно-экономи-ческой двойной морали, настаивая на соблюдении принципов свободных рынков для всех остальных стран и одновременно протекционистски защищая собственные внутренние рынки от «иностранного вмешательства»? Это имеет место в крупных экономически развитых странах, которые действуют в соответствии с иерархией неравенства, свойственной протекционистской политике. Они клеймят все протекционистские тенденции в других странах, свой же протекционистский эгоизм считают «самым естественным» на свете. Отчетливее всего эта глобально институционализированная шизофрения проявляется вдоль пограничной линии между капиталом и трудом. В то время как капитал и его владельцы пользуются свободой передвижения по всему миру, в интернациональном альянсе национального протекционизма то же самое право для рабочих всего мира национально ограничивается как «самое естественное» на свете дело. Сегодня для капитала и его владельцев открыты все границы, тогда как рабочие, желающие найти применение своему трудовому и образовательному капиталу в других странах, ищущие свое «инвестиционное счастье», как правило, считаются сильно подверженными криминализации «азюлантами», экономическими беженцами. Полиция или военные силы препятствуют именно в этом применении «без границ» их гуманитарного капитала. Подобная шизофрения углубляется за счет того, что в случае, когда в какой-либо стране не хватает рабочих определенной квалификации, там выпускают green cards или же делают условием для получения достойного места опыт работы за границей. Эта фундаментальная асимметрия между капиталом и трудом очень показательна. Никто не говорит о «беженцах капитала». Не существует требования сгонять инвесторов в сборный лагерь при аэропортах и допрашивать их по поводу мотивов прибытия. Никто не требует от посольств или министерств иностранных дел, чтобы они разработали критерии принятия решений, из каких стран и в каком количестве могут быть допущены «законные беженцы капитала». Вспыхивали когда-нибудь дискуссии о том, в какой мере мультинациональные концерны интегрируются в национальную и локальную культуру? Такие дискуссии порой возникают. Но поражает та простодушная уверенность в нормальности происходящего, с какой мы живем на нашей планете в мире расколотого сознания. Мы говорим о глобализации, а подразумеваем глобализацию только капитала, в то время как глобализация труда есть преступное деяние, а люди вынуждены завоевы- ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ… вать это право (на самом деле — бесправие), отдавая себя в лапы бессовестных контрабандистов, поставщиков живого товара. За последнее время эта возродившаяся торговля людьми превратилась в процветающую отраслей экономики. Когда обнаруживают 58 несчастных людей, задохнувшихся в морозильном контейнере, общественное возмущение не знает границ. Но к ответу в лучшем случае привлекают лишь тех, кто извлекает выгоду из расистского различения миграции и мобильности, но не тех, кто охраняет асимметрию мобильности капитала и немобильности труда. Становится очевидным, что огульное применение к труду требования об отсутствии границ действительно покончило бы с образом мира, состоящего из национальных государств. Именно эта глобальная шизофрения свободной, либеральной рыночной экономики, созданной исключительно в интересах капитала, поддерживает территориальные принципы и фасады национально-государственной политики и общества. Если в этой форме с помощью мирового рынка инициируется конкуренция между государствами — с произвольным отбором и ограничениями, то не менее важно проводить различие между межгосударственной конкуренцией на мировом рынке и национальным соперничеством государств. Последнее связано с понятием национальной угрозы и предполагает обеспечение национальной автономии по отношению к другим государствам. Национальные соперники или враги на самом деле содействовали друг другу, когда угрожали друг другу в военном отношении. В противоположность этому конкурирующие на мировом рынке государства взаимно поддерживают друг друга, когда ограничивают конкуренцию посредством переговоров и кооперации. Именно это осуществляется стратегиями снижения межгосударственной конкуренции. Цель снижения конкуренции для государств можно достичь с помощью стратегий специализации и стратегий гегемонии; причем эти стратегии доступны для государственных акторов в национальных рамках, но в крайне неравных условиях. От этих стратегий надо отличать стратегии транснационализации. Но государства могут применять их только в том случае, если им удастся путем максимизации преимуществ кооперации компенсировать затраты, вызванные упразднением национального суверенитета, который считается священным. Государственные стратегии специализации Специализацию как стратегию, ограничивающую межгосударственную конкуренцию на мировом рынке, можно объяснить по аналогии с профессиями. Если под профессиями понимать набор навыков, по- УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА лученных в ходе обучения, или как рыночный товар «рабочая сила», которые приобретаются в системе профессиональной подготовки и продаются на рынке рабочей силы, то получение определенной профессии означает, что для ее обладателя конкуренция в результате этого сужается или канализируется. Медицинские сестры конкурируют не с налоговыми экспертами, а с медсестрами — и тем ожесточеннее, чем более ограниченным, защищенным номенклатурой профессий является поле, в котором все это происходит. Этот пример с профессиями, разумеется, лишь с оговорками можно применить к отношениям государств на мировом рынке, но и здесь справедлив тот же принцип — государства могут вырабатывать на мировом рынке особые профили рыночного товара, которые укоренены не только в технико-функциональном, но и в политически-культурном отношениях и которые так и надо рассматривать. Государства с одинаковым или сходным профилем рыночного товара ожесточенно конкурируют друг с другом, тогда как между государствами с разным профилем специализации конкуренция снижается. Для классификации подобных государственных стратегий специализации можно выделить два вида. Это можно сделать, ограничившись технико-экономической точкой зрения. Тогда приходишь — вместе с Мануэлем Кастеллом — к новым образцам национального разделения труда, которые характерны для Новой мировой экономики. При этом проводится различие между высокоценными производителями сферы нового информационного или научного труда, производителями с высокой интенсивностью труда сферы низкоквалифицированного, одновременно сомнительно и гибко организованного труда, а также группами, обрабатывающими сырьевые материалы и т. п. 8. Такие профили специализации имеют то преимущество, что охватывают дифференциации обозримого будущего, но обладают тем недостатком, что это делается чисто технократически, т. е. во-первых, без учета стратегически-политического характера глобального разделения труда, а во-вторых, без учета того, что разделение труда между государствами никогда не может быть проанализировано в технико-функциональном аспекте, но всегда только в совокупном профиле, причем технические, экономические, функ- См. в этой связи статьи Мануэля Кастелла. Вильгельм Райх параллельно различает символических аналитиков, т. е. профессии рефлексивного использования информационных технологий, и новых массовых информационно-технологических работников, которые предлагают и оказывают услуги в сфере неквалифицированного и легкозаменимого труда. ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ… циональные аспекты остаются включенными в культурно-политические традиции и мифы. Взяв за основу последнюю точку зрения, можно различать четыре государственные стратегии рыночного товара, или стратегии специализации: а) социал-демократическая стратегия защищающего государства (кон б) стратегия деградации государств с низкой оплатой труда, в) паразитическая стратегия государств налогового рая, г) англосаксонская стратегия неолиберальной деполитизации, разго Стратегии специализации государств направлены на использование и создание экономически-культурных, а также политических особенностей и сильных сторон — «рыночных товаров» — и тем самым против политики неолиберального копирования, оперирующей в соответствии с one-way 10 девизом американизации: «учиться у США — значит учиться побеждать на мировом рынке». Ему противопоставляется следующий аргумент: если все государства станут «пекарями», то мир государств рухнет как минимум по двум причинам: во-первых, все погибнут, объевшись хлебом и пирожными. Иными словами: тут пренебрегают законами специализации, поощряющими различия и разнообразие. Во-вторых, в результате этого возможность обмена, а значит, и конкуренция между государствами, возрастает, т. е. не снижается и не канализируется. Это в свою очередь приводит к тому, что власть государств минимизируется, власть мировой экономики максимизируется. Благодаря примату капитала закрепляется новая конфронтация капитала и политики. Стратегии специализации, т. е. стратегии, позволяющие стать определенным рыночным товаром на мировом рынке, предполагают, наоборот, не исключение конкуренции, не наращивание ее вплоть до всеобщей взаимозаменяемости, а ее канализацию. В рамках одинаковых государственных моделей модерности («рыночный товар») конкуренция растет, тогда как между государствами разных профилей и моделей модерности она сокращается. Теория мирового рынка без границ противопоставляется, таким образом, теории частичных мировых рынков. Последняя исходит из того, что в глобальном капитализме не существует единого пря- Эту типологию стратегии государства и тем самым также последующую аргументацию я заимствовал в работе Palan / Abbot (1999). односторонним (англ.). УЛЬРИХ БЕК. ВЛАСТЬ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗМА мого («королевского») пути, а имеется множество путей, т. е. альтернативных модернов, в которых требования мирового рынка связываются с культурными логиками, господствующими институциональными структурами и акторами, а также политическими проектами типа «как нам жить дальше?». Всем расхожим стратегиям рыночного товара государственной специализации, однако, угрожает неолиберальная эрозия. Это вопрос, в какой мере все эти ответы, которые разрабатывались и завоевывали себе признание в фазе Первого (национально-государственного) модерна, могут быть перенесены на Второй (транснациональный) модерн или в какой мере все эти стратегии, отмеченные печатью национального и территориального подхода, должны быть реформированы, а возможно, даже заново изобретены в других формах. Поэтому уже введенное выше различение актуальной (национально определенной) и потенциальной (транснациональной) власти государств является главным и в связи со стратегиями специализации: необходимость для государств настраиваться на конкуренцию на мировом рынке не следует смешивать с безальтернативностью политики, конформной к мировому рынку, исполняющей законы мирового рынка. Ибо при этом исключается стратегическая альтернатива, транснационализация политики, которая открывается на пути детерриториализации государства. Изменения и реформу государства ни в коем случае нельзя смешивать с ликвидацией и гибелью государства. а) Социал-демократическая стратегия консенсуса В условиях гегемонии неолиберального дискурса социал-демократическая стратегия государства «всеобщего благоденствия» в последние годы была загнана в глухую оборону. При этом в основу кладутся не только ложные масштабы one-way капитализма англосаксонско-неолиберального толка. Гораздо более серьезными последствиями чревато непонимание того, что социал-демократическая стратегия консенсуса (у которой, как подчеркивает Эспинг-Андерсен [Esping-Andersen 1991], имеются различные внутриевропейские варианты и пути развития) представляет собой в историческом плане специфический, политический букет ответов, в котором селективное раскрытие навстречу мировому рынку сочетается с определенными стратегиями защиты и ниш, а также с представлениями политической культуры о равенстве и солидарности. Катценштайн [Katzenstein 1985], Палан и Абботт [Palan / Abbott 1999] подчеркивают, что решающей особенностью, фишкой этих стратегий «защищающего государства» «is a selective integration into world economy — what we refer to as ГЛАВА v. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРАТЕГИИ… economic dualism» 11 (103). Но экономический дуализм — это семантический эвфемизм, который призван выразить следующее положение дел: социал-демократическая стратегия специализации на мировом рынке покоится на институционализированной двойной морали свободного рынка. В ней сравнительно радикальная открытость навстречу мировому рынку (более радикальная по сравнению со многими другими странами) соединяется с протекционистской политикой защиты во многих других секторах. С помощью этого институционализированного противоречия достигается одновременно многое и вовне, и внутри [Palan / Abbot 1999]. Вовне социал-демократические государства консенсуса и благоденствия могут профилировать себя как лидеры либерализации мирового рынка и, таким путем, одновременно максимизировать шансы своей экспортной экономики. Внутри они в состоянии защитить национальные фирмы, рынки и рынки труда посредством создания или поддержания национальных барьеров против вредных влияний конкуренции мирового рынка. Данная двойная мораль оправдывается прежде всего национальными соображениями стратегической безопасности, а также требованиями сохранения общности и культуры — это «немецкий путь». Здесь становится зримым стратегическое значение коммунитаризма в европейском контексте. Акцент на традиционных общественных ценностях и их культивирование часто исходят из подсознательной мысли о том, что в коммунитаристическом обрамлении можно делать то, что публично исповедовать и отстаивать можно лишь с трудом, — например, добиваться исключения чужих и возврата к старым иерархиям (мужчины и женщины). Институционализированная двойная мораль социал-демократических «государств благоденствия» позволяла, однако, реализовать ставшую возможной, благодаря росту доходов и социальной безопасности, индивидуализацию в таких государствах. Этот институционализированный индивидуализм вел не только к тому (на что в основном делается упор), что традиционные иерархии и ожидания в семейном быту, в сексуальности, в браке, а также в союзах, в сообществах постоянных избирателей политических партий разбивались и тем самым повсеместно возникал вопрос о том, как снова загнать дух индивидуализма в институционализированные «бутылки коллективов» — партии, профсоюзы, церкви. Более того, тем самым сформировалось созна-
|