Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Медведев и развитие - 4
Завтра, No: 15 от 09.04.2008
Гений дипломатии Талейран сказал, что " язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли". Этот глава внешней политики наполеоновской Франции имел в виду человека своей профессии. Вряд ли он считал, что Гомеру или Данте, Савонароле или пророку Исайе язык дан для сокрытия мыслей. Сокрытие мыслей с помощью языка называется " семантическое прикрытие". Чем " семантическое прикрытие" отличается от элементарной бытовой лжи? Если друг говорит жене друга, что ее муж находится на работе, зная при этом, что он находится в другом месте, то он просто лжет. А если глава аналитического управления президентской администрации Азербайджана говорит, что принятие Албании в НАТО означает расширение клуба постиндустриальных стран, то он " прикрывается". Мягко говоря, не вполне искусно - но все-таки прикрывается. Есть разного рода семантические прикрытия. Грубейшие из них - идеологические. Ведь говорил же Геббельс, что нужна очень большая ложь, чтобы народ в нее поверил. Однако прикрытия бывают и гораздо более тонкими. Ученые, работающие в оборонных отраслях, постоянно спорят о том, что именно должно засекречиваться, а что нет. Если все засекретить - отрасль работать не сможет. Но если все рассекретить - какая " оборонка"? Так что надо секретить? Изделия? Ноу-хау? Есть очевидные вещи. Истребитель как изделие можно засекретить, а законы аэродинамики - нельзя. Вроде бы все ясно, но… Что только не секретили в ядерной физике! А теперь от оборонки перейдем к еще более серьезным вещам. К национальной стратегии. Эту стратегию создают специалисты на основе определенного знания. Знание - это не всегда наука. В той мере, в какой знание является наукой, кирпичиками этого знания являются понятия. Если же знание - не наука (или не вполне наука), то корректнее говорить о других кирпичиках этого знания. Тех, которые в военной науке, прямо адресуя к " военной хитрости", называют стратегемами. Стратегемами могут быть не только понятия, но и концепты, образы, метафоры, символы. Но предположим, что кирпичики - это " всего лишь" понятия. Что с ними-то прикажете делать? Уподобляться анекдотическим персонажам, наделяющим тайные документы сопроводительной надписью " перед прочтением сжечь"? Ясно, что так нельзя. Но и выставлять напоказ понятия, с помощью которых ты создаешь стратегию, тоже нельзя. Твоя стратегия - на то и твоя, чтобы противник имел о ней неверное представление. Вот тогда-то и используются наиболее сложные семантические прикрытия. Понятия искажаются. Создаются ложные понятия. Такие искажения и имитации - часть интеллектуальной войны. А как иначе-то? Никто не станет обнажать перед противником ядро собственной стратегии. И, наоборот, все будут пытаться добраться до ядра чужой стратегии и посеять там семена деструкции, внедрить враждебный стратегический вирус. Предположим, что у вас нет полноценной стратегии. То есть вы не являетесь стратегическим субъектом. Но вы хотите им стать. И потому стремитесь обзавестись неким знанием. Если у вас есть противник, что он будет делать, поняв, что вы к этому стремитесь? Он будет отсекать вас от нужного знания и подсовывать вам знание ненужное. Воспрепятствовать превращению потенциального субъекта (возжелавшего стратегии политического класса) в актуальный субъект (класс, соединившийся с необходимым знанием) - обязательная задача противника. Как решается такая задача? Самыми разными способами. Компрометируются те или иные слагаемые необходимого знания (понятия, нормы, подходы, образы, символы). Уничтожаются или дискредитируются обладатели знания. Разрушается среда, в которой знание может сформироваться. Уничтожается потребность в знании. Разрушается инфраструктура, позволяющая соединять потенциального потребителя знания - с потребляемым. Политический класс может стремиться к стратегической субъектности, а может испытывать к ней глубочайшее отвращение. Скажете - так не бывает? А что такое наш бомонд конца 80-х - начала 90-х годов? О " вашингтонском обкоме" говорили тогда " ужасные патриоты из газеты " День" ". А бомонд… Тот просто подымал с пола платочки высоких зарубежных гостей. Ельцин… Козырев… Увы, определенным образом вел себя почти весь тогдашний политический класс. Страстное желание сбросить с плеч крест стратегической субъектности было разлито в воздухе. Оно стало своего рода синдромом. До безумия хотелось НЕ заниматься судьбами мира, НЕ нести стратегической ответственности за мир. НЕ думать о его перспективах и болевых точках. Не… не… не… не… Истеблишмент, который в начале 80-х не обсуждал ни один вопрос без апелляции к содержанию всемирно-исторической эпохи, к концу 80-х возненавидел все, что пахло стратегией. В том числе и знание, с помощью которого она вырабатывается. А также среду, в которой такое знание выращивается. Все это отвергалось, отбрасывалось, растаптывалось, поносилось, высмеивалось. Но еще до начала той позорной антистратегической оргии знание, о котором я говорю, по сути, оказалось " нон-грата". Оно само - и те, кто им обладали. А ведь уже тогда, при Брежневе, обладателей было совсем немного. Я пишу эти строки, а перед моими глазами - лица. На лицах - отпечаток судеб. Это очень нелегкие судьбы. Иногда они абсолютно трагичны, как у Эвальда Ильенкова. Иногда чуть менее трагичны, как у Побиска Кузнецова. Да и у Александра Зиновьева, в каком-то смысле, тоже. Я не могу назвать трагической судьбу Георгия Петровича Щедровицкого. Но это очень нелегкая судьба, не имеющая ничего общего с тем, каковой должна была быть судьба стратегического политического интеллектуала масштаба Георгия Петровича. Называю отдельные яркие личности. Их, конечно, было несколько больше. Но не намного больше. Узок был этот круг. И не только узок, но и страшно далек от политического класса. Виновен в этом был, конечно же, класс. Но сводить его вину к качествам отдельных людей (их уму, кругозору, структуре интересов и пр.) - негоже. В чем системные причины, не позволившие классу (то есть политическому субъекту) соединиться со знанием, без которого полноценной субъектности быть не может? В начале своей карьеры Владимир Путин едко сказал об одном из олигархов, что если этот олигарх - " исполнительный секретарь", то пусть он " что-нибудь исполнит". Исполнительная… судебная… законодательная… ГДЕ ВЛАСТЬ ВО ВСЕЙ ЕЕ ПОЛНОТЕ? ВЛАСТЬ КАК СУБЪЕКТ СТРАТЕГИИ? Это президент? Увы, сменяемый глава власти не может быть субъектом стратегии. Он сменяемый. Персонифицированным субъектом стратегии в какой-то степени может быть национальный диктатор или абсолютный монарх. Но именно в какой-то степени! Потому что подлинный субъект стратегии, представляющий власть во всей ее полноте, находится по ту сторону персонификации. Такой субъект и такая власть (концептуальная, стратегическая, доктринальная - то есть высшая) - это не человек, а КЛУБ. Но те, кто воскликнет: " Ах, мировое правительство, Бильдербергский клуб! " - должны сразу принять от меня извинения. Я о другом. Бильдербергский клуб - это почтенная элитная организация с бюджетом в несколько миллионов долларов. А даже если сот миллионов - и что? Помните истерику по поводу облачения Ельцина в мальтийскую мантию? Ну, помогли Б.Н. со здоровьем, а он в ответ принял сомнительный подарок. Он-то принял, а завопили-то не только недруги, но и разочарованные конкуренты: " Да это же не тот орден! Что он надел! Мы - настоящие! Да мы бы с радостью! Зачем ему суррогат? " Короче, клуб-то клуб, но другой. И легче всего объяснить, какой именно, - на советском примере. Стратегическим Клубом для Советской России и СССР была ВКП(б) эпохи стратегических дискуссий. ВКП(б) была субъектом стратегической (а значит, полной и целостной) власти только в эпоху таких дискуссий: о мировом коммунизме, о построении социализма в отдельно взятой стране, о типе индустриализации и так далее. А потом субъектом стратегии стал не Клуб, а национальный диктатор - Сталин. Но он мог им стать только по двум причинам. Прежде всего, в силу свойств личности. Сталин был отдан делу целиком. И он был человеком незаурядным и в интеллектуальном, и в волевом смысле. Но и это не превратило бы Сталина в субъект стратегии, если бы не специфичность той исторической ситуации. Специфичность состояла в том, что стратегия могла быть и линейной, и эффективной. Слишком уж ясны были приоритеты (даже помимо того, что их уже " размял" Клуб), и в ранней индустриальной системе было обозримое количество элементов. Да, Сталин лично расписывал посменную работу особо уникальных станков. Но станков было немного. Было бы их побольше - никакая чудовищная работоспособность Сталина не помогла бы. К концу 40-х стало ясно, что линейный персонифицированный стратегический субъект уже не может отвечать на вызовы времени. Что нужно возвращаться к нелинейному стратегическому субъекту - Клубу. Но Клуб уже был вырван с корнем, вместе с грибницей. Так родилась кукуруза вместо стратегии. На первых порах - вместе с великими космическими свершениями. Но это происходило во многом по инерции. Никакие - самые фантастические, самые величественные, - собственно технические свершения не могут подменить отсутствие (или истощенность) высшего целевого комплекса, состоящего из метафизики, концепции, доктрины… и - стратегии как их воплощения. Я говорил о трагедии хранителей знания, способного поддерживать и развивать этот самый высший целевой комплекс. Но корни этой трагедии - в катастрофе Клуба. Да и формата власти… Хрущев еще пытался быть национальным диктатором (как это кому-то ни покажется странным). А Брежнев уже был типичным консенсусным политиком. Тут-то все и " навернулось" … По сути - тут. По факту - немного позже. Однако дело не в политических перипетиях советского периода, а в некоторых системных уроках. Касающихся, прежде всего, этого самого знания. Как и любое целое, оно состоит из элементов (понятий, стратегем и т.д.). В нем есть подлинные элементы своего собственного неафишируемого знания. Есть столь же подлинные элементы стратегического знания, используемого твоим врагом (противником, конкурентом). Есть фигуры прикрытия, которые твой враг использует для репрезентации элементов своего знания (а не репрезентировать их он не может). Есть элементы-вирусы, которые враг хочет внедрить в твое знание. " …И дай мне разум, дабы отличить одно от другого", - молился герой Курта Воннегута. Разум… С начала перестройки все, что касается стратегического знания, вообще отторгалось. Истеблишмент стремительно опрощался, освобождался от стратегической миссии, исторической инициативы. Переходил на язык прагматики, общемировых " рыночных панацей". К 2005 году это безумие, запущенное в 1987 году, как-то " сдулось". Не до конца, конечно, и ни о какой необратимости такого " сдутия" говорить не приходится. Пара-тройка политических пассов - и все это опять " надуется". Да еще как! Но почему же все-таки сдулось? Потому что " московский райком" почувствовал, что " вашингтонский обком" замыслил недоброе. В том числе, и в отношении " райкомовской" элиты. Вроде ты и свой в доску, и по-английски бойко говоришь, и все прочее при тебе - а ты для них все равно " русская нелюдь". Курьезы наподобие того, который случился с Прохоровым в Куршевеле, - это частности. А почуяли освобожденные от стратегии элитарии нечто более общее и недоброе. И закрутилась вихрем новая мода. Вместо огульного отрицания всего, что пахнет стратегией, началось огульное же заглатывание всего подряд. В основном - этих самых вирусов и прикрытий. А также вообще словечек. Возник специфический спрос на специфические словечки - главное, чтобы покруче и помоднее. Где спрос, там и предложение. Портные из андерсеновского " Голого короля" отдыхают. В страну с презрительными, скучающими и одновременно ждущими лицами один за другим въезжают иноземные корифеи прошлого. Корифеи ждут гонораров (мол, говорят, что эта жуткая Россия - новый Клондайк), но и презирают дающих. Презирают за все. За то, что эти дающие почему-то все еще считают их корифеями. За то, что эти дающие " ни ухом, ни рылом" в том, что им говорят, и говорить можно что угодно. А можно, например, и не говорить, а петь. Что и сделал один из таких корифеев, выступая перед высоким политическим собранием и сказав, что ему проще спеть песню, чем объяснить, что такое демократия (интересно, ему бы могло прийти такое в голову в Оксфорде?). Невроз имен соединяется с неврозом подходов. Напоминает пока еще даже не чуму, а грипп. То есть быструю и бесследно уходящую эпидемию. Вдруг заговорили о будущем. Что говорить о будущем? Да все, что угодно! Это еще одно свойство подобных дискуссий. В плохой актерской массовке, когда ей надо изобразить шум толпы, каждый член массовки говорит очень быстро и не в такт с другими: " Что говорить, когда нечего говорить? Что говорить, когда нечего говорить? " Примерно так же заговорили о будущем. За этим массовочным неврозом маячит одно - невротики не справились с прошлым и теперь хотят говорить о будущем. Но если нет прошлого - нет будущего. И это все понимают. Чем больше понимают, тем более невнятно говорят о будущем. Но ведь говорят! Бессмертный Шаляпин высказался по сходному в чем-то поводу: " Бесплатно только птички поют" … " Птички" чувствуют, что истеблишмент беспокоится, - и поют. Надо - о будущем, надо - о чем-то еще. Например, можно и о развитии. Надо - так даже и с философской подоплекой. Можно Тоффлера привезти. Тот давно уже надоел и западной публике, и самому себе. Но если привезти, то он зевнет и что-то расскажет. А " пипл" - " схавает" … " Информационное общество, постиндустриальное общество, технотронное общество" … Мало? Пожалуйста - " нетократия". Мало? Можно и другие слова использовать. " Что говорить, когда нечего говорить? " Я не хочу сказать, что нет постиндустриальных проблем или информационных вызовов. Все это есть. Но есть и другое. Эти самые вирусы и " фигуры прикрытия". А вот чего нет, так это возможности, о которой молил герой Воннегута. Возможности различать. Года за полтора до атак на башни ВТЦ ко мне приехал высокий американский чин. И стал звать в Спасо-хаус послушать Хантингтона. Чин явно выполнял задание: пусть русские слушают Хантингтона. Хантингтон был уныл, изумлен и испуган. Испуган он был тем, что вдруг оказался нужен. И даже понимал, что это не к добру. Про себя он точно знал, что он компилятор. То есть классический академический профессор, который как-то и зачем-то препарировал идеи Тойнби. Он-то их просто взял и препарировал. У него профессия такая. А кто-то сказал: " О! Это-то нам и нужно! " Появился " конфликт цивилизаций". Его разминали, разминали, разминали… Бац - " найн-элевен"! Горит ВТЦ, и все начинают кричать о " конфликте цивилизаций" и о величии " угадавшего Хантингтона". Семя упало на хорошо подготовленную почву. Даже Фукуяма (предыдущая " залепуха" с " концом истории") стал фактически каяться и говорить, что конца истории нет, а есть конфликт цивилизаций. На всех конгрессах по контртерроризму людей начали делить на своих и чужих по тому, поддерживают они концепцию " конфликта цивилизаций" или нет. Что сильно напоминало психбольницу. Ирак - конфликт цивилизаций… Афганистан - конфликт цивилизаций… Всё - конфликт цивилизаций. Ах, нет, забыл, не всё. Босния с Сербией - это не конфликт цивилизаций. Это борьба боснийского (забываем, что мусульманского) " добра" с сербским (забываем, что христианским) " злом". Но бог с ней, с такой примитивной лживостью. Важнее обсудить лживость более тонкую. Она же - семантическое прикрытие. Предшественники Хантингтона говорили о цивилизации более или менее уклончиво. Но все же признавали, что это общность, задаваемая религиозной идентичностью. Современная Индия - это индуистская цивилизация? Китай - это… наверное, даосская цивилизация? Или конфуцианская? А со светским населением - что прикажете делать? А с межконфессиональным миром в странах, подобных Индии или России? Игроки, осуществляя семантическое прикрытие, прятали от " лохов" главное. Что там, где есть проект Модерн, не может быть никаких цивилизаций. Что либо Модерн и нация - либо домодернистские формы идентичности. А поскольку миллиарды людей уже перешли от домодерна к Модерну, то их, видимо, надо вернуть обратно, чтобы создать цивилизации. Ну, так это и называется - архаизация и регресс. А также контрмодерн. Однако и это еще не все. Для России цена вопроса намного выше. Россия - это либо больше, чем цивилизация, либо меньше. Она либо имперский (шире - сверхдержавный) конгломерат, либо недостроенное национальное государство. Но " лохотрон" - он для того и нужен, чтобы не думать, а болтать. " Что говорить, когда нечего говорить" … Ведущие западные теоретики цивилизаций участвовали в большой интеллектуальной войне. Они эти самые " цивилизационные монады" не выявляли, а конструировали. Их стратегическому субъекту (под названием Британская империя) цивилизационные монады были нужны для того, чтобы " управлять мировым балансом". Потом Рузвельт " похоронил" этот субъект. (Кто-то, правда, считает, что субъект похоронил Рузвельта. Но это экзотическая конспирологическая точка зрения, хотя в целом и не такая уж беспочвенная). Потом появились американские неоконсерваторы. Почему появились? Потому что демократы не смогли справиться с Китаем. Появившись, неоконсерваторы вынули теорию цивилизаций из пронафталиненного сундука. Обнаружили Хантингтона, слегка отряхнули нафталин - и началось. Они-то знали, что делают. А наши? " Что говорить, когда нечего говорить" … Сходным образом обстоит дело с пресловутым тоталитаризмом. Тоталитаризм - это семантический вирус, выведенный в лаборатории Поппера для того, чтобы отнять у Советского Союза победу во Второй мировой войне и дискредитировать коммунизм. Ежу было понятно, что коммунизм и фашизм диаметрально противоположны. Что коммунисты клялись завершить дело конвента и Великой французской революции, чтобы двигаться выше по спирали развития, а фашисты хотели вбить в это дело осиновый кол. Но чужаки " впаривают" потому, что им надо. А наши " хавают" потому, что им все равно. " Постиндустриальное общество"? Ростоу надо было бороться с Марксом. Противопоставить свой подход его формационному и классовому подходу. А противопоставив - еще в него и мину " конвергенции систем" заложить. Чем закончилась конвергенция - мы видим. Все эти словечки надо не заглатывать, а расковыривать. " Информационное общество" … " технотронное общество" … " глобализация" … Глобализация - это интернет и мобильные телефоны? Только идиот и провокатор может подменять социальное качество явления его техническими атрибутами. Глобализуются труд и капитал. Труд движется туда, где больше платят. И - разрушает западную цивилизацию, создавая общеизвестные миграционные феномены. Капитал движется туда, где надо меньше платить за труд. И - добивает западную цивилизацию до конца. Принося главный приз (" на блюдечке с голубой каемочкой") Китаю. Феномен Косово показал еще раз, что слово " глобализация" - это фигура прикрытия, а на самом деле осуществляется " глокализация". То есть соединение глобального с локальным. Государства рвутся на части. Подменяются племенными региональными образованиями. Над ними что-то надстраивается (" Европа регионов", кстати, была проектом Ваффен СС). Идет война с национальным государством как таковым. А значит, - уничтожение проекта Модерн. Информационное общество… Ах, мы перестанем воевать за ресурсы… Информация принадлежит всем… Любая информация? Вы " опера" спросите, поделится ли он агентом с другим " опером" … Меритократия… Государство экспертов… Платон и Аристотель тоже описывали нечто вроде меритократии. А уж в средневековом Китае она временами была налицо. И что? ДЕМИШУРИЗАЦИЯ ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ - ВОТ ЕЩЕ ОДНА ИЗ НАИБОЛЕЕ АКТУАЛЬНЫХ ЗАДАЧ. Не сумев ее решить, не выйдем из бессубъектности. А это чревато не теоретическими, а сугубо практическими издержками. Стратегия - не умствование. Это вопрос национальной судьбы. Что, если Россия, не разобравшись, что к чему, впрыгнет в отцепленный вагон? Поясню на самом элементарном примере. Россия хочет войти во Всемирную торговую организацию (ВТО). Очень упорно хочет. Кто-то говорит, что это хорошо, кто-то - что это плохо. Но никто не говорит главного: будет ли ВТО через несколько лет? Не я, а Вулфовиц и его разработчики (знаменитая альтернативная группа стратегической оценки " Би-2") сказали, что последний срок для победы США над Китаем - это 2017 год. Потом будет поздно. Китай-2008 - это как бы Германия-1908. То есть молодая капиталистическая супердержава, рвущаяся использовать закономерности неравномерного развития при империализме. А ведь никто эти закономерности не отменил, их на время сдержал коммунизм, который выбил полмира из империализма. Но теперь весь мир опять там! США-2008 - это как бы Великобритания-1908. То есть старая капиталистическая супердержава, пытающаяся сдержать молодую в условиях этого самого неравномерного развития. Сдержать в условиях глобализации - невозможно. То есть, конечно, возможно, но недопустимо издержечно для самих США. Если очень высоко поднять нефтяные цены (примерно еще вдвое), то возникнут очень серьезные проблемы и у Америки. Значит, задирать цены нельзя. Тогда что делать? Натравливать на Китай тибетцев, уйгур? Дело бросовое. Китайцы сепаратистов вырежут и продолжат " триумфальное шествие". Начинать разыгрывать против соперника старую карту " большой игры" (то есть стратегически " затачивать" на Китай ислам)? Дело более перспективное, но для современных США неподъемное. Воевать с применением ядерного оружия? Согласитесь, пока это чисто умозрительный сценарий. Мои зарубежные знакомые говорят: " Американцы в итоге найдут правильное решение. Но только после того, как попробуют реализовать все неправильные". Неправильные и как бы очевидные, добавлю я. Такое неправильное, но как бы очевидное решение, - остановить триумфальное шествие китайских товаров на мировых рынках и, прежде всего на рынке американском. А как остановить? Только через закрытие национальных внутренних рынков (конечно, прежде всего американского) тарифными и другими барьерами. Это несовместимо с правилами ВТО? Ну, сначала это будут как-то - косо-криво - совмещать. А потом, если не получится, доломают ВТО. Именно к этому моменту мы сделаем все для того, чтобы в него вступить. Мы потратим огромные деньги, немеряные административные усилия, сломаем об колено кое-что из жизненно важного - ради сомнительных приобретений. Прыгнем в ВТО - и окажемся в отцепленном вагоне. Хотел бы ошибиться в своем прогнозе. Не хочу его никоим образом абсолютизировать. Да мне это и не так интересно, потому что ситуация относительно мелкая. Но она яркая, и на ней удобно показать, что такое прыжок в отцепленный вагон. Но какие еще могут возникнуть прыжки более важного типа? Почему не считать таким " прыжком в отцепленный вагон" прыжок в Модерн, понимаемый как западный мегапроект? А Запад-то от этого мегапроекта отказывается (смотри Косово)! И что нам делать? Я уже показывал, что. Защищать Модерн вместе с теми, кто от него не хочет отказаться. Но, во-первых, это вовсе не называется входить в западную цивилизацию. Это прямо обратное. И, во-вторых, надо понимать, что с самим-то Модерном действительно все не вполне благополучно! Следующий отцепленный вагон - капитализм. Надо честно себя спросить: капитализм - это совершенный общественный уклад? Но тогда он знаменует собой конец истории. Просто вместо слова " коммунизм" ставим " капитализм", и все. А если капитализм вскоре станет несовместим с прогрессом, с духом Истории (который не умер, вопреки Гегелю), с идеей Развития как такового? Почему это могло произойти с феодализмом - и не произойдет с капитализмом? Ведь те, кто изобретали слова " постиндустриальное общество", " технотронное общество" etc, делали это не только для атаки на коммунизм, но и потому, что отчетливо видели тупики этого самого капитализма! Что теперь планируется? Модерн пронизан духом Великой французской буржуазной революции и других великих революций того же типа, включая американскую. Так революции-то были буржуазные! Что теперь? Стал ли капитализм тормозом? Если стал, то в чем именно? Мы, уходя от социализма, принесли колоссальные жертвы на алтарь построения капитализма. Если что-то и построили, то капитализм эпохи первоначального накопления. Да и это сомнительно. Хорошо, предположим, что построили. Нам надо выходить из первоначального накопления? Или что нам надо делать? Мы выйдем из него через десять лет, когда вожделенная для нас западная цивилизация поставит крест на капиталистическом проекте? Что, например, нет серьезных западных разговоров о перспективе отмены денег? Это моя фантазия? Так не прыгнет ли Россия в отцепленный вагон? Ах, да, забыл, она начнет " строить капитализм в отдельно взятой стране". И с опозданием на двести лет… Это - солидное ноу-хау по части стратегического развития. Мир входит в фазу турбулентности. Неопределенность стремительно наращивается. Она наращивается сама, или ее кто-то наращивает? И чем она порождена? Развитием как таковым? Неравномерностью этого развития? Или же… Или же торможением развития? Ах, ох, будущее! Будущее - это не футурологическая, а политическая проблема. За будущее всегда отвечали левые силы. Правые же - отвечали за то, чтобы в погоне за будущим не разорвали цепь времен, не подорвали потенциал традиции. Так кто нанес такой удар по левой идее вообще? А значит, и по политической базе будущего? Я не про разгром коммунизма, тут все понятно. Я про тотальный кризис всего левого. Например, про изымание из этого левого - любого морального содержания. Конечно же, и в 30-е годы ХХ века коммунистические западные движения позволяли себе определенное моральное легкомыслие (чего о реальном советском коммунизме сказать было вообще нельзя). Но это было легкомыслие как фон. Теперь речь идет о другом. О том, что ничего, кроме легкомыслия, нет. Что борьба за права трудящихся подменена борьбой за права всех разновидностей извращенцев. Что стратегическая идея будущего вырвана с корнем. Что государственная страсть сведена к нулю. Увидев призрак Банко, Макбет спросил: " Кто это сделал, лорды? " Не могу я здесь подробно обсуждать, кто это сделал. Но кто бы это ни сделал, мир входит в очередную турбулентность без субъекта будущего, субъекта стратегии, субъекта развития. Иногда я сталкиваюсь с текстами, в которых обсуждается бесконечная сложность этих турбулентных потоков. Что сказать? Мир никогда не бывает прост. Он всегда бесконечно сложен по факту. А вот по идее он всегда прост. И потому эффективная модель может содержать в себе шесть, семь, восемь кластеров, но не более. Идея обозрима, мир - нет. Констатация сложностей турбулентного мира и даже описание сложностей не избавляют от необходимости моделирования. И от ответа на вопрос о том, что такое эта турбулентность? Это действительно конец Модерна? Тогда что " по ту сторону"? Постмодерн? Так он и есть смерть развития! Концептуалистика не имеет права быть всеядной. Я готов преодолевать идеологические расхождения, но война - это война. И пока мы не скажем " постмодернистский враг", ясности не будет. Пока мы не осознаем, что этот постмодернизм тащит за собой суррогатную архаику, тащит не случайно, а чтобы уничтожить развитие, - мы будем кораблем без руля и ветрил, втягиваемым в самую чудовищную из всех турбулентностей, переживавшихся человечеством. Как только мы скажем, что есть враг (и кто союзники врага), многое прояснится. И тогда в этих сложностях турбулентного мира можно будет разобраться. Можно будет различить, где кризис, а где катастрофа. Где исчерпание, а где бифуркация. И в чем генезис всего этого. Если начнем этим заниматься всерьез, мы разберемся. Перестанем любоваться всем новым в его вариативности. И установим, где действительно новая ткань, а где элементарный гной. Восстановить стратегическую культуру. Опираясь на нее, восстановить стратегическую инфраструктуру мысли. Отсеять шлаки и шумы. Освободиться от вирусов. Нащупать ось проблемы. Восстановить, наконец, стратегическую субъектность. Вот то, без чего никакое развитие не начнется, и никакая историческая инициатива к России не вернется. Если действительно хотим вернуть эту инициативу - найдем в себе силы для преодоления интеллектуальной прострации, сна стратегической мысли, рождающего разнообразных (глубоко вторичных и глумливо-провокативных) чудовищ. А сделав это - может быть, вернемся к сути своей?
|