УРААНГХАЙ-САХАЛАР» Г. В. КСЕНОФОНТОВА

УРААНГХАЙ-САХАЛАР

ОЧЕРКИ ПО ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ ЯКУТОВ

Том I

в 2-х книгах

КНИГА 1

«Благодаря тому простому факту, что каж­дое последующее поколение находит произво­дительные силы, добытые прежними поколе­ниями, и эти производительные силы служат ему сырым материалом для нового производ­ства, — благодаря этому факту образуется связь в человеческой истории, образуется история человечества...»

Карл Маркс

(К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т.

XXV, стр. 22. Партиздат, 1934.).

Национальное издательство

Республики Саха (Якутия), 1992

63.5 К 86

Текст печатается по изданию

Восточно-Сибирского областного издательства. Иркутск, 1937 г.

Ксенофонтов Г. В.

К86 Ураангхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов. Том 1, 1-я книга / Художник М. Г. Старостин.— Якутск: Нац. изд-во Республики Саха (Якутия), 1992.— 416 с.

Автор данного исследования— Гавриил Васильевич Ксенофонтов, известный историк, этнограф и фольклорист, в 1938 году по ложному обвинению был расстрелян, поэтому его книга не дошла до широкого читателя.

В книге на основе данных языка, фольклора якутов исследуются южное происхождение якутов, пути их переселения на Лену.

0503020900—080

М 137-92 без. объявл.

ISBN 5—7696—099—3 (1-я книга)ISBN 5—7696—100—0 (2-я книга)

Г. В. Ксенофонтов, 1937.

Нац. изд-во Республики Саха (Якутия)

Предисловие, оформление, 1992

УРААНГХАЙ-САХАЛАР» Г. В. КСЕНОФОНТОВА

Идея переиздания этого интересного и оригинального исследования назрела давно. Монография стала библиографической редкостью, ее мало знают даже специалисты. Широкая читательская аудитория знает ее по слухам. В общем и у автора, и у книги — трудная судьба. Выло время, когда ее нельзя было цитировать...

Однако, как это нередко бывает в жизни, наперекор трудной судьбе люди и книги выживают. Это — справедливость истории, правда жизни. Автора книги и самую книгу народ не забыл, помнил их всегда. Почему? Мне думается, что автор в свое время смело взялся за решение вечного вопроса, над которым думал его родной народ: где наши истоки, кто мы? И дал свой ответ в форме огромного фолианта, что остался в понятии наро­да, и сегодня наконец-то читатель спокойно, хотя и с опозданием, может ознакомиться с содержанием этого ответа.

Итак, центральная проблема монографии Г. В. Ксенофонтова — проблема происхождения якутов и расследования путей переселения их на Лену. Автор считал ее загадочной «якутской проблемой», которая со­держала в себе ряд вопросов: «когда, как и почему, под давлением каких исторических причин и в каком географическом пункте этот «татарский» (читай тюркский — В. И.) народец оторвался от своих единокровных братьев, какими путями он добрался в глухой и таежный Ленский край». Главный ответ автора на эти вопросы — южное происхождение якутского народа. Однако неоднозначное содержание процесса заставляет автора де­лить его на три крупных этапа и только на третьем «якутский народ в конце XII в. нашей эры в полном составе уже переселился в пределы своей современной родины».

Для обоснования этой позиции автор мобилизовал огромный материал устной летописи народа, данные специальной литературы, опубликованные источники и суждения историографического характера. При этом автор был убежден в правоте и аргументированности своей позиции и с высоты науки тех лет она действительно казалась убедительной. А сейчас иные времена, иные требования к науке и иной уровень научной методологии и методики. Именно поэтому мне не хотелось бы заниматься пересказом содержания монографии, тем более критикой монографии Г. В. Ксенофонтова с высоты современных научных достижений. Я усиленно рекомендую эту книгу чита телю для самостоятельного, личного прочтения, для индивидуального вос­приятия.

Но справедливость все же требует, чтобы я остановился на некоторых особенностях работы Г. В. Ксенофонтова, которые могут быть полезны для читателя. Прежде всего необходимо отметить следующее — многие думают, что в книге получили решение общие вопросы происхождения якутского народа. Однако автор строго ограничил свою задачу — он подвергает «рас­следованию» вопрос о происхождении только северных и вилюйских якутов, будучи уверенным в «двухсоставности современного якутского народа и в постепенном слиянии двух этнических элементов в однородную массу». По его мнению, второй «состав» якутского народа связан с жителями цен­тральных якутских улусов и исследованию происхождения этого «состава» он обещал посвятить второй том книги. Так что мы имеем дело как бы с усеченным вариантом решения проблемы происхождения якутского на­рода.

Во-вторых, Г. В. Ксенофонтов имеет дело с «загадочной проблемой» бесписьменного народа и ему оставалась только одна возможность — иссле­довать эту проблему главным образом на основе того материала, который сам народ сохранил в исторической памяти (в фольклоре) и своем языке. Он широко воспользовался этой возможностью — мы имеем дело с крупным профессиональным знатоком фольклора, стремившимся использовать пози­тивный материал народных представлений для исторических реконструкций. Я не ошибусь, если скажу, что автор «Ураангхай-сахалар» первым в якутоведении поднял значение фольклора до понятия «историческое сознание народа» (все виды фольклора — «застывшие формы древнего сознания якутов»). В этом качестве историк оказал впечатляющее влияние на всех своих последователей, прежде всего на академика А. П. Окладникова... Вме­сте с тем Г. В. Ксенофонтов не абсолютизировал «реализм героического эпоса» якутов, учитывал его способность «перерождаться» под нажимом различных процессов исторического развития. Именно поэтому он считал многие свои рассуждения «рабочими гипотезами», которые должны быть «доказаны подробным анализом всех элементов якутского героического эпоса, экономического быта, материальной и духовкой культуры, монографи­ческих и физико-географических условий...». Читатель запомнит, думаю, эту оценку самого исследователя, но в дальнейшем изложении ему придется обнаружить, что автор не всегда верен выдвинутой им же методике использо­вания фольклора в качестве исторического источника и волей-неволей стано­вится жертвой исследовательской увлеченности, любования легендарными сюжетами устной летописи народа.

В-третьих, Г. В. Ксенофонтов в качестве одного из основных объектов исследования рассматривает т. н. особую этническую группу северных яку­тов, представляющую собой, по его мнению, «конгломерат из тунгусов, турок и монголов». Исследовав «основы их экономического быта, обычаев и нра­вов», родовые названия, численность и расселение, он обосновал тезис «об особых путях исторической судьбы северных или оленных якутов». Говоря о датировке передвижения их на север, он пишет: «Большая само­бытность, обособленность и своеобразие культуры северных якутов с боль­шой вероятностью свидетельствуют за то, что их раздельное существование на Вилюе было очень длительным, во всяком случае, не одна и не две сотни лет» (можно предположить) — до второй волны появления якутов- скотоводов на Вилюе. Рассуждения Г. В. Ксенофонтова о роли северных якутов- оленеводов в этногенезе якутов представляют с точки зрения историографи­ческой определенный интерес, в свое время они внесли свежую струю в якутоведении и стимулировании исследовательской мысли. Вместе с тем про­странные и внешне эффектные суждения автора оставляют какую-то внут­реннюю неудовлетворенность, что объясняется, на мой взгляд, недостаточной аргументированностью и некоторой заданностью авторской позиции. Но это не означает отсутствия в исторической науке проблемы северных якутов. Она существует, другое дело — ее конкретно-историческое содержание. Яхотел бы напомнить читателям, что современная историко-этнографи­ческая литература достаточно убедительно доказала, что якуты стали за­селять северные районы после вхождения Якутии в состав Российского государства, т. е. с XVII в. и именно с этим процессом связано появление проблемы северных якутов. Не находит своего подтверждения и утверждение автора книги о том, что северные якуты являются «ураангхайской частью якутского народа».

В-четвертых, Г. В, Ксенофонтов процесс формирования современных якутов связывает с тремя крупными этническими элементами: северными якутами-оленеводами, вилюйскими якутами-скотоводами и собственно яку­тами («народ Саха») Амгино-Ленского плоскогорья. Эта идея находит отра­жение в следующем обобщающем выводе: «Колонизация якутами бассейна Лены, начавшись с ее верхнего течения, должна была перекинуться через Нюю на Вилюй и захватить весь Вилюйский округ. Якуты-оленеводы, раньше поселившиеся на Вилюе, при заполнении последнего якутами-скотоводами, должны были отойти на север — в бассейн Оленека и в низовья Лены. Только лишь по заполнении Вилюя якутами-скотоводами последние, постепенно распространяясь на восток, могли нащупать территорию Якут­ского округа и колонизовать Амгино-Ленское плоскогорье. Подробные до­казательства раннего появления вилюйчан в Амгино-Ленском плоскогорье мы приведем во втором томе наших очерков». Как видно, второй активный эле­мент в формировании якутов-саха составляют вилюйские якуты-скотоводы, в которых историк видит представителей «вилюйской скотоводческой коло­нии прибайкальских якутов». Сама постановка вопроса о вилюйских яку­тах также представляется интересной, но читатель, думаю, вынужден будет состыковать наблюдения Г. В. Ксенофонтова с позицией современной науки, согласно которой якуты появились в районе среднего и верхнего те­чения Вилюя, начиная с 30-х годов XVII в. При этом историки и этнографы едины во мнении, что вилюйские якуты выходцы из Центральной Якутии.

В-пятых, Г. В. Ксенофонтов не успел сформулировать законченную и полную теорию происхождения якутского народа — наиболее важная и фундаментальная ее часть должна была быть изложена, как об этом не­однократно обещано автором, во втором томе «Ураангхай-сахалар». К сожа­лению, реализация обещанного не состоялась... Вместе с тем на многих страницах книги читатель найдет своеобразные суждения автора по неко­торым общим вопросам исторического развития якутов. В числе других я имею в виду прежде всего вопросы о социально-экономическом развитии и общественном строе древних якутов. Читатель, думаю, не пройдет мимо таких формулировок и оценок, как: «на южной родине якуты прошли через стадию рабовладельческой социально-экономической формации; имели дело с феодальной верхушкой; у них был своеобразный азиатский скотоводчес­кий феодализм» и т. д. С другой стороны, историк считал, что на второй родине (на севере) социально-экономическое развитие якутского народа пошло вспять по пути регресса — «от древней феодальной организации могли остаться одни рожки да ножки», «в момент прихода русских казаков якут­ский феодальный строй мог представлять картину сплошной руины» и т. д.

Далее Г. В. Ксенофонтов писал, что у древних якутов был «феодально­-деспотический строй»; знали царизм «в форме центрально-азиатской деспо­тии», династию князей тыгенидов, которые якобы посылали из Прибайкалья своих воевод «на кормление» на Вилюй, и т. п. Интересны рассуждения историка о Тыгыне. С одной стороны, он пишет, что термином «тыгын» обозначался древнетюркский титул «тегин» — князь, С другой — связывается с последним уйгурским Энен-Тегином, который якобы исчез в 840 г., но объявился у якутов-саха и основал династию тыгенидов. Наряду с этим он говорит о конкретном историческом якутском царе Тыгыне.

Хотелось бы в связи с этим обратить внимание читателей на то, что современная историко-этнографическая и филологическая науки не под­тверждают вышеприведенные наблюдения Г. В. Ксенофонтова. Мне пред­ставляется, что именно в этих тезисах заключается концептуальная сла­бость монографии, во многом объясняемая недостаточно критическим и объективным отношением автора к информации устной летописи якут­ского народа. Кроме того, надо иметь в виду уровень развития общество­ведческой, в том числе исторической науки того времени. Как специалист, кроме всего прочего, я вижу и непосредственное влияние теоретических конструкций автора монографии «Общественный строй монголов. Монголь­ский кочевой феодализм» Б. Я. Владимирцова (1934 г.) на социологические построения автора «Ураангхай-сахалар».

Не получает подтверждения и тезис «о русском завоевании» Якутии в XVII в.— он слишком прямолинеен, не учитывает противоречивый и много­аспектный характер событий, связанных с вхождением народов Ленского края в состав Российского государства. Думается, что и здесь он оказался под влиянием уровня решения данной проблемы в советской историогра­фии 20—30-х годов.

В целом в монографии Г. В. Ксенофонтова выдвигаются и решаются многие другие вопросы, о которых можно было бы сказать особо и более пространно, но я думаю, что читателю самому нужно дать возможность разобраться в них, оценить и определить свое отношение к высказываемым суждениям автора монографии. Я далек от навязывания читателям своего личного мнения; я стремлюсь только к тому, чтобы эта интересная книга удивительно эрудированного автора была прочитана с учетом достижений современной исторической науки. Тем более, что книга написана увлекатель­ным, богатым и сочным языком — я нахожу в языке автора слияние фунда­ментального научного языка с языком юриста, знающего и понимающего историю и этнографию своего народа, и, конечно же, с языком фольклора — это бесспорно. Как историограф по всем этим параметрам — я горячий поклонник Г. В. Ксенофонтова.

В заключение — пора представить самого автора, это нужно прежде всего тем, которые не знают Якутию, ее людей. Тем более такого, как Г. В. Ксенофонтов — человека трудной судьбы.

Историк родился в 1888 г. в Якутской области, в III Мальжегарском наслеге Западно-Кангаласского улуса Якутского округа в семье состоятель­ного якута. Окончил реальное училище, юридический факультет Томского университета. В 1913—1917 гг. работал адвокатом в г. Якутске. В период революции и гражданской войны принимал участие в общественном движе­нии с позиции антицаристской идеологии; после падения колчаковской власти и окончательного установления Советской власти участвовал в прове­дении судебной реформы.

С 1920 г. начинается новый этап в жизни Г. В. Ксенофонтова — этап приобщения к научной деятельности. Ему повезло — он поступил в Иркутский университет, в котором в то время работали известные стране и миру крупные ученые, патриоты Сибири. Он работал ассистентом на фа­культете общественных наук и под руководством профессора Б. Э. Петри на­чал заниматься историей и этнографией народов Азии. Одновременно ак­тивно сотрудничал с Восточно-Сибирским отделением РГО, успешно про­должавшим дореволюционные традиции общества в деле познания сибирских народов. В 1921 г. побывал в Якутии с целью сбора материала по фольк­лору и этнографии.

Проработав в университете три года, в 1923 г. он уволился и приехал на родину, чтобы заняться основательно сбором этнографических и фоль­клорных материалов. В течение года находился на Севере (побывал в с. Кюсюр Булунского округа, в устье р. Оленек) и вернулся с богатым материалом по быту, фольклору и верованиям северных якутов. Затем в 1925—1926 гг. Ксенофонтов предпринял путешествие по маршруту Якутск — остров Тойон Арыы на Лене — наслеги Западно-Кангаласского и Средневилюйсхого улу­сов — г. Вилюйск — Верхневилюйск — Марха — Нюрба — Шея — Сунтар — Хадан — Садын — Чона — Ербогачан — Новотуруханск — Красноярск. В за­вершение заехал в Хакассию и Западную Бурятию. Путешествие принесло ему исключительно богатый материал, составивший фундамент «Эллэйады».

В последующие годы Г. В. Ксенофонтов работал в библиотеках и архи­вах страны, что также оказалось полезным. С 1928 г. обосновался в Иркут­ске, занимаясь обработкой собранных материалов. Имея богатый материал, активно участвовал в научной жизни города, писал статьи, выступал с до­кладами. В 1933 г. опять побывал в Якутии, в 1935 г. участвовал в работе I языковедческой конференции в г. Якутске. И все эти годы неустанно зани­мался подготовкой своего главного труда и в 1937 г. ему удалось издать в г. Иркутске 1 том «Ураангхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов». В предисловии к труду было написано: «Автор впервые приступил к разработ­ке вопросов древней истории якутов и к систематическому собиранию фольклорных источников (героического эпоса якутов) в течение 1920— 1922 гг....С января 1925 г. он переключился в научные организации Якутии, будучи определен стипендиатом Совнаркома ЯАССР. Настоящая книга написана им по поручению Якутского государственного изд-ва в течение 1932—1933 гг., позже частично дополнялась».

В 1937 г. Г. В. Ксенофонтов с семьей переехал на жительство в г. Ди­митров Московской области и занялся подготовкой к печати своих трудов. Тогда же ему удалось подготовить огромную рукопись памятников фолькло­ра якутов под названием «Эллэйада. Материалы по мифологии и легендарной истории якутов».

22 апреля 1938 г. Гавриил Васильевич был арестован в Москве по не­обоснованному обвинению, затем приговором военной коллегии Верховного Суда СССР от 28 августа того же года осужден к расстрелу, который был исполнен в тот же день. Дело Г. В. Ксенофонтова было пересмотрено через 19 лет — в августе 1957 года Гавриил Васильевич Ксенофонтов был полностью реабилитирован.

Один из ярких представителей первой якутской научной интелли­генции Г. В. Ксенофонтов был незаурядным ученым. Его характеризует широкая, разносторонняя эрудиция, многообразный интерес, знание языков. Об этом свидетельствуют основные направления его научных трудов, в ко­торых он чувствовал себя профессионально подготовленным специалистом: шаманизм, история религии и культуры народов Азии, этногенез, язык и письменность якутов.

Все созданное Г. В. Ксенофонтовым оставило особый след в науке, ак­тивно входит в актив современного якутоведения. Переиздание главного его труда, думается, послужит стимулом для развертывания новых исследо­ваний по этногенезу якутов, а широкой читательской массе представив массу во многом забытой научной информации. Думаю, что произойдет интересная встреча интересной книги с современным читателем — читателем подготовленным, грамотным, думающим над вопросами прошлой историк своего народа. В добрый путь.

В. Н. Иванов доктор исторических наук, профессор.

Якутск, март 1991 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Классики марксизма-ленинизма придавали истории первостепенное значение. Энгельс писал: «...Мне история представляется ещё величествен­нее природы... Ведь в конце концов природа и история — это два составных элемента той среды, в которой мы живем, движемся и проявляем себя». (Энгельс — Дасону Лемпло. 11 апреля 1893 г.)

К группе исторических наук Энгельс относит науки, изучающие «в их исторической преемственности и современном состоянии условия существо­вания людей, общественные отношения, юридические и государственные формы с их идеальной надстройкой в виде философии, религии, искус­ства и т. д.» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочин. т. XIV, стр. 89).

Совершенно ясно, что Энгельс неразрывно связывает историческое познание с классовой борьбой.

Вот почему марксистское исследование исторического прошлого лю­бого народа, в частности якутов, представляет не только большой теорети­ческий интерес, но и является актуальной проблемой для самой практики революционной борьбы рабочего класса и трудящихся всего мира.

Разработка истории народов советского Севера, не исключая и яку­тов, по-настоящему только начинается. Между тем, марксистское исследова­ние экономики, социального строя, быта, нравов и проч. этих народов вскры­вает огромное количество фактов, совершенно опровергающих нелепые «теории» буржуазных ученых, оголтелые расистские измышления фашистов.

Народы Севера, значительная часть финнов, народов горного Кавказа и многие другие в царской России не признавались историческими наро­дами. Если буржуазные этнографы, в редких случаях и историки, пытались заниматься судьбами этих народов и признавали какие-либо изменения в их жизни, то это относилось, главным образом, к области узко-общественных установлений (развитие брака, правовых воззрений, культа и т. п.). Счита­лось, что можно говорить об истории этих народов только с момента сопри­косновения их с русским населением, т. е. с того времени, как они очутились в пределах Русского государства. Такого взгляда на историю малых народ­ностей держалась, и т. н., школа Покровского. Центром исторических проблем в работах этой школы выступала история великоруссов. В замеча­ниях тт. Сталина, Кирова и Жданова указывается, что группа историков, которой было поручено написать учебник, «не поняла самого задания. Она составила конспект русской истории, а не истории СССР, т. е. истории Руси, но без истории народов, которые вошли в состав СССР (не учтены данные по истории Украины, Белоруссии, Финляндии и других прибалтийских народов, народов Средней Азии и Дальнего Востока, а также волжских и северных народов: татары, башкиры, мордва, чуваши и так далее»),

К числу таких «неисторических» народов отнесены были и якуты. Об якутах старые буржуазные историки, а равно и последователи Пок­ровского, считали возможным упоминать лишь в связи с т. н. «колониаль­ными» захватами в Сибири. В то же время, однако, нельзя сказать, чтобы об якутах мало писали. Напротив, литература об якутах по сравнению со многими северными народами весьма обширна. К числу обстоятельств, спо­собствовавших обилию этой литературной продукции, надо отнести полити­ческую ссылку. В XIX и в начале XX века тогдашняя Якутская область служила тем «гиблым краем», куда царское правительство ссылало полити­ческих. Многие из ссыльных, живя в крае годами, принимались изучать его в различных отношениях. Большие заслуги политических ссыльных в деле научного познания якутского народа общепризнаны. Однако, научные работы «политиков» направлялись главным образом по линии этнографии и языкознания. Только некоторые из них давали в своих работах те или иные ученые домыслы о происхождении якутского народа и по вопросам со­циальной и общественной организации их в эпоху до прихода русских.

В настоящее время к изучению истории каждого из народов Советского Союза обязывает нас великая сталинская Конституция, провозгласившая равноправие всех рас и национальностей. Это есть одно из величайших за­воеваний социалистической революции. Оно является одним из основных устоев социалистической организации государства рабочих и крестьян. То­варищ Сталин в своем докладе на VIII Чрезвычайном Всесоюзном Съезде Советов о проекте новой Конституции, разъясняя его принципиальные отли­чия от всех буржуазных конституций, высказал следующее:

«В отличие от этих конституций, проект новой Конституции в СССР наоборот — глубоко интернационален. Он исходит из того, что все нации и расы равноправны. Он исходит из того, что разница в цвете кожи или в языке, культурном уровне или в уровне государственного развития, равно как какая-либо разница между нациями и расами — не может служить основанием для того, чтобы оправдать национальное неравноправие. Он исходит из того, что все нации и расы, независимо от их прошлого и на­стоящего положения, независимо от их силы, или слабости — должны пользоваться одинаковыми правами во всех сферах хозяйственной, общест­венной, государственной и культурной жизни общества».

Царская Россия, бывшая «тюрьмой народов» и «очагом всякого рода гнета — и капиталистического, и колониального, и военного, взятого в его наиболее бесчеловечной и варварской форме», конечно, не способствовала зарождению и развитию подлинной исторической науки о народах, населяю­щих Россию, тем более о народах Севера и в частности об якутах.

Выше мы указывали, что об якутах написано не так мало, и было бы крайне ошибочным совершенно игнорировать буржуазную науку об або­ригенах Сибири. Действительно, эти материалы, за редким исключением, можно рассматривать лишь как запас фактических данных, который под­лежит вдумчивой теоретической обработке в свете историко-социологи­ческого учения Маркса и Энгельса, дополненного и развитого дальше их гениальными учениками — Лениным и Сталиным.

Мы считаем необходимым указать на ряд наиболее ценных исследований культурной и общественной жизни якутов, произведенных в дореволюцион­ное время.

Богатейший фактический материал по культуре якутов содержится в словаре якутского языка, на составление которого в царскую эпоху по­тратил полвека своей жизни Э. К. Пекарский, политический ссыльный, революционер из среды русских народников. Словарь Э. К. Пекарского, по словам академика С. Ольденбурга, содержит в себе разъяснение и истолкова­ние до 25 тысяч якутских слов. Академия Наук СССР в настоящее время приступила к переводу этого словаря на турецкий язык.

Значительный запас материалов по фольклору якутов накоплен при ца­ризме же трудами И. А. Худякова, С. В. Ястремского, того же Э. К. Пекар­ского и других. Обычное и семейное право якутов, а также порядок земле­пользования у них изучались Н. А. Виташевским, Л. Г. Левенталем, Д. М. Павликовым, Д. А. Кочневым и многими другими. Материальная культура, обычаи, нравы якутов, а также вообще вся внешняя сторона их быта неплохо изучены в классическом этнографическом труде В. Серошевского, опубликованном под заглавием «Якуты». Обстоятельную монографию о дохристианских верованиях якутов написал В. Ф. Трощанский.

Одкако, при царизме не появлялось ни одного солидного научного труда по общественному строю и социальной организации якутов, по кон­кретной гражданской истории, а тем более по их древней истории. Известная и очень ценная монография Л. Г. Левенталя — «Подати, повинности и земля у якутов» — посвящена разработке узко-специальной темы о развитии подат­ного обложения с половины XVIII в. по архивным данным, и стоит совер­шенно одиноко.

В советское время вышли три крупные работы, посвященные истории якутов: «Очерки по истории Якутии» — Г. А. Попова, статья профессора С. В. Бахрушина — «Исторические судьбы Якутии» в сборнике «Якутия» Академии Наук СССР и, наконец, обширная статья Л. Мамет под заглавием «Колониальная политика царизма в Якутии в XVII—XIX веках», по заме­чанию самого автора, являющаяся «изложением первой части» его моно­графии «по истории якутского народа». Несмотря на разнокачественность этих работ, все они историю Якутии ограничивают тремя последними сто­летиями. Правда, Г. А. Попов в своей книге дает вводную главу, где мы нахо­дим ряд общих соображений по истории Якутии до XVII столетия и крат­кие резюме господствующих в предшествующей литературе гипотез о про­исхождении якутов. В этой главе дан общий обзор эпохи палеолита, нео­лита и «медного века». Древними насельниками края автор считает палео­азиатов, позже пришли тунгусы и, наконец только в XIV—XV веках от­куда-то с юга якуты.

Таким образом, в известной нам исторической литературе об якутах, вышедшей после Октябрьской революции, также нет ни одной работы, кото­рая была бы посвящена изучению древней, дорусской истории якутов. И то, что у Попова уместилось на нескольких страницах, у автора настоящей книги, Г. В. Ксенофонтова, развернуто в целый том. Следовательно, Г. В. Ксенофонтов поднимает вопросы, о которых прежние дореволюцион­ные и пореволюционные исследователи говорили лишь мимоходом или со­вершенно обходили их.

Весьма характерно то, что царская эпоха не дала ни одного, более или менее известного якутоведа из среды самих якутов, не было тогда ни одного якута-этнографа, фольклориста, историка, лингвиста, которые занялись бы делом изучения культуры и истории своего народа. При Советской власти ученые якуты начали появляться в первые же годы после Октябрьского переворота. Таким коренным якутом, который после укрепления в Якутии Советской власти посвятил себя изучению культуры и история, своего народа, является автор настоящего исследования — «Очерков по древней истории якутов» Г. В. Ксенофонтов.

История бесписьменного народа, каковыми были древние якуты, может быть восстановлена по археологическим данным, по писаным источникам культурных соседей и, наконец, по показаниям языка и фольклора. В археологическом отношении Якутия обследована очень мало. Да и сам по себе археологический материал совершенно беспомощен, если он не опирает­ся на близкие ему письменные памятники. Культурные соседи, обладавшие письменностью (Древний Китай, орхонские турки и проч.), от якутов дале­ки, кроме того показания их исторических памятников требуют весьма кропотливого изучения и особых методов расшифровки и истолкования, прежде чем уяснить их отношение к истории народов отдаленного Севера. Таким образом, оставалось исследовать древнюю историю якутского народа, главным образом, по тому материалу, который сам народ сохранил в своем языке, легендах, былинах и в фольклоре вообще.

Автор настоящего исследования по своим исходным положениям очень близко стоит к тем исследователям, которые занимались Гомером. Им иссле­дуется такой исторический период из жизни якутского народа, от которого кроме легендарных и былинных воспоминаний и следов почти ничего не осталось. Перед исследователем стояла задача — из мифологических и сказочных (если иметь в виду былины) элементов выжать такой положи­тельный материал, который помог бы реконструировать прошлую жизнь данного народа. В этой области, и по вниманию к эпохе, и по новизне мето­дических приемов, автор настоящей работы является пионером. Но, однако, было бы неверно утверждать, что автор единственный научный источник усматривает только в одном фольклоре. Он в своем исследовании исполь­зует разнообразные научные источники и доказательства — физико-географические условия территории, занятой якутами, и соседних областей Вос­точной Сибири, их топографическое устройство, основы экономического быта разных отделов якутского народа, их язык, обычаи и нравы, сравниваемые с таковыми же у соседних по языку к культуре народов, наконец, и по­казания письменных источников по истории древнетурецких и монгольских народов. Но тем не менее в системе его научной аргументации безусловно превалирует использование материалов по героическому эпосу и мифологии как самих якутов, так и других народов. Причем героические сказания народа автор квалифицирует как его " устные летописи".

В нескольких главах своих очерков он разрабатывает методику использо­вания легендарного материала как исторического источника, иллюстрируя свои выводы на конкретных примерах разбора той или другой группы легенд и мифов, (См. в 1 ч. главы IV и V, вo 2 ч, главы III, в 3 ч. главы III, IV, VI и VII).

Марксистско-ленинское историческое мировоззрение бесспорно дает опо­ру для реставрации фактов давно прошедшей истории по пережиточным явлениям из сферы народной идеологии, сохраняющихся до поздних эпох в форме легенд и мифологических представлений. Маркс и Энгельс этим методом пользовались при изучении первобытной религии, а иногда даже и религиозных обычаев культурных народов.

Дорусскую историю якутского народа, в пределах его современной родины, автор делит на три крупных периода, представляющих собою раз­ные ступени культурного развития. В начале эпохи великого переселения народов Азии (конец I века н. эры) из Прибайкалья переселяется на Ви­люй по-якутски говорящий оленеводческий народ смешанного этнического происхождения. Потомки этих ранних «якутов», по мнению автора, прожи­вают и теперь за полярным кругом Якутии от полуострова Таймыр на западе до низовьев р. Индигирки на востоке. Это — якуты-оленеводы, зани­мающиеся также рыболовством и охотой. Эта ранние якуты занесли на Лену железную технику и якутский язык, унаследованные ими от древних хуннов или гуннов, занимавших тогда обширные монгольские степи.

Второй период якутских переселений на север характеризуется заносом и развитием в бассейне Вилюя скотоводческого хозяйства якутского типа предками современных вилюйских якутов, которые должны были вытеснить дальше на север ранних переселенцев, якутов-оленеводов. По гипотезе ав­тора, проживание предков вилюйских якутов на запад от Байкала в преде­лах Приангарского края устанавливается в VII и VIII вв. нашей эры по­казаниями китайских летописей и древнетурецкими орхонскими надписями. Китайские историки описывают их под названием гулигань, а в орхонских надписях они упоминаются под названием «юч-курыкан». Они входили в состав древнетурецких племен, обитавших тогда в степной Монголии и из­вестных китайцам под названием гао-гюйцев или хой-хоров (уйгуров). По мнению Г. В. Ксенофонтова, культурный уровень этих первых якутов-скотоводов, занявших бассейн р. Вилюя, должен был характеризоваться господ­ством переходных форм от быта якутов-оленеводов вплоть до развития бо­лее современного нам якутского скотоводческого быта. Автор доказывает, что якуты б. Вилюйского округа в некоторых своих отделах вплоть до на­ших дней наряду с рогатым скотом и лошадьми держали оленей, занимались в широком масштабе рыболовством и охотой, а также в своей материаль­ной культуре, обычаях и нравах сохранили явные признаки своего этническо­го и культурного родства с северными якутами-оленеводами. Основываясь на этих данных, Ксенофонтов высказывает гипотезу, что как северные яку­ты-оленеводы, так и основное ядро вилюйских якутов-скотоводов по своему этническому происхождению не были турками. Всю эту группу автор объ­единяет под названием якутов-урянхайцев, усматривая в этом этническом термине позднейшую лингвистическую метаморфозу имени орочон (орончон) с переходными формами орон-кон, уран-кан, урааныкаан. При таком пред­положении, якуты-урянхайцы образовались из отуреченных тунгусских племен Манчжурии, Амура, Прибайкалья и самой Лены. В их составе автор предполагает небольшую примесь западных монголов-ойратов, в числе кото­рых были и предки современных северобайкальских бурят, эхирит-булагатов.

Третий период древней истории якутов на Лене начинается с переселе­ния из Предбайкалья в бассейн средней Лены (территория быв. Якутского округа) основной массы древнетурецкого народа, якутов-саха. В настоящем томе своих очерков автор ограничивается лишь констатированием того факта, что, по данным исторических летописей монголов (по труду Рашид- Эддина), в эпоху образования монгольской империи Чингис-Хана народа «саха» нигде в пределах Южной Сибири, Прибайкалья и Урянхая уже не существовало. Отсюда автор заключает, что якутский народ в конце XII в. нашей эры в полном составе уже переселился в пределы своей современной родины. Подробное изложение исторических судеб якутов-саха автор имеет в виду дать во 2 томе своих исторических очерков.

В какой мере исторические построения Ксенофонтова о древних судьбах и происхождении якутского народа обоснованы и могли бы войти в инвентарь науки как бесспорные и положительные достижения, а также какие существенные промахи и ошибочные суждения и выводы содержатся в его прогнозах и проч., само собой разумеется, все это составляет задачу последующей серьезной критики соответствующими специалистами на основе иного понимания использованных автором материалов или привлечения других упущенных им исторических источников.

Однако, нельзя не отметить теперь же, что исторические очерки Ксе­нофонтова должны заинтересовать не только лиц, занятых разработкой вопросов древней истории якутов, но также и знатоков истории и культуры бурят-монголов, эвенкийских и манчжурских племен, присаянских турок и специалистов по истории древнетурецких и монгольских племен. Радиус на­учных выводов и обобщений автора и общий диапазон работы как по объему использованного материала, так и по методической проработке его, захваты­вает довольно широкий круг исторических тем и проблем, выходящих за пре­делы древней истории одной якутской народности.

Остановимся еще на административной и этнической терминологии автора. Самая тема работы, а именно, изучение древнейших исторических судеб якутского народа, обязывала его пользоваться дореволюционными родовыми названиями, а не современными советскими, в которых отражают­ся новые и новейшие фактические отношения среди якутов. Точно также в научных исторических исследованиях, при необходимости почти на каждой странице цитировать и пользоваться дореволюционными источниками, нет никакой возможности изгнать из обращения старую установившуюся этни­ческую, терминологию — якуты, тунгусы, юкагиры и проч. К этому же выводу пришли и составители недавно (в 1936 г.) изданного сборника исторических документов «Колониальная политика московского государства в Якутии XVII в.» (См. предисл. стр. VIII и XV).

При передаче якутских и тунгусских собственных имен, слов (осо­бенно в прилагаемом словаре) и выражений автор пользуется русским алфавитом, ибо новый якутский алфавит сделал бы работу недоступной для неякутов. Древней историей якутов могут и должны заинтересоваться цен­тральные научные работники, историки Бурятии, Казахстана и многих других тюркоязычных народов СССР, нельзя также исключать интерес турковедов вообще. Для читателей якутов мы даем ниже примечание самого автора, в котором значение употребляемых им русских букв уясняются при посредстве знаков современного якутского алфавита[1].

Считаем необходимым дополнить предисловие фактическими сведе­ниями по вопросам происхождения и издания настоящей работы.

Автор впервые приступил к разработке вопросов древней истории якутов и к систематическому собиранию её фольклорных источников (герои­ческого эпоса якутов) в течение 1920—1922 гг., состоя ассистентом факуль­тета общественных наук Иркутского государственного университета при ка­федре археологии и этнографии, а также работая в составе краеведческих организаций Восточносибирского края. С января 1925 г. он переключился в научные организации Якутии, будучи определен стипендиатом Сов­наркома ЯАССР. Настоящая книга написана им по поручению Якутского государственного изд-ва в течение 1932—1933 гг., позже частично дополня­лась, а издается она Восточно-Сибирским областным издательством по специальному заказу Наркомпроса ЯАССР и Якутиздата.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ