Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Глава 33. Фея.
Оглядываясь назад, я понимаю, что к тому моменту, как мне удается окончательно смириться с Ремусом и четко решить для себя, что оборотню, каким бы он ни был теперь, определенно есть место в моей новой жизни, проходит совсем немного времени. Недели три, не более. Но мне кажется, что это длится намного дольше. Возможно, потому, что в первое время после наших с ним бесед я чувствую себя настолько вымотанным, что хочется кричать. Мне как всегда сложно противостоять Ремусу с его мягким голосом и теплыми глазами, но и быть с ним откровенным я тоже не могу. Однако вскоре, к моему немалому облегчению, оборотень перестает донимать меня расспросами о Литтл-Уингинге. Что, впрочем, не мешает ему завести другую, столь же неблагоприятную для меня тему. – Ты не думал о том, чтобы попробовать подружиться с кем-нибудь из студентов Хогвартса? – спрашивает меня Ремус где-то спустя неделю после того, как я помогаю ему в поимке боггарта. – Наверное, тебе скучновато без общения со сверстниками, ведь в прежней школе ты привык совсем к другому. Но вокруг тебя полно ребят и девушек твоего возраста. Учитывая, что ты в замке на неопределенный срок, было бы не лишним попробовать с ними подружиться. Я не помню точно, каким образом, но в тот раз мне удается отвертеться. Кажется, я ссылаюсь на занятость в учебе, и Ремус отступает. Он до сих пор думает, что Дамблдор был неправ, предложив мне справляться со своей школьной программой самостоятельно, поэтому готов пойти на любые уступки, если я уверяю, что это поможет мне учиться. Но не проходит и нескольких дней, как оборотень возвращается к этой теме: – Гарри, с этого дня у факультетских команд по квиддичу начинаются тренировки. Ты мог бы пойти посмотреть на них! – Меня это не интересует, профессор. Я даже не болею ни за один из факультетов. Однако через некоторое время оборотень опять пытается столкнуть меня со студентами. А затем снова, и снова. В итоге мои отговорки становятся все более путаными и менее правдоподобными, а Ремус убеждается в том, что студентов я просто избегаю. Поэтому я почти не удивляюсь, когда в один из вечеров, которые я провожу в кабинете Ремуса за чаем, разглядыванием всевозможной нечисти и разговорами, оборотень вновь возвращается к этой теме. Впрочем, начинается вечер вполне мирно. Когда я захожу в кабинет, Ремус налетает на меня буквально с порога: – Гарри, ты не поверишь, на что я наткнулся в Запретном лесу, пока искал гриндлоу! Просто невероятно! Эти создания обычно очень осторожны, но эта попыталась напасть на меня, и я ее поймал. Сказать, что я заинтригован, значит не сказать ничего. Оборотень обычно ведет себя куда более сдержанно. – Оно здесь? – я указываю в сторону клетки, на которую наброшена какая-то черная тряпка. Ремус утвердительно кивает, и я подхожу ближе. – Что это? Я уже протягиваю руку, намереваясь стянуть покрывало, но оборотень перехватывает мое запястье. – Стой! Ты не должен смотреть ей в глаза. – Смотреть в глаза? – переспрашиваю я. – Профессор, вы что, отловили василиска? – Не смешно, Гарри, – говорит оборотень, поймав мою ухмылку. – Это фея, лесная фея. Она распыляет вокруг себя особую пыльцу и наводит галлюцинации. Если ты вдохнешь эту пыльцу и фее удастся поймать твой взгляд, неизвестно, что она заставит тебя увидеть. Они очень хитроумны и изворотливы. Люди, попадавшие под их чары, рассказывают разные вещи. Некоторые утверждают, что попадали в водоворот своих тайных страхов, другие погружались в чудесные грезы, третьи начинали разбалтывать секреты, которые берегли больше жизни. В любом случае, последствия совершенно непредсказуемы. Я отдергиваю руку, словно обжегшись. – Ну, и в чем фокус, профессор? – Ремус вопросительно поднимает брови, и я поясняю: – Достаточно не сталкиваться с феей взглядом, и колдовство не сработает? – Это не так просто, как ты думаешь, – мягко отвечает оборотень. – Они делают все возможное, чтобы поймать встречающихся им путников в свои сети. Как правило, желание посмотреть им в глаза почти неодолимо. Однако люди с достаточно крепкой волей могут подавить его. Я бросаю на клетку задумчивый взгляд. – Можно мне попробовать? Это звучит неожиданно даже для меня самого. Но если Ремус и удивлен, то он ничем не выказывает своих чувств, а лишь кивает в сторону клетки. – Как хочешь. Я приду тебе на помощь, если что-то пойдет не так. Я делаю шаг вперед и сжимаю черную ткань в руке. Один короткий вздох, как перед боем, чтобы сосредоточиться, – и тряпка летит в сторону. Но если я и испытываю некоторое напряжение, оно почти сразу сменяется удивлением. Моим глазам предстает нечто маленькое, не больше человеческой руки от локтя до запястья, бесформенное и зеленое. Лишь короткие и круглые крылья, как у мухи, только гораздо больше, отливают синим. Меньше всего это существо напоминает «прекрасных фей», описываемых в сказках. Оно выглядит отталкивающе. На самом деле, я бы даже не спешил определять пол существа, хотя его крошечное зеленое лицо чем-то напоминает очень уродливого человека. «Фея» парит в нескольких дюймах над днищем клетки и скалит мелкие и острые, как у куницы, зубы. Но это все по какой-то причине становится неважным, когда существо коротко взмахивает своими нелепыми мушиными крыльями, и меня заволакивает фиолетовое облако, сквозь которое предметы кажутся зыбкими и далекими, словно в тумане. «Посмотри мне в глаза». Ментальный приказ, почти сразу понимаю я. Короткий и острый, как игла. И тем более странный из-за того, что отдается без зрительного контакта. Желание подчиниться велико, и мне приходится приложить усилие, чтобы побороть его. «Посмотри мне в глаза», – настойчивее повторяет фея. От фиолетовой пыльцы, забивающей нос и горло, хочется чихать. – «Сейчас же!» Фиолетовый туман каким-то образом проникает даже в голову, мягко заволакивая мысли. На миг мне хочется столкнуться с феей глазами – просто чтобы проверить, смогу ли я противостоять ей. «Давай же, смелей», – шепчет существо. – «Ты ведь хочешь знать, на что это похоже?» Это отрезвляет. Я успеваю лишь качнуть головой, прежде чем складываюсь пополам и оглушительно чихаю. Существо выходит из себя: с коротким и неприятным, как скрежет ногтя по стеклу криком оно кидается на прутья клетки, клацая своими звериными зубами. Я отшатываюсь в сторону. – Достаточно, – говорит Ремус и быстро набрасывает ткань обратно на клетку. Один взмах палочкой – и облако едкой пыльцы рассеивается. Затем оборотень подходит ко мне и хлопает по спине, помогая прокашляться. – Ну, как? – Вполне сносно, – честно отвечаю я, стирая выступившие на глазах слезы. – Ну и уродцы же ваши феи, профессор. Фея беснуется и скрежещет зубами даже за завесой ткани, так что я отхожу от ее клетки подальше и плюхаюсь на диван. Ремус занимает кресло напротив. – Как тебе удалось противостоять ее чарам? – с интересом спрашивает он. – Ну… Я словно почувствовал, что желание столкнуться с ней взглядом принадлежит не мне, а ей, – медленно произношу я, стараясь не прятать глаза. – После этого побороть его стало не слишком тяжело. – Замечательно, Гарри! У тебя просто потрясающая сила воли. Я не сомневался, что у тебя получится справиться с чарами феи, но, признаться, не ожидал, что так скоро. Это отличная новость! Я смущенно благодарю оборотня, чувствуя, что от незаслуженной похвалы к щекам приливает кровь. – Чаю? – предлагает Ремус, и я киваю, потому что выдержать его взгляд вдруг становится не проще, чем противостоять мысленным приказам феи. – Итак, этому вы собираетесь учить своих студентов? – спрашиваю я, когда оборотень наливает нам обоим чаю и садится напротив. – Укреплять силу воли? – Можно и так сказать, – Ремус хмыкает. – Я планирую провести несколько практических занятий по этой теме. Думаю, это будет небесполезно и станет неплохой подготовкой к урокам, на которых студентам придется противостоять ментальным проклятиям. – Чему-то вроде Империуса? – совершенно бездумно спрашиваю я, но оборотень вдруг напрягается. – Откуда ты знаешь про Империус? – спрашивает он таким резким тоном, какого я не ожидал от него услышать. – Кто тебе рассказал? В его глазах я вижу почти враждебность, и в первые несколько секунд настолько потрясен, что не нахожусь с ответом. Но оборотень цепко хватает меня за плечо, не отводя пристального взгляда. Чай расплескивается за пределы кружки, так что мне приходится отставить ее на журнальный столик. Хватка оборотня усиливается, и я нервно восклицаю: – Да никто мне ничего не рассказывал! – Взгляд Ремуса выражает недоверие, пальцы впиваются в плечо почти до боли, и я добавляю: – Я читал о нем, ясно? В одной книге из библиотеки. Ничего особенного. – Ничего особенного? – пораженно переспрашивает оборотень, разжимая наконец руку. – Мерлин, Гарри, где ты наткнулся на эту книгу? Империус – одно из трех Непростительных проклятий! Наказание за каждое из них – смерть. Разумеется, их не проходят в школах. Даже доступ к информации об этих проклятиях ограничен Министерством магии, поэтому то, что ты случайно наткнулся на описание одного из них в библиотеке Хогвартса, само по себе поразительно. Но ради собственного блага тебе лучше немедленно забыть все, что ты читал про Империус, хорошо? Ремус выглядит по-настоящему взволнованным, и я остолбенело киваю. Что ж, это было довольно… информативно. – Извините, сэр, – бормочу я враз охрипшим голосом. – Я больше не буду читать о подобных проклятиях. Я не знал, что это настолько серьезно. Ремус кивает, его лицо расслабляется, и лишь мое онемевшее плечо, по-прежнему ощущающее звериную хватку пальцев, напоминает о его вспышке. Я осторожно приподнимаю позабытую кружку, оставляя на столе влажный круг. – Итак, лесные феи, – несколько неловко напоминает оборотень, когда тишина начинает давить на уши. – Видишь ли, Гарри, трудность практического занятия с феей заключается в том, что очень многие студенты могут попасть под ее влияние, а предсказать их поведение в таком случае станет почти невозможным. Поэтому в моих интересах как можно скорее привести одурманенных студентов в чувства. Для этого даже не придется прибегать к помощи магии: против воздействия фей есть одно очень простое, но эффективное средство – полынь. Ее запах нейтрализует галлюциногенный эффект пыльцы, и чары спадают. – Так к чему вы ведете, профессор? – осторожно интересуюсь я, предчувствуя ответ. – Мне не помешала бы помощь, – подтверждает оборотень мои опасения. Увидев выражение моего лица, он поспешно добавляет: – Только на одно занятие, пока я не смогу убедиться, что ситуация под контролем. Тебе почти ничего не придется делать, Гарри. Я хочу, чтобы ты всего лишь подстраховал меня. – Подстраховал? – переспрашиваю я, изогнув бровь. – Ну да. Ты мог бы как можно скорее подавать полынь тем, кто попадет под воздействие этих существ. Это будет не слишком обременительным для тебя, обещаю. К тому же, мы только что убедились, что для тебя самого феи безвредны. Услышав это возмутительное заявление, я даже забываю про свой чай. Вот значит как. Что ж, это хотя бы объясняет, почему Ремус не был против моего любопытства: он планировал это с самого начала. – Профессор, вы ведь понимаете, что ставите меня в безвыходное положение? – напрямик спрашиваю я. – Помогать преподавателям – моя работа, из-за которой меня держат в Хогвартсе. Я не могу отказаться от этого, как бы сильно мне ни хотелось. – Уверяю тебя, что все пройдет отлично, – с улыбкой говорит Ремус. – Ты не пожалеешь. – А я вот почему-то убежден в обратном, – бормочу я и вздыхаю. – Хорошо, когда? – Завтра в девять, – говорит оборотень с нескрываемым облегчением в голосе. – Это будет Гриффиндор, пятый курс. У меня перехватывает дыхание, так, что если бы я успел глотнуть чаю, то непременно захлебнулся бы. Некоторое время я даже вглядываюсь в лицо оборотня, гадая, вдруг это какая-то жестокая шутка. Даже заставить меня присутствовать на уроке слизеринцев было бы не столь подлым! Но Ремус смотрит на меня со спокойной улыбкой, и я чувствую, как внутри меня медленно поднимается злоба, ожигая внутренности. Отлично! И после того, что только что произошло, он смеет считать, что оказывает мне поддержку. Это было нечестным – силой принудить меня к тому, чего я совсем не желаю. Это было… почти предательством. Это было одной из тех вещей, которую я мог ожидать от кого угодно, кроме него. – Спасибо за прием, сэр, – сухо говорю я, отставляя кружку с недопитым чаем в сторону. Стук от соприкосновения с поверхностью стола получается неожиданно громким, но я не обращаю на него внимания. – А сейчас мне пора. Всего вам хорошего. Выходя за дверь, я даже не удосуживаюсь обернуться, чтобы увидеть выражение его лица. Внутри у меня все клокочет от обиды и гнева, и единственное, чего я хочу – оказаться как можно дальше от этого места.
– Профессор Люпин! Постойте! Я догоняю его по пути на завтрак. На меня оборачиваются спешащие в Большой зал студенты, и я расталкиваю их чуть ли не с ожесточением. Услышав мой голос, Ремус останавливается. Когда я подхожу ближе, то вижу в глазах оборотня удивление. – Гарри! – восклицает он. – Не ожидал тебя здесь увидеть. Я думал, ты не любишь есть вместе со всеми. – Да, не люблю. То есть, я искал вас, – я говорю сбивчиво, с трудом переводя дыхание. – Профессор, я… Я хотел извиниться. За вчерашнее. Я хочу сказать, что мне стыдно за свою вспышку. Ремус поступил нечестно, воспользовавшись своим положением преподавателя для того, чтобы заставить меня встретиться со студентами. Я же поступил просто по-идиотски, позволив себе по-настоящему разозлиться на него за это. Глупо, необоснованно, импульсивно… эй, Поттер, тебе же не двенадцать лет, забыл? Но дело в том, что я вновь позволил эмоциям взять верх над разумом, поддавшись своей паранойе или еще черт знает чему, полагающему, что все вокруг заняты исключительно попытками омрачить мое существование. Оборотень всего лишь хочет помочь. Он не имеет и понятия о том, почему я избегаю студентов. Возможно, он вообще думает, что я просто из застенчивости не решаюсь с ними заговорить. – Пойдем в зал, Гарри, – Ремус останавливает меня прежде, чем я успеваю перевести дыхание и продолжить. Он берет меня за плечо, мягко увлекая за собой. Только тут до меня доходит, что многие студенты в коридоре остановились и таращатся, с любопытством слушая наш разговор. – Я и не думал сердиться на тебя, – негромко говорит оборотень, когда мы занимаем свои места за столом преподавателей. – Так что не было нужды к столь решительным действиям в коридоре. Теперь студенты еще долго будут гадать, за что ты передо мной извинялся – Ну конечно, нет, – надежды в моем голосе гораздо больше, чем уверенности. – Какое им до этого дело? Оборотень пожимает плечами. – Вообще-то, здесь происходит не слишком-то много событий, – говорит он. – Все старые сплетни уже приелись, вот студенты и ищут что-нибудь необычное. Так всегда было и будет. Сейчас им интересен ты. Отчасти потому, что ты здесь новенький, отчасти потому, что ты отличаешься от них образом жизни и статусом. Такое внимание здесь неизбежно. Но поверь мне, рано или поздно их интерес к тебе угаснет и твоя жизнь войдет в привычное русло. Я говорю тебе все это для того, чтобы ты не позволял подобным вещам себе мешать. Я понимаю, нелегко быть в центре шумихи. Но ты не должен отгораживаться от всего мира из-за нескольких любопытных. – Нескольких любопытных? – переспрашиваю я немного резче, чем хотел бы. – Профессор, на прошлой неделе меня спросили, как именно умерли мои родственники. А не далее как позавчера, если не ошибаюсь, высказали предположение, что мой отец-аврор покончил с собой, узнав, что его родной сын – сквиб. Услышав это, Ремус вздрагивает с такой силой, что изрядная доля кофе из чашки, которую он держит в руках, проливается на белоснежную скатерть. И хотя на его лице при этом ни один мускул не меняет своего положения, костяшки пальцев оборотня белеют. Мадам Хуч косится в нашу сторону, и мне приходится понизить голос. – Были и другие случаи, – продолжаю я куда менее решительно, уже жалея, что решил высказаться. – Все это – нечто большее, чем «несколько любопытных». – Гарри, я… – растерянно начинает Ремус, но не находится со словами, и голос его беспомощно затихает. – Я не знаю, что сказать. Я… – Не надо ничего говорить, профессор, – перебиваю я. – Я и так знаю все наперед. Вы скажете, что большинство из этих подростков никогда не теряли близких, поэтому просто не понимают, что я испытываю. Что они могут быть любопытными до бестактности, но мне не надо держать на них зла. Профессор МакГонагалл уже говорила мне нечто подобное. Но я никого и не обвиняю. Просто пытаюсь объяснить, почему не слишком-то стремлюсь видеться со студентами. Я скорее лгу, чем говорю правду. Мерлин, да меня полжизни преследовали сплетни, шепот за спиной и нездоровый интерес незнакомых мне людей. Я бы наверняка давным-давно свихнулся, если бы испытывал по этому поводу хоть что-то сильнее раздражения. Но лучшего оправдания и не придумаешь, так что впервые в своей жизни я даже благодарен той шумихе, которая то и дело расползается вокруг событий моей частной жизни. – Гарри, дай им шанс, ладно? – просит в конце концов Ремус. – Вот увидишь, гриффиндорцы совсем не плохие. Они тебя понравятся. Я прихлебываю кофе, скрывая за чашкой горькую усмешку. Я и сам знаю, что понравятся, Ремус. Это меня и беспокоит.
К кабинету ЗоТИ мы с Ремусом приходим вдвоем. Почти весь пятый курс Гриффиндора уже толпится у дверей в ожидании урока, так что я еще издалека успеваю заметить Гермиону, уткнувшуюся в один из своих толстенных фолиантов, и Рона, который стоит рядом с ней и молчаливо мается от скуки, переминаясь с ноги на ногу. Рядом Дин и Симус листают «Мир Квиддича» и оживленно о чем-то спорят. Эти парни, сколько я их знал, умудрялись болеть за разные команды в любых видах спорта и ссорится до хрипоты по ерундовым поводам, например, доказывая друг другу, кто круче – The Banshes или Ramones, но при этом оставаться лучшими друзьями. Невилл Лонгботтом держится особняком, привалившись к стене отдельно ото всех и просматривая учебник, но без интереса, а скорее просто так, чтобы занять время. Парвати Патил и Лаванда Браун причесываются и наспех подкрашивают ресницы, попутно интересуясь друг у друга, как они выглядят. Все как всегда, так, как и должно быть. От осознания этого меня заполняет обманчивое ощущение безопасности. Чувство потерянности, терзающее меня с того самого дня, как в Хогвартс приехали ученики, отступает. Мне хочется помахать Дину и Симусу, затем подойти к Рону, толкнуть его в плечо, улыбнуться и сказать: «Здорово, друг. Давно не виделись», или «Рон, не вешай нос! Похоже, Гермиона уже достала тебя своими Рунами до чертиков. Может, удерем от нее и погоняем кваффл?» Но затем студенты замечают Ремуса и меня вместе с ним, и возникшее было чувство дежа вю пропадает бесследно. Все они смотрят со смесью легкого удивления и небрежности. «Зачем ты пришел?» – словно говорят из взгляды. – «Тебе здесь не место». Да, точно, мне не место здесь, среди них. Среди людей, которые когда-то были привязаны ко мне настолько сильно, что были готовы пойти за меня на смерть. Эй, Поттер, за этим ты пришел к ним снова? Хочешь привязать их к себе? Хочешь опять почувствовать, каково это – когда кто-то способен отдать свою жизнь ради тебя? Эта мысль оказывает то же действие, что и опрокинутый на голову ушат холодной воды. Во всяком случае, мозги помогает прочистить не хуже. Поэтому приблизившись к двери кабинета, я успеваю собраться и принять равнодушный вид. Мне надо притвориться, что вижу незнакомцев, только и всего. Их взгляды, недоуменные и не слишком-то приветливые, весьма облегчают мне задачу. Ремус делает шаг к двери, чтобы открыть ее с помощью волшебной палочки, а я оказываюсь позади него и впереди студентов, которые полукругом обступают вход в кабинет. – Смотри, Гермиона! – прямо за моей спиной раздается низкий голос, который, несомненно, принадлежит Рону. – Как думаешь, что здесь делает он? – Тише, Рон, – возмущенно шипит девушка в ответ. – Не сомневаюсь, что профессор Люпин сейчас нам это объяснит. А ты пока мог бы не выставлять себя неотесанным болваном! На миг я испытываю острый прилив благодарности к Гермионе. – Никем я себя не выставляю! – фыркает Рон. – Уже и спросить нельзя… Докатились… От неловкой сцены меня освобождает Ремус, который наконец заканчивает возиться с замком и распахивает двери. Я оглядываю просторный, залитый солнцем кабинет с рядами парт и широкой площадкой для практических занятий перед ними, вдыхаю почти позабытую мешанину из запахов пергамента, старых книг, мела для классной доски, и до меня доходит, что я не был в классных комнатах Хогвартса уже чертову уйму времени. Я бродил по коридорам, изредка захаживал в личные кабинеты учителей, когда им нужно было сделать что-то по работе, довольно часто сидел в библиотеке, но вот повода заглянуть в классы все как-то не находилось. А в следующий миг я ловлю себя на том, что двигаюсь очень плавно и почти бесшумно, едва задерживая дыхание, будто оказался на незнакомой территории и не уверен, что здесь безопасно. Я торопливо одергиваю себя и быстрыми, твердыми шагами подхожу к учительскому столу. – Я сяду рядом с вами, профессор, хорошо? – спрашиваю я таким тоном, что Ремус не может отказаться, не рискуя меня обидеть. Я имею право на этот маленький шантаж. В конце концов, у оборотня передо мной должок после вчерашнего. И, кроме того, я испытываю странную потребность в том, чтобы отделить себя от остальных студентов. Хотя бы чисто символическим промежутком между школьными партами и учительской кафедрой. Просто для того, чтобы лишний раз напомнить самому себе, где теперь мое место. Оборотень лишь кивает, но при этом бросает на меня короткий вопросительный взгляд, который заставляет меня нервничать. – Доброе утро всем, – говорит Ремус, когда все студенты рассаживаются по местам, а я занимаю свободный стул по правую руку от него. – Как вы видите, сегодня у нас будет не совсем обычное занятие, поэтому мне понадобится помощник. К счастью, Гарри любезно согласился оказать мне эту услугу, так что на сегодняшнем уроке вы будете работать все вместе, как одна команда. При этих словах студенты оживляются, в их глазах загорается интерес. Гермиона садится очень прямо и так вытягивает шею, что не остается никаких сомнений в том, что она ловит каждое слово преподавателя. – Существа, которых я продемонстрирую вам сегодня, довольно опасны и хитроумны, – продолжает Ремус. – Они живут в лесах и промышляют тем, что заманивают в свои ловушки случайных путников. Их называют лесными феями. Кто может рассказать мне о них? Лица почти всех учеников выражают замешательство. Рон чешет макушку, старательно делая вид, что пытается что-то припомнить, Симус пожимает плечами, молчаливо признавая поражение. По лицу Невилла видно, что он колеблется, не решаясь высказать свои предположения перед всем классом. И лишь Гермиона как всегда нетерпеливо тянет руку вверх, а весь ее вид при этом выражает жгучее желание как можно скорее поделиться своими знаниями с остальными. – Пожалуйста, Гермиона, – говорит Ремус с тщательно скрываемой улыбкой. – Лесные феи, или дриады – кровожадные лесные демоны, которые заманивают своих жертв тем, что распыляют вокруг себя особый порошок, подавляющий волю жертвы и вызывающий галлюцинации, – Гермиона говорит быстро и четко, словно читает по учебнику. Я улыбаюсь краешком рта, слушая ее, и в который раз думаю о том, как же все-таки безумно, отчаянно, невозможно скучал. – Видения, насылаемые феями, многообразны и непредсказуемы. Но попав под их влияние, человек уже не сможет освободиться самостоятельно, без посторонней помощи. Рано или поздно галлюцинации сводят жертв фей с ума, и когда они становятся совершенно беспомощными, феи нападают. – Замечательно, пять баллов Гриффиндору за такой подробный ответ, – произносит Ремус. – Единственное, что можно добавить, так это то, что галлюцинации вызывает не сама пыльца феи, а ее взгляд. Поэтому самый верный способ противостоять чарам этих существ – не сталкиваться с ними глазами. Щеки Гермионы розовеют от смущения и она начинает торопливо листать учебник – несомненно, в поисках параграфа про фей. – Но это не так просто, как кажется поначалу, – продолжает оборотень. – Дело в том, что феи очень сильны в ментальных атаках – то есть в искусстве воздействия на человеческое сознание. Поэтому желание встретиться с ними глазами может быть очень велико. Однако вы должны противиться ему изо всех сил. У людей с более сильной волей это получается легко, другим приходится долго стараться, чтобы добиться результатов. Так или иначе, если вам удастся побороть желание посмотреть фее в глаза, то она станет совершенно беспомощной перед вами. После этого ее можно легко уничтожить любым боевым заклинанием. Класс молчит, переваривая информацию. Глаза Рона и Симуса выражают предвкушение и азарт, Гермиона старательно записывает за Ремусом каждое слово, но кажется при этом очень собранной, так что у меня ни остается никаких сомнений в том, что она тоже готова попробовать сразиться с феей. Зато на Невилла просто жалко смотреть. Его лицо выцветает до мучнистого оттенка, и даже со своего места мне видно, что его сцепленные в замок пальцы становятся белыми от напряжения. – Напоминаю вам, что противостоять фее – очень непростая задача. Так что не будет ничего постыдного, если у вас ничего не выйдет. Более того, я почти уверен, что с первого раза ни у кого не получится. Но вы для того сюда и пришли, чтобы научиться. Ремус ободряюще улыбается своим студентам, и его глаза излучают поддержку, участие, тепло и ни капли беспокойства или неуверенности. Я перехватываю этот взгляд, и на миг у меня возникает очень странное желание оказаться на месте гриффиндорцев. – Прежде, чем мы приступим к практическому заданию, хочу задать вам еще один вопрос по теории, – продолжает оборотень. – Дело в том, что против галлюциногенной атаки феи есть одно простое, но верное средство. Кто может назвать мне его? – Это полынь, – внезапно выпаливает Невилл. Гермиона разочарованно опускает вскинутую руку, а все остальные оборачиваются на Невилла с выражением крайнего удивления. Невилл идет красными пятнами и так стремительно утыкается взглядом в учебник, словно тот его позвал. – Совершенно верно, Невилл, – говорит Ремус. – Пять баллов Гриффиндору. А теперь, если все готовы, то мы можем приступать к практической части. Сначала вы будете пробовать сразиться с феей в одиночку, чтобы оценить ее силы и продумать план действий. Вы вольны выбирать любой способ защиты своего сознания. Можете отвлечься на посторонние мысли, попытаться побороть искушение столкнуться с феей взглядом или прибегнуть к открытому мысленному противостоянию – все это остается на ваше усмотрение. А затем мы устроим нечто вроде поединка: вы будете выступать против феи как одна команда. Ваша задача будет состоять в том, чтобы обездвижить или усыпить ее с помощью заклинания. Кроме того, каждый из вас получит по флакону с полынью, чтобы приводить в чувства своих попавших под чары товарищей. Здесь к вам присоединится Гарри. Он способен противостоять фее, так что сможет прийти на помощь, если вы не будете справляться. При этих словах Рон не может удержаться от громкого фырканья, и мои руки против воли сжимаются в кулаки. Ну же, спокойно, это всего лишь Рон. Тот самый Рон, который всех змееустов считал злыми, а оборотней – опасными. Он склонен делать поспешные выводы, только и всего. Ему нужно время, чтобы разобраться с тем, как он ко мне относится. Поэтому я заставляю свое лицо расслабиться и принимаю нарочито небрежную позу, бесстрастно наблюдая за происходящим. – Кто хочет попробовать первым? – спрашивает Ремус. Несмотря на боевое настроение, все молчат. Никому не хочется показаться смешным или нелепым перед остальным классом, первым попав под колдовство феи. – Как насчет тебя, Рон? Всего на секунду взгляд Ремуса словно становится холодным и колючим, и эту секунду мне кажется, что это – наказание для Рона за попытку меня унизить. Но когда оборотень делает шаг вперед и ставит прозрачный магический барьер между пространством для тренировок с клеткой феи и остальным классом, его взгляд кажется спокойным и теплым, как всегда, и я понимаю, что ошибся. Рон бесстрашно выходит вперед, под магический купол, и становится напротив занавешенной тканью клетки. – Готов? – спрашивает Ремус. Рон кивает, и оборотень стаскивает покрывало и отбрасывает его прочь. Первые несколько секунд при виде феи лицо Рона выражает лишь недоумение с малой примесью отвращения. Уверен, что точно такое же выражение было и у меня, когда я только увидел это существо. Но затем от феи во все стороны распространяются душные волны пыльцы, сдерживаемые лишь волшебным куполом, и веки Рона становятся низкими и тяжелыми, а взгляд – бессмысленным. Еще секунда – и его глаза вдруг распахивается, широко и немного удивленно, а затем его взгляд прямо и без колебаний скрещивается со взглядом феи. Все задерживают дыхание, глядя на Рона. Он стоит на месте, чуть покачиваясь взад-вперед на нетвердых ногах, его лицо расплывается в блаженной и бессмысленной улыбке, и разве что слюна не стекает по подбородку. Он издает какие-то бессвязные звуки, напоминающие детское лопотание, которые перемежаются причмокиваниями, будто Рон спит и видит сон. Симус пихает Дина в бок и что-то тихонько шепчет ему, отчего тот прыскает в кулак. На лицах Лаванды и Парвати читается отвращение. Когда становится понятно, что Рон так и собирается стоять на месте, глупо улыбаясь и качаясь из стороны в сторону, Ремус делает шаг вперед и сует ему под нос флакончик с настойкой полыни, после чего развеивает повисшую в воздухе едкую пыльцу и выводит Рона за пределы магического купола. – Это было круто! – восторженно объявляет Рон, плюхаясь обратно на свое место. – В жизни ничего подобного не испытывал. Такое ощущение, будто ты паришь где-то высоко, выше деревьев, выше облаков… – Да, а в этот момент тебя пожирает фея, – саркастично заканчивает за него Гермиона, и Рон спадает с лица и отводит взгляд. – Ничего страшного, такая реакция на чары феи вполне естественна, – примиряющее говорит Ремус. – Теперь ты, Рон, должен поразмыслить над тем, что поможет тебе противостоять ей в следующий раз. Продумай сразу несколько тактик, на случай, если какие-то из них не сработают. Кто следующий? На этот раз руку без колебаний поднимает Гермиона, явно обеспокоенная тем, что Рон получил дальнейшее задание раньше нее. Ей удается продержаться несколько секунд, прежде чем ее глаза, в которых уже плещется осознание поражения, медленно и словно нехотя встречаются с глазами феи. – Нет, этого не может быть! – восклицает она в следующую секунду звонко и пронзительно, так что сидящие на передних партах вздрагивают. – Из предельного множества конечных чисел никогда не получится бесконечного, равно как и из бесконечного числа конечных отрезков не может выйти конечного, это же основы Нумерологии, это… Глаза у Ремуса округляются точно так же, как и у всех студентов в классе, и он спешит развеять чары. – Боже, какая глупость, – бормочет чуть порозовевшая от смущения Гермиона, возвращаясь к своему месту. – Мне казалось, что я спорю с профессором Вектор про Нумерологию… – Ну почему же глупость, – беззлобно поддевает ее Симус. – У тебя по крайней мере есть реальные шансы на то, что фея не выдержит слушать весь этот бред и сама издохнет. – Ха, точно! – радостно восклицает Рон, но перехватывает не предвещающий ничего хорошего взгляд подруги и замолкает. Далее на схватку с феей вызывается Симус, которому кажется, что за ним гонятся кровожадные вурдалаки, а затем и Дин, который объявляет на весь класс, что сходит с ума по Кэтти Белл и после школы собирается сделать ей предложение, а затем минут пять уверяет всех вокруг, что на самом деле не испытывает к гриффиндорской охотнице ничего подобного. – Хочешь попробовать, Невилл? – спрашивает Ремус, и я едва не дергаюсь, чтобы остановить его, потому что Невилл слегка дрожит от нервного напряжения и кажется до ужаса несчастным. Но вопреки моим ожиданиям, Невилл кивает и нетвердо поднимается со своего места, направляясь к огороженной магическим барьером клетке с феей. Его взгляд находит глаза существа с такой скоростью, что кажется, будто он специально решил с самого начала встретиться с ними, не сопротивляясь воздействию феи. Некоторое время он стоит неподвижно и совершенно прямо, вытянувшись струной и опустив руки по бокам. Я и сам не понимаю, почему вдруг тоже напрягаюсь, не сводя с Невилла взгляда. Его белое и напряженное лицо пересекает судорога ужаса, когда он вдруг стремительно переводит взгляд куда-то в сторону, а затем вскидывает руки в защитном жесте и делает несколько неровных, спотыкающихся шагов назад. – Нет, – хрипло вскрикивает он, и звучит это чудн о и жутко одновременно. А я вдруг вижу, словно наяву, темную, закутанную в форменную мантию Упивающихся Смертью фигуру Беллатрикс Лестрейндж, которая направляет палочку на точно такого же бледного и испуганного Невилла, чтобы произнести очередной Круциатус. И он хрипит и кашляет кровью, отступая назад до тех пор, пока не упирается спиной в шершавую кладку стены. И я знаю, что через несколько мучительных минут, наполненных криками и болью, Беллатрикс произнесет два коротких страшных слова, а я не смогу сделать ничего, чтобы этому помешать. Я не смогу, черт подери, вообще ничем не смогу помочь Невиллу, потому что меня даже нет там. Потому что это – всего лишь воспоминание из Думосбора, который Лорд Волдеморт преподнес мне на Рождество. – Нет, пожалуйста, не надо! – продолжает Невилл, срываясь на крик, и у меня язык присыхает к небу. – Уйдите прочь! Оставьте в меня в покое! Оставьте меня! – Хватит! Прекрати это, Ремус. Сейчас же! Лишь когда все резко и пораженно оборачиваются на меня, до меня доходит, что это я выкрикиваю эти слова. Что это я срываюсь со своего места, сам того не замечая, пересекаю магический барьер, за которым в слабом облаке пыльцы замерли Ремус и Невилл, и ору на оборотня во всю мощь своих легких, не обращая никакого внимания на фею и ее чары. Я тут же понимаю, что впервые вслух называю оборотня по имени – и он понимает это тоже. Но мне некогда раздумывать над тем, не дискредитировал ли я этим Ремуса в глазах студентов и как он сам к этому отнесется, только не тогда, когда в каких-то двух шагах от меня Невилл кричит, и стонет, и молит о пощаде. – Пожалуйста, – добавляю я горячо и отчаянно, и что-то во взгляде Ремуса переворачивается, когда он коротко мне кивает и подносит к лицу Невилла спасительный флакончик с полынью. Быстрый взмах палочки – и дрожащее в неподвижном воздухе фиолетовое облако тает, а Невилл приходит в себя. Он пару раз встряхивает головой, а потом неровной походкой возвращается к своему месту, стараясь не встречаться ни с кем глазами. Его лицо, уши и даже шея покраснели от смущения, все провожают его встревоженными взглядами, но он сам едва ли это замечает. Невилл тяжело обрушивается на свое место, но прежде, чем он утыкается неподвижным взглядом в учебник, я замечаю, что глаза у него подозрительно блестят. Я молча качаю головой, наблюдая за этой сценой, и все в ней кажется мне неправильным. Неправильным настолько, что мне приходится впиться ногтями в ладони до боли, чтобы взять себя в руки и молча вернуться на свое место. – Итак, у нас остаются только Парвати и Лаванда, – говорит Ремус, прочистив горло. Тяжелая, неуютная тишина отступает, и я тихонько перевожу дух. Лаванда несколько минут носится по классу, воображая, что играет со своим псом Дарвином, а когда приходит в себя, то выясняется, что он умер два года назад, и все это приводит девушку в крайне подавленное состояние духа. Парвати же фея заставляет думать, что по ней ползают какие-то насекомые, и она стряхивает их с себя со столь комичным ужасом, что разве что Ремусу удается не улыбнуться. – Отлично! – говорит оборотень, когда пришедшая в себя Парвати возвращается на свое место, все еще продолжая критически осматривать мантию на предмет жуков. – Все вы неплохо справились с заданием. Сейчас я дам вам несколько минут на то, чтобы подумать, что заставило вас поддаться фее, а затем вы попробуете одолеть ее все вместе. Студенты погружаются в сосредоточенные размышления, а Ремус тем временем набрасывает покрывало на клетку с феей и возвращается на свое место. Когда оборотень садится рядом со мной, то смотрит так, что на миг мне кажется, что ему очень хочется спросить, почему я так резко остановил его там, с Невиллом. Но он ничего не говорит, и я тоже молчу, изо всех сил борясь со странным желанием извиниться. Через несколько минут Ремус поднимается со своего места, хлопает в ладоши и говорит: – Ну, до конца урока у нас остается не слишком много времени, так что предлагаю начать. Возьмите, пожалуйста, по флакону с настойкой полыни и встаньте перед феей. Гарри, ты тоже, – добавляет оборотень, обращаясь ко мне. – Каждый, кто сумеет побороть чары, заработает Гриффиндору пять баллов! «Спарринг» проходит динамично и увлекательно, и, пожалуй, он мог бы даже мне показаться интересным, если бы я не оказался так занят присмотром за Невиллом. Стоит ему замереть на месте с маской ужаса на лице, как я мчусь к нему на всех парах, полностью уверенный в том, что повторения этого кошмара мне не выдержать. А в промежутках между атаками феи на Невилла я оказываюсь слишком занят тем, что привожу в чувства остальных. Правда, мою помощь они принимают не особенно охотно, скорее, с изрядной долей досады. Когда я подношу флакон с настойкой полыни к лицу Рона, он отталкивает мою руку в сторону и сквозь зубы говорит, что может превосходно справиться и без моей помощи, после чего довольно грубо советует пойти подтереть сопли Невиллу. – Круто, что профессор натаскал тебя противостоять феям, – говорит он. – Но я бы не советовал тебе особенно задирать нос по этому поводу! Я пропускаю эту фразу мимо ушей, потому что знаю, с какой неохотой Рон принимает чужую помощь. Это же Рон, уговариваю я себя, мой лучший друг, я не позволю себе разозлиться на него, даже если он начнет нести самый несусветный бред в своей жизни. Но Рон больше не заговаривает со мной, и я сам не могу понять, нравится мне это или нет. Так или иначе, но когда Гермиона, Дин и Симус совместными усилиями обездвиживают фею, я с удивлением обнаруживаю, что все это время был настолько занят, что даже не почувствовал влияния существа. Возможно, думаю я, фее нелегко копаться в мозгах у такого количества народа одновременно. – Прекрасная работа! – восклицает Ремус, когда тяжело дышащие, но довольные студенты рассаживаются по местам. – Симус, Гермиона и Дин зарабатывают Гриффиндору пятнадцать баллов, остальные тоже замечательно поработали. Итак, кто-нибудь заметил в процессе этого упражнения что-то любопытное? Разумеется, руку поднимает Гермиона. – Ну, наши видения не менялись, хотя мы попадали под воздействие чар неоднократно, – с легкой долей неуверенности произносит она. – Абсолютно точно! – Ремус кивает, и Гермиона не может скрыть довольной улыбки. – Это свидетельствует о том, что феи способны нащупать именно то видение, которое сделает нас наиболее уязвимыми перед ними. Это может касаться того, что мы испытываем сейчас, или более глубоких переживаний, но можно быть уверенными в том, что в течение некоторого времени видения останутся неизменными. Это можно использовать для того, чтобы легче побороть волшебство феи. Раздается низкий гонг, оповещающий о конце урока, и Ремус поспешно произносит: – К следующему уроку принесите мне конспекты главы учебника про фей, а также кратко опишите свой способ противостояния атакам этих существ. Все свободны! Студенты шумно собирают свои вещи и выходят из класса, но я почти сразу замечаю, что Рон и Гермиона собирают книги и перья нарочито медленно, будто специально хотят остаться в классе одни. – Может, не сейчас? А то здесь этот, – шепчет Рон, коротко кивая на меня. Его взгляд кажется недружелюбным, пожалуй, даже слишком недружелюбным для столь короткого знакомства, и это ставит меня в тупик. «Ну, что я сделал не так, Рон?» Этот вопрос так и вертится на языке, и я сглатываю снова и снова, пытаясь от него избавиться. – Нет уж, сейчас, Рональд. Какая тебе разница? Я не удивляюсь, когда все, кроме этих двоих, выходят за дверь, а Рон с Гермионой нерешительно приближаются к Ремусу. Я безучастно стою рядом с ним, и Гермиона бросает на меня короткий взгляд, прежде чем глубоко вздохнуть и обратиться к оборотню: – Профессор Люпин, можно попросить вас об одной вещи? – Пожалуйста, Гермиона, – кивает Ремус, переводя взгляд с одного напряженного лица на другое. – Ммм, дело в том, что мы с Роном готовим реферат по Чарам. Про необычные и полу-мифические заклинания. Некоторые из них не изучены, в других встречаются необъяснимые парадоксы… В общем, все это очень интересно! – Не сомневаюсь, – вежливо говорит Ремус. – Дело в том, что для этой работы нам нужна одна книга, «Тайны и мифы Магической Англии». Но она, к сожалению, находится в Запретной секции, а разрешения у нас нет, а у профессора Флитвика мы его взять не можем, потому что он просил пользоваться ограниченным набором источников, но мы из этой книги не будем ничего брать, просто хотим проверить одну вещь… В процессе этой бурной речи Гермиона нервничает и тараторит все быстрее, а Рон тем временем старательно отводит взгляд, поэтому когда Гермиона наконец произносит: «Ну, вот мы и подумали, что вы могли бы выписать нам разрешение на эту книгу, профессор Люпин. Пожалуйста. Это очень важно», у меня не остается ни малейших сомнений в том, что эти двое что-то скрывают. У Ремуса, судя по всему, таких сомнений не остается тоже, потому что он лишь разводит руками, вежливо им улыбается и говорит: – Простите, ребята, но боюсь, что у меня нет таких полномочий. Если бы вы писали работу по моему предмету, то я, безусловно, мог бы вас выручить, но так – нет. Думаю, вам лучше все-таки обратиться к профессору Флитвику, если это и в самом деле настолько важно. Или к директору, уверен, он с радостью вам поможет. Рон и Гермиона заметно мрачнеют, но все же выдавливают из себя улыбки и благодарят Ремуса, после чего выходят за дверь. Я провожаю парочку заинтригованным взглядом, гадая, что они могли затеять на этот раз. – Ну, и как тебе? Я перевожу глаза обратно на Ремуса и вижу, что он сидит за столом, сгорбившись и устало спрятав лицо в ладонях, и массирует веки. – С вами все в порядке, профессор? – обеспокоено спрашиваю я, игнорируя вопрос. Оборотень поднимает на меня взгляд. – Эй, это моя реплика, – шутит он и слабо улыбается. Я смотрю на него с негодованием, и Ремус становится серьезным. – Да, я в полном порядке, – твердо говорит он. – Просто устал. Боюсь, я еще не слишком-то привык вести уроки, так что это немного выматывает. Пожалуй, мне не мешает взять небольшой перерыв. Ах, ну да, ведь скоро полнолуние. Я в последний момент удерживаю эту фразу на самом кончике языка, а вместо этого говорю: – У вас превосходно получается, профессор. Мне понравился урок. – Да уж, ты сегодня был непривычно… эмоционален. Это намек на то, как я среагировал на попавшего в сети феи Невилла. Слишком бурно для парня, который видит его впервые в жизни, я знаю. Ремус смотрит слегка напряженно, будто гадает, не перешел ли границы, спросив меня об этом, а я вдруг задаюсь вопросом, когда наши отношения успели стать настолько осторожными. – Наверное, это колдовство феи так подействовало, – я напряженно улыбаюсь и развожу руками. – Да, возможно, ты прав, – устало кивает Ремус. Теперь, когда он не пытается выглядеть бодрым для студентов, его пересеченное ранними морщинами лицо выглядит непривычно утомленным, и от этого тени под глазами еще резче проступают на бледной коже. Он устал, понимаю я. Так безумно устал, что у него нет сил даже на то, чтобы ввязываться в очередной спор, вызывая меня на откровенность. Но все нормально, это просто очередное полнолуние, с Ремусом все хорошо, говорю я себе, хотя сердце сжимается с такой силой, что перехватывает дыхание. Поэтому я лишь улыбаюсь – чуть более искренне на этот раз, потому что я очень стараюсь, чтобы улыбка казалась настоящей, ободряюще киваю ему и выхожу за дверь. Мы оба отлично знаем, что лесная фея может сделать многое, но вызывать у людей ни с того ни с сего беспричинные вспышки эмоций она не способна.
|