Глава третья. Торжество разума.

- На счёт три. – тихо произнёс Роберт, простирая ладони в направлении двери.

Инженер поднял вверх руку с зажатым детонатором, показывая свою готовность. Двое солдат расположились по обе стороны от заминированной двери, приготовив заряженные парализующим ядом пистолеты. Роберт молча протянул вперёд сжатый кулак. Разогнул указательный палец, средний. Едва же двинулся безымянный, как дверь полыхнула короткой вспышкой, в воздух взлетели клубы перемешанного с опилками дыма.

Вступил в действие отработанный до идеала механизм. Стоящий справа от двери налёг локтем на безвольно болтающийся кусок дерева и двинулся вглубь квартиры. Другой неотступно следовал за ведущим, положив пистолет на его плечо. Роберт, включив прожектор шлема, вступил в проверяемую на предмет сопротивления квартиру, попутно высвечивая на вмонтированном в рукав униформы компьютере фотографию жертвы. Инженер зашёл последним, неся в руках полуметровый жёлтый металлический тубус.

Нужную комнату нашли очень скоро.

Сонная девушка сидела на краю своей кровати. Внезапно появившиеся мужчины вызвали в её глазах блеск изумления. Роберт подал бойцам знак двумя растопыренными пальцами, после которого те грубо сдёрнули её на пол и поставили на колени, сведя две тонкие скрещенные руки за спину.

Роберт направил луч фонаря прямо в лицо жертве. Вытянул перед собой наручный компьютер. Девушка замотала головой, тщетно задёргала крепко удерживаемыми плечами.

- Это она. – заключил Роберт, - Продолжаем.

Солдат, стоящий по левую руку от девушки, резким движением приложил к её лицу приготовленную усыпляющую маску. Одновременно с этим в затылок похищаемой упёрлась жёсткая перчатка, положив конец каким бы то ни было попыткам сопротивляться. Ещё несколько секунд девушка дёргалась, стремясь вырваться из объятий солдат, после чего обмякла и сползла на пол.

В следующее мгновение подчинённые Роберта расстилали рядом с вытянутым в полный рост бесчувственным телом брезентовый мешок. Инженер, отправившийся на кухню, раскручивал жёлтый тубус.

Сам же Роберт проследовал к окну. Отодвинув штору, он быстро нашёл внизу чёрный минивэн «Лекаря» и ожидающих рядом солдат. С помощью прожектора обратив их внимание, Роберт подал знак оттопыренным вверх большим пальцем. Внизу мгновенно засуетились, садясь обратно в машину и вновь заводя двигатель.

Роберт закрыл штору, обернулся. Застёжка молнии ползла вверх, скрывая распластанное тело жертвы. Ещё немного – и осталось лишь небольшое сетчатое окошко для дыхания, открывающее застывшее в изумлении лицо девушки. Солдаты ловко подхватили свёрток и понесли наружу, прочь из квартиры. Ещё через несколько секунд из кухни выскочил инженер, держащий в руках две половинки опустевшего тубуса. Роберт, уходящий последним, окинул взглядом спальню жертвы.

Довольно скромно. Кровать, обитые бежевыми обоями стены, крутящийся стул у стола с небольшим ноутбуком. И никакого вооружённого сопротивления. Значит ли это, что жертва не настолько солидная, как это представлял себе лейтенант Лестер? Роберт медленно подошёл к ноутбуку, провёл по нему перчаткой. Его внимание привлекло, что, в отличие от стола, устройство не было покрыто слоем пыли. Жертвы не было дома около трёх дней, однако всё это время она явно носила ноутбук с собой. Мимолётно отметив галочку в том окошке, которое в его голове ассоциировалось с приказом, касающимся всех возможных электронных устройств, которые окажутся на виду, Роберт сунул пластиковый прямоугольник подмышку и отправился за своими покидающими здание бойцами.

Девушку укладывали в автомобиль, отделившийся от остальных солдат инженер глядел вверх, на окна только что взятой штурмом квартиры, периодически сверяясь со временем на электронных часах.

- Сколько ещё? – спросил Роберт, остановившись рядом.

- Двадцать секунд. Вы садитесь.

Роберт проследовал к переднему сиденью минивэна. Уже садясь в машину, он заметил какое-то движение в стекле бокового зеркала. Обернувшись, он увидел выглядывающее из окна рядом с подъездом престарелое женское лицо. Поймав взгляд этой неудачно выглянувшей старушки, Роберт демонстративно скрестил руки на груди. Почти мгновенно метнулись навстречу друг другу тяжёлые шторы, дрожащая от страха женщина исчезла в глубине квартиры.

- Капитан Кроувел, быть может... – обратился к Роберту один из солдат.

- Мы торопимся. Садимся. – едва прозвучали эти слова, как несколько окон на уровне пятого этажа полыхнули огнём.

Широкие, длиною до двух метров, языки пламени выбили стёкла и устремились наверх, жадно облизывая металлические карнизы. Ещё через мгновение из взорванной квартиры густым облаком повалил чёрный дым. Инженер махнул напоследок рукой водителю и, едва его ноги коснулись подножки под задней дверью минивэна, бесшумный мотор, стремительно набирая обороты, сорвал машину с места и швырнул на пустующую ночную трассу.

Ещё секунда – и тянущиеся ряды зданий сокрыли автомобиль от возможных свидетелей, могущих оказаться рядом с атакованным домом. Роберт откинулся на спинку сиденья. Всё. Ещё одна операция. В утренних новостях скажут несколько слов о прорыве газовой трубы, который привёл к охватившему несколько квартир пожару. Кто-то спасётся, кто-то нет, но, однозначно, никто не станет интересоваться вопросом о пропаже тела этой девушки – едва ли в квартире останется что-либо, кроме обуглившихся стен и кучек пепла. Единственная возможность для этой истории получить огласку заключается в обнаружении кем-либо следов напалма. Но и здесь оснований для беспокойства нет – пожарная служба знает почерк лекарей, и не станет влезать в дела родственного департамента, спишет произошедшее на несчастный случай и закроет дело, напоследок услужливо заметя все следы.

Роберт Кроувел самодовольно потянулся. То, как часто в последнее время его стали предпочитать другим капитанам, посылая на подобные внезапные, посреди ночи, задания, могло означать лишь одно – близилось повышение.

«Как знать, лейтенант Лестер, вдруг вы однажды будете отдавать мне честь, докладывая о результатах какой-нибудь зачистки» - подумал он.

Мысль о том, как его самодовольный, резкий и вспыльчивый начальник будет слушать приказы его, Роберта, сидящего в кожаном кресле полковника (вернее, майора, о полковничьих погонах он и не мечтал), очень понравилась капитану.

Пока грузная машина мчалась вдоль фонарей, во имя экономии навеки погашенных в не столь ценном для общей экономики C-10, Роберт расслабленно сидел на узком пассажирском сиденье, предаваясь собственным грёзам. Впрочем, едва ли они были такими уж неосуществимыми мечтами – самому капитану Кроувелу, всего полтора года назад поступившему на службу, уже давно стало понятно, насколько он ценен для «Лекаря»; рог изобилия осыпал его наградами и повышениями чуть ли не с того самого дня, когда ему, добровольцу, шлёпнули штамп «Годен для службы в “Лекаре”», совсем иное, нежели просто «Годен».

Замаячивший впереди высокий забор районного расследовательного центра ненадолго вернул Роберта в реальный мир, и этого кратковременного окунания в собственные ощущения хватило, чтобы, уже снова приготовившись представлять себе обстоятельства очередного представления к новому званию, вспомнить вдруг о лежащем на коленях ноутбуке. Спохватившись, что ему едва ли представится другой случай ознакомиться с информацией, содержащейся в этом устройстве, Роберт раскрыл компьютер.

Экран вспыхнул белым цветом, затем покрылся мелкими строчками. Итак, документ, с которым девушка работала до того, как легла спать. Капитан пробежал глазами стройные ряды букв. Ещё не понимая ничего из написанного, приблизил экран к себе, ощущая гложущую тревогу. Наконец, когда смысл документа дошёл до него, захлопнул ноутбук и нервно забарабанил пальцами по крышке.

Роберт едва заметил, как машина въехала в гаражи РРЦ, не сразу услышал, как его что-то спрашивал водитель, отвечал вяло и невпопад. Все мысли молодого капитана мгновенно свелись к одному вопросу – что же теперь делать с неожиданно обретённым знанием? Уже входя в здание, он ощутил пронзающую мозг идею. Пока подчинённые несли тело захваченной девушки по коридору, Роберт Кроувел набирал цифры на телефонном аппарате, тревожно вслушивался в протяжные гудки...

*********

-...Очень интересно. – произнёс наконец лейтенант Лестер, - Спасибо, капитан. Вольно, с пленницей я разберусь лично.

Капитан Кроувел проследовал прочь из комнаты для допросов, напоследок бросив неопределённо-тревожный взгляд на девушку, прикованную наручниками к подлокотникам кресла. Что думает подчинённый об этом деле? Лейтенанту Лестеру сейчас было не до того. Допрос надлежало провести в самом надлежащем качестве.

- Итак... – подождав, пока захлопнется дверь, протянул лейтенант, - Кайра Гасте. Девятнадцать лет. Полчаса назад вы погибли в пожаре, вызванном взрывом газовой трубы в вашей квартире.

Несколько секунд он рассматривал её лицо, выискивая и отмечая малейшую реакцию на свои слова. Сначала оно подёрнулось недоумением, скоро сменившимся вспышкой страха, с каждой секундой вытесняемого всепоглощающей обречённостью. Однако же, как бы ни вытягивались щеки, как бы ни пробегала дрожь по сжатым губам, выражение глаз оставалось почти тем же, каждый раз придавая особенный акцент той или иной эмоции. Кайра Гасте глядела с вызовом.

- Рискну предположить, что ваше утверждение неверно. – проговорила она, - Ведь я сижу перед вами.

- Здесь вы ошиблись. Вы мертвы. Настолько, что даже от костей ничего не осталось. Вас никто никогда не станет искать. Некому беспокоиться о вашей судьбе. Вы попросту вычеркнуты из списка жителей Города-N. И если кто-то вдруг обнаружит обратное, вы можете быть уверены, что любая городская служба не пожалеет усилий, чтобы подогнать действительное под формальное.

Кайра откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди. Намётанным взглядом Лестер заметил, как она едва видно сглотнула. Пора переходить в наступление. Из холодного в горячее, от обещания надежды до полного отчаяния – и так, пока жертва не будет полностью уничтожена...

- Как же так произошло, спросите вы? – манерно продолжил следователь, - Вот я была, ходила по улицам, ела, спала? А теперь меня нету? Взяли и вычеркнули? Как так?

- Прекращайте цирк. – упавшим голосом пробормотала девушка.

- А вот как. – лейтенант рывком развернул стоящий на столе ноутбук экраном к допрашиваемой.

Лестер удовлетворённо отметил, как болезненно поморщилась Кайра. Нацепив на себя очередную маску из самолично разработанного ряда градации напористости, он продолжил допрос.

- Что это такое? – одно за другим, отвесил он эти три слова.

- Письмо.

- Что за письмо? Откуда оно у вас? – выстрелами выскочили два новых вопроса.

- Нашла.

- Где?

Молчание.

- Где, я спрашиваю?! – ударил по столу лейтенант, - Где вы взяли его?

Вместо ответа Кайра вытянула перевернула сидящую в кандалах кисть так, что наружная сторона сжатого кулака упёрлась в подлокотник. Едва в голове лейтенанта мелькнула тревожная мысль о том, что пленницу могли обыскать недостаточно тщательно, как разогнувшийся средний палец дал лейтенанту знать о несколько ином роде угрозы.

Она оказалась крепче, чем можно было ожидать от хрупкой на вид девятнадцатилетней девушки.

«Это дело для Комиссариата» - подумал он и сразу же напомнил себе, что вышестоящие инстанции – последнее, с чем он хотел бы делить свой успех.

Нет, именно такая она и должна быть – дерзкая, непокорная. Дочь террориста. Стойкая к чужой агрессии. Но как долго она сможет держать лицо? Насколько непробиваемую защиту она выстроила вокруг себя?

- Хорошо. – вскочил он со стула и двинулся к Кайре в обход стола, - Что вы собирались делать с ним?

- Опубликовать. – выдохнула она.

- Несмотря на то, что распространение информации, подвергающей опасности основы порядка и власти в Городе, карается молниеносно и жестоко? А в условиях военного времени – не иначе, как смертным приговором?

- Ваши родители, наверное, гордились бы вами. – глядя куда-то в сторону, промолвила Кайра.

- Что? – машинально вырвалось у Лестера.

- Ничего. Вы продолжайте. Они наверняка хотели бы, чтобы вы носили форму современного гестапо.

- За такие слова... – начал было Лестер.

- Что? Что за такие слова? – прервала его Кайра, - В начале разговора вы сказали, что мне уже вынесен смертный приговор. Придумаете что-то пострашней, коль не буду умолять вас о прощении, стоя на коленях? Будете бить, пытать? Загонять иголки под ногти? А ну да, вы же защищаете свой фашистский режим.

- А ну заткнись! - рявкнул Лестер, - Я спас твою никчёмную жизнь! Я! Ты бы сейчас там горела, мразь!

- Интересный оборот, лейтенант. – проговорила Кайра, - Вы, оказывается, ещё и герой.

- И это твоя благода...

- Хватит. – закрыла глаза Кайра, - Раз я жива, значит, вы что-то рассчитываете от меня получить. Кончайте ваши запугивания и истерики. К делу. Если хотите разыграть концерт, найдите какую-нибудь смазливую ш-ву в секторе B и брызгайте перед ней кипятком в своё удовольствие. Что вам надо?

Лейтенант какое-то время трясся в клокочущей злобе... Но лишь снаружи он выглядел так, будто вспышка ярости ещё вела его по инерции. Внутри же он продолжал просчитывать и продумывать. Преступница была крепка – но уязвимое место должно было найтись. Рано или поздно.

- Ну. – требовательно произнесла Кайра, - Или вам действительно надо только покричать?

- Нет – наконец принимая утихомирившийся вид, ответил Лестер, - Мне надо удостовериться в том, что вы готовы пойти на многое ради справедливости.

По лицу девушки пробежало удивление.

- Вы... Вы что же... Собрались шантажировать кого-то? Может быть, именно президента? Это вами движет? Тогда вы заранее проиграли. И я не собираюсь участвовать в шантаже, даже направленном против такой власти, как наша.

- Нет, нет, нет. – ожесточённо мотал головой лейтенант в ответ на слова Кайры, - Я не такой идиот, как вы думаете. Вы сейчас живы только потому, что мы с вами желаем одного и того же. Свержения власти.

Последние два слова Лестер проговорил взволнованным шёпотом, придвинувшись совсем близко. Почувствует ли она фальшь? Если она только не совсем дура... Реакция скажет о многом.

- Что это значит, лейтенант? – холодно спросила Кайра, - Телевизионным службам нужен персонаж-террорист женского пола?

Вот и оно – уязвимое место. Как же можно было забыть о нём?

- Кстати о террористах. – хищно ощерился офицер, - Когда вы в последний раз видели собственного отца?

Укол достиг своей цели – глаза девушки застыли. Лейтенант ликовал, наконец найдя место, в которое он мог бы бить, лишая свою жертву последних сил сопротивляться.

- Не в программе ли новостей? – сказал он.

- Где?... – видна была дрожь, пробившую её тело.

- Ммм, а вы и не знаете. – следователь расслабленно упал на свой стул.

- Что не знаю? – трясущимся голосом пробормотала Кайра.

- Не смотрите новости? - будто совершенно невзначай спросил лейтенант.

- Говорите уже! – крикнула Кайра, сверкая слегка увлажнившимися глазами, так некстати и так точно давая следователю знать, что следует делать дальше.

- Ваш отец – террорист. Убийца. Главарь преступной шайки. – отрубил лейтенант Лестер, - Вчера он поднял мятеж, в результате которого погибло три десятка солдат «Лекаря». В том числе один капитан спецотряда. Смело умножайте на два – и получите погибших при этом мирных жителей.

- Ложь. – бормотала Кайра, мотая головой, - Я знаю, что это ложь. Вы сами убиваете мирных жителей, а потом вешаете их на козлов отпущения. Я не верю!

- Именно сейчас мы имеем дело с таким случаем, когда деяния преступника не преувеличены. – покачал головой лейтенант, - Тридцать три лекаря мертвы. Ещё больше полегло мирных жителей в устроенной вашим отцом перестрелке. Не верите?

Кайра молчала, приложив ладони к глазам.

Лейтенант Лестер, самодовольно улыбаясь, вдавил в стол кнопку вызова.

- В камеру. – бросил он двум солдатам, появившимся в дверях.

Кандалы кресла передали обессилевшую Кайру в руки лекарей.

- У вас будет время подумать о своих поступках, Кайра Гасте. – громко произнёс он напоследок, - Будьте благоразумны. В ваших интересах сотрудничество.

Оставшись наедине со своей персоной, Лестер вновь принялся за изучение так удачно раздобытого Робертом письма.

Что же оно означало? Было реальным, или всего лишь плодом чьей-то фантазии? Настоящей уликой, обличающей преступления власти, или же только третьесортным произведением художественной литературы?

Лестер не мог знать. А потому никак не мог окончательно определиться со своими планами относительно Кайры Гасте – благо, обработка, проведённая им, помогла бы теперь использовать девушку в любых целях. Выставить её пособницей Андре Гасте. Либо обличительницей его преступлений. Добиться у неё признания, насчёт места, где она обнаружила эту электронную копию – и, возможно получить доступ к данным, позволяющим подтвердить, либо развеять заключающееся в письме обвинение против Шпиля.

Уважаемый Мейс Ивиро!

Рад вам сообщить о новых результатах испытания штамма XZ-81a. Все особи из группы 1 прекратили жизнедеятельность в течение пяти дней после введения образца. Мы испытывали штамм на собаках, у человеческой особи, по нашим расчётам, критический срок будет наступать в течение девяти дней. Как мы и предсказывали, все особи из группы 2 после введения антидота стали невосприимчивы к заражению. Это означает, что противоядие готово к применению.

Следует отметить также некоторые неожиданные отклонения у нескольких особей в группе 1. По истечении срока, при анализе тканей, у трёх подопытных собак была обнаружена обширная мутация на генетическом уровне. Она почти никак не отразилась на морфологических признаках вследствие скоропостижной смерти, однако, если мы сумеем каким-то образом продержать подопытное существо живым дольше критического срока, изменения, несомненно, будут иметь место. Возможно, дело в возрасте организма. И это означает, что, теоретически, дети гораздо более восприимчивы к тому, чтобы мутировать.

Суммируя всё изложенное выше, могу сказать, что проект " Командор" почти завершён. На следующей неделе мы проведём испытание на избранной человеческой особи мужского пола, находящейся под нашим наблюдением, используя штамм XZ-81c, лишённый возможности передаваться другим людям и мутировать. Цель – окончательно испытать антидот. Параллельно мы будем работать над преодолением критического срока.

Приблизительно через месяц мы сможем приступить к интеграции вируса под видом прививок от гепатита.

В конце я хотел бы выразить своё восхищение вами, господин Ивиро. Ваши идеи отвечают требованиям новой формации, в которую вступает человечество. Несомненно, людям нужна ваша решительность и способность планировать будущее на много лет вперёд. Я считаю за великую честь работу под вашим началом и надеюсь на дальнейшее сотрудничество.

С большим уважением,

Профессор Иоганн Бэтлер.

Дальше – больше. Хоть письмо и являлось самым хлёстким и опасным элементом документа, далее следовали удивительно подробные данные о людях, принимавших участие в проекте «Командор», различные мелкие отчёты, даже отсканированные чеки, цифры на которых могли заставить глаза ползти на лоб – умопомрачительные шести и семизначные суммы в старых долларах.

Иоганн Бэтлер, Виктор Проценко, Фрэн Онделл, Артур Танн, Элизабет Сайдж, Тревер Пуабле. Согласно документу, все эти люди получали от нынешнего президента Мейса Ивиро огромные деньги. Трое из них сейчас являлись ведущими фигурами в НаучЦентре, а с заявленным на руководителя проекта «Командор» Иоганном Бэтлером Говард Лестер был знаком лично. Что это было? Тщательно подогнанная под достоверность выдумка или же беспристрастно иллюстрируемая истина?

Лейтенант Лестер мог только предполагать, насколько опасен может оказаться этот документ для Шпиля. Если всё написанное – правда, то, в чём у следователя не было никакого сомнения, они пойдут на многое, чтобы скрыть её. И вполне возможно, подумал лейтенант, что знание лишило его выбора, он оказался среди тех людей, которые знали слишком много. И коль скоро об этом станет известно кому бы то ни стало, он станет врагом. Найти повод казнить неугодного офицера очень легко, знал Лестер.

Вдруг поднявшегося со стула и сложившего ноутбук следователя пронзило страхом.

Роберт Кроувел.

«Он знает. И, более того, именно он дал мне прочитать документ»

Лестер знал это чувство - играя в шахматы, строить несокрушимую защиту на фронте и упустить из виду пешку, после туманной вражеской махинации пробравшейся в тыл, пробравшейся в ферзи...

А то, как мечтал пробраться в ферзи капитан Кроувел, лейтенанту было очень хорошо известно.

Неужели сопляк обвёл его вокруг пальца? Так просто взял и подставил своего начальника? Насколько же велика вероятность того, что прямо сейчас сюда мчится отряд захвата?

«Бежать» - мелькнула короткая мысль. Бежать, немедленно, связаться с Комиссариатом, сообщить им, что против Шпиля ведётся дезинформационная акция. Если он успеет опередить Роберта, перевести все стрелки на него, то почти наверняка выйдет из передряги целой и невредимой. В конце концов, сможет просто состроить дурака и сделать вид, будто бы принял содержание документа за фальсификацию.

«Ах, чёрт, откуда я знаю, что это действительно не подделка? Что за идиотские мысли приходят в мою голову? Как мог Роберт до такого додуматься?»

Так и не сумев отделаться от навязчивого желания как можно надёжней подстраховаться, лейтенант выскользнул из комнаты допросов, судорожно оглядел пустующий коридор.

«Вниз? На выход? Но в кабинете остались документы, пропуск, пистолет»

Чувствуя себя голым и незащищённым, Лестер предпочёл броситься вверх по лестнице. Замелькали ступеньки, встретив по пути прогуливающегося охранника, он отшатнулся назад, чем очень сильно удивил лекаря, не привыкшего, чтобы начальники дрожали при виде своих собственных подчиненных.

- Господин лейтенант? – склонился к унимающему своё разошедшееся сердцебиение следователю лекарь.

- Пошёл к черту! – с силой хлопнув рукой по плечу охранника, взорвался Лестер.

Оттолкнув в сторону этого нечаянно подвернувшегося солдата, лейтенант, спотыкаясь на ходу, бросился бежать дальше.

Несколько поворотов ключа в замке – и он оказался внутри своего кабинета.

Комната моментально наполнилась шумом выдвигающихся ящиков и перестуком туфель. На то, чтобы собрать все необходимые вещи, ушло чуть больше минуты. Больше всего времени лейтенант истратил на то, чтобы накинуть на себя боевую офицерскую униформу – кто знает, вдруг ему пришлось бы столкнуться с враждебным огнём. И в тот момент, когда он, держа наготове револьвер, дёрнул на себя дверь кабинета, намереваясь покинуть здание, слух уловил россыпь приближающихся ударов, звук, который он бы узнал всегда и везде. Металлические подошвы ботинок штурмовиков.

Лестер отшатнулся назад.

«Шах и мат, лейтенант Лестер. Пешка прошла в ферзи»

Щёлкнув замком двери, лейтенант на трясущихся ногах проследовал обратно к своему разворошённому рабочему столу. Бросил ноутбук на деревянную поверхность, сам же безвольным мешком упал на крутящийся стул.

«Значит, всё правда»

Прошло не более получаса с того момента, как Кайру Гасте доставили сюда. И, раз штурмовой отряд уже здесь, в уничтожении этой информации очень и очень заинтересованы.

«Вот и он - конец»

Конец, вне сомнения. И здесь не стоит вопрос о его виновности или преданности.

«Это всё девка. Не надо было её спасать»

Вспомнился момент, когда в руки лейтенанта попал список заявленных на устранение личностей. Обычно едва просматривая такие бумаги, он обратил внимание на одно, выделенное красной полосой, помеченное наивысшим приоритетом. Имя Кайры Гасте, дочери новоявленного преступника Андре Гасте, о котором даже знакомые из информационных служб не могли с точностью сказать, является ли тот лишь очередной подсадной уткой, или же реальным террористом. Стоило осуществить приказ об устранении, а не вступать в эту опасную игру.

Грубый стук в дверь оповестил лейтенанта о прибытии палачей. Непослушные пальцы откинули назад курок револьвера.

- Выйти наружу с высоко поднятыми руками! Три секунды! Три!

«Нет, друзья, вы меня не заберёте в ваши пыточные камеры. В наши пыточные камеры»

Брови лейтенанта мучительно искривились.

- Два!

Говард Лестер расстегнул клапаны своей маски, отбросил в сторону ненужный шлем.

- Один!

Дуло револьвера поднялось вверх, упёрлось в щетинистую кожу под челюстью.

- Я буду ждать тебя в аду, Роберт Кроувел. – прошептал он, прежде чем потянуть спусковой крючок.

*********

- Она здесь. – разбудил Кайру последовавший за скрежетом стальной пластины громкий голос человека, сквозь забранное решёткой окошко вглядывавшегося вглубь её темницы.

Настороженно прислушиваясь, она перебралась в сторону, вжалась в угол своей маленькой, два на два метра, металлической комнатушки. Поскольку в камере не существовало такого понятия, как «освещение», открытая окошком лампа в коридоре больно ударила по глазам, потерявшим всякую надежду адаптироваться в абсолютной тьме.

- Отмените указ о её ликвидации. – ответил первому разительно отличающийся – прежде всего, возрастом говорящего – голос.

- Боюсь, что это невозможно, сэр. Она подлежит обязательному уничтожению, являясь опасным политическим преступником второго порядка.

- Видите это? Если нет приказа, отданного президентом, то моего слова достаточно, чтобы это исправить.

- Господин... Так точно, господин. Я отменю ликвидацию. Но под вашу ответственность. И все равно нельзя отпустить её раньше, чем через две недели. За это время будет проведена психологическая хирургия и смена личности... Полагаю, вы и на это согласны? Опять же, всё на ваш собственный страх и риск.

- Да. Я готов поручиться за её поведение.

- В таком случае оставлю вас. Буду ждать наверху – в случае чего, просто используйте тревожную кнопку на браслете, который я вам дал.

Отдаляющиеся шаги наложились на лязг проворачиваемых в замке ключей. С нарастающим скрежетом дверь камеры поползла в сторону, позволяя всё большему потоку света вырывать Кайру из ставшей безопасной темноты. Она заслонила глаза руками, однако едва ли была хоть какая-то возможность скрыться от этого жгучего пламени.

Фигура невысокого человека появилась на пороге.

- Здравствуйте. – Кайра вдруг поняла, что знает этот голос.

Знает этого человека уже давно. С тех пор, как он, восемь лет назад, приходил со своей тихой и постоянно зажатой женой в гости к своему другу Андре Гасте, в ту пору, когда мама была жива. Кайра помнила его натянутую улыбку и постоянно оглядывающиеся в поисках опасности глаза.

- Для чего вы здесь? – отстранённо промолвила она.

- Наверное... Наверное, чтобы вас спасти. – мигом потеряв всю свою браваду, на которую и способен то был едва-едва, ответил он.

- Я поставила под угрозу секрет ваших преступлений. От чего вы хотите меня спасти? От более жестокого наказания? Подарите мне пилюлю с ядом вместо электрического стула?

- Вы... Вы не должны быть наказаны. – отпустил эту фразу и тотчас, испугавшись её, замолк Иоганн Бэтлер.

В голосе профессора звучала даже не жалость, нет, не было это и виной в полном её смысле. Лишь горечью, тягучим дёгтем сочился поскрипывающий голос старика.

- Что это значит? – настороженно подняла голову Кайра.

- Мне очень жаль, что всё так сложилось. – избегая зрительного контакта, вздохнул профессор.

- Так, что население планеты сократилось с десяти миллиардов до восьми миллионов? – чувствуя, как от начинающей подниматься ярости дрожат колени, проговорила Кайра.

- Я...

Профессор растерянно зарыскал взглядом по сторонам, ища ли укрытия от гневных укоров, прося ли поддержки у безмолвных стен камеры – неизвестно.

- Что «я»? Ну что «я»? Какое оправдание вы сейчас придумаете? Перенаселение? Голод? Угроза ядерной войны?

- Правда, клянусь, я не думал, что будет именно так. Я верил...

- Вы создавали смертельный вирус, не поддающийся лечению. – с упором произнесла Кайра, - И думали, что не будет жертв? Что за брехню вы несёте?!

- Поймите меня...

Странное откровение снизошло на Кайру. Для Иоганна Бэтлера не существовало всемирной трагедии, превратившей поверхность земного шара в поле битвы. Всё, что она видела перед собой, забитость и нерешительность профессора, говорило ей лишь о том, что тот всецело поглощён некой драмой, разыгрывавшейся у него внутри. Поглощающей, вытесняющей остальной мир.

- Не заслуживаете. – выдохнула она.

- Что? – мелькнуло изумление в глазах профессора, - Нет, конечно, не зас...

Лишь на короткий миг показал себя этот потайной крик, тут же испугавшись разоблачения и скрывшись обратно, однако Кайре хватило и столь немногого времени.

- Ого, как вы удивились то. – до боли сжала кулаки Кайра, - После всего этого вы ещё и смеете жалеть себя!

- Вы... Вы должны меня выслушать. Прошу. – сверкнул отчаянный огонёк, - Правда, вы много сможете понять. Умоляю вас.

Кайра очень долго сверлила лоб сгорбившегося, кажущегося вдвое старше из-за своей подавленной гримасы профессора. Морщины, бороздящие лицо этого старика, взывали к милосердию, и Кайра не могла отказать в этой просьбе, как бы ей ни был ненавистен Иоганн Бэтлер и его поступки, как бы ни был противен сам факт того, что он смеет стоять перед ней и в принципе допускать возможность своей правоты.

- Почему я? – растягивая время перед тем, как дать профессору попытку оправдаться, впрочем, изначально обречённую, спросила Кайра.

- Не знаю. Может быть... Может быть, это будет в счёт всего того, что вас заставили перенести.

- От этого не уменьшается количество людей, которые пострадали от ваших злодеяний.

Бэтлер замолчал. Кайра окинула взглядом свою тесную темницу. Кто же из них двоих сейчас пленник? Почему профессора вдруг потянуло к ней, потянуло оправдываться, что-то объяснять ей, случайной свидетельнице, двадцатилетней студентке? Что позволяло ему спокойно жить в Городе-N целых пять лет, не испытывая, по-видимому, никаких угрызений совести, а теперь, вдруг прорваться, подобно сгнившей плотине, выпускающей в пересохшее озеро буйную, гневную реку, сметающую со своего пути глупых животных и низенькие кустарники, принявших недолговечное отсутствие воды за вечное её исчезновение?

- Ну что же. Начинайте. Свою исповедь. Раз она вам так необходима. Раз вам её может дать только осуждённая на смерть преступница.

- Вы... Правы. – взволнованно, смахивая со лба одинокие капельки предательского пота, промолвил Бэтлер, - Это действительно будет исповедь.

- Но учтите. Я не священник, и не стану вас жалеть или пытаться наставить на путь истинный.

- Это неважно.

Бэтлер начал свой рассказ. Чувствовалось, что эту историю он множество раз проговаривал в своей голове, готовясь именно так вот излить свою душу. Более того, звучало это как пространный отрывок уже написанной автобиографии, будто бы специально рассчитанной на то, чтобы быть переданной незнакомцу.

-... Я немногое могу рассказать о своей жизни до проекта «Командор». – говорил он, - Наука была моим единственным призванием, настоящей идеей, главным поприщем. И она же – моим страшнейшим проклятьем. Генетика, вирусология – сколько гениев сгинуло на этом пути, загубленном правительственными запретами двадцатых годов! Разумеется, не было никакой надежды на то, что мне повезёт больше других и кто-то сверху прислушается к моим тогдашним юношеским воззваниям. Но нет! Мне не хотелось верить в бесполезность своих метаний. Я строил громадные планы, защищая, одну за другой, учёные степени, ведя передовые – насколько только можно было – проекты, ежегодно запрашивал десятки разрешений на проведение тех или иных исследований. Всё время ощущая сковывающий как меня, так и всех моих товарищей потолок. Жёсткие рамки Моратория позволяли моим руководителям карать любой проступок, хоть отдалённо связанный с генетикой, с жестокостью и последовательностью средневековой католической инквизиции. И, как бы я ни нырял в эту прорубь с головой, какие бы доводы ни приводил и какие бы облачные перспективы ни открывались в случае того или иного достижения, ничто не могло предотвратить возможность использования того или иного научного открытия в целях корыстных и антигуманных. Логика Моратория заключалась в том, чтобы запретить людям брать в руки палки, поскольку ими они могут бить друг друга.

Чем дальше заходил рассказ, тем живей и увлечённее звучала речь профессора. Он был уже не в камере, не в Городе-N, и даже не в настоящем времени, он вернулся к оставленным позади годам для того, чтобы вновь пережить всё то, о чём так долго хотел рассказать. И, чем дальше заходил рассказ, тем яснее ощущала Кайра, что в её суждениях отчасти крылась ошибка. Нет, вины доктора ничто не могло умалить, но, во всяком случае, круг лиц, прямо ли, косвенно ли причастных к мировой эпидемии, постоянно увеличивался, и уже очень трудно становилось вычленить в нём кого-то главного, ответственного за все произошедшие бедствия.

- И вот, в тридцать лет я достиг максимума своих возможностей. Годы шли, даже десятки лет, но ничего в моей жизни уже не двигалось и не изменялось. Я читал одни и те же лекции в академии, пропускал через себя тысячи и тысячи студентов, порой со вновь вспыхивающей надеждой брался за какие-нибудь исследования... Большинство из которых либо оканчивалось провалом, либо не находило нужного финансирования и гасло в самом своём зачатке. Плюс к этому, биологию оградили от молодёжи, окончательно сделав достоянием людей в достаточно преклонном возрасте. Целые университеты закрывались. Многие из нас, дипломированных учёных, смирились, наводнив средние школы, либо перейдя на другие, более безопасные, направления – даже совсем далёкие. Остальные либо спились, либо дерзнули нарушить закон и вкусить запретный плод... Неминуемо оказавшись затем в застенках спецслужб. О таких ходили легенды, такими даже восхищались, однако же, после каждого показательного судебного процесса над очередным «научным преступником», предсказуемо оканчивающегося двадцатилетним, а то и пожизненным тюремным заключением, всё меньше становилось претендентов заявить, что Земля вертится вокруг солнца.

Кайру порой посещали слабые, тут же подавляемые приливы жалости, будто профессор запустил в море клееную модель кораблика, увеличивающуюся в размерах после каждой минуты его монолога, и вновь возвращаемой в исходный масштаб строгой, не покидающей рассудок памятью о прочитанных строках.

- Однажды – впрочем, ошибаюсь, это было ещё задолго до того, как мне стукнул третий десяток – определённые люди дали мне понять, что биология как наука насильно остановлена и мне следует понять – это навсегда. Что любое дальнейшее её развитие будет представлять собой не что иное, как исторические изыскания и споры. С этой сверлящей череп мыслью я боролся очень долго. Одновременно мечтая, в то же время до смерти боясь посягнуть на святая святых. Проклиная судьбу за то, что родился в такое время. Сокрушительное фиаско генетики, разоблаченное в шестнадцатом году обнаружением сети незаконных военных лабораторий клонирования солдат, обернулось всемирным скандалом, и за преступления той теневой организации жестоко поплатились целые поколения будущих учёных, которым пришлось унаследовать вечное табу на любое прикосновение к ДНК, а также к любым смежным областям науки. Я ничего не могу сказать о тех преступлениях, которые были предотвращены Мораторием, однако могу назвать сотни загубленных благодеяний. А также одно огромное, в тысячи раз большее, чем сама причина запрета, зло, которое, напротив, было им порождено. Итак, незадолго до того, как мне должно было стукнуть сорок лет, появился он. Мейс Ивиро.

Кайра физически, пробежавшими по всему телу мурашками, ощутила, как резко изменился мотив повествования. Это было внезапной сменой тональности в симфонии, до самого последнего момента непредсказуемо, даже для самого художника, ворвавшимся в пасмурный этюд ярко-красным лучом рассекающего тучи солнца.

- Я оказался очарован им с самой первой минуты знакомства. Противоречивый и загадочный, он умел то вдруг ошарашить глубокой осведомлённостью в моём собственном поле знаний, то показать способность мыслить в масштабах целой планеты, необычайно разумно и убедительно рассуждать о том, как развивается человеческий род и какое будущее его ожидает. За ним чувствовалась сила – он мог говорить о своём родном государстве – впрочем, не уверен, что он родился в Европе – крайне пренебрежительно и иронично, но ни на миг я не ощутил, будто его речи – болтовня кухарки, замученной низкой зарплатой. За его спиной стояли международные связи, купленные чиновники, полицейские, даже политики. Государства, правительства, законы – всё это было для него лишь досадными и, к слову, вполне устранимыми препятствиями на пути к целям. Цели же его, тем больше поражали своей всеобъемлющей силой, чем дальше я вдавался в знакомство с ним. Изначально я не считал себя способным хоть чем-то заинтересовать его. Ну, помимо беседы, и то, он оказывался эрудированнее едва ли не во всём. Лишь оттого, что, в отличие от меня, не боялся собственной тени. Затем Мейс Ивиро стал приоткрывать передо мной новые двери своего громадного плана. Первым делом он предложил мне сделку. Суть которой казалась очень проста – он платит мне огромные деньги и обеспечивает абсолютную безопасность моим изысканиям, я же делаю то, что он велит. Полагаю... Именно подобную формулировку имеет обычно сделка с дьяволом. Конечно же, я согласился на его щедрое предложение, тем более, что предлагаемые деньги как бы гарантировали способность их владельца обходить любые препятствия и запреты. И, разумеется, я был заворожён открывшейся вдруг возможностью за одну неделю сделать больше научных открытий, чем всё человечество за десятилетие Генетического Моратория!

Глаза профессора заблистали огнём, и Кайре было видно, что, помимо чистого вдохновения, блестит во взгляде учёного и отголосок тёмного психопатического влечения.

- Впоследствии, вернее, очень даже скоро, оказалось, что я совсем не единственный учёный-биолог, нанятый Мейсом Ивиро. В общей сложности он набрал около сотни человек, лаборатория же была воистину огромна и отвечала всем требованиям, о которых мы только могли помыслить. Еженедельно все мы получали задания, поначалу совсем простые, наподобие корректировки одного гена или, скажем, группы признаков какого-нибудь живого организма. Однако шло время, и открылась новая особенность контракта – неспособные справиться со всё усложняющейся природой задач учёные отсеивались, получая напоследок определённую сумму, весьма, кстати, приличную. Каждый месяц из проекта «Командор» уходило до десяти не выдержавших напряжённого темпа учёных. Мне же было лишь в удовольствие получать новые и новые поручения. Я сразу же, с самого первого дня видел себя выдержавшим любые испытания, именно потому и оставил, в отличие от подавляющего большинства ушедших, любую другую работу, полностью сконцентрировавшись на постоянно бороздящем просторы моего сознания дредноуте науки.

«Где-то глубоко внутри он считает себя героем» - поражённо подумала Кайра.

- И вот, настал момент, когда оставшиеся восемь человек, среди них, разумеется, я, снова предстали перед своим работодателем. Мейс Ивиро поздравил нас с блестящим прохождением испытания, и, прежде чем перейти к денежному награждению и дальнейшим предложениям сотрудничества, сделал воистину щедрый подарок. Представил нам автора всех составленных испытаний – Элизабет Сайдж, настоящего гения эпигенетики, женщину почти мифическую в научных кругах. В отличие от нас, стариков, ей повезло меньше, поскольку она родилась позже, в двухтысячном году, и начало её серьёзного занятия этой областью как раз совпало с введением Моратория. Она стала последним серьёзным учёным-биологом перед тем, как эту дорогу окончательно закрыли перед молодыми студентами, и мы вправе говорить так, хоть за всю жизнь ей не позволили получить единой мало-мальски солидной награды или опубликовать малейшую работу. Она превратилась в фигуру легендарную, прежде всего, теми проблемами, которые она навлекла на себя со ещё со студенческой скамьи, придя прямо к ректору своего университета и бросив ему на стол свою подробно расписанную по пунктам тридцатилетнюю перспективу развития биологии, целесообразность которой местами была подтверждена её собственными исследованиями, претенциозно, безо всяких оглядок на Мораторий, проведённых на базе кафедры генетики. И вот, она была перед нами, Элизабет, даже в тюремном карцере продолжавшая исписывать стены схемами парамутаций, а затем бесследно исчезнувшая, оставившая после себя ворох исписанных убористым почерком тетрадей мятежных, по-настоящему революционных задумок. Которые, перед тем, как быть изъятыми, разошлись сотнями экземпляров копий и ещё долго будоражили умы. Сорокалетняя бунтарка, полностью поседевшая и выглядящая, говоря откровенно, весьма немолодой для своих лет. Казалось, что многие из нас, будучи на пять-десять лет старше, годились ей в сыновья, если не во внуки – настолько подкосили её преследования спецслужб. Тело её дряхлело, разум с каждым годом забывался, пусть и продолжая блистать. Несложно догадаться, что именно старость Элизабет заставила Мейса набрать нас, людей, которые будут спасать от забытья её мысли и идеи, давать огранку тем бриллиантам, что рождались ежесекундно в её голове.

- Вы действительно восхищались ею? – почти утвердительно спросила Кайра.

- Безусловно. Перед нею нельзя было не преклониться. Она воплощала собою весь тот скрытый мятеж, не родившийся бунт, который все мы мечтали устроить сами. Она была таранным молотом, пробивающим стены, единственным способом для нас, инженеров этого орудия, осуществить себя. Что были все наши докторские диссертации и многолетний опыт без возможности их где-нибудь применить? Элизабет была возможностью, за которую мы бы хватались, подобно тонущие моряки за всплывшие обломки мачты разбившегося корабля. И Мейс Ивиро прекрасно это понимал. Всё происходящее было сценой из давно написанного им спектакля, чётко продуманного плана действий. Познакомив нас Элизабет, он приступил к награждению. Посыпались очередные щедрые подарки. Оказалось, что на каждого из дошедших до финала открыт счёт в швейцарском банке... На десять миллионов долларов. Едва улеглось ликование, как дьявол выступил вперёд с новым контрактом. Прямым, и во многом ожидаемым продолжением предыдущего. Самым главным отличием было то, что в игру вступили человеческие жизни... И наши собственные души. Он сказал, что мы создадим новое, абсолютно невиданное раньше оружие, которое перекроит существующий мир, изменит весь баланс сил, сотрёт с лица земли границы между государствами, разницы между религиями и нациями. Которое закалит человечество и устремит его усилия вверх – к бесконечному торжеству разума и всеобщему процветанию.

- Вы поверили. – с замирающим сердцем произнесла Кайра.

- Поверили? Слабо сказано. Мы воспылали его идеями, пусть и не все. Трое отказались участвовать в продолжении проекта «Командор» – увы, злая ирония судьбы, я не помню имён этих людей, отважившихся на столь героический поступок. Они тотчас покинули собрание, наотрез отказавшись даже от тех денег, что получили за прохождение отбора. Пообещали сообщить о происходящем в спецслужбы, на что Мейс Ивиро лишь изогнул свои губы самой хищной улыбкой, которой только мог. Больше их мы не увидели, что, впрочем, нисколько нас и не волновало – поскольку началась кардинально новая страница жизни. Мы ощутили себя частью единого потока, сметающего на своём пути всё и вся. Любые моральные и этические нормы казались нам не более чем поражённым выкриком пещерного человека, на глазах которого вырвавшаяся из облачных сплетений молния ударила в просохшее дерево, познакомив невежду с такой вещью, как огонь. Трезвый рассудок перестал служить нам – даже видя, что проект обернётся либо спекуляцией противоядием, разделением мира на тех, кто способен за него заплатить и на тех, кто без него погибнет, либо разрушительной биологической войной, из которой никто не выйдет победителем, наша команда с упорством, присущим лишь воздействию наркотической ломки, продолжала работать. Мы все в чём-то перестали быть людьми. Я перестал чувствовать свою жену, думал о ней всё реже и реже, прячась от любого упрёка совести. Отдав всё служению мне и тем идеалам, которые преследовал я, она осталась ни с чем, когда перестала быть нужна мне, когда я всецело отдался своему делу. В результате она очень скоро зачахла и умерла. От моего невнимания, от детей, которых у нас так и не родилось, от мира, в котором ей не нашлось подходящего места... На похоронах я стоял с видом чрезвычайной задумчивости на лице, и немногочисленные присутствующие восприняли это как мою подавленность горем. На самом же деле, моя голова была занята лишь очередным свершившимся прорывом в генетическом программировании вируса. Мы считали, что творим новый мир, но его рождение лишало нас наших родных и близких. Самое ужасное, что никого это нисколько не удивляло. Совсем. Нас объединили деньги Мейса Ивиро, ненависть к правительству, преклонение перед Элизабет Сайдж, объединила страсть... И это же всё вытеснило из наших жизней любые остальные вещи.

- И? – снова ворвалась в повествование Бэтлера Кайра.

- О том, что было дальше, вам известно. Всё вышло из-под нашего контроля, и никто не может сказать, почему. Возможно, созданный нами абсолютный вирус сумел видоизмениться сильнее, чем мы только могли предполагать, возможно, кто-то помог ему мутировать, возможно, наше детище лишь притворялось, будто его можно уничтожить специально разработанным противоядием. Этого я не знаю. Элизабет наверняка нашла бы верный ответ. Но вместо того, чтобы изучать способы борьбы с нашим же вирусом в стенах лаборатории, она отправилась прямо в очаг эпидемии, со всей возможной силой вспыхнувший там, где мы хотели всего лишь провести испытание ограниченного в возможностях вируса. Там она и пропала – после того, как отчаяние заставило правительство оградить очаг кольцом и открыть огонь по заражённым людям. Как вы знаете, вирус все равно сумел вырваться. Наша команда, оставшаяся без Элизабет, оказалась совершенно неспособна что-либо предпринять. Поскольку авторство большей части внедрённых в вирус свойств принадлежало ей, и мы были способны лишь обнаружить те, что лежали на поверхности, нам совершенно ничего не было известно о том, с чем мы имеем дело. Да, не удивляйтесь, мы создали этот вирус, но понятия не имели, на что он способен. Мы знали, что он будет самосовершенствоваться и развиваться, но и подозревать не могли, что это будет происходить с такой целенаправленностью. Итог один – мы даже не успели провести крупномасштабную интеграцию вируса, когда стало ясно, что время существования человечества заканчивается.

- Почему же вас не устранили за неудачу эксперимента?

- За неудачу? Напротив, эксперимент обернулся невероятно удачно для заказчика. Единое государство, единый народ, единое человечество – даже в масштабах одного-единственного города! До эпидемии Мейс Ивиро, даже при всех его деньгах и связях, и мечтать не мог о подобной власти. Едва узнав о выходе эпидемии из-под контроля, он бросил всё, что имел, сюда, в заброшенный, уже лет тридцать пустой, как кладбище, городишко, всё на стройку «Новой Мировой Столицы». И не прогадал. Военная мощь, экономика, политика – нет того, что не контролируется президентом. Сейчас в его руках около шестидесяти тысяч солдат «Лекаря», боевой спутник, несколько десятков атомных боеголовок, термоядерная электростанция, огромные заводы пищевых синтезаторов, которые могли бы кормить население трёх Городов. И наконец, в его власти мы, жители восьмимиллионного прибежища выживших людей планеты.

- Не спешите записываться в безвольные рабы. – покачала головой Кайра, - Надо полагать, вы всё же разделили с президентом часть его власти. Я ведь слышала ваш разговор с охранником.

- Это... – запнулся Бэтлер, - Он настоял, чтобы я носил статус человека, принадлежащего к высшему правительству. Только во избежание возможных конфликтов с лекарями. Ведь я отказался от места в A-1 и стал жить в C-10, подальше от НаучЦентра, в котором, по несчастью, мне всё-таки приходится работать.

- Почему отказались?

- Трудно сказать. – пожал плечами профессор, - Наверное, чтобы...

- Чтобы почувствовать, будто отказавшись вкусить плоды взращенного вами дерева, вы будете непричастны к его существованию?

- Я... – потупился Бэтлер, - Нет, я...

- И после рассказанной вами истории вы будете отрицать, что выгораживаете себя любимого? – Кайра, почувствовала, что, приблизившись к истокам настоящего, профессор стал в разы уязвимей.

- Я пытался объяснить вам, что эпидемия произошла не просто из-за действий отдельных людей. – торопливо бормотал Бэтлер, - Разве вы не понимаете, что её породили объективно складывающиеся обстоятельства? Что моя история – следствие истории человеческой?

- Но ваши-то поступки принадлежат лишь вам. – заметила Кайра.

- Я же всё объяснил вам. – нервно ответил Бэтлер, - Я был лишь частью неостановимого потока! Не будь меня, нашёлся бы другой учёный, который с тем же успехом отыграл бы свою роль!

- Другой такой же эгоист и лицемер? Очень сильно сомневаюсь.

- Проект был бы осуществлён и без меня! – взволнованно дрожал профессор, - Мейс Ивиро все равно нашёл бы людей!

- Давайте я сейчас вскрою вам пару вен, а потом скажу, что вы все равно когда-нибудь сдохнете, и что, узнав о ваших поступках, так сделали бы многие?

- Послушайте, я признаю, да, я совершил зло, не пытаюсь это оспаривать, я не ищу себе оправдание! Но обвинением и самобичеванием ничего не добиться!

- О да, но зато всем этим онанизмом, который вы тут развели – очень многого можно добиться.

- Какой ещё... – полыхнул Бэтлер.

- А всё очень просто. – перебила его Кайра, - Поймите же наконец. Вам абсолютно до фени жизни окружающих людей, а заняты вы лишь величием своей собственной фигуры. И что вы делаете здесь, сейчас, передо мной? Облагораживаете свои поступки. Превращаете их из преступлений в поступательное движение человечества вперёд. Да! И только для этого развернули свой монолог.

- Я хотел, чтобы хоть кто-нибудь знал правду. – глухо произнёс Бэтлер, упёршись взглядом в пол.

- Да кому нужна эта ваша правда?! – воскликнула Кайра, - Беднякам, которым лица прикладами месят? Лекарям, которые соревнуются промеж собой, кто больше народу завалил? Детям, которые от вашего вируса умирают уже на пятый день? Младенцам, лишь один из десятка которых доживает до двух лет? Кому? Может быть, нынешним олигархам, которые сколачивают состояния на спекуляциях? Что сейчас изменилось в Городе-N от ваших слов? Кому стало лучше? Насколько сейчас увеличили дневной паёк тех работяг из низших секторов, которые по четырнадцать часов вкалывают на оружейных, пищевых, текстильных заводах? Какой солдат сейчас снял палец со спускового крючка и не стал стрелять в беременную женщину?

- Я уже... Ничего... Не могу... Сделать... – почти всхлипывая, пролепетал профессор.

- И даже не смейте говорить, будто вы бессильны перед судьбой. Вы стояли за своим лабораторным столом, клепали этот вирус, мечтали о том, как его выпустят на свободу, как он начнёт направо и налево косить тех, кто не сможет оплатить противоядие. Хотя все условия говорили о том, что такой учёный, как вы, никогда не сможет повлиять на происходящее. Вы уже изменили этот мир, даже при том, что каждый день себе говорите о своей ничтожности. Вы сделали его таким, какой он есть сейчас – ужасным, отвратительным, жестоким, бессмысленным, обречённым. Вы несли в мир зло, и он наполнился им.

Профессор Иоганн Бэтлер рыдал, стоя прямо перед ней. Казалось, что дальнейшие слова Кайры он уже не слышал, раз за разом прокручивая в своей голове всё уже сказанное. Тело его мощными судорогами билось о металлический лист стены. Скрюченные пальцы нервно елозили по лицу, будто желая и в то же время не смея расцарапать его в кровь.

- Простите. – вырвался короткий выдох из груди профессора, - Я не могу вытащить вас отсюда. Но я позабочусь, чтобы вы уцелели.

- Зачем? – нахмурилась Кайра, - Зачем же всё-таки вы обо мне печётесь?

- Ваш отец приходил ко мне. – вспыхнули болью глаза Иоганна, - Вчера. Его нельзя было вылечить, никак. Но помочь? Это уж точно было в моих силах.

*********

-...Достопочтенные господа, в завершение нашего совещания я осмелюсь пригласить для отчёта о деле политического терроризма заслуженного ветерана городской службы «Лекарь», комиссара Зигмунда Чайзера. – откладывая в сторону ворох бумаг, покрытых многочисленными рукописными пометками, сделанными наскоро поверх печатного текста, поднял свой взгляд лысоватый мужчина.

- Политический терроризм? – изогнул бровь вальяжно откинувшийся на спинку кожаного кресла толстяк, - Мне казалось, мы для того и содержим Комиссариат, чтобы подобные дела не доходили сюда. Не так ли, господин Хандрин?

- Полуминутный запас терпения прольёт для вас свет на этот вопрос, господин Картер. – парировал сидящий напротив мужчина в высоком пальто с выправленным воротником, закрывающим шею, - Подавайте сигнал, советник Винтерс.

Спящая лампочка над двойными дверьми, единственным входом в просторную круглую комнату, озарилась зелёным цветом. Поплывшие в стороны дверцы впустили к ожидающей пятёрке властителей вытянутого по струнке солдата в парадной офицерской форме, с перекинутым через плечо ремнём визитной сумки. Сняв с головы фуражку, вошедший грациозно опустился на колено, кладя свободную руку сжатым кулаком на грудь.

- Для меня огромная честь предстать перед вами, господин президент. – отчеканил Зигмунд Чайзер.

Лицо человека, восседающего в главе стола и находящегося как раз напротив докладчика, ничуть не изменилось при этом привычном выражении преклонения. Указательный палец левой руки несколько раз лёгонько, незаметно для всех, кроме пристально наблюдающего за владыкой лысого мужчины, ударил по палисандровому набалдашнику подлокотника кресла.

- Поднимитесь, комиссар Чайзер. Доложите о вашем деле. Будьте кратки, говорите о существенном. – мгновенно схватив сигнал и обернувшись к докладчику, заговорил тот.

Начиная свой рассказ, поднявшийся на ноги Зигмунд окинул коротким оценивающим взглядом каждого из собравшихся.

- Нами был раскрыт случай подготовки масштабной террористической акции, связанной с попыткой обнародования сверхсекретной информации, ставящей под угрозу спокойствие всего Города-N.

- Полагаю, вы всё-таки немного приукрашиваете ситуацию. – состроив полупрезрительную мину, промолвил толстяк.

«Генеральный казначей, он же министр финансов и президент банковской системы – Инди Картер» - подумал комиссар, - «Прославленный сибарит и гедонист. Почему президент держит его в правительстве? Правильно, потому что такими людьми очень просто управлять – зная их нехитрые страсти»

- Я бы согласился с вами, уважаемый господин министр, однако в данном случае речь идёт не о рядовом выступлении недовольных рабочих. Под опасность обнародования попали данные по... проекту «Командор».

Короткая дрожь пробежала по четырём из пяти тел за столом.

Зигмунд знал – каждый из них сейчас ясно представил себе последствия подобного разоблачения. Однако же человек, которого всё это касалось напрямую, остался всё таким же невозмутимым. Словно ему уже обо всём сообщили? Едва ли. Безразличие? Оно должно быть по большей части напускным. Или же после слов о сверхсекретной информации ему было ясно, о чём может зайти речь, и как нужно держать себя, чтобы не уронить достоинства перед подданными?

- Какие именно данные, и кто за этим стоит? – разрывая тревожную обстановку, торопливо заговорил лысый.

«Личный секретарь и советник президента, министр производства, Вэнс Винтерс» - сказал себе Зигмунд Чайзер, - «Именно он и говорит за Мейса Ивиро. Да, господин президент, ваше лицо – камень, но мне даже отсюда видно, какие взгляды бросает секретарь на малейшие движения ваших пальцев»

- Вся обнаруженная нами информация содержится здесь, в этом ноутбуке. – ответил комиссар, расстегивая наплечную сумку и извлекая наружу тонкий бордовый прямоугольник, - Если кратко – то здесь несколько писем, платёжные квитанции, результаты анализов и испытаний.

Ступив ближе к круглому столу, Зигмунд поставил раскрытый ноутбук перед мужчиной в высоком пальто.

- Продолжайте, комиссар Чайзер.

«Военный комиссар, министр безопасности Сергей Хандрин. Как человек ваших жизненных взглядов оказался на подобном месте? Ведь вы должны ненавидеть свою должность главы Комиссариата, видеть себя ни кем иным как палачом»

- Решение о том, как поступить с носителем информации, остаётся за вами. – кивнул Зигмунд, - Отвечая на вопрос о том, кто за этим стоит, следует сначала заметить, что, данные в ноутбуке подобраны удивительно скрупулёзным методом – это не просто случайные отрывки взломанной электронной переписки. Информация явно собиралась очень долгое время, причём некоторые улики свидетельствуют о том, что шпионаж мог начаться ещё до начала проекта.

- Комиссар Чайзер, вы утверждаете, что некто мог следить за нашей деятельностью около семи лет, и вся ваша контрразведочная сеть сумела обнаружить шпиона лишь сейчас? – придвинулся ближе низенький азиат в блестящей чёрной форме высшего военного командования, - Иначе говоря, вы пришли сюда сегодня для того, чтобы сообщить о некомпетентности Комиссариата? Честно признаться, меня весьма обрадовала бы такая новость.

«Фельдмаршал Саг Ли Рэн, министр обороны и глава «Лекаря». Вот уж кто заведомо враждебно настроен против Хандрина – из-за того, как часто пересекаются зоны их ответственности. Однако здорово же вы махнули, назвав проект «Командор» своей деятельностью! Давно ли вы топтали плац в голых погонах?»

- Комиссариата – отнюдь, господин фельдмаршал. – покачал головой Зигмунд, - Причина, по которой преступление столь долго оказывалось сокрытым, кроется в другом...

- Достаточно. – раздался тихий голос из противоположного конца комнаты.

На этот раз сам Зигмунд ощутил вместе со всеми прошивающую тело судорогу.

Взгляд был устремлён прямо на него. Видя президента от силы раза четыре, причём лишь по экрану телевизора, он оказался по-настоящему поражен холодной волной воздуха, которым веяли эти металлически серые глаза. Глаза, глядящие ужасающе глубоко внутрь, выворачивающие саму душу наизнанку.

Зигмунд молился о том, чтобы не лишиться самообладания. Секретарь Винтерс пугливо вжался в кожу своего кресла, министр Картер потупил взгляд, нервно зачесав левый висок, на крепко стиснутых пальцах фельдмаршала Саг Ли Рэна проступили синие полоски вен. Военный комиссар Хандрин откинулся на спинку стула.

- Вэнс, Инди, Саг Ли Рэн. – разомкнулись тонкие сжатые губы президента, - Свободны.

Не дожидаясь повторной просьбы, секретарь и пухлый министр вскочили со своих мест и торопливо засеменили прочь к двухстворчатой двери. Сохраняя всё достоинство, которое только могло остаться в подобной ситуации, фельдмаршал поднялся с кресла и отвесил низкий поклон президенту, прежде чем, положив ладонь на пояс, шагом, впрочем, весьма широким, двинуться на выход.

- Теперь говорите то, что хотели, комиссар. – сделав короткий пас длинными цепкими пальцами, повелел правитель Города-N.

«Злой гений, мистический злодей? Или тёмный бог, сменивший прощение на безжалостность?» - ощущал Зигмунд лёгкую дрожь, - «Встретиться с ним лицом к лицу оказалось гораздо страшнее, чем только можно было предполагать. Кто же вы, Мейс Ивиро?..»

- Дело в том, что... – сердце Зигмунда пропустило пару ударов, - Шпион, который собирал всю информацию о проекте «Командор»... Из тех людей, которых ни вы, господин президент, ни вся наша служба, вряд ли бы в этом заподозрили.

- Это мне понятно. – Мейс Ивиро, - Я хочу услышать имя.

- Точно неизвестно, кто именно. – вмешался министр Хандрин, - Здесь явно действовала целая сеть шпионов. Однако абсолютно точно можно сказать, что в этом замешан кто-то из ведущих учёных проекта «Командор». Один из тех, что работают сейчас в НаучЦентре, несомненно. Иоганн Бэтлер, Артур Танн, Виктор Проценко. Комиссар Чайзер?

- Да, господин министр. – кивнул Зигмунд, принимая эстафету, - Наиболее вероятный кандидат – Иоганн Бэтлер, руководитель проекта. Он объявился почти сразу же после захвата ноутбука, вступив в контакт с находящейся под стражей шпионкой, которая являлась, по нашим сведениям, последним звеном в попытке обнародовать информацию. Кроме того, он отдал приказ о реабилитации Кайры Гасте, наотрез отказавшись как-либо прокомментировать своё решение.

Глаза президента, уже начинающие вновь заволакиваться пеленой спокойной отрешённости, внезапно озарились вниманием. Над бровями образовалась лестница из коротких морщинок.

- Повторите ещё раз имя шпионки, комиссар. – в раздумчивости повелел он.

- Кайра Гасте, господин президент. – ответил Зигмунд, - Возможно, вам это имя кажется знакомым из-за её отца, террориста по имени Андре Гасте, сюжет о котором сейчас можно увидеть в каждой очередной новостной программе. Его дело тоже веду лично я. Как легко можно догадаться, он действовал в связке со своей дочерью и принадлежал к шпионской сети. Будучи начальником третьей диспетчерской, он имел возможность использовать своё положение, чтобы провести короткую трансляцию с сообщением об этом документе. Мне удалось сорвать его планы, и сейчас он скрывается в катакомбах C-11, агитируя мирных жителей к восстанию. Впрочем, и он, и его дочь – всего лишь пешки в руках более опасных врагов, чьи имена мы сейчас пытаемся выяснить.

- Я понимаю, комиссар. Работайте. – поворачиваясь к Хандрину, кивнул президент.

*********

Дождавшись, пока Зигмунд Чайзер, произведя прощальные изъявления уважения, покинет круглый зал совещаний, Мейс Ивиро поднялся со своего кресла и медленно двинулся к горящему экрану ноутбука на другом конце стола.

- Во время совещания вы ничего не сказали об этом... Андре Гасте. А насчёт новостей – предпочитаю их делать больше, чем смотреть. – пальцы президента зависли над клавиатурой, - Однако, как заметил наш бравый комиссар, имя действительно отдаёт чем-то знакомым. Точно не могу сказать.

- Зигмунд полагает, что это просто рядовой экстремист. – пожал плечами Хандрин, - И не думаю, что есть причины с этим не согласиться. Что вы скажете насчёт документа?

- Прежде чем что-либо делать с учёными – нужно решить судьбу комиссара Чайзера. – прокручивая стройные ряды компрометирующей информации, ответил Мейс Ивиро, - Что вы скажете о нём?

- Профессионал. Крайне исполнительный. Лояльный. Показал запредельные результаты по психологической устойчивости.

- Всё это обнаружилось в первые пять секунд после его появления. – покачал головой президент, - Я хочу услышать, что вы о нём думаете.

- Думаю, что не хотел бы оказаться его врагом. – признался Сергей, - Меня всегда поражала его сообразительность и то, как он ведёт дела. В его голове – мозг преступника и следователя одновременно. В былые времена такие личности представляли огромную опасность. Но, что может создать вам дополнительные проблемы, я лично совершенно не имею представления о том, какие могут быть слабости у комиссара Чайзера. В нём нет психопатических наклонностей к насилию, каковые всячески поощряются главным их обладателем в нашем Городе – фельдмаршалом. Деньги и власть ему по большей мере безразличны. Избавлен он и от излишней сентиментальности. И агрессия, и мания величия – исключительно инструментальные. Предпочитаю верить, что причина всему этому – любовь комиссара к своей работе, да и его национальность говорит в пользу такого предположения.

- Хорошо, Сергей. Подумаете о том, куда бы его пристроить здесь, в Шпиле. – заключил президент, - И переведёте, как только он закроет свои нынешние дела.

- Да, господин президент.

- Теперь насчёт учёных. – опустил крышку ноутбука Мейс Ивиро, - Я знаю Иоганна Бэтлера, и могу с точностью ск