Глава девятая. Далёкий свет.

Ульрих Стаут даже подумать не мог, что в разразившейся гражданской войне ему придётся сражаться вовсе не с лекарями, против точно таких же повстанцев, одним из которых он видел себя. Нет, конечно, это не уменьшало его решимости. И меньше всего он бы потратил времени на сожаления и сомнения.

Первыми заговорили два пистолета-пулемёта в руках Шрама. Затеяв, по сути, единолично всю эту ссору, он казался желающим поскорее исправиться – и Ульриха радовало, что понятие «исправление ситуации» в голове наёмника больше совпадало с его собственным, а не с тем тошнотворно пацифистским, что присутствовало в Николае, собравшегося, казалось, до самого последнего момента лизать задницу дону Сильвио. Два телохранителя, на которых Шрам обрушил огонь, пали, не успев вскинуть свои автоматы. Оказалось, впрочем, что и в миг смерти человек способен ответить ударом на удар – один из охранников рефлекторно нажал на спусковой крючок, пустив короткую очередь, почти полностью ушедшую в пол, либо срикошетившую в диван. Лишь одна отскочившая пуля угодила в ногу Николая выше колена – но и её оказалось достаточно чтобы тот, шумно ухнув, согнулся, едва удерживаясь от того, чтобы упасть.

Оставалось ещё двое телохранителей, не считая самого дона Сильвио, самым серьёзным оружием которого, после собственного грозного вида, была лишь деревянная трость, да девушки, прижавшейся к полу, и не представляющей опасности для какой-либо из сторон. И, если до того инициативу захватил способный дать фору любому другому стрелку в скорости реакции Шрам, то теперь собирались внести свою существенную лепту в ход перестрелки два автомата охранников. Сложно было сказать, удастся ли им сделать что-нибудь против шестерых бойцов – успев немного подумать, они бы, наверное, сдали своего крёстного отца за одну только возможность убраться отсюда живыми. Однако, жажда крови охватывала их не меньше, чем кого бы то ни было ещё в комнате. Два автомата загрохотали почти одновременно, перенеся доносящиеся с улицы звуки ведущегося боя прямо в крохотную квартиру.

Джимбо, бросившись вперёд, повалил на землю Майкла, чем уберёг его от смертельной очереди. Шраму, попавшему прямо под автоматный огонь, повезло значительно меньше. Несколько первых пуль, прорвавших комбинезон в районе груди и живота, обнажили рваные волокна бронежилета, мгновенно окрасили одежду красным, но в лице самого наёмника произвели весьма незначительные перемены – заставили совсем немного нахмуриться. Значительно медленнее он, снося всё новые выстрелы, повёл стволами своих оружий в сторону.

Прозвучал оглушительно громкий выстрел – Ульрих, целясь по стволу своей винтовки, отправил крупнокалиберную пулю прямо в голову телохранителя, чуть было не лишившего жизни Майкла. Пущенный с высоты девятиэтажки в свободное падение арбуз, конечно, обратился бы значительно большим взрывом, но и развороченный, лишённый значительной лицевой части череп врага вполне устраивал Ульриха. За те немногие мгновения, что потребовались Барни на прицеливание из дробовика, Шрам получил ещё десяток пуль в грудь. Последний из облачённых в чёрные плащи повстанцев боец, казалось, совершенно не отдавал себе отчёта в происходящем – его руки, сжимающие грохочущий автомат, тряслись с такой силой, что, будь Шрам на пару метров дальше, все пули легли бы в молоко, а глаза сверкали полнейшей, сравнимой с нахождением в гипнотическом сне, апатией. С каждым новым попаданием, количество которых менее чем за пять секунд превысило два десятка, наёмник всё сильнее обмякал, взгляд отступал куда-то назад, окутывая глаза предсмертным туманом. Новых выстрелов Шрам сделать так и не успел – и, когда полыхнул огнём дробовик Барни, тело Шрама, в нескольких местах пробитое уже насквозь, рухнуло на диван.

Крупная дробь отправила последнего из телохранителей в стремительный кульбит, из которого тот вышел, впечатавшись в стену уже мертвым. По какой-то случайности несколько дробинок угодили и в медленно осознающего произошедшее дона Сильвио, стоящего чуть позади своего защитника. Крёстный отец испустил истошный крик, корчась на полу, хватаясь пальцами за своё лицо вокруг левого глаза, вдруг окрасившегося кровью.

- Ублюдки! – кричал он, лишаясь последних следов своей внушительности, - Да как вы посмели... Вы не представляете, что с вами за это сделают!

Ульрих ощутил вдруг, что настал его звёздный час... Во всяком случае, момент, который он мог бы назвать своим в плане возможности делать именно то, что виделось правильным ему, а не кому другому. Николай, могущий удержать его от этого решительного шага, сейчас был занят своим бедром, в котором надёжно засела отрикошетившая пуля. Не дожидаясь момента, когда кто другой из друзей, прекративших стрельбу со смертью последнего вооружённого врага, вдруг решит взять на себя главенство, Ульрих передёрнул затвор, выпуская из ствола винтовки отстрелянную гильзу и, вновь не нуждаясь на столь малом расстоянии в оптическом прицеле, выстрелил в извивающегося от боли дона Сильвио.

На этот раз он целился не в голову – потому как быстрая смерть была бы слишком большой милостью для подлеца и предателя, которым в итоге и оказался крёстный отец. Смертью, однако, было просто необходимо наградить его, и потому глаза Ульриха, сощуренные от предвкушения ещё большей боли, которую он причинял сокрушённому врагу, удовлетворённо отметили пулю, пробившую насквозь живот дона Сильвио.

Новый мучительный возглас... Ульрих передёрнул затвор, намереваясь продолжить свою расправу, когда к нему подлетел Джимбо. Наверное, своими действиями он вызвал очень большое негодование чернокожего – но гораздо больше тот был сам поражён решительностью Ульриха, и потому самым большим, на что он оказался способен, был лёгкий толчок в винтовку, отведший ствол в сторону. Ульрих собирался уже было, очертя полным пренебрежением попытки Джимбо помешать акту линчевания, довершить начатое, когда Николай, сумевший под воздействием шока от гибели своего любимого хозяина даже преодолеть боль от пулевого попадания, неуверенными шажками, вызывающими на лице мучительные гримасы, двинулся наперерез. Вновь собирался вставать на пути неизбежной резни? Ульрих не мог отрицать, что в чём-то лидер их небольшой группы был весьма умён, но сегодня, судя по всему, его способность планировать дала сбой. А потому следовало Николаю отойти в сторону, признать своё поражение и позволить остальным членам отряда разруливать нависшие проблемы. Но и тут лидер, по мнению Ульриха, продолжал вести себя так, будто никаких сбоев не произошло и всё ещё надо следовать каким-то предыдущим договорённостям. Чем лишь накапливал новые ошибки. Смерть Шрама, вне сомнения, лежала на руках Николая, хоть тот и приложил руку к тому, чтобы отдалить начало битвы.

- Какого чёрта?! – воскликнул Николай, - Идиот! Мы все идиоты! Чёрт, чёрт!

Джимбо застыл вкопанным, и Ульрих мог бы, наверное, выпустить ещё не один выстрел в сторону дона Сильвио, даже пристрелить жмущуюся к полу, едва слышно хнычущую девку, разжалобившую Валенсия настолько, что тот, поджав хвост, сбежал прочь, подобно попавшему под плеть псу. Однако же что-то в словах Николая слегка поумерило его пыл – и он, сам себя успокоив тем, что простреленный кишечник долго не даст прожить крёстному отцу, опустил свою винтовку. Не оправившись ещё от потери глаза, дон Сильвио получал ещё и разъедающую внутренности кислоту, в обильности изливающуюся из желудка – немного поразмыслив, Ульрих решил, что мучений предателю достаточно. Кроме того – любой новый выстрел может нечаянно убить несостоявшегося предводителя восстания, а до момента гибели он должен был перенести хотя бы малую часть того, что испытали его «братья», им же самим отправленные на пыточные столы Комиссариата.

- Ну ладно-ладно. – с пренебрежительным видом произнёс Ульрих, - Пусть ещё поваляется.

- Что ты... – схватившись за голову, пробормотал Николай, - Что ты наделал?..

- Я? А что ты наделал, дорогой наш Николай? – обратным вопросом ответил Ульрих, - Ты говорил, что дон Сильвио – не предатель? Повтори это ещё раз Шраму. Мы должны были замочить этих крыс сразу, едва они сюда пришли, а не разговоры с ними разговаривать. Говном твой план оказался, и скажи спасибо, что хоть кто-то успел скорректировать его, пока нас не пристрелили, как последних мудаков.

- Ва... Валенсий... Подожди... – округлились глаза дона Сильвио, - Ва... лен... сий...

Едва он договорил последний слог имени спешно покинувшего квартиру юноши, как взгляд, устремлённый куда-то высоко в потолок, застыл.

- Вот и всё. – удовлетворённо произнёс Ульрих, - Ещё один подонок отправился в ад. Ну что, мы собираемся сегодня воевать ещё и с лекарями, или как?

- Мы не будем больше ни с кем воевать. – неожиданно резко проговорил Николай, поднимаясь во весь рост.

Было видно, что малейшие движения ноги причиняли ему большую боль. Шрам бы, конечно, даже внимания не обратил на одно-единственное ранение, максимум – плюнул бы в пол со злости, но, вне всякого сомнения, продолжил бы бой.

- Что, уже струсил? – ехидно спросил Ульрих, не замечая того отторжения, что начинали испытывать к каждому его слову остальные выжившие товарищи, - Одна пуля в ноге – и ты уже собрался сдаваться? Похоже, что Шраму стоило быть нашим лидером, а не такому слизняку, как ты.

- Шрам мёртв. – произнёс Николай, - И умер он ни за что. Кем ты заменишь дона Сильвио, умник?

- Да кем угодно! – всплеснул руками Ульрих, - Какая разница? Мы собрались убивать лекарей, а не играть в политические игры, насколько я понимаю.

- Мы собрались для революции, а не для резни. – сокрушённо пробормотал Николай, отворачиваясь от Ульриха и обращаясь к девушке, - Вы в порядке, Мария?

- Я... – вымолвила сестра Валенсия, слегка приподнимаясь, - Вроде, да... Вы... Вы убили их.

«Конечно же убили, дурочка» - едва не вырвалось из уст Ульриха. Он подумал, что и она сама не настолько далеко, как думает, находится от схожей участи. Какая разница, пришла она сюда с оружием или без, по своей воле или же вопреки ей? Возможно, стоит поднять и этот разговор – ведь, вне сомнения, она сообщница дона Сильвио, хоть и захочет теперь, после его смерти, всяческими средствами ублажить их, чтобы её жизнь они сохранили. Но для чего она теперь сдалась им? Будет только мешаться под ногами. Ульрих был бы рад избавиться и от Марии, а заодно и от кучи лишних вопросов, которые вызывались её присутствием.

Вопросы эти действительно выходили за рамки того, что он ощущал когда-либо. Ульрих коротко ругнул самого себя за то, что походит на слизняка – вот уж не хватало в самый решительный момент поддаться своей жалости и проглядеть в безобидной на вид девчушке... Нет, не опасного врага, но уж точно балласт, который повиснет на них мёртвым грузом. Нет уж, лучше оставить подобную слабость вконец расклеившемуся Николаю.

«Моя дочь была бы сейчас на десять лет младше» - вдруг пришла странная мысль в голову Ульриха.

Руки внезапно сами собой расслабились, опустили приклад винтовки на пол. На краткое мгновение разум Ульриха словно бы оказался парализован каким-то безотчётным чувством. Мелькнули даже какие-то воспоминания – очень немногочисленные, тут же ускользающие или же, в основном, забиваемые глубоко внутрь собственными усилиями воли.

Затем – нахлынуло новое ожесточение. Вот и слабость пришла, как бы он ни гнал её прочь... Ещё бы, разжалобить его воспоминаниями о потерянной дочери! «Нет уж», подумал Ульрих, «я этим трюкам не поддамся, не пытайтесь меня одурачить...»

- Мы совершили очень большую глупость. – сказал Николай, - Совсем не для того мы всё задумывали, чтобы перестрелять друг друга из-за каких-то мелочных обид. Я не хотел... Не хотел этого.

- Ты, может быть, и не хотел, но... – начал было Ульрих, в полнейшей невозмутимости сложивший руки на груди.

- Да заткнись ты уже! – Джимбо вдруг, моментально вспыхнув и так же быстро погаснув, коротко ударил в плечо Ульриха, - И без тебя тошно, ты, мудила!

Ульрих отшатнулся больше от неожиданности, чем от боли, бросил на чернокожего взгляд, полный недоумения. Оказалось, что и Майкл с Барни, ставшие за Джимбо, полностью поддерживают мнение Николая, до сих пор считая его своим лидером. Да уж, помимо Шрама никто из товарищей не отличался ни храбростью, ни целеустремлённостью.

- Не знаю, имеем ли мы это какое-либо право, но я очень сильно прошу у вас прощения за то, что мы сделали. – сказал Николай, продолжая разговор с Марией.

- Я знала, что это однажды произойдёт. – ответила девушка.

«Не пытайся нас одурачить», - подумал Ульрих, хваля небеса за то, что в его собственные мысли никто не мог влезть с желанием заткнуть. Поведение Николая выходило за все разумные пределы – ладно трусость, ладно слабость, но взять и предать своих друзей, начать ужимки и пляски перед врагом, когда рядом лежит убитый друг? Ульрих подумал, что настал тот момент, когда на деле проверяется прочность дружбы... И никто из его товарищей, похоже, не был способен эту проверку пройти.

- Мы должны что-то сделать с телами. – объявил вдруг Барни, - Хотя бы сжечь. Надо на улицу вытащить.

- А может, ты ещё примешься за тех повстанцев, что гибнут сейчас внизу? – язвительно спросил Ульрих, - Давай, а что, кто-то же должен быть могильщиком, пока все мужчины, хоть немного выросшие из мальчиков, сражаются.

- Слушай, дружище, ещё одна такая фразочка, и я засуну твой язык тебе же в задницу. – неожиданно резко ответил на его слова Джимбо, - Барни прав, нельзя оставлять их здесь. Да и нам, наверное, не совсем желательно здесь оставаться.

- Мы пойдём вниз. – сказал Николай, - Я не могу загладить наше преступление, иначе и не назвать, но, если вы согласитесь отправиться с нами, то, даю слово, мы поможем вам оказаться как можно дальше отсюда. Если есть такое место в C-4, где не будут свистеть над головами пули.

Ульрих едва не поперхнулся от того, насколько несправедливо поступал лидер.

- Что? – вымолвил он, - А кто же будет воевать?

- Да мне плевать. – единственный раз ответил Николай на выпады Ульриха, - Мне плевать, кто будет воевать. Мы уже показали самим себе, что ступили на неверный путь. Если мы поддадимся своей животной жажде мести, то так закончится вся революция – сойдутся и полягут ни за что, ни про что две армии дураков.

- Стрельба кончилась. – вдруг вымолвил Майкл, едва ли не первый раз за прошедшее время раскрывший рот, - Рядом больше не стреляют, только на окраине, слышите?

- Слышно. – ответил замерший, весь обратившийся в слух Николай, - Действительно, не стреляют... Но что-то кричат! Неужели отбросили лекарей?

- Очень странно. – сказал первым подбежавший к окну Барни, - Там лекари, и их несколько десятков, не меньше. О, боже, у них красные черепа на нагрудниках... Это повстанцы!

Даже Ульриха в какой-то мере поразил вид торжествующих стрелков, бывших, вне сомнения, когда-то верными служителями Шпиля, а теперь вышедших против собственной службы плечом к плечу с облачёнными в чёрные плащи повстанцами.

- Это, наверное, и был сюрприз, который думал преподнести власти дон Сильвио. – задумчиво произнёс Николай, - Подговорить к восстанию лекарей... Интересно, многих ли таким образом он привлёк на свою сторону?

- Пару сотен. – ответила, поднимаясь на ноги, Мария, - Я случайно подслушала.

- Даже так... Если ему удалось переманить две сотни лекарей на сторону восстания, то, вне всякого сомнения, могут появиться и новые перебежчики... Это наилучший из возможных сценариев – чтобы революция вершилась совместно с солдатами. Что же будет завтра? Похоже, что план дона Сильвио работает... Но возглавить восстание будет некому. Мы лишили целый район какого-никакого, возможно, не настолько хорошего, как хотелось бы нам самим, но уж точно лидера.

- Ладно уж, чего мы будем казниться. – развёл руками Джимбо, - Давайте что-нибудь дальше делать, ребятки.

- Да... – промолвил Николай, - Берите дона Сильвио и Шрама, мы идём вниз. Если уж повстанцы одерживают верх, то нам точно не следует отсиживаться здесь. Потому как скоро сюда бросят ещё больше сил, и тогда начнётся новая бойня. Мария, вы идёте с нами?

- Иду. – немного помедлив, ответила девушка, - Да у меня, похоже, и нет другого выхода. Кроме того, я могу помочь – я знаю одно из укрытий дона Сильвио, которое сейчас должно пустовать.

- Сразу говорю вам. – процедил Ульрих, - Вы можете убираться к чертям, но я останусь здесь и буду отстреливаться за нас шестерых.

- Размечтался. – бросил ему Николай, - Не раньше, чем мы исправим хоть часть содеянного, а именно – доставим в безопасное место Марию.

- Можно подумать, она в этом Городе единственная невинная жертва войны. – вымолвил Ульрих.

- Заткнись и помоги нам спуститься вниз.

Ульрих замолчал, на этот раз – надолго. Нельзя было бесконечно терпеть подобное отношение, это уж точно, и он клялся себе, что ещё потребует ответа с каждого из людей, раньше звавшихся его товарищами. И за предательство, и за удар в плечо, и за преступное невмешательство и равнодушие, которым одарили его... За всё. Неся на своём плече значительно поубавившего в весе наёмника, Ульрих думал только о том, что на месте Шрама должен был оказаться Николай – если бы только не шальной рикошет, убравший лидера с линии огня и теперь заставлявший того сильно хромать, спускаясь с лестницы даже с помощью Майкла и Джимбо. Барни, замыкавший шествие, нёс дона Сильвио, превратившегося в ещё более жалкое подобие самого себя, чем это было при его жизни. По пути вниз повстанцы им не встретились – лишь отдельные до смерти перепуганные обыватели, будто бы в ожидании разрешения своей судьбы жмущиеся на лестничных пролётах. Витающая в воздухе тревога ещё более усиливалась при виде процессии из пяти мужчин, одной девушки и двух безжизненных окровавленных тел.

- Что происходит? – вырвалось у кого-то.

- А ты выйди на улицу и посмотри. – грубо бросил Ульрих, - Революция, мать твою, если ты ещё не понял.

Слово «революция», для людей из группы Николая бывшее довольно частым в использовании, привычным и вполне адекватным шагом дальнейшего развития ситуации в Городе. А для тех немногочисленных людей, что встретились им по пути вниз, это слово было явно крайне ужасающим – наверняка, никто из них не находился в своих квартирах после начала первой рабочей смены оттого, что собирался сопротивляться власти. Либо испугались вооружённого сборища под своими окнами, либо вовсе работали во вторую смену. Слово «революция», повторяемое из уст в уста хоть и немногочисленными обывателями, разошлось на несколько этажей, а после их ухода, подумал Ульрих, распространилось бы и на весь дом... Пусть хотя бы знают, что прямо сейчас за них на улицах проливают свою кровь повстанцы.

- Накиньте плащ на дона Сильвио. – сказал Николай, прежде чем они, спустившись вниз, покинули подъезд, - Ни к чему давать бойцам знать раньше времени, что их лидер мёртв.

Двор встретил их, помимо обильно витающего буквально дыма и запаха гари, несколькими кучками чёрных фигур. Здесь находилось не больше пары десятков повстанцев, остальные, судя по всему, давно уже отправились в дальнейшее наступление вниз по улице, в сторону центра района. В основном оставшиеся бойцы были ранены, некоторые, суетившиеся вокруг пострадавших, выдавали в себе своими повадками врачей, было даже два зелёных комбинезона медицинских войск, также с красным черепом, судя по блеску не вполне успевшей застыть краски – нанесённым совсем недавно. Ульрих подумал вдруг, что не должно так просто – за нарисованный на груди череп – прощать солдатам «Лекаря», в составе революционных войск, вне сомнения, тоже намеревающимися оставить себе и свою жестокость, и кровожадность, и готовность столь же легко переметнуться обратно на сторону власти, едва дела восстания пойдут с чуть меньшим успехом.

- Надеюсь, наши серые комбинезоны не станут нам могилой. – вдруг пошутил Джимбо, - Жаль, что чёрными с нами не поделились.

- Зато ни та, ни другая сторона не станет в нас стрелять, пока точно не разберётся, с кем мы. – ответил Николай, - Мария, скажешь нам, куда идти дальше?

- Здесь недалеко должна быть машина. – ответил она, - Может быть, мы возьмём её...

- Если только её не разнесли раз десять. – сказал Джимбо, - Если, кстати, говорить о машинах, то у лекарей их вроде было штук десять, не меньше. Пойдёмте глянем, может быть, одну-единственную машинку и оставили. Большего нам и не понадобится.

- Тогда на улицу. – махнул вперёд Николай, - Сколько нужно будет ехать и, самое главное, в какую сторону? Если в сторону центра, то это слишком опасно, и нужно придумывать что-то другое.

- В сторону окраины. – с очень большим вниманием разглядывая фигуры раненных повстанцев, ответила Мария, - Примерно полчаса.

Ульрих понял вдруг, что совершенно точно представляет себе, кого именно высматривает девушка среди бойцов революционного движения. И, отвечая недовольству, охватившему его из-за того, что не позволили свершиться справедливой расправе над сообщницей дона Сильвио, созрел в его голове новый коварный замысел... Да, нужно было лишь заметить среди толп, которые, судя по шуму и гвалту, несущемуся с улицы, в обилии осели вокруг, неприметное лицо юноши, вне сомнения, прячущегося где-то рядом и ожидающего момента, когда можно будет взять реванш за понесённое наверху поражение. Да, Шрам, которого, наверное, искал Валенсий больше всех остальных, теперь висел мешком на его плече – но сам Ульрих чувствовал себя обязанным закончить начатую схватку. Только вот, в отличие от Шрама, он не будет ждать, пока удивительно быстро двигающийся юноша доберётся на расстояние рукопашного боя – Ульриху хотелось посмотреть, как скорость реакции поможет Валенсию спастись от пули из снайперской винтовки. Он намеревался сегодня, после того, как закончится бой, нанести на приклад много новых засечек, и, конечно, не удовлетворился бы и десятком других жертв вместо юноши со змеиными глазами.

Когда их отряд уже двигался по улице, привлекая отдельные, едва ли отличные от равнодушия взгляды повстанцев, собравшихся вокруг бронеавтомобиля, на котором возвышался что-то выкрикивающий человек в чёрном плаще с неизменным красным черепом на груди, взгляд Ульриха, с утроенным рвением высматривающего сына дона Чибионте, выхватил мелькнувшую зелень глаз. Да, Валенсий, как он и думал, был здесь. Жестокая ухмылка очертила лицо Ульриха. Конечно, стрелять в него сейчас, рискуя задеть кого-нибудь из повстанцев, он бы не рискнул. Но точно знал, что будет делать, когда от толпы, словно бы невзначай, отделится одинокая фигура, незаметно, по своему мнению, подкрадываясь к ним.

- Вот и машина. – удовлетворённо произнёс Джимбо, указывая пальцем на одну из пустующих чёрных бронированных машин, брошенную лекарями примерно в пятнадцати метрах от скопления людей, - Как думаете, дадут нам в неё сесть?

- Мы не будем спрашивать... – пробормотал Николай, - Вы только смотрите, чтобы ключи были на месте, прежде чем будете туда лезть. Садимся и уезжаем. Тела в багажник, за рулём Барни.

Ключи, как, впрочем, и мёртвый шофёр, были на месте. Ульрих держал под присмотром собравшуюся на митинг толпу, но, судя по доносившимся после каждой фразы оратора восторженным возгласам, повстанцам было вовсе не до того, сколько чужих захваченных машин у них угонят, пока они будут собираться в наступление. Ульриху, конечно, важнее было кое-что другое – но и лица Валенсия он больше не видел.

«Спрятался, гадёныш», - подумал он, последним садясь в машину.

- Ну, поехали. – махнул рукой Николай.

*********

Роберт Кроувел едва переставлял ноги, двигаясь вглубь тёмного, едва освещаемого тоннеля. Узкая канализация пропахла чем-то терпким, нет, не мусором и не отходами – это, наверное, был отчётливый запах гниения, запах самой смерти... От противогаза, равно как и большей части элементов чёрной униформы ему пришлось избавиться после того, как близкий взрыв, едва не лишивший его жизни, превратил в решето систему фильтрации воздуха. Так что лёгкие Роберта раз за разом наполнялись запахом подземелья –МКСР, где и родился этот самый мятеж.

Мятеж, который отнял у него всё. Совсем не пугала мысль о том, что без противогаза он каждую секунду рискует заразиться, просто идя по этому тоннелю, не говоря уже о том, что он скоро окажется перед десятками и сотнями других инфицированных. Самое страшное, что только могло, уже случилось.

Роберт довольно смутно припоминал подробности вчерашнего боя. Его вместе с отрядом из тридцати солдат отрядили на помощь C-11, давным-давно покинутого, и вдруг возродившегося, причём сразу – в огне восстания. Ничем примечательным не ознаменовался марш до командного лагеря, кроме сожаления самого Роберта о том, что ему не позволили отправиться до точки назначения на служебной машине. Затем – что-то невообразимое. То, с каким мастерством организовали засаду повстанцы, можно было бы помещать в учебник по военной стратегии. Роберт помнил момент, когда вдруг из палатки радистов раздались встревоженные крики – означающие обнаружение неопознанной радиосети совсем рядом.

Ракеты, гранаты... Пришедшие совсем не оттуда, откуда они ожидали. Один из первых же взрывов вырубил Роберта. И очнувшись через какие-то двадцать минут, он лишь пожалел, что выжил. Разгром, приближался полный разгром... Ропщущие рядовые, внезапное известие о том, что битву намереваются окончить напалмовой бомбардировкой.

Роберт Кроувел не чувствовал стыда за то, что, бросившись в последнюю оставшуюся на ходу машину, он бросился в бегство с поля боя. Он бы, наверное, согласился умереть от вражеской пули. Быть же сожжённым собственными коллегами, такими же лекарями, отличающимися от него разве что родом войск, казалось предательством. И это предательство по отношению к нему, к другим лекарям, к полковнику Рейвену – совершила сама власть.

И да, Роберт Кроувел очень хорошо помнил ещё одно преступление власти, о котором ему внезапно довелось узнать. За туманный намёк, который он дал Комиссариату, лейтенант Лестер поплатился жизнью. Не оставалось и сомнения, что всё, о чём капитан Кроувел прочитал в ноутбуке преступницы Кайры Гасте – чистая правда. Он не знал, почему позвонил в Комиссариат, но было ясно, что подобного звонка ожидали. Значит, там знали об утечке информации. Чуть позже обнаружив, что на Кайру Гасте был выдан именно приказ о ликвидации, Роберт окончательно осознал, что едва не оказался в центре опасной игры, могущей закончиться для него не иначе как крайне плачевно – разжалованием, пытками, расстрелом.

Спецназ покинул расследовательный центр, забрав с собой тело лейтенанта Лестера и Кайру Гасте – надеясь, что утечка информации предотвращена? С тех пор капитан Роберт Кроувел каждую минуту ждал своего ареста – уже не думая о своём повышении, которое со смертью начальника отложилось на неопределённое время. Ареста, впрочем, не понадобилось, чтобы сокрушить всю его жизнь.

Роберт надеялся, что другие дезертиры, скрывшиеся в бункере МКСР, примут его. Он помнил, конечно, что его бегство ознаменовало начало расправы рядовых солдат со всеми остальными офицерами, приказывающими продолжать бой. Но танки, введённые в район, дали понять, что вероятная гибель ждёт его в обоих случаях – но в случае столкновения с огнемётной пехотой эта вероятность будет практически стопроцентной, а встреча с дезертирами казалась чуть более разумной.

Что он скажет им? Роберт знал лишь, что может здорово отвести от себя обвинения, если поделится с беженцами своим недавним открытием.

Сам он не мог точно сказать, как именно относится к знанию об истинной природе вируса. Многое становилось ясным – но ещё большее казалось бессмысленным. Была, конечно, особая ирония в том, что Городом-N управляли и защищали от смертельной напасти те самые люди, которые её и придумали. Спасителем человечества назвали человека, едва его не уничтожившего. Прошлый день, будучи подавлен грузом нового знания, Роберт не мог делать каких-либо выводов – кроме того, его предусмотрительно, будто зная, что он прочитал документ, отправили в бой. Но теперь у него было полным-полно времени для того, чтобы обдумать – действия власти, всё происходящее в Городе, всю свою жизнь здесь. Какое-то странное чувство поднималось в душе, мучило изнутри, не давало забыть и успокоиться, что, наверное, было самым желанным для Роберта. Попросту не получалось махнуть рукой, сказав, что, должно быть, это просто околохудожественное произведение, не имеющее ничего общего с реальностью. Стоит ли, вообще, разделять это проклятие с кем-либо ещё?

- Стой! – донеслось вдруг спереди, - Кто идёт?

Яркий луч фонаря ударил в глаза. Роберт болезненно зажмурился, закрылся руками.

- Свои! – прокричал он.

Наверно, правильнее было бы сказать «свой», но формулировка во множественном числе более обезличивала его собственную персону – ведь самого себя он пока не мог точно причислить к скрывающимся в МКСР дезертирам.

- Свои все на месте. – луч опустился ниже, Роберт увидел какое-то движение – из-за нагромождений хлама, на которые он не обратил внимания раньше, выглядывало несколько человек, в основном – лекари без шлемов, - Какое звание, голубчик?

Настал тот момент, когда можно было поблагодарить взрыв, искореживший его шлем и наплечники. Роберт уже собрался назваться рядовым, когда вдруг подумал, что среди выживших лекарей могут оказаться и его знакомые. Вот тогда несдобровать... Да и могут не поверить, что остался в живых кто-то из рядовых, не успевший покинуть лагерь до начала бомбардировки.

- А вам то какое дело? – осторожно спросил он, - Мы вроде как сейчас с вами все в одной лодке, вне зависимости от званий и имён.

- Значит, голубчик, ты у нас совершенно точно из тех, кто решил смыться, оставив нас на произвол судьбы... Руки вверх подними-ка. – одна из фигур отделилась от укрытия и двинулась вперёд.

- На произвол судьбы всех нас оставили полковники и генералы. – Роберт, покачав головой, выставил перед собой пустые ладони, - А если говорить про тех, кто смылся, то чем же вы от меня отличаетесь? Кому хочется быть сожжённым своими же?

- О, да язык у тебя без костей, я посмотрю. – солдат с фонариком был ранен, практически вся правая сторона головы была забинтована, - Так какое звание?

- Капитан. – чуть помедлив, наконец ответил Роберт.

- Ну вот, видишь, это было не так уж и страшно. – из кобуры дезертира выскользнул пистолет.

- Ах... Чёрт, не надо этого делать! – отшатнулся назад Роберт, - Я один из вас, какого хрена ты вытворяешь!

- Один из нас, говоришь? – держа капитана Кроувела на прицеле, спросил дезертир, - Ты бы остался одним из нас, после того, как пострелял в грёбанных мутантов с пулемётами, которые вынесли, наверное, не меньше тысячи человек. Ах да, ты же сбежал... Мы дезертировали потому, что Шпилю было насрать на нашу победу, а ты – потому что струсил. Это очень разные вещи.

- Это я струсил?! – злобно воскликнул Роберт, - Расскажи мне, как бы ты поступил, если бы тебя чуть ли не насмерть контузило в самом начале боя, а очнувшись, ты увидел прямо перед собой машину с открытой дверью!

- Ну ты же пришёл один. – пожал плечами дезертир, - Ты ведь похоже никого с собой больше не взял?

- Да потому что вы начали мочить офицеров, идиоты, едва я залез в машину!

- Ооо... Это уже тянет на переиначивание ситуации. Мы «мочили» только отдельных мудаков. Хотя, наверное, и тебя нужно было завалить, пока ты лежал в своей контузии.

- Чёрт... Может, хватит уже? – спросил Роберт, - Застрелив меня, вы ничего не добьётесь. Мы все – на борту одного Титаника. Какая разница, кто из нас выстрелил вчера десять раз, а кто – сто?

- Мужик дело говорит, - рядом с дезертиром выросла ещё одна фигура, - Может, пропустим его, и хрен с ним? Или отправим к Седрику, пускай он разбирается?

- Седрик занят. – промолвил первый дезертир, но уже с заметно меньшим градусом уверенности, что Роберт отметил поднявшимся внутри ликованием, - Разве что ты его сопроводишь. Я, правда, не понимаю, какой нам толк от капитана. Он ещё, смотри, возьмёт и начнёт нами командовать. Я их породу знаю, они на словах только храбрецы, а как задница наступает, так всё, только пятки и видно.

- Задница уже наступила. – произнёс Роберт, - А убегать мне больше некуда. Так что, вам точно нечего бояться. Кроме того, я могу быть вам очень полезен.

- Вот уж сомневаюсь... – пробормотал первый дезертир, - Ну что, отведёшь нашего господина капитана к Седрику?

- Отведу. – кивнул второй, - Пошли.

Избегая встречи взглядами с солдатом, чуть было не начавшим в него стрелять, Роберт двинулся вслед за неожиданно объявившимся спасителем. Вызывал, правда, некоторые нарекания вопрос о том, кто этот таинственный Седрик. Ведь, насколько знал Роберт, лидером МКСР должен был быть несколько другой человек.

- Седрик – это врач МКСР. – словно прочитав мысли Роберта, сказал дезертир, взбираясь по нагромождённому хламу, преграждающему, как оказалось, вход в основную часть бункера, - Как тебя звать то хоть, капитан?

- Роберт Кроувел.

- А я – Питер Дженкинс. На самом деле, я тебе, правда, этого не говорил, командир бы нам действительно понадобился. Потому что Андре Гасте остался там, в лагере, и больше не появлялся, а все остальные руководители полегли в битве. Седрик – но он только врач, и к тому же постоянно занят операциями.

- Это проверка, не лелею ли я надежд на то, чтобы взять над вами власть? – подозрительно спросил Роберт.

- Ха! А ты правда не промах, я смотрю. – усмехнулся Питер, - На самом деле, нет, не проверка. Седрик сам посетовал на то, что мы перестреляли всех офицеров, и некому поручить контроль над элементарным содержанием убежища. Думаю, что ты его заинтересуешь, он, возможно, сам тебе предложит нас возглавить. Если захочешь, конечно. Но сам – я с тобой не пойду, только покажу комнату, и всё.

- Как знать. – пробормотал Роберт.

Ему становилось не по себе от осознания того, как сильно стала судьба (или что это, вообще, такое) мотать его после прочтения рокового письма. Сверху вниз, из готовящегося к повышению капитана в смертники, потом едва не лишила жизни, и, наконец, снизу вверх – в новые предводители МКСР. Роберта, конечно, прельщала такая честь. Он бы, наверное, даже в какой-то мере оправдал ожидания беглецов... Да и погибать заражённым повстанцем, а не здоровым дезертиром, ему казалось в чём-то более благородным. В особенности – теперь уж точно зная, что на этот раз он оказался на той стороне, которая обладает большей правотой в своих намерениях.

Всё, чем занимался Шпиль все эти годы, привлекая к этому многочисленных солдат «Лекаря» - скрывал с помощью карантинного режима следы своих преступлений. Вся эпидемия, вся борьба с ней – совершённое Шпилем вчера было тем же самым стремлением преступника скрыть малейшие улики, чтобы никто и никогда не узнал правды... Роберт Кроувел подумал, что, может быть, именно ему выпала честь обнажить эту самую правду. Хотя бы перед лицом немногочисленных прячущихся здесь беглецов.

Убежище действительно представляло из себя крайне убогий вид – хотя Роберт и не мог знать, как выглядел МКСР раньше, нынешняя ситуация явно была не совсем нормальной. Большая часть помещений бункера была занята валяющимися в совершенном беспорядке раненными, либо корчащимися в предсмертных муках заражёнными, сновали туда и сюда, пытаясь оказать хоть какую-то возможную помощь, отдельные лекари. Явно не хватало бинтов – два из трёх раненых были, как правило, обвязаны лоскутами одежды, в лучшем случае – не до безобразия грязной. Были, конечно, и вполне здоровые, в основном из числа лекарей – глядящие с растерянностью и беспомощностью на своё оружие, которое страданиям жертв явно не могло сильно помочь.

Кабинет же самого Седрика являл собой зрелище, в общем, почти противоположное. Чистота и порядок были омрачены одним-единственным белым покрывалом, покрывающее, судя по очертаниям, чьё-то тело, в полной неподвижности расположившемся на кушетке. Как объяснил Питер, все операции Седрик проводил снаружи, превратив в палаты весь остальной бункер – ведь маленькая комнатушка чисто физически не смогла бы вместить те сотни раненых, за которыми требовался постоянный присмотр.

Сам врач, неведомо каким чудом удерживающий МКСР в хоть каком-то подобии порядка, выглядел крайне измотанным – Роберт, оказавшись в кабинете, обнаружил его задремавшим прямо за столом.

- Да? Ещё один скончался? – пробормотал он спросонья, - Или обострение?

- Ни то, ни другое, доктор. – ответил Роберт, - К вам гость.

- Не надо называть меня доктором. – измученно ответил Седрик, - Я вылетел с третьего курса... Кто вы?

- Капитан Роберт Кроувел, к вашим услугам. – ступил вперёд Роберт.

- Капитан? – повторил Седрик, со вздохом приподнимаясь со стула, - Вы парламентёр от «Лекаря»? А, вижу... Судя по вашему внешнему виду вы – наш товарищ по несчастью?

- Именно так. – ответил Роберт.

- Это хорошо. – куда-то в сторону произнёс Седрик, - Полагаю, вы понимаете, какие обязанности мы готовим на вас возложить?

- Эм... – замялся Роберт, не ожидавший, что сразу же, без малейших предисловий, врач перейдёт к делу, - Полагаю, руководство убежищем?

- Если эту канализацию можно назвать убежищем, а то, что вам предстоит делать – руководством... Да, именно руководство убежищем.

- Не скажете точнее, в чём оно будет заключаться? – спросил Роберт.

- Было бы хорошо пережить сегодняшний день. – пробормотал Седрик, - Но это я, пожалуй, слишком махнул. Вчера мы загадали подобное желание – и вот, что получилось. Мне нужно, чтобы люди МКСР – и те, что были ими до битвы, и дезертиры «Лекаря» – встретили свою участь спокойно, без паники. Было бы хорошо встретить солдат, когда они, наконец, надумают сюда прийти, сплочённым огнём, благо что оружия у нас теперь полным-полно.

- Огнём? – переспросил Роберт, - Разве кто-то захочет вновь вступить в бой?

- Когда придут солдаты, у нас будет два варианта. – покачал головой Седрик, - Либо сдаться, попав на пыточные столы, либо сопротивляться и погибнуть сразу. Поэтому самым большим подвигом, который вы сможете совершить, став предводителем МКСР – убедить всех, способных стрелять, снова взять в руки оружие. Сумасшествие, да. Конечно, я понимаю, что вы – не Андре Гасте, и, скорее всего, сумеете воодушевить на новое безумное сопротивление от силы десятую часть беженцев. Но что поделать? Я, как видите, совершенно неприспособлен к тому, чтобы сейчас вести какую-то речь.

- Это как подумать – насчёт того, что у меня ничего не получится. – внезапно улыбнувшись вспыхнувшей мысли, ответил Роберт, - У меня есть одно известие, которое, вне сомнения, очень сильно всколыхнёт всех – бывших солдат «Лекаря» уж точно.

- Известие? О том, что в C-11 ввели танки? Мне это известие передали от сходивших наверх разведчиков... – Седрик бросил короткий взгляд на свои наручные часы, - Почти два часа назад. О том, что огнемётчики прямо сейчас превращают район в пепел, все знают. Как видите, эта весть не сподвигла кого-либо на борьбу.

- Другое известие. – покачал головой Роберт, - То, что никому, наверно, не приснилось бы и в страшном сне.

Седрик издал вымученный смешок. Казалось, что ещё немного – и врач будет готов буквально расплакаться.

- Страшный сон – это про всё, что сейчас с нами происходит. – наконец, откинув взмокшую от пота чёлку со лба, вымолвил он, - А если уж я расскажу тебе про свой кошмар, то ты, скорее всего, попросишь пистолет, чтобы застрелиться, и тем самым избавиться от подобных воспоминаний. О чём, хотя бы, твоё известие?

- О вирусе. – наконец-то, первый раз с позапрошлой ночи, произнёс Роберт это мучающее душу слово.

- О вирусе? – вдруг расширились глаза Седрика, - Так... Похоже, что наши с тобой страшные сны чем-то похожи. Либо мне через тебя дают знать, что я на правильном пути? Да уж, весело – вечером после вчерашней битвы мне довелось встретиться с кошмаром, хуже которого, как я решил, ничего и быть не может, а сегодня ко мне приходит известие о ещё одном? Ну ладно, раз ты первый упомянул о сне, то и рассказывать первому тебе. А затем сравним, чья история страшнее.

- Если только наши истории не одинаковые, - слегка смутился Роберт, - Дело в том, что я обнаружил неоспоримые доказательства причастности президента Мейса Ивиро к созданию вируса. Именно он финансировал его разработку, и...

- О подробностях можно не продолжать, если доказательства действительно неоспоримые, - остановил его Седрик, - Год назад у нас тут появлялся один чувак, которому такая же мысль стукнула в голову. Так что представляю, что именно можно наговорить, приняв подобное допущение. Однако - после этого я понял, что теория заговора – вещь бесполезная, потому как обычно не обладает никакими доказательствами. Чем же ты сможешь подтвердить свои слова?

- Я видел документ, письмо, написанное Иоганном Бэтлером, доктором, и адресованное Мейсу Ивиро. – не совсем уверенно, запоздало сообразив, что виденное лишь его собственными глазами для людей МКСР может быть неоспоримым доказательством только с очень большой натяжкой, ответил Роберт, - В нём было написано про разные штаммы, об испытания на собаках, о противоядие, и о том, что вирус готовились испытывать на людях.

- Видишь ли. – устало произнёс Седрик, - Лично мне только тётушка интуиция почему-то говорит, что ты не врёшь – но кто ещё поверит, что этот документ не был руководством по гражданской обороне, которое ты слишком уж вольно пересказываешь? Не знаю, вот уж не знаю... На самом деле, многие, может быть поверят – в любом случае, если ты достаточно убедительно это известие донесёшь, то последователей будет точно больше. Ладно... Похоже, что на роль предводителя МКСР ты подходишь. А это значит, что мы можем переходить к тому кошмару, что встретился мне.

Седрик подвёл Роберта к кушетке. Взявшись за края белого покрывала, врач взглянул на Роберта необычайно серьёзным, совершенно освободившимся от оков сонливости взглядом.

- Как ты думаешь, - спросил он тихим голосом, - Может ли в теле человека сохраняться тепло через два часа после остановки сердца? А мозговая активность – спустя двенадцать часов?

Прежде чем Роберт, весь напрягшийся от того, как тревожно вдруг стало в комнате, успел что-нибудь ответить, Седрик отогнул край простыни. Взгляду Роберта предстало бледное лицо худой темноволосой девушки. Пугающе бледное – отсутствовала синева, коей обычно покрываются мертвецы. Ещё немного отогнув одеяло, Седрик показал Роберт картину, от которой у того в глазах заметно потемнело. В верхней части левой груди зиял пугающий чёрный разрез, схваченный нитками. Чернеющее вещество, залепляющее рану, явно не могло быть застывшей кровью... Роберт поднял взгляд на Седрика.

- Кровь, не беспокойтесь, это именно кровь... С катастрофически огромной концентрацией вирусных частиц. – сказал врач, - В несколько тысяч раз превышающей нормальную, которая бывает в крови заражённого. Такой концентрации они не достигают даже в момент прохождения критического срока.

- Что это значит?

- Это значит, что мы имеем дело с чем-то ранее невиданным. Потому что эта девушка – жива.

- Вы просто вытащили пулю из её сердца, и оно забилось вновь? – недоумевал Роберт, - Это ведь... Невозможно!

- Это был гранатный осколок... Впрочем, неважно. Нет, оно не забилось. – покачал головой Седрик, - Хотя, вне сомнения, сделает это в ближайшем времени. Та же субстанция, что залепляет рану, сейчас окутала её сердце. И, насколько я могу догадываться, происходит чудо – регенерация тканей. Кроме того, концентрация вирусных частиц в остальном теле также резко подскочила – в десятки раз. Неизвестно как, но циркуляция крови идёт без участия главного насоса. Скажу вам больше – я взял на пробу кровь, и обнаружил в ней кислород... При том, что дыхания к тому моменту не наблюдалось уже шесть часов, понимаете? И это ещё не всё. Я неоднократно брал электроэнцефалограмму – мозг жив, явно жив, и его активность примерно соответствует состоянию неглубокой комы – а по динамике медленно, но верно приближается к состоянию сна.

- Я ничего не понимаю. – замотал головой Роберт, - Это ведь невозможно. Даже мутанты умирают вскоре после остановки сердца или дыхания, пусть и не так быстро, как мы. Это просто невозможно.

- Значит, мой кошмар всё же страшнее, чем твой? – горестно усмехнулся Седрик, - А ведь это только начало. Кислород берётся из самих вирусных частиц. Они... Такое ощущение, что в этом теле идёт реакция фотосинтеза – без участия солнечного света. Я решил сначала, что схожу с ума – ведь у меня гибли, один за другим, десятки раненых, я слышал всё новые крики и мольбы о помощи, видел, как корчатся в предсмертной агонии девятидневники из заражённых – а тут сам вирус вдруг вытащил человека с того света, готовясь к тому, чтобы вновь поставить его на ноги. И мне становится страшно, когда я задаю себе вопрос о том, что будет, когда это произойдёт.

- Почему? – судорожно сглотнув, спросил Роберт, - Что может быть хуже, чем мутация?

- Я не знаю. – почти прошептал Седрик, - Потому и боюсь. То, что совершил вирус с этой девушкой – не просто необычно. Это... Это можно назвать поворотной точкой в понимании его способностей. Наверняка какая-то случайная мутация... Ведь, по сути, она пережила критический момент, а именно – момент критической концентрации. И уже является мутантом. Да... Боюсь, что мы видим перед собой какой-то новый вид мутации, не вызывающий видимых метаморфоз. И мне страшно от того, как могут выглядеть те, что мы обнаружить не можем.

- Почему бы просто не... – произнёс Роберт, - Ну, например, сжечь.

Седрик очень странно посмотрел на Роберта. Так, будто тот предложил самому врачу вскрыть собственные вены и посмотреть, что из этого выйдет.

- Сжечь – это к тем ребятам, что сейчас развлекаются на поверхности. – холодно ответил он, - Нас всех, включая и её, конечно, и без того услужливо сожгут. Но я, помимо врача будучи ещё немного и учёным, не прощу себе, если в миг смерти не смогу сказать, что в чём-то я приблизился к пониманию вируса. А это – шанс прикоснуться к самой его сути. Почему он ведёт себя так, а не иначе? Почему невозможно лекарство? Почему, внешне оставаясь неизменчивым, он мутирует при взаимодействии с любым противоядием, мгновенно становясь неуязвимым? Я говорю, что эта девушка могла бы подбросить учёным Города-N очень хорошую подсказку. Потому я и слежу за ней, проверяю её состояние каждые полчаса. Я занят ей больше, чем всеми остальными жителями МКСР, вместе взятыми, хоть и в отношении их моя работа огромна. Жители убежища умрут – но если это тело способно привести прорыв, то я просто обязан сделать так, чтобы она выжила и попала в НаучЦентр. Да, за нами придут, чтобы сжечь, даже не обращая внимания на наши просьбы обратить внимание на какого-то заражённого. Но я очень надеюсь, что у меня получится передать свой труд, как бы мал он в итоге не оказался.

- Почему же, наверняка есть способ передать тело лекарям. – промолвил Роберт.

- Какой? – вдруг вспыхнул вниманием Седрик.

- Ну как же... – замялся Роберт, - Обратный тому, о чём ты меня просил, назначая предводителем. Сдаться всем убежищем и попасть в пыточные камеры, причём как можно более старательно говорить солдатам, что это тело, которое они собираются сжечь – на самом деле, залог величайшего научного прорыва. Уверен, на весть о такой необычайной мутации учёные слетятся как мухи на... Ну, ты понял, на что.

Седрик ответил не сразу. Он долгое время смотрел на девушку, по лицу его было видно, что им совершается какой-то сложный выбор.

- Ну и ну. – наконец, ответил он, - Вот так выбор поставил ты передо мной. Две идеи – одна о сопротивлении, а другая о победе над вирусом. И не сказать, какую из них лучше выбрать. Хотя... Если ты действительно прав в том, что именно Шпиль создал этот вирус, то... То, если подумать, в его уничтожении он особо не заинтересован. Ведь он даёт им, сидящим наверху, моральное право проводить массовые репрессии, совершенную власть над народом. Сложный выбор... Скорее всего, даже если и будет сделано противоядие, оно станут доступно лишь богатым. С другой стороны, оставить всё, как есть, даже не попробовав использовать данный мне шанс? Я не знаю... Не знаю даже, как тут стоит поступить.

Не знал, разумеется, и Роберт. Девушка сильно пугала его, да и было довольно сложно для него сопоставить весь вред, причинённый вирусом, с какой-то туманной пользой, которую можно было бы извлечь из одного человека, в котором вирус повёл себя необычным образом.

*********

-... Вот такая история. – наконец, закончила Кайра краткий пересказ того, какие перипетии ей пришлось пережить за последние дни.

Начала она рассказывать одному лишь своему отцу, но, как можно было легко догадаться, очень скоро в слух превратились и все остальные пассажиры небольшого вагона, движущегося по тёмному тоннелю. Профессор Иоганн Бэтлер приобрёл настолько отрешённый вид, особенно, когда речь зашла о найденных Кайрой документах по проекту «Командор», что Андре на какую-то долю мгновения даже стало жалко доктора. Впрочем, не один профессор был до глубины души (насчёт профессора, в частности, наличия у него души как таковой, возникали некоторые вопросы) пронзён новой истиной, которая открылась Андре и его спутникам в этом подземном убежище. У Холларда с Фениелем, можно сказать, на лоб полезли глаза, профессору пришлось обречёнными кивками головы подтверждать правдивость слов Кайры, чтобы полностью улеглось недоверие. Даже медсестра по имени Трейси, которая была здесь с профессором и дочерью Андре со вчерашнего вечера и могла десятикратно убедиться в том, что всё происходит на полном серьёзе, периодически впадала в апатию, протирала глаза и испуганно моргала, будто пытаясь новым взглядом на окружающих обнаружить себя где-нибудь далеко от компании террористов, дезертиров, безумного учёного и человека с обожжёнными буквально до костей руками.

Зигмунд... Вот уж кто сохранял скептически недоверчивый вид, несмотря на все подробности рассказа. И, когда Кайра закончила, именно комиссар первым начал задавать вопросы.

- Как же вы, значит, говорите, - с задумчивым взглядом, порою с опаской поглядывая на Андре, заговорил Зигмунд, - Ну, обнаружили все эти документы?

- Я нашла их. – повторила Кайра, - Может, они меня. Долго объяснять как, но они всё же оказались но моём ноутбуке.

- Которого у вас, разумеется, больше уже нет. – утвердительно произнёс Зигмунд.

- Нет... – замялась Кайра, - Меня лишили всех личных вещей и...

- Стало быть, мы остались без малейших доказательств? - продолжал Зигмунд, - Ну, кроме чистосердечного признания профессора Бэтлера, разумеется?

- Профессор Бэтлер, вы ведь были там, в расследовательном центре? – вдруг спохватилась Кайра, - Насколько я понимаю, ноутбук должны были доверить вам?

- Да-да... Простите? – на краткое мгновение профессор оторвал свой взгляд от пола, - Да, конечно... Нет, судьба ноутбука мне неизвестна. Мне совершенно случайно довелось его увидеть – на самом деле, меня туда вызывали только для того, чтобы узаконить резню, которую устроил там спецназ. Уже собирался уходить, когда увидел среди вещественных доказательств это устройство. Всё бы ничего, но оно было включено, а документ открыт на самом «интересном месте» - моём отсканированном письме. Странная ирония – я мог уйти, так и не узнав, по какому поводу меня подняли ночью, и тогда бы даже не узнал, что через полчаса некую Кайру Гасте собираются отправлять на пыточный стол, а затем – в кремационную камеру. Тогда бы мы с вами не сидели здесь, это уж точно.

- Всё это, конечно, интересно. – произнёс Зигмунд, - Но факт остаётся фактом – у нас нет никаких доказательств этого, как вы говорите, проекта «Командор».

- Бросьте, комиссар. – махнул рукой профессор, - Они нам не понадобятся.

- Если вы собрались признаться о случившемся на весь Город-N, не имея никаких подтверждений, то...

- Мы здесь не затем. – оборвал его Иоганн, - В этом комплексе кроется нечто более существенное. Знание об истинной природе вируса, конечно, очень сильно пошатнёт власть Шпиля, если вообще не сокрушит её. Но кто придёт на замену ей? Вы знаете, комиссар? Лично я бы тоже не знал – но, к счастью, мы с вами находимся совсем недалеко от оружия, способного даровать его обладателю власть над Городом.

- Какого оружия? – недоверчиво спросил Зигмунд.

- А вот здесь я попрошу вас довериться мне и немного подождать. – слегка улыбнулся профессор, - Вы не волнуйтесь, мы уже почти прибыли. Ещё пять минут – и мы с вами окажемся в месте, где скоро будет вершиться человеческая история. Советую позаботиться о том, чтобы предстать перед историей достойным представителем человеческого рода. Перед оружием, способным, при неумелом использовании превратить Город-N в груду камней, будут неуместны такие вещи, как жажда власти, мания величия, алчность и скрытность.

- Надо же - всё про вас, комиссар Чайзер. – сказал Андре.

Зигмунд глянул было с негодованием – но тут же потупил взгляд. Андре удовлетворённо отметил, что и ветерана «Лекаря», при большом желании, можно научить имитировать адекватное человеческое поведение. Конечно, каждую секунду ожидая, когда волчьи зубы, устав притворяться спиленными, вонзятся в спину – но и мимолётная иллюзия беспомощности грозного комиссара наполняла сердце отрадой.

- Боже мой! – вдруг раздался возглас медсестры, склонившейся над занимавшим четыре сидячих места бесчувственным телом Патрика, - Вы что, вкололи ему полную ампулу эм-эй семнадцатого?

Андре обернулся к девушке. Казалось, что впервые за всё время своего пребывания в секретном подземелье она первый раз ощутила себя сколько-либо приблизительно в своей тарелке. Внезапно Андре понял, что лицо медсестры кажется ему чем-то знакомым. Где он видел её? Когда? Основной вопрос был – до или после. Был ли с Трейси знаком начальник третьей диспетчерской или же заражённый террорист?

- Понятия не имею, был ли то эм-эй, и насколько он был семнадцатым. – всё ещё мучительно роясь в перепутанной, напоминающей больше гордиев узел памяти, ответил Андре, - Но это явно ему помогло.

- Очень помогло. – указала медсестра на неожиданно возникшее на месте укола пугающее лиловое пятно размером с яблоко, - Если раньше ему пришлось бы ампутировать кисти, то теперь руку придётся убирать по плечо, а если токсины пойдут дальше – то всё, понимаете?

- Что я говорил. – хохотнул Зигмунд, - Он же труп, а ты ещё сомневался.

- Я... – не нашёл Андре ответа ни на осуждающий взгляд Трейси, ни на насмешливый выпад комиссара.

- Не надо ни в чём сомневаться. – нашёлся, однако, профессор Бэтлер, - Он будет жить – и руки останутся при нём. В этих комплексах научные достижения не заканчиваются средствами для убийства, хотя они здесь занимают доминирующее положение. Здесь есть аппараты, которые могут и из худшего состояния вытащить живого человека.

- Он заражён, профессор. – с видом, будто объяснял очевидную истину, произнёс Зигмунд, - Это же бесполезно.

- Тем лучше, что заражён. – пожал плечами доктор Бэтлер, - Значит, организм будет с удвоенной силой бороться за жизнь. На ком, вы думаете, изначально тестировали стволовые клетки в здешних медапаратах? Вот-вот... Наука такая вещь – вы думаете, что всё знаете, и спешите всех об этом оповестить. А на самом деле – ничегошеньки не знаете, только лишний раз выставляете себя полным идиотом. К слову, мы на месте. Это наша станция.

«ПРОЕКТ ИСХОД» - прочёл Андре два светящихся красным слова на тусклой белесой вывеске, одиноко вонзившейся посреди совершенно пустой платформы, своими очертаниями точно напоминающей платформу метро.

- Послушайте внимательно, что я скажу, - обернувшись перед самыми распахнувшимися дверьми вагона, с внезапной серьёзностью промолвил Иоганн Бэтлер, - Следуйте за мной и старайтесь ничего не трогать – это опаснее, чем вы можете догадываться. Идёмте.

В былые дни здесь, наверное, мог встретиться не один десяток инженеров и учёных... В голове Андре плохо согласовывались опасность оружия, которое должно было находиться здесь, с тем, насколько беззащитным и брошенным всё казалось теперь.

- Такое ощущение, профессор, - словно отвечая мыслям Андре, заговорил комиссар Чайзер, - Будто мы единственные во всём Городе знаем о существовании комплекса. Неужели мы не встретим ни одной живой души?

- Здесь не встретим. – не замедляя свой шаг вдоль освещённой тусклыми фонарями платформы, ответил профессор, - Этот проект отложен – как ни удивительно, одновременно и до худших, и до лучших времён. Но помимо «Исхода», существуют ещё многие другие проекты – в частности, именно здесь, в недрах A-0, как его называет президент, были разработаны сервоприводные костюмы, лазеры, большая часть используемых лекарств. Здесь был запущен первый водородный атомный реактор. Всего под землёй работает постоянно около двух сотен человек. Это, собственно, и есть передовой фронт науки, а не та её имитация, что красуется в B-4. Да, впрочем, все пять районов промышленного сектора напрямую зависят от технологий, разрабатываемых в A-0. Вот и конечная наша цель. Подождите ещё немного, и ваше любопытство будет удовлетворено. - уже оказавшись перед массивной механической дверью, профессор Бэтлер обернулся.

- Уж надеемся, профессор. – ответил ему Зигмунд.

Андре Гасте подумал, что профессор Бэтлер очень сильно напоминает фокусника. Заинтриговав их всех словами о том, что в этом подземном комплексе находится некое оружие, способное дать власть над Городом его обладателю, на подробные расспросы лишь загадочно качать головой, говоря, что «это» лучше увидеть своими глазами. Весь небольшой зрительный зал, состоящий из шести человек, не считая Патрика, чей разум ушёл в объятия наркотического сна, теперь ждал, когда, наконец, поднимется занавес.

Удивительно, но даже Кайре с медсестрой по имени Трейси профессор не стал раскрывать свой секрет, хотя времени на то у них здесь было более чем предостаточно. Иоганн Бэтлер ссылался на то, что следил за развитием событий с того самого момента, как в новостной программе заявили о готовящейся битве, надеясь, что рано или поздно доведётся связаться с Андре.

- Слушайте, профессор. – заговорил Зигмунд, - Это же не игрушки. Зачем нужна такая торжественность?

- Это не торжественность. – сверкнул стеклом очков профессор, прежде чем присесть перед контрольной панелью сбоку от двери, видимо, набирая пароль, - На самом деле, вы ведь должны как-то понимать масштабы происходящего. Не только с моих слов, а ещё и сами прочувствовать.

- Оружие, которое может скинуть существующую власть, да, я уже слышал. – демонстративно развёл руками Зигмунд, - Но к чему весь этот цирк? В конце концов, вам могло не повезти с нашим спасением – и тогда пришлось бы все равно заходить в этот комплекс, но уже в компании из одних девушек.

- На самом деле, не будь со мной вас, я бы не стал всё это задумывать. – признался профессор, - Я изначально задумывал всё под то условие, что каким-либо образом сумею привлечь Андре Гасте. По определённым техническим причинам использовать это оружие будет невозможно без проведения некоторых дополнительных махинаций. Для которых мне и понадобитесь вы.

- И много таких сюрпризов вы заготовили, профессор? – с явным недовольством спросила Кайра.

Дочь... Андре чувствовал, что остались в прошлом и та его дочь, что со слезами на глазах умоляла открыть дверь, и он сам, не оставивший ей иного выбора, кроме как оставить его. Возможно, что за прошедшие дни Кайра перенесла не меньше его. Но если его на все совершённые поступки толкнуло осознание близкой смерти, то она, судя по надетому защитному комбинезону, здорова, и становиться заражённой не собирается. Значит ли это, что людей, которые с большой охотой присоединятся к разгорающемуся восстанию, будет намного больше, чем до того мог предположить Андре?

- Всё в своё время. – ответил профессор, - В частности, если бы я раньше времени прибыл сюда, да ещё и связался с вами, используя здешний передатчик, то времени до прихода карателей у нас было бы намного меньше. Дело в том, что, как только я нажму на эту кнопку – открывая дверь – о нашем нахождении здесь узнают. Да, могут списать на ложно сработавшую систему оповещения – но о любых махинациях с оружием также будут посылаться короткие оповещения. Вот пароль и готов. Оставь надежду всяк сюда входящий.

Профессор Бэтлер вдавил обозначенную заветной кнопку. Немного поразмыслив, контрольная панель засветилась зелёным светом. Механическая дверь зашумела уходящими из пазов засовами, издав приглушённое шипение, поплыла в сторону. Иоганн Бэтлер, поднявшись на ноги, сделал шаг в темноту открывшегося помещения.

На первый взгляд, ничего особенного в комнате не было – не говоря уже о чём-то таком, что превышало всю мощь военной машины Города. Стальная коробка с несколькими стульями и дремлющими консолями, громадный суперкомпьютер в форме цилиндра высотой примерно в два метра и чуть больше – в обхвате. Наибольший интерес вызывали расположенные на противоположной от входа стороне помещения затемнённые окна, которые, судя по всему, и открывали обзор на кроющееся в комплексе оружие.

- Этот проект называется, как вы могли прочитать над входом, «Исход». – сказал профессор Бэтлер, следуя к вводному устройству суперкомпьютера, - Да, может быть, помните, что точно так же называли проект строительства тяжелогрузного космического корабля на околоземной орбите, который должен был доставить людей на поверхность Луны для создания колонии. Проект забросили совсем незадолго до выполнения половины необходимой работы, после чего началась эпидемия, и космические станции в отсутствие обслуживания стали ломаться одна за другой. Президент Мейс Ивиро решил возродить саму идею проекта «Исход» - спасение человечества. Но если спасение людей раньше видели в их «исходе» как бегстве с этой планеты, то замысел президента – именно положительный «исход», то есть, результат.

- Не томите, профессор. – произнёс Андре, - Что там, за этим окном?

- Ещё немного, совсем немного... – пробормотал профессор, совершая плохо понятные остальным своим спутникам операции с пультом управления, - К нашему счастью, аварийный источник энергии работает. Основной... Ну, этого я и ожидал, никаких сюрпризов. Всё, всё, включаю освещение, убираю тонировку.

Вскоре после слов Иоганна комната оказалась освещена спрятанными под потолком светильниками. Ещё немного – и свет полился из-за окон, обнажая просторный, площадью, верно, в несколько сотен квадратных метров ангар. Андре буквально ощутил прикосновение чьей-то невидимой руки, потянувшей вперёд и его, и всех остальных, за исключением самого профессора, с лёгкой смущённой улыбкой наблюдающего за дальнейшей реакцией.

Хоть Андре плохо отдавал себе отчёт в том, чего именно он ожидал от проекта, названного «Исход», перед увиденным блекли все возможные предположения. Да, конечно, где-то в глубине души крылась смутная догадка, но едва ли он мог посметь всерьёз допустить её к тому, чтобы быть рассмотренной в качестве действительно возможной.

Ангар был заполнен рядами застывших в одинаковых позах стальных гигантов. Высотой по два с половиной метра каждый – и это при согнутых в обратную сторону ногах. Если сервопехотинцы гордо сверкали серебристой, отполированной до ослепительного блеска сталью, то эти машины были покрыты чёрным, пугающе-матовым цветом. Единственное, что оставалось в них отдалённо похожим на человеческое помимо самого количества рук с ногами, был корпус, передняя часть которого была выполнена в форме нагрудника – с неизменным мечом, продетым сквозь пятиугольник. Голова, лишённая и намёка на шею, представляла собой овал, слегка выходящий над корпусом. Два чёрных провала глаза и решётка радиатора под ними – Андре внезапно понял, чью мощь очень отдалённым образом олицетворяли собой выжигатели в огнеупорных костюмах. Вернее было сказать, что все военные наработки Города-N так или иначе присутствовали в каждом из этих механических солдат.

Оружие... В одинаково сильный трепет приводили как видимые смертоносные устройства, идущие от внутреннего локтевого сустава пулемёты, а от внешнего – ужасающе огромные стволы лазерных резаков, две ракетницы в форме пчелиных сот, возвышающиеся на плечах, так и многочисленные закрытые панели на руках, груди и ногах, скрывающие, вне сомнения, лишь новые «достижения» научной мысли.

- Итак... – наконец, дождавшись, когда схлынут первые впечатления, заговорил профессор Бэтлер, - Перед вами – самый главный козырь президента, который необходимо вырвать вместе с рукой, если мы намереваемся победить, а не