Заключительные выводы

Мы ознакомились со всей важнейшей литературой, посвящен­ной разработке вопросов древней истории якутов — отысканию их первоначальной родины, путем переселения в современный Якут­ский край и их ближайших родичей. Это — то научное наследие, которое осталось от буржуазной эпохи. Метод марксизма-ленинизма не игнорирует полностью научные выводы буржуазных историков, а критически осваивает, чтобы сохранить то, что может довести ещё пользу в том или другом смысле. Следуя этому правилу, мы старались отмечать все ценное и положительное из того, что сделано каждым из рассмотренных авторов в деле прояснения происхождения якутов и путей их переселения на Лену. Задача историка в данном случае заключается не только в откры­тии южного происхождения якутов, а в уяснении целого ряда конкретных моментов, связанных с этим вопросом: какими путями они переселились на север, когда, в какие исторические эпохи, какой характер носили эти переселения, совершились ли они в форме одноактного передвижения целого народа или имело место постепенное развитие колонизационного процесса, растянутого на длительный период, какими причинами все это могло вызы­ваться и т. д.

Весьма сложным вопросом, разрешение которого требует очень внимательного изучения, является, конечно, установление этничес­кого состава якутов, в связи с чем стоит и определение того народа или группы народов, от которых они в глубокой древности оторвались. В тесной связи с разрешением этих вопросов встанет и ряд других исторических проблем, ещё более сложных и запу­танных, касающихся социально-экономического строя древнего якутского общества на юге и на севере, происшедших в нем изме­нений и характера этих изменений, ибо можно представить себе прогрессивное и регрессивное движение или, может быть, застойное состояние. Наконец, и расселение древних якутов в пределах, занятой ими теперь территории, приспособление к физико-геогра­фическим условиям этого обширного края, постепенное его освое­ние, взаимоотношения якутов с его коренными обитателями — все это, несомненно, предполагает очень длительный исторический процесс, подлежащий периодизации и особому изучению. В отно­шении якутской древности, само собой разумеется, нельзя зада­ваться фантастическими задачами уяснить все стороны развития народной культуры, ибо научная программа должна соразмеряться не с тем, что вообще было бы желательно и нужно, а с тем, что ещё возможно установить и положительно доказать имеющимися в нашем распоряжении научными источниками.

Подходя к старым историческим трудам с марксистско-ле­нинским методом, мы не должны ни на минуту забывать об уровне развития науки того времени, с этой точки зрения каждого исто­рика надо мерить масштабом его времени. Нельзя отказать дея­телям буржуазной науки в признании их несомненных заслуг, ко­торые в данном случае выразились в постановке интересной якут­ской проблемы и в первых опытах её разрешения.

Необходимо особо подчеркнуть работу лингвистов, знатоков турецких языков, выступавших в роли историков якутского на­рода. Та часть их работы, которая была направлена на изучение якутского языка в грамматическом и лексическом отношении, на Определение его места среди родственных турецких языков, уясне­ние его взаимоотношений с монгольскими языками — все это пред­ставляет из себя в высокой степени ценный научный источник для древней истории якутского народа. Если случайно объектом нашего исторического изучения является народ, не имеющий своей истори­ческой литературы и никаких писаных памятников, то ясно само собой, что все сокровища языка, хранящиеся в устной памяти дан­ного народа, должны заменить его историку исторические летописи и все прочие писаные памятники культурных народов. Этим самым и определяется научная ценность для нашего исторического иссле­дования трудов лингвистов, изучавших якутский язык в различных направлениях. И мы не только вправе, но и обязаны подчеркнуть, что, при отсутствии старых и известных капитальных трудов по изучению якутского языка, построение научной истории этого на­рода было бы немыслимо.

Мы признаем, следовательно, что за старое время в смысле изучения древней истории якутов была проделана большая и полез­ная подготовительная работа. Но поставленные самими исследова­телями основные вопросы по древней истории якутов, а именно, установление их этнического родства и той группы народов, от которых предки якутов отделились, точное определение их раннего местожительства, а также приблизительные даты якутских пересе­лений на Лену остались не разрешенными. Господствующие в ста­рой литературе гипотезы минусинского и урянхайского происхож­дения якутов должны быть отвергнуты как ошибочные, ибо пере­движение скотоводческих народов из бассейна Енисея на Ангару исторически не обосновано и самый факт пребывания якутов на Лене с промежуточным этапом в западной части Прибайкалья допускает их передвижение сюда только лишь из Забайкалья. По­ворот древних якутских переселений из Ангары на север ясно гово­рит о наличии какого-то серьезного средостения, которое помешало предкам якутов открыть очень удобные для них места в пределах южного Енисея. Эти выводы подтверждаются и лингвистической экспертизой трех выдающихся лингвистов — академика Отто Бёт­лингка, Германа Вамбери и академика Радлова, которые едино­гласно отвергли близкое родство якутского диалекта с наречиями туркоязычных народов Алтае-Саянского нагорья.

Если же признать доказанным появление якутов в Предбайкалье и в верхнем течении Лены с восточной стороны Байкала, то и общепринятое в буржуазной науке мнение об отходе якутов на север под давлением предков бурят, якобы, наступавших из Забайкалья, должно быть пересмотрено. Больше данных говорит за то, что основное ядро современного бурятского племени раньше якутов населяло Предбайкалье и временно оттеснялось последними отсюда на запад. Обычные же ссылки на предания самих якутов, что, якобы, их предки бежали с верхних мест Лены под давлением бурят, также должны быть отвергнуты, ибо эти предания оказались псевдоякутскими и сложились в старожильческой русской среде, которая самостоятельно переработала сюжеты якутских сказаний благодаря раннему усвоению якутского языка и фольклора.

В связи с изложенным необходимо отметить, что одной из серьезных ошибок всех старых авторов является пользование не подлинными сказаниями самой якутской народной массы, а их искаженным отражением в русском колонизаторском фольклоре.

Приурочение даты якутских переселений из Предбайкалья на Лену к эпохе войн Чингис-Хана и ко времени образования Мон­гольской империи, получившее в старой литературе о якутах ха­рактер общего места, несомненно, вызвано теми же псевдоякут­скими легендами о бегстве якутов от монголо-бурят. При отпадении этой легендарной основы и указанный вывод исторической науки превращается в произвольное допущение.

В принципиальном споре двух академиков Бётлингка и Радлова по вопросу об историческом возрасте якутского диалекта является ли он древним или новотурецким наречием, мы должны пред­почесть взгляды Бётлингка, ибо теоретическая позиция Радлова о молодости якутского языка плохо обоснована. Этой теорией ака­демик Радлов искусственно прикрыл свое отступление пред взгля­дами Бётлингка о турецкой природе якутского языка.

Если научное открытие академика Бётлингка о наличии в якут­ском языке многих архаических черт, по сравнению с другими тюркскими языками, остается непоколебленным, то отпадает и вто­рое основание указанной выше гипотезы об отступлении якутов на север в эпоху Чингис-Хана или его ближайших потомков. Спра­шивается, почему предки якутов не могли переселиться на Лену задолго раньше появления исторического Чингис-Хана? Кто, когда и какими фактами доказал позднее появление носителей якутского наречия в бассейне Лены? В рассмотренной нами исторической литературе вопросы хронологии вообще никак не доказываются. Специалистам по алтайским языкам надлежит ещё раз пере­смотреть показания своей науки по вопросу о взаимоотношениях якутского языка с древнейшими турецкими языками. Если близкое родство его с енисее-орхонскими диалектами исключается, то остается в запасе язык древних хун-ну китайских исторических хроник. Если современная лингвистическая наука ещё не рас­полагает материалами по языку этих хун-ну, если этот язык у себя на родине исчез бесследно, то этим фактом самая проблема о бли­зости якутского языка к языку хун-ну ещё не снимается. Может быть, последний не исчез, а только переместился с юга на север. В подпочвенных льдах полярной Сибири нередко сохраняются це­лые туши вымерших мамонтов, почему бы и языку древних хун-ну не выжить до эпохи колхозов и совхозов среди дремучих лесов северо-восточной Сибири. И в этом явлении не было бы ничего чу­десного и таинственного.

Историческая гипотеза о переселении кочевой части южных хун-ну из пределов Внутренней Монголии через Халху, Забайкалье и Предбайкалье на Лену была высказана и обоснована нами в 1920 г. в устных докладах в научных обществах г. Иркутска[184]. Более развернутое изложение этой гипотезы мы имеем в виду дать во втором томе наших очерков. Вот почему автор этих строк с большой радостью ознакомился с работой т. А. Н. Бернштама, много обещающего турколога-марксиста, опубликованной недавно в «Пробл. ист. докапит. общ-в» под заглавием «Происхождение ту­рок»[185], в которой впервые в академической печати защищается тезис о хуннском происхождении якутов. Тов. Бернштам, поль­зуясь методом анализа языковых пережитков, рекомендуемым яфетидологическим языкознанием, нащупал в якутском языке такие архаические слова, которые носят на себе ясный отпечаток своего хуннского происхождения, как, например, «тойон» и «сююнэ». Причем, по мнению Бернштама, в последнем слове, сохраняющемся в якутском языке со значением «грозный», «мощный», «величест­венный», нужно видеть пережиточное воспоминание о племенном названии самих хуннов, которые в китайских летописях известны под двойным названием «хун-ну» и «сюн-ну». Между прочим, по поводу слова «сююнэ» к тому же выводу пришли и мы, но идя несколько иным путем. (Об этом см. в 3-ей ч. наших очерков — «Заключительные тезисы»). Мы позволим себе привести цитату из статьи Бернштама, в которой заключается общий итог его вы­водов:

«Как объяснить происхождение якутов и всю якуто-турецкую загадку? Ответ, по нашему мнению, может быть один.

Якуты являются потомками гуннов. Являясь частью гуннского объединения, якуты составляли его северную окраину, что отра­жено в самом названии якутов саха — «край»... А. Самойлович скло­нен называть якутов своего рода «украинцами», периферией ту­рецкого общества. Мы считаем, что они были и периферией гун­нского общества. Пребывание в прошлом якутов гораздо южней их современной территории запечатлено в их мифах и преданиях».

Нужно заметить, что т. Бернштам к этим выводам пришел со­вершенно независимо от наших исторических исследований, ибо тезисы наших докладов на тему «Происхождение якутов», опубли­кованные в провинциальном органе, остались вне его кругозора. Точно так же и мы, формулируя свой тезис о слове «сююнэ» и «Сюн-Хаан», как о пережитке имени древних сюн-ну или хун-ну, отнюдь не подозревали о наличии аналогичного положения в уже изданной статье Бернштама.

Наличие в якутском языке элементов древнего хуннского языка в настоящее время признается и таким выдающимся автори­тетом в области туркологии, как академик А. Н. Самойлович. Это положение высказано им в письме на имя автора этих строк по ознакомлении им с тезисами этих наших очерков в декабре 1934 г. Позже при личной беседе А. Н. Самойлович разрешил нам ссылаться на это его новое научное убеждение.

Этот крутой поворот в научных воззрениях академических спе­циалистов нового и старого созыва по вопросу о происхождении якутов, вне всякого сомнения, знаменует собою раскрепощение науки о малых народах от пут старого политического режима. Сво­бодная научная мысль при разрешении старых запутанных проблем легко и просто находит теперь новые пути, которые искусственно закрывались раньше. Изучение конкретной гражданской истории якутов, как и других народов Сибири, при царизме не могло про­двинуться вперед, ибо оно не диктовалось общими условиями ста­рого режима и его господствующей национальной политикой. Чтобы понять эту простую истину, достаточно сослаться на классическое определение сущности российского царизма, которое было дано в лекции вождя народов.

«Начать с того, что царская Россия была очагом всякого рода гнета и капиталистического, и колониального, и военного, взя­того в его наиболее бесчеловечной и варварской форме. Кому не известно, что в России всесилие капитала сливалось с деспотизмом царизма, агрессивность русского национализма — с палачеством ца­ризма в отношении нерусских народов... Царизм был средоточием наиболее отрицательных сторон империализма, возведенных в ква­драт»[186].

При такой удушливой атмосфере национального гнета само­бытная, дорусская история туземных народов Сибири, в том числе и якутов, конечно, не могла привлечь к себе внимания более или менее видных и талантливых ученых деятелей. Этот фронт науч­ной деятельности должен был оставаться глухим и темным пере­улком, дикой провинцией, где самое большее могли подвизаться только историки-любители.

Для официальных историков дореволюционной эпохи, придер­живавшихся своего «отечественного» направления, никаких истори­ческих проблем, касающихся каких-то сибирских «инородцев», не могло и существовать.

И только теперь, после великого Октябрьского переворота и установления Советской власти, осуществляющей принципиально иную политику как в области практического строительства, так и теоретической мысли, древняя история якутов может послужить предметом серьезных научных исследований на основе марксист­ско-ленинской исторической методологии.